Текст книги "Посоветуйтесь с Дживсом!"

– Вы?

– Да.

– А сколько вас всего?

– Шестеро.

– И вы самый любимый?

– Да.

Наверное, остальные пятеро полные придурки, подумал я, но ничего не сказал. Мы, Вустеры, умеем держать язык за зубами, когда это необходимо.

– Она замужем за неким Слингсби. Должно быть, слышали «Непревзойденные супы Слингсби». Он купается в деньгах. Наверное, считаете, что я могу время от времени взять у него в долг какую-нибудь мелочишку? – с горечью вопросил Люций Пим. – Как бы не так! Впрочем, это к делу не относится. Штука в том, что сестра меня любит без памяти, поэтому может начать судебное преследование, и вообще от бедняжки Глэдис останется мокрое место, если сестра узнает, что это она меня сбила. Поэтому, Вустер, моя сестра не должна ни о чем догадываться. Прошу вас как порядочного человека хранить молчание.

– Естественно.

– Приятно, Вустер, что вы с ходу все уловили. Вы совсем не так тупы, как о вас говорят.

– Кто говорит, что я туп?

Пим поднял брови:

– А разве не говорят? Ну ладно. Как-никак этот вопрос мы решили. Если не придумаю что-нибудь получше, скажу сестре, что автомобиль, который меня сбил, не остановился, а номера я не заметил. А теперь, пожалуй, будет лучше, если вы меня покинете. Доктор особо настаивал на покое и отдыхе. К тому же хочу дочитать роман. Негодяй запустил кобру в дымоход, ведущий в комнату героини, и я за нее волнуюсь. Когда читаешь Эдгара Уоллеса, прямо поджилки трясутся. Я позвоню, если мне что-нибудь понадобится.

Я побрел в гостиную. Там я застал Дживса. Он стоял и пристально глядел на мой портрет с таким выражением, будто картина причиняла ему нестерпимые страдания.

– Дживс, – сказал я, – кажется, мистер Пим прочно у нас обосновался.

– Да, сэр.

– Во всяком случае, в данное время. А завтра сюда явится его сестра, миссис Слингсби – «Непревзойденные супы Слингсби» собственной персоной.

– Да, сэр. Я телеграфировал миссис Слингсби в Париж около четырех. Если предположить, что, когда доставили телеграмму, она находилась в отеле, то, без сомнения, завтра утром она сядет на пароход и прибудет в Дувр. Если же она предпочтет другой маршрут и отправится в Фолкстон, то как раз успеет на поезд, который прибывает в Лондон около семи. Вероятно, вначале она направится в свою резиденцию…

– Да-да, Дживс, – сказал я. – Захватывающая история, сколько экспрессии, сколько чувства. Вам следует в свободную минуту положить ее на музыку, получится шикарный вокальный вариант. А между тем запомните, пожалуйста, что я вам скажу. Миссис Слингсби ни в коем случае не должна узнать, что ноги ее брату переломала мисс Пендлбери. Поэтому прошу вас навестить мистера Пима до приезда его сестры, уточнить, что он собирается ей наплести, и придерживаться этой версии во всех подробностях.

– Слушаюсь, сэр.

– А теперь, Дживс, как быть с мисс Пендлбери?

– Сэр?

– Она, конечно, придет справиться о здоровье мистера Пима.

– Вероятно, сэр.

– Так вот, она не должна меня здесь видеть. Дживс, вы ведь все знаете о женщинах, верно?

– Да, сэр.

– Тогда скажите, вправе ли я предполагать, что, если мисс Пендлбери придет навестить больного, увидит его, такого привлекательного своей бледностью, и, храня в памяти его трогательный образ, выйдет из спальни и наткнется на меня, слоняющегося тут в своих полосатых брюках, сравнение будет не в мою пользу. Вы понимаете? Взгляните на одну картину и на другую: первая – романтичная, а вторая… Что скажете?

– Совершенно верно, сэр. Это именно тот вопрос, к которому я собирался привлечь ваше внимание. Любой беспомощный, прикованный к постели человек, вне всякого сомнения, пробуждает материнский инстинкт, свойственный каждой женщине, сэр, и вызывает в ее душе глубочайшие чувства. Писатель В. Скотт весьма точно подметил эту особенность женского сердца: «О женщины, коль в жизни гладь да тишь, капризны, вздорны вы, на вас не угодишь… Когда же час страдания пробьет…»{10}10
  …час страдания пробьет… – цитата из поэмы «Мармион» В. Скотта.


[Закрыть]

Я покачал головой.

– Дживс, как-нибудь в другой раз, – сказал я, – я с большим удовольствием послушаю, как вы читаете В. Скотта, но сейчас я не в настроении. В том положении, которое я вам описал, мне лучше отсюда слинять с утра пораньше и до самого вечера. Возьму автомобиль и махну на денек в Брайтон.

– Очень хорошо, сэр.

– Так ведь будет лучше, правда?

– Вне всякого сомнения, сэр.

– Да, я тоже так думаю. Морской ветерок меня взбодрит, а я очень в этом нуждаюсь. Вы же останетесь приглядывать за домом.

– Хорошо, сэр.

– Передайте мисс Пендлбери поклон, скажите, что я весьма сожалею о случившемся. Скажите, что меня вызвали по делу.

– Да, сэр.

– Если эта самая Слингсби потребует чего-нибудь освежающего, снабдите ее чем бог послал.

– Очень хорошо, сэр.

– И когда будете подсыпать яд в суп мистеру Пиму, избегайте мышьяка, его легко обнаружить. Пойдите к аптекарю и купите чего-нибудь такого, что не оставит следов.

Я вздохнул и поднял взгляд на портрет.

– Как все в мире шатко, Дживс.

– Да, сэр.

– Когда писался этот портрет, я был счастлив.

– Да, сэр.

– Такова жизнь, Дживс!

– Совершенно справедливо, сэр.

На том мы с ним и сошлись.

На другой день я несколько припозднился с возвращением. Напоенный озоном воздух, вкусный обед и упоительная поездка при лунном свете в моем добром старом автомобиле, который катился весело, как мячик, снова привели меня в хорошее настроение. В самом деле, проезжая Перли, я даже принялся напевать. Вообще Вустерам свойствен бодрый дух, и мое сердце вновь наполнилось ликованием.

Взглянув на все другими глазами, я понял свою ошибку. С какой стати девица непременно должна влюбиться в молодого человека только потому, что у него сломана нога? Вначале, конечно, Глэдис Пендлбери почувствует симпатию к этому Пиму, потому что он такой беспомощный и нуждается в заботе. Но пройдет немного времени, и в голову начнут закрадываться совсем иные мысли. Она спросит себя, разумно ли доверять свое благополучие человеку, который настолько лишен здравого смысла, что может выскочить на мостовую прямо под колеса автомобиля. Она скажет себе, что, однажды совершив такую оплошность, он наверняка будет продолжать в том же духе. Ее скорее всего не прельстит семейная жизнь, состоящая из сплошного хождения по больницам и ношения фруктов своему мужу. Она, бесспорно, поймет, что более счастливое будущее ожидает ее с таким человеком, как Бертрам Вустер, который, несмотря на все свои недостатки, ходит по крайней мере по тротуарам и, прежде чем перейти улицу, смотрит по сторонам.

Итак, в прекрасном расположении духа я поставил автомобиль в гараж и, весело напевая, направился домой. Когда я вошел в квартиру, Биг-Бен как раз бил одиннадцать. Я позвонил Дживса, и он, будто угадав мое желание, тотчас же возник с сифоном и графином.

– Ну вот я и дома, Дживс, – сказал я, помешивая виски с содовой.

– Да, сэр.

– Что тут происходило в мое отсутствие? Мисс Пендлбери нас навещала?

– Да, сэр. Молодая леди пришла около двух часов.

– А ушла?

– Около шести, сэр.

Мне это совсем не понравилось. Четырехчасовой визит я воспринял как весьма дурной знак. Однако ничего не поделаешь.

– А миссис Слингсби?

– Миссис Слингсби прибыла в начале девятого и уехала в десять, сэр.

– Кипятилась?

– Да, сэр. Особенно когда уходила. Она выразила настоятельное желание видеть вас, сэр.

– Меня?

– Да, сэр.

– Вероятно, хочет от души поблагодарить за то, что я любезно позволил ее любимому брату лечить здесь искалеченную ногу, как вам кажется?

– Возможно, сэр. С другой стороны, она отзывалась о вас в крайне неодобрительной форме, сэр.

– Как так?

– «Безответственный балбес» – одно из выражений, которые употребила эта леди, сэр.

– Безответственный балбес?

– Да, сэр.

Я не мог взять этого в толк. Просто не понимал, на чем эта особа основывает свои суждения. Тетя Агата довольно часто высказывается обо мне подобным образом, но ведь она меня знает с детства.

– Надо в этом разобраться, Дживс. Мистер Пим еще не спит?

– Нет, сэр. Минуту назад он звонил и интересовался, нет ли в доме сигарет получше.

– Неужели?

– Да, сэр.

– Кажется, после этого несчастного случая он не стал менее нахальным.

– Не стал, сэр.

Войдя в гостевую спальню, я увидел, что Люций Пим сидит в подушках и читает детектив.

– А-а, Вустер, – сказал он. – С приездом. Знаете, с коброй все обошлось. Оказывается, вовремя подоспел главный герой и втайне от убийцы выдернул у змеи ядовитые зубы. И когда змея выползла из дымохода и попыталась покусать героиню, у нее ничего не вышло. Наверное, чувствовала себя дура дурой.

– Мне нет никакого дела до кобр.

– Хорошо вам говорить «нет дела до кобр», – укоризненно сказал Люций Пим. – Вам бы еще как было дело до них, если бы им не удалили ядовитые зубы. Любой вам скажет. Между прочим, приходила моя сестра. Она хочет поговорить с вами.

– Мне тоже есть что ей сказать.

– «Два разума, но мысль одна владеет ими». Она хочет поговорить с вами о несчастном случае, который приключился со мной. Помните версию, которую я хотел ей изложить? О том, что машина скрылась? Мы с вами договорились, что я все это ей наплету, если не придумаю чего-нибудь получше. К счастью, мне пришла в голову очень удачная мысль. Я лежал и смотрел в потолок, и тут меня озарило. Понимаете, эта история про автомобиль, который не остановился, довольно хилая. Так не бывает, чтобы сбить человека, переломать ему ноги и не остановиться. Никто в такое не поверит. Поэтому я ей сказал, что это ваших рук дело.

– Что?!

– Сказал, что меня сбили вы своим автомобилем. Гораздо более убедительно. В этой версии все логично и строго. Концы с концами сходятся. Я знал, что вы ее одобрите. Любой ценой мы должны скрыть от сестры, что на меня наехала Глэдис. Я как мог облегчил вам жизнь, сказав сестре, что вы были под банкой и вас трудно обвинять в том, что произошло. Не все бы до такого додумались. Тем не менее, – сказал Люций Пим со вздохом, – боюсь, что сестра испытывает к вам некоторую неприязнь.

– Вот как?

– Да, именно так. И я настоятельно вам советую, если хотите, чтобы ваш завтрашний разговор прошел мирно, как можно скорее ее умаслить.

– В каком смысле «умаслить»?

– Я бы предложил послать ей цветы. Это был бы изысканный жест. Ее любимые цветы – розы. Пошлите ей букет роз, ее адрес – Хилл-стрит, номер три, и, может быть, все сразу уладится. Я чувствую своим долгом предупредить вас, старина, что у моей сестрицы Беатрис крутой нрав, особенно если ее вывести из себя. Мой зять может с минуты на минуту вернуться из Нью-Йорка. Опасность, с моей точки зрения, состоит в том, что, если не умаслить Беатрис, она не отстанет от мужа, пока он не возбудит против вас уголовное дело за гражданское правонарушение, совершение неправомерного действия и еще бог знает за что и не предъявит громадный иск в качестве компенсации за убытки. Ко мне-то он особой любви не питает, и, будь по его, он одобрил бы парня, который переломал мне ноги, но он обожает Беатрис и сделает все, как она захочет. Поэтому мой вам совет: «Собери ты розовых бутонов, сколь возможно, и осыпь ты ими»{11}11
  …и осыпь ты ими… – Роберт Херрик (1591–1674), «Геспериды».


[Закрыть] номер три по Хилл-стрит. В противном случае, не успеете глазом моргнуть, как в списке дел, назначенных к слушанию, появится еще одно – Слингсби versus[8]8
  «Против» (лат.), юридический термин.


[Закрыть] Вустер.

Я смерил нахала презрительным взглядом. Но он, разумеется, и ухом не повел.

– Жаль, что вы не подумали обо всем этом раньше, – сказал я. Надеюсь, вы понимаете, что не столько была выразительна лексика, сколько тон, каким я произнес эти слова.

– Пустяки. Я все хорошо обдумал, – сказал Люций Пим. – Вы же помните, как мы уговорились: любой ценой…

– Ладно, – сказал я, – ладно, черт с вами.

– Кажется, вы чем-то раздосадованы? – спросил Люций Пим, удивленно глядя на меня.

– Ну что вы!

– Вот и славно, – с облегчением сказал он. – Я знал, вы поймете, что я ничего иного сделать не мог. Было бы ужасно, если бы Беатрис узнала правду о Глэдис. Наверное, вы замечали, Вустер, что любая женщина при случае гораздо более жестоко расправится с представительницей своего пола, чем с мужчиной. Поэтому вы, будучи особой мужского пола, легко выйдете сухим из воды. Килограмм-другой роз, несколько улыбок, два-три комплимента – и не успеете оглянуться, как она растает. Ловко раскиньте сети, и через пять минут вы с Беатрис будете весело болтать, как лучшие друзья. Только смотрите, чтобы при этом Слингсби-Суп не свалился вам как снег на голову. Он страшно ревнив, когда дело касается Беатрис. А теперь извините, старина, но я попрошу вас удалиться. Доктор считает, что еще денек-другой мне не следует слишком много разговаривать. Кроме того, уже время баиньки.

Чем больше я размышлял, тем привлекательнее мне казалась мысль послать эти чертовы розы. Люций Пим мне здорово не нравился. В самом деле, если бы пришлось выбирать, кого взять в попутчики на прогулку – его или таракана-прусака, – я бы наверняка предпочел таракана. Однако линия поведения, которую указал мне этот нахальный малый, была, безусловно, правильной. Его совет насчет роз показался мне разумным, и я решил последовать ему. Встав утром в десять пятнадцать, я наскоро проглотил питательный завтрак и чесанул прямо в цветочный магазин на Пиккадилли. В данном случае я не мог положиться на Дживса. Это дело требовало особого подхода. Выложив пару фунтов за необъятный букет, я сунул внутрь свою визитную карточку и отправил его на Хилл-стрит, а потом заглянул в «Трутни», чтобы немного освежиться. Так рано я не часто позволяю себе пропустить стаканчик, но сегодняшнее утро, похоже, обещает быть не совсем обычным.

Около двенадцати я вернулся домой, прошел в гостиную, сел и стал настраиваться на предстоящую встречу. Конечно, я иду на нее с открытым забралом, но внутренний голос мне говорил, что вряд ли это будет такое свидание, о котором приятно вспоминать в старости, сидя у камина. Мою судьбу решат розы. Если они умилостивят эту особу Слингсби, все обойдется, если же нет, Бертраму несдобровать.

Время шло, а она все не появлялась. Наверное, миссис Суп-Слингсби не из тех, кто вскакивает чуть свет, решил я и даже немного приободрился. Мой опыт общения с дамами свидетельствовал о том, что чем раньше они поднимаются с постели, тем более крутой у них нрав. Посмотрите, например, на мою тетю Агату, она всегда встает с петухами.

Однако не стоит думать, что это правило не имеет исключений, и спустя некоторое время мною стало овладевать беспокойство. Чтобы немного отвлечься, я достал из мешка клюшку для гольфа и начал загонять мяч в стакан. В конце концов, пусть эта Слингсби окажется такой, какой рисовалась мне в самые мрачные минуты ожидания, – я по крайней мере усовершенствую свое умение загонять мяч в лунку.

Как раз когда я отрабатывал особенно изощренный удар, в парадную дверь позвонили.

Я убрал стакан и сунул клюшку за диван. Подумал, не дай Бог, эта дама застанет меня за таким легкомысленным занятием и сочтет Бертрама черствым, не способным к состраданию и раскаянию. Я поправил воротничок, одернул жилет и ухитрился изобразить на лице печальную полуулыбку, любезную, но лишенную всякого налета веселости. Выражение лица что надо, так держать, Бертрам, подумал я, взглянув на себя в зеркало, и в это время дверь отворилась.

– Мистер Слингсби, – провозгласил Дживс, затворил за собой дверь, и мы остались один на один.

Молчание продолжалось довольно долго, о непринужденной беседе, насколько я понял, мечтать было нечего. Потрясение от того, что вместо миссис Слингсби я увидел нечто иное, можно сказать, прямо противоположное, пагубно повлияло на мои голосовые связки. Вновь прибывший тоже, кажется, не был расположен начать легкий светский разговор. Он стоял, дерзко на меня пялился и молчал. Вероятно, каждый, кто берется производить что-нибудь вроде непревзойденных супов, должен выглядеть именно так.

Суперсуп-Слингсби был похож на римского императора – острый, проницательный взор, выдвинутый вперед подбородок. Он уставил на меня свой злобный взгляд и, если не ошибаюсь, заскрежетал зубами. Как мне показалось, мой вид почему-то вызывал у него сильное отвращение, чем, признаться, я был изрядно озадачен. Не скажу, что я сногсшибательный красавец из модного журнала, но еще не было случая, чтобы один беглый взгляд на вашего покорного слугу приводил кого-нибудь в состояние бешенства. Обычно когда человек видит меня в первый раз, он тут же обо мне забывает.

Однако я сделал над собой усилие и принялся играть роль хозяина дома:

– Мистер Слингсби?

– Вот именно.

– Только что вернулись из Америки?

– Сегодня утром.

– Раньше, чем ожидали?

– Именно.

– Весьма рад вас видеть.

– Сейчас перестанете радоваться.

Я не знал, что сказать, и только судорожно сглотнул. Кажется, теперь я понял, что произошло. Этот тип успел повидаться с женой, она ему рассказала об аварии, и он примчался сюда, чтобы объясниться со мной. Очевидно, розы не ублаготворили даму. Единственное, что мне оставалось, – попытаться ублаготворить этого типа.

– Хотите выпить?

– Нет!

– Сигареты?

– Нет!

– Присаживайтесь, пожалуйста.

– Нет!

Я снова онемел. Выпить не хочет, от сигарет отказывается, сесть не желает – право, я уж и не знал, как его ублажить.

– Перестаньте ухмыляться, сэр!

Я покосился на свое отражение в зеркале и понял, о чем он говорит. Печальная полуулыбка все еще гуляла у меня на лице. Я поспешно сделал скорбную мину, и снова наступило молчание.

– А теперь, сэр, – заговорил наконец Суперсуп, – к делу. Думаю, излишне вам объяснять, зачем я здесь.

– Да. Конечно. Совершенно излишне. Речь идет о небольшом инциденте…

Он фыркнул так, что ваза, которая стояла на каминной полке, покачнулась.

– Небольшой инцидент? Значит, для вас это всего лишь небольшой инцидент?

– Понимаете…

– Позвольте заметить, сэр, когда в мое отсутствие нахальный субъект надоедает моей жене, я отнюдь не считаю это небольшим инцидентом. И я приложу все усилия, – сказал Суперсуп – при этом глаза у него сделались еще более колючими – и с угрожающим видом принялся потирать руки, – чтобы заставить вас разделить мои взгляды на подобные поступки.

Честно говоря, я никак не мог понять, чего он хочет. Голова у меня пошла кругом.

– Что-что? – сказал я. – Вашей жене?

– Вы слышали, что я сказал.

– Здесь, должно быть, какая-то ошибка.

– Именно. И ее совершили вы.

– Но я не знаком с вашей женой.

– Ха!

– Я никогда ее не видел.

– Ха!

– Честное слово!

– Ха! – Он впился в меня взглядом: – Вы отрицаете, что послали ей цветы?

Тут сердце у меня совершило двойное сальто. Кажется, передо мной забрезжил свет.

– Цветы! – продолжал он. – Розы, сэр. Крупные, мясистые, отвратительные розы. Мерзкий букет в три обхвата. С вашей визитной карточкой…

Он вдруг осекся, как-то странно булькнул и уставился на что-то за моей спиной. Я обернулся и увидел в дверях гостиной женщину. Как она вошла, я видеть не мог, потому что во время заключительной стадии разговора, принимающего все более угрожающий оборот, я потихоньку пятился к двери. Одного взгляда на вошедшую особу было достаточно, чтобы догадаться, кто она. Только женщина, имевшая несчастье приходиться сестрой Люцию Пиму, могла быть так на него похожа. Да, это была Беатрис, обладательница крутого нрава. Теперь я все понял. Она вышла из дома прежде, чем были доставлены розы. Она, неублаготворенная, явилась сюда, когда я в «Трутнях» подкреплял свой организм.

– Э-э… – сказал я.

– Александр! – воскликнула дама.

– Ага! – сказал Суперсуп. Впрочем, возможно, он сказал «Ого!». Во всяком случае, это прозвучало как боевой клич. Очевидно, самые худшие подозрения Суперсупа подтвердились. Глаза у него сверкнули диким огнем. Подбородок выдвинулся вперед на полметра. Кулаки сжимались и разжимались, будто он хотел увериться, что пальцы достаточно сильны и не подведут, когда настанет минута ловко и быстро придушить Бертрама. Издав еще раз свой воинственный клич «Ага!» или «Ого!», он прыгнул вперед, наступил на мяч для гольфа, с которым я отрабатывал удар, и тут развернулась такая потрясающая сцена падения, какой я в жизни не видывал. Можно сказать, аттракцион века. Сначала в воздухе замелькало невероятное количество рук и ног, потом с грохотом, от которого чуть пол не провалился, Суперсуп совершил вынужденную посадку у стены.

С меня довольно, подумал я, выскользнул из гостиной и только собрался схватить с вешалки шляпу, как в прихожей возник Дживс.

– Мне показалось, я слышал шум, сэр, – сказал Дживс.

– Вполне возможно, – сказал я. – Это мистер Слингсби.

– Сэр?

– Мистер Слингсби исполнял русские пляски, – объяснил я. – Думаю, он сломал себе массу конечностей. Сходите посмотрите.

– Иду, сэр.

– Если он покалечен, разместите его в моей спальне и пошлите за доктором. По-моему, квартира успешно пополняется представителями семейства Пима и его родственниками, как считаете, Дживс?

– Согласен, сэр.

– Мне кажется, их запас близок к исчерпанию, но если явятся дядюшки с тетушками и тоже наломают тут изрядное количество своих конечностей, отправьте их в Честерфилдский госпиталь.

– Очень хорошо, сэр.

– Лично я, Дживс, – сказал я, открывая парадную дверь и медля на пороге, – отбываю в Париж. Адрес вам телеграфирую. Сообщите мне, когда квартира освободится от Пимов и полностью очистится от Слингсби, тогда я вернусь. И вот еще что, Дживс…

– Сэр?

– Старайтесь всячески ублажать этих полоумных, не жалейте сил. Они считают, во всяком случае, Слингсби женского рода считает, что мистера Пима сбил я, а так как Слингсби мужского рода у нее на поводу, то и он завтра будет того же мнения. Постарайтесь за время моего отсутствия умаслить их всех.

– Непременно, сэр.

– Сейчас, думаю, вам самое время пойти взглянуть на тело. А я иду в «Трутни», пообедаю там и постараюсь успеть на двухчасовой поезд с Чаринг-Кросс. Ждите меня там с чемоданом, укомплектованным всеми необходимыми вещами.

Прошло недели три, прежде чем Дживс послал мне сигнал: «Путь свободен». В ожидании вестей из Лондона я убивал время, колеся по Парижу и его окрестностям. Этот город я обожаю, но, не скрою, меня обрадовала возможность вернуться домой. Тут как раз подвернулся аэроплан, спустя два часа я оказался в Кройдоне и устремился прямиком туда, где заварилась вся эта каша. Неподалеку от Слоан-сквер я впервые обратил внимание на огромные рекламные щиты.

Автомобиль попал в пробку, и я, бесцельно блуждая взглядом по сторонам, неожиданно узрел что-то очень знакомое. И тут до меня дошло, в чем дело. На белой стене красовался огромный квадратный, со стороной не менее ста футов, рекламный плакат, намалеванный в красно-синих тонах. Наверху были выведены слова:

СУПЕРСУПЫ СЛИНГСБИ

Внизу стояло:

НАВАРИСТЫЕ И ПИТАТЕЛЬНЫЕ

А посередине – мой портрет. Да, черт побери, Бертрам Вустер собственной персоной. Репродукция с портрета кисти мисс Пендлбери, воспроизведенная во всех подробностях.

От такого зрелища любой захлопает глазами, во всяком случае, я захлопал. Казалось, взгляд мне застил туман. Когда он рассеялся, я смог вдоволь налюбоваться на свою физиономию, благо автомобиль стоял у светофора.

Из всех самых омерзительных зрелищ, которые мне когда-либо приходилось видеть, это с завидной легкостью побивало все рекорды. Физиономия на плакате представляла собой гнусную карикатуру на меня, но была так узнаваема, будто под ней стояло мое имя. Теперь я понял, что Дживс подразумевал, когда говорил про голодный взгляд. На плакате он приобрел выражение скотской жадности. Я плотоядно пялился сквозь монокль шести дюймов в окружности на тарелку супа. Похоже было, что перед этим меня месяц морили голодом. Эта картина будто переносила вас в иную, жуткую реальность.

Я вышел из транса или, может быть, из комы и обнаружил, что автомобиль уже стоит у моего парадного. Взбежать по лестнице и ворваться в квартиру было делом двух-трех секунд.

При моем появлении в прихожей тотчас же материализовался Дживс с почтительным сиянием на лице.

– Рад вашему возвращению, сэр.

– Сейчас мне не до того, – гаркнул я. – Что это?..

– Рекламные щиты, сэр? Я собирался спросить, заметили ли вы их?

– Заметил ли!

– Поразительное зрелище, правда, сэр?

– Вот именно поразительное. А теперь, будьте любезны, объясните мне…

– Вы мне приказали, если изволите припомнить, сэр, не жалеть усилий, чтобы ублажить мистера Слингсби.

– Да, но…

– Задача оказалась чрезвычайно трудной, сэр. Мистер Слингсби, следуя настоятельным советам миссис Слингсби, совсем было решился вчинить вам судебный иск, что, насколько мне известно, вы считали крайне неприятным оборотом дела.

– Да, но…

– Когда мистер Слингсби оправился настолько, что смог встать с постели, он увидел ваш портрет, и тут я подумал, что было бы разумно обратить его внимание на те возможности, которые таит в себе данное произведение искусства, если его использовать в рекламных целях. Мистер Слингсби горячо одобрил эту мысль и, заручившись моим обещанием, что в случае его отказа от возбуждения судебного иска вы охотно разрешите использовать портрет в рекламных целях, он начал переговоры с мисс Пендлбери о покупке авторских прав.

– Вот как? Ну, надеюсь, она по крайней мере не осталась внакладе?

– Нет, сэр. Мистер Пим, выступавший в качестве доверенного лица мисс Пендлбери, совершил, как мне представляется, чрезвычайно выгодную сделку.

– Он выступал в качестве ее доверенного лица?

– Да, сэр. Это входило в его компетенцию как жениха юной леди, сэр.

– Жениха?

– Да, сэр.

Представляете, какой удар под дых нанесло мне созерцание проклятого рекламного щита, если я при этом известии не пал, хладный и бездыханный, а только издал «Ха!» или «Хо!», а может быть, просто «Хм». После шока, вызванного рекламным шедевром, мне море было по колено.

– После этого рекламного шедевра, Дживс, – сказал я, – мне море по колено.

– Вот как, сэр?

– Да, Дживс. Девица поиграла на моих чувствах – ну и что?

– Совершенно справедливо, сэр.

– Мне показалось, я услышал голос любви, но он звал не меня. По-моему, я выдержу этот удар, верно, Дживс?

– Разумеется, сэр.

– Да, Дживс. Выдержу. Но чего я не выдержу, так это той ужасной рекламы. Ведь моя физиономия с тарелкой Суперсупа-Слингсби красуется по всему Лондону. Я должен бежать отсюда. В «Трутнях» меня на смех поднимут, проходу не дадут.

– Да, сэр. И миссис Спенсер Грегсон…

Я, наверное, заметно побледнел. Я совсем забыл про тетю Агату: представляю, что мне предстоит услышать по поводу урона, который нанесен фамильной чести по моей милости.

– Вы хотите сказать, что она звонила?

– По нескольку раз в день, сэр.

– Дживс, единственный выход – слинять отсюда.

– Да, сэр.

– Обратно в Париж, что ли?

– Я бы не взял на себя смелость советовать вам вернуться в Париж, сэр. Насколько я понимаю, там тоже вскоре появятся рекламные щиты Bouillon Supreme. Продукция мистера Слингсби имеет широкое хождение во Франции, где на его непревзойденные супы большой спрос. Вид рекламных щитов будет вам неприятен, сэр.

– Куда же мне бежать?

– Если позволите, сэр, я мог бы дать вам совет: почему не вернуться к вашему первоначальному плану отправиться в круиз по Средиземному морю на яхте миссис Траверс? В морских просторах вам не будут докучать эти рекламные щиты.

Дживс, как мне показалось, бредит.

– Но ведь яхта вышла в плавание месяц назад. Сейчас она уже бог знает где.

– Нет, сэр. Круиз был отложен на месяц из-за болезни шеф-повара миссис Траверс месье Анатоля, которого сразила инфлюэнца. Пуститься в плавание без него миссис Траверс отказалась.

– Значит, они еще не отбыли?

– Нет, сэр. Яхта отплывает из Саутгемптона во вторник.

– В таком случае, черт побери, лучшего и желать нечего.

– Да, сэр.

– Позвоните тете Далии и скажите, что мы к ним присоединимся.

– Я взял на себя смелость позвонить миссис Траверс еще до вашего возвращения, сэр.

– Неужели?

– Да, сэр. Я предположил, что, возможно, вы одобрите этот план.

– Еще бы! Всю жизнь мечтал отправиться в круиз.

– Я тоже, сэр. Это путешествие, без сомнения, будет чрезвычайно приятным.

– А запах соленого морского бриза, Дживс!

– Да, сэр.

– А лунная дорожка на море!

– Совершенно верно, сэр.

– А убаюкивающий плеск волн!

– Безусловно, сэр.

Я был на седьмом небе. Гвлэдис, рекламные щиты – да плевать мне на все это!

– Йо-хо-хо, Дживс! – сказал я, слегка поддернув брюки.

– Да, сэр.

– На самом деле, Дживс, я пойду дальше. Йо-хо-хо и бутылка рому!

– Очень хорошо, сэр. Доставлю немедленно.