Текст книги "Почти джентльмен"

«Хватит воспоминаний! Для одного вечера вполне достаточно», – решила Феба, надевая простой бледно-розовый халат из тяжелого шелка с серой окантовкой на лацканах.

«Но почему я пялюсь на себя в зеркало, точно наивная девчушка, облачившаяся в свое первое бальное платье?»

Впрочем, она прекрасно знала ответ. Рассеянно проведя руками по гладкой ткани, Феба попыталась осмыслить свое состояние.

«Все дело в этом джентльмене, которого я встретила сегодня вечером. – Она живо представила себе его темно-голубые глаза и красивые плечи. – Это первый мужчина после Генри… Впрочем, нет. Когда я познакомилась с Генри, я была слишком молода и глупа, чтобы что-то чувствовать. Надо быть честной до конца. Сегодня вечером я впервые встретила мужчину, который заставил меня почувствовать себя женщиной».

Феба резко уронила руки и сжала их в кулаки – так сильно, что ногти впились в ладони. Боль ее отрезвила.

Какой вздор! Последние три года она с успехом играла мужскую роль – стояла, сидела и вела себя как мужчина. Ей не хотелось чувствовать себя женщиной.

Она ловко маскировалась под светского щеголя, но ледяное сердце Фица Марстона перекачивало шампанское вместо крови, ибо его обладатель отказывался переживать то, что было похоронено на дне этого самого сердца, – унижение перед глупым капризным мужем и боль от потери любимого ребенка.

Феба сама выбрала для себя столь странную жизнь и не собиралась ее менять, поддавшись чарам заезжего графа.

Она позвонила в звонок. «Бедный Билли, я заставила его так долго ждать!»

Лорд Линсли рано ушел с бала. Урок вальса прошел лучше, чем он ожидал. Пожалуй, теперь он сможет вальсировать на свадьбе кузена или на другом подобном празднике.

Впрочем, лорд не знал, стоит ли ему ходить в «Олмак». Он был одинок и нуждался в женском обществе, но лондонские сборища казались ему не самым удачным местом для поиска невесты.

Они с Вулфом выпили в клубе, потом Линсли вернулся в свой городской особняк и продолжил пить.

Время шло, огонь в камине почти догорел, но Дэвид не собирался вставать с кресла и ложиться спать.

Вся беда в том, сказал он себе, что жизнь с Марджери была слишком удобной. Наверное, такую жизнь можно назвать идеальной для мужчины, который нуждается в сексе, дружбе и понимании, но странным образом остерегается любви.

Когда они познакомились, она была хозяйкой гостиницы, хорошенькой молодой вдовой. В ту ночь разразилась гроза, и он не смог попасть к себе домой, в поместье Линсли-Мэнор. Дэвид никогда раньше не останавливался в гостинице «Красный боров», но его поразили чистота помещения и качество мясного пирога, который она ему подала – причем подала быстро; когда он приехал, все остальные постояльцы спали.

Ее повар тоже ушел спать. Марджери не стала его будить. Она сама принесла Дэвиду мясной пирог и отличный эль. Белокурая, полногрудая и веснушчатая, в свои двадцать пять она была еще в самом соку. И, как и он, страдала от одиночества, несмотря на свою энергию и жизнерадостность. Взявшись за вторую кружку эля, Дэвид пригласил ее к себе за стол. Она рассказала, что ее муж умер год назад и с тех пор она сама заведует гостиницей.

– Это выгодное дело. К тому же я слишком занята, чтобы жалеть себя.

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду, – ответил Дэвид. Он тоже был загружен работой с тех пор, как вступил во владение поместьем. Ему нравился фермерский труд, тем более что ему достались чудесные земли, хороший управляющий и отличные жители. Но иногда он спрашивал себя, по нему ли такая ответственность. В конце концов, ему был всего двадцать один год. Иногда по ночам, одиноко сидя над бухгалтерскими счетами и гадая, что делать с конкретным полем – засеять или оставить под паром, – Дэвид боялся допустить роковую ошибку, влезть в долги или каким-то образом опозорить свою семью.

– Ты скоро женишься, – сказала ему Марджери. – Для такого богатого, симпатичного парня это не проблема. Должно быть, вся местная знать стремится заполучить тебя в зятья.

Дэвид пожал плечами и тяжко вздохнул. Несколько месяцев назад у него был головокружительный роман, и он до сих пор не оправился от потрясения. Когда все закончилось, он дал себе страстную клятву никогда не жениться. Впрочем, он не стал говорить об этом Марджери. Наверное, боялся, что она посмеется над этими детскими мыслями.

Они занимались любовью до рассвета, лежа на ее большой пуховой перине. Несколько дней спустя Дэвид вернулся, а потом еще раз. Она предупредила его, чтобы он не сильно шумел в постели: в конце концов, у нее приличная гостиница, а не публичный дом. Иногда, в теплую погоду, они уходили в поля. Марджери брала корзину со вкусной едой, они стелили на землю одеяло и шумели, сколько хотели.

Во время одной из таких летних вылазок они и зачали Алека.

Когда Марджери призналась, что носит под сердцем ребенка, Дэвид предложил пожениться, но она мягко ему отказала.

– Спасибо, милый, – сказала она, – но я вполне довольна своим положением. Ну какая из меня графиня? А что касается ребенка, то уверена, ты поможешь, если мы когда-либо будем в чем-то нуждаться. Впрочем, я способна сама его прокормить.

Дэвид был раздосадован отказом и упорно продолжал настаивать на своем. Законы наследования не терпели компромиссов: если она родит сына, он должен быть законным ребенком, чтобы унаследовать звание пэра. Неужели она не хочет, чтобы ее ребенок стал богатым и получил право решать судьбу страны?

В конце концов Марджери сдалась. Они поженились тайно, в другом районе графства, меньше чем за неделю до рождения Алека. Родные Дэвида (несколько престарелых дядьев) были в гневе.

Однако все устроилось весьма неплохо. Марджери по-прежнему владела гостиницей, а Алек рос веселым, ласковым и смышленым ребенком. Он очень рано понял, что его родители – выходцы из разных миров, и смирился со своим положением.

Алеку нравилось бывать в доме отца: там было много старинных рыцарских доспехов. Впрочем, у мамы он тоже не скучал. В ее гостиницу наведывались самые разные люди, и это было интересно. К тому же в мамином доме лучше кормили.

До десяти лет Алек жил с матерью, но Марджери всегда советовалась с Дэвидом по вопросам воспитания сына. Они договорились, что благополучие Алека важнее любых их желаний и предрассудков, поэтому Марджери со слезами на глазах согласилась отправить мальчика в Итонский колледж. Первый месяц сын терпел издевательства кучки маленьких снобов, но потом влился в коллектив – отчасти посредством своих кулаков (Дэвид научил его боксировать), отчасти благодаря своему уверенному жизнерадостному характеру.

Марджери хотела, чтобы сын получил все преимущества, которые мог дать ему Дэвид. Она боялась, что когда-нибудь Алек сочтет ее простолюдинкой и устыдится своего низкого происхождения. По счастью, этого не случилось. Он любил маму и был предан ей до конца ее дней (пять лет назад она умерла от воспаления легких).

Теперь он учился в Кембридже – постигал тонкости естественной философии. Дэвид жалел, что у него больше нет детей, хоть Алек был замечательным сыном. Правда, в последнее время, думая о своем почти взрослом отпрыске, Дэвид чувствовал себя стариком. Алек уже получил свой собственный титул. Юного виконта Гранторпа начали приглашать на балы и домашние вечеринки. Молодые дамы обращали на него внимание, ибо он унаследовал мужественную внешность Дэвида и большие светло-зеленые глаза Марджери. Алек вымахал даже выше отца: они померились, когда он в последний раз приезжал домой, и оказалось, что его рост на дюйм превышает рост Дэвида.

Линсли ужасно тосковал по Марджери, хотя их отношения нельзя было назвать страстной любовью. Два одиноких человека, нуждавшихся в дружбе, соединились узами брака, чтобы помочь друг другу преодолевать жизненные невзгоды. Они получали удовольствие в постели, регулярно встречаясь на протяжении двадцати лет, а потом с новыми силами брались за свои обязанности.

Этот брак был настоящим только в смысле его законности, однако Дэвид видел вокруг себя великое множество гораздо худших супружеских отношений. Их единение основывалось на взаимном уважении и любви к общему ребенку. Смерть Марджери оставила огромную зияющую дыру в его жизни, но Дэвид понимал, как трудно будет найти замену умершей жене.

Несколько лет назад он попытался обратиться к жрицам любви. Это было не дома: он считал, что пойти на такое в своем любимом Линкольншире значило осквернить память Марджери. Он приехал в Лондон зимой. В поместье в такую пору ему все равно пришлось бы сидеть в четырех стенах.

Его решение казалось разумным. Лондон был мировым центром торговли. Здесь покупалось и продавалось все: связи, безопасность, будущее… Маклеры и торговые агенты процветали и жирели, наживаясь на жадности и желаниях других людей.

Сначала Дэвид, не искушенный в подобного рода делах, искал продажную женщину на улицах, но быстро понял, как это опасно, и обратился к сети сводников, обслуживающих светское общество.

Несколько безумных месяцев он предавался плотским утехам. Через его руки прошел целый гарем девушек. Каждая была по-своему мила и хороша в постели, но спустя какое-то время Дэвид устал заниматься развратом и стал подыскивать своим подружкам более подходящую работу.

Сводники возненавидели Дэвида и перестали поставлять ему женщин – особенно после того, как он уговорил одну из самых дорогих лондонских проституток бросить свою профессию и устроиться на работу в гостиницу, расположенную между Линкольном и Лондоном. Элисон оказалась отличной кухаркой и хозяйкой. Она не только помогла гостинице заработать много денег, но и вышла замуж за ее владельца. Дэвид был посаженным отцом невесты. Примерно в то же время он решил, что его призвание – реформаторство, а не распутство, и перестал ездить в Лондон ради секса.

Ему следовало жениться и завести детей. Почему бы и нет? Ведь он еще не стар. Как было бы приятно наполнить пустые холлы и спальни сельского дома шумом и голосами близких ему людей! Впрочем, время от времени Дэвид продолжал мечтать о романтической любви. Он так и не перерос свои туманные юношеские фантазии, но сомневался, что они когда-нибудь воплотятся в жизнь. Между тем он чувствовал, что способен предложить будущей графине Линсли преданность, порядочность, верность и физические удовольствия.

Лорд собирался начать поиски женщины сегодня вечером. Дворец «Олмак» был самым удобным местом для знакомства с возможной невестой. Но вся беда заключалась в том…

Здесь он остановился, зевнул и взглянул на часы. Четвертый час утра! В деревне он часто просыпался в четыре.

«Признайся, Дэвид. Ты вот уже несколько часов избегаешь самого главного».

Вся беда заключалась в том, что, придя на следующий бал в «Олмак», он может опять встретиться с этим молодым человеком. Марстоном.

Линсли смотрел на догорающий огонь, но среди красных и желтых всполохов, тлеющих угольков и маленьких язычков голубого пламени ему чудились горделивая осанка юноши, его изящные бедра и голодные серые глаза со странными золотистыми искорками.

«Кажется, он хотел меня так же сильно, как я его. Гореть нам за это в аду!»

Конечно, такие романы случались сплошь и рядом, по крайней мере в Лондоне. Дэвид слышал сплетни про лорда Крашоу, который на этой неделе будет его главным оппонентом в парламенте. Жаль, что нельзя подвергнуть сомнению политические аргументы джентльмена, основываясь на его сексуальных пристрастиях. «Впрочем, возможно, оно и к лучшему, – подумал Дэвид с кривой усмешкой. – Как оказалось, я тоже не без греха».

Но желание – это одно, а действие – совсем другое. Дэвид знал, что никогда не станет действовать в соответствии с теми желаниями, которые он испытывал к Марстону. Он вообще плохо представлял, что делают люди в подобных случаях. Но жизнь так многообразна! Надо только научиться обуздывать свои порывы и двигаться дальше, как он сделал, перестав спать с проститутками.

К тому же, живя в Лондоне, он не будет ежедневно сталкиваться с Марстоном. У этих щеголей есть свои излюбленные места в городе. Их не интересуют дебаты о будущем английского сельского хозяйства.

Ну все, пора ложиться. Он проспит до полудня, а потом весь день будет работать над речью. Крашоу – хороший оратор. Тучный и медлительный, джентльмен умеет подавлять противников своей внушительной внешностью. Кто-то должен ясно и четко изложить контраргументы, переплюнув Крашоу в красноречии и убежденности.

Если в следующий раз по приезде в город ему, Дэвиду, захочется вновь посетить бал в «Олмаке», он не будет противиться своим желаниям. Он волен ходить, куда ему вздумается, черт возьми, и этот странно привлекательный молодой человек его не остановит!

Глава 3

Феба как можно мягче сказала Билли, что сегодня вечером она не нуждается в его услугах. И все же его красивое лицо обиженно вытянулось, а голубые глаза округлились.

– Я чем-то не угодил вам во время последнего визита? – тихо спросил он.

– Нет, милый, я отказываюсь совсем по другой причине.

Билли был высок и хорошо сложен. Он обладал ангельским лицом, крепкой шеей и торсом крестьянина. Этот паренек поражал Фебу своим послушанием, мастерством и готовностью угодить.

Джентльмену стоило лишь послать записку в заведение мистера Толбота, и Билли – или другой такой же симпатичный мальчик – доставлялся к его порогу, точно нарядно упакованный рождественский подарок.

Феба узнала про мистера Толбота от приятелей из клуба «Уайтс». Подобные темы обсуждались намеками и сопровождались многозначительными подмигиваниями. Ей понадобилось время, чтобы овладеть этим тайным языком. Однако она приложила все силы и в конце концов получила визитную карточку Толбота, а также заверения в том, что мальчики чистые и здоровые.

– Я полагаю, ему можно доверять секреты? Ведь он не станет на каждом углу кричать о моих странных вкусах и привычках – словом, обо всех тех мелочах, которые делают жизнь терпимой? – спросила она, теребя карточку в длинных пальцах.

– Разумеется, Фиц. Он вполне заслуживает доверия. Если бы он не умел хранить секреты, то давно лишился бы своей клиентуры.

Однако прошло несколько месяцев, прежде чем Феба набралась мужества и пришла по адресу, записанному в карточке. Толбот поразил ее своей неприятной внешностью. Однако он совершенно спокойно выслушал ее признание в том, что она женщина, отреагировав лишь слабым кивком головы. Опустив тяжелые веки на выпученные черепашьи глазки, он назвал цену. Феба подозревала, что эта цифра была в два раза больше той, которую он назначал «обычным» клиентам.

Феба с волнением ждала первого визита Билли. Когда он вошел в ее спальню, она приняла его с напускной холодностью. Облаченная в костюм Марстона, она велела ему раздеться. Сидя в большом кресле, положив ноги на оттоманку, Феба отдавала приказы:

– Медленно, медленно… вот так. А теперь нагнись, повернись. Правее, мальчик. Стой. Раздвинь ноги. Ага, очень мило.

Казалось, юноше нравился этот маленький спектакль. Феба скрывала свое волнение за властным тоном, но ее желание было очевидным.

Наконец она встала с кресла и велела ему ее раздеть.

Она боялась, что Билли разочаруется, но он удивленно охнул, потом усмехнулся и так охотно ее обнял, что она мигом избавилась от всех своих страхов и отдалась во власть восхитительных ощущений.

Билли пошел на эту работу не по собственному выбору. Мистер Толбот имел договоренность с полицией. С ним связывались, поймав подходящего кандидата. Симпатичный вор-карманник или уличный хулиган мог избежать тюрьмы, если соглашался регулярно обслуживать богатых джентльменов с определенными наклонностями.

– У меня неплохая жизнь, – сказал Билли Фебе после того, как они узнали друг друга получше. – Конечно, я делаю это по принуждению, зато на свободе. Правда, есть один минус: мы с ребятами вкалываем, а Толбот прикарманивает денежки… Когда я увидел, что вы не джентльмен, – добавил Билли, – мне показалось, что я умер и попал в рай.

Он выполнял все прихоти Фебы, а она охотно повелевала юным красавчиком.

Казалось, он инстинктивно знал, как доставить ей удовольствие, – в отличие от Генри, который всегда думал только о себе.

Покойный муж Фебы часто проводил время в ее постели, особенно в первый год их супружества. Она быстро научилась его ублажать и разыгрывать благодарность с помощью протяжных вздохов и закатанных кверху глаз.

«Бедный Генри!» – подумала Феба однажды ночью, обнимая сладко спящего Билли. Эта мысль ее удивила: она впервые за все эти годы испытала сочувствие к своему бывшему супругу. Теперь, узнав, что такое настоящее удовольствие, она поняла, что Генри был лишен нормальных человеческих чувств.

Разумеется, Билли был другим. Впрочем, этот мальчик только недавно обзавелся красивым мужским телом. К тому же у него не было выбора. Он не имел ни положения в обществе, ни власти, ни денег – все эти вещи давали свободу, делая человека бесчувственным.

Несколько недель назад Билли пришел к ней с синяками и следами от ударов плетью. Феба была в ужасе. Увидев его исполосованные ягодицы и спину, она разразилась слезами.

– Многим клиентам это нравится, мисс, – сказал он, нежно привлекая ее в свои объятия. – Вам просто повезло: вы не видели меня в таком виде раньше.

– Но… за что тебя избили?

Поглаживая ее волосы и вытирая губами слезы, он терпеливо объяснил Фебе про причуды некоторых господ. Она была поражена. Как много этот зеленый малограмотный юнец знает о жизни!

– Понимаете, это доставляет им удовольствие.

– А тебе?

– Нет, мисс. Я не люблю, когда кто-то охаживает плетью мою спину. Но клиент платит, и, значит, он прав.

Как-то она спросила у мистера Толбота, за какую сумму можно выкупить Билли, но тот рассмеялся в ответ.

– У вас нет таких денег, мистер Марстон. Этот парень – золотая жила.

Феба тяжко вздохнула. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы не сорваться, услышав этот циничный смех. Однако Марстон остался невозмутим.

– Ладно, сэр, – сказал он. – Посмотрим, что я смогу сделать.

В конце концов они пришли к новому соглашению. Билли будет посещать мистера Марстона дважды в неделю (за более высокую плату), а мистер Толбот проследит, чтобы на спине мальчика больше не было ужасных отметин.

– Впрочем, обещать ничего не могу. Я разрешаю клиентам делать с моими мальчиками все, что им угодно, только не бить по лицу и не травмировать, так сказать, рабочие части тела. Клиент вправе сделать из Билли отбивную котлету, если ему так хочется. Бизнес есть бизнес. А мой бизнес – это ваше удовольствие, не так ли, Марстон? И мне нет дела до того, какими путями вы его достигаете. Вы следите за моей логикой, мистер Марстон?

Да, Феба следила за его логикой и отлично понимала, куда он клонит. Но это не имело значения. Она сделала для Билли все, что могла. Конечно, в результате на остальных мальчиков будет возложено более тяжкое бремя, но Феба старалась об этом не думать.

С тех пор Билли больше не подвергался побоям со стороны других клиентов. Он совершенно ясно дал ей понять, как ему приятно бывать в ее постели не один, а целых два раза в неделю.

Однако в последнее время Феба нуждалась в нем все реже. Теперь она точно знала, что ей нравится, и визиты Билли потеряли для нее интерес. Впрочем, Феба по-прежнему получала удовольствие от связи с опытным любовником. И вообще, думала она, Англия стала бы куда более счастливой страной, если бы каждой женщине в королевстве было позволено один раз в месяц проводить ночь с таким парнем, как Билли.

Но иногда Фебе казалось, что ее сексуальная жизнь лишена чего-то неуловимого и вместе с тем исключительно важного.

Разумеется, после Генри она стала умнее и не собиралась отдавать всю себя мужчине. Она была глубоко уязвлена, но подозревала, что есть более счастливые женщины. Возможно, они принадлежали к низшему классу и много работали. Возможно также, что их кожа никогда не соприкасалась с атласом, а их головы никогда не лежали на кружевных наволочках. Но Феба была уверена, что такие женщины существуют. Иногда ей нравилось представлять, что она видит в толпе как раз такую счастливицу, спешащую домой, к любимому мужу.

Феба прервала свои размышления.

– Но мне бы хотелось, Билли, – сказала она, – чтобы ты помассировал мои ступни. Сегодня вечером я танцевала вальс.

Феба налила себе чашку чаю и отдалась во власть сильных, терпеливых мужских рук. «Может быть, все-таки пригласить его в постель?» – сонно подумала она, дыша глубоко и медленно. Ей нравились его прикосновения. Но когда она закрыла глаза, перед ее мысленным взором возникло совсем другое лицо…

– Кто этот джентльмен, мисс? – тихо спросил Билли, заканчивая массаж нежными поглаживаниями.

– Что?

– Конечно, это не мое дело, мисс, но по роду работы я научился понимать такие вещи. Иногда люди, которые нас нанимают, представляют на нашем месте кого-то другого. Это сразу заметно.

– Не очень-то любезно со стороны этих людей, не так ли?

– Они редко бывают с нами любезны, мисс.

– Бедный Билли. Попей чаю, милый.

– Спасибо, мисс.

Она опять вспомнила Генри. У нее и у Билли был одинаково неудачный опыт сексуальной жизни, но Феба не хотела говорить об этом своему юному любовнику. Есть вещи, которые очень трудно озвучить. Например, когда она рыдала при виде синяков и следов от плетки на теле юноши, то оплакивала саму себя. Когда-то ей тоже пришлось натерпеться унижений.

Феба молчала также о том, что сегодня вечером, закрывая глаза, она представляла себе лорда Линсли.

Как глупо! Она ничего о нем не знала, ведь они едва перебросились парой слов. Однако в ее памяти четко запечатлелись массивные плечи, волны густых черных волос, слегка тронутых сединой, глаза цвета теплого ночного неба и раскатистый басовитый смех.

Она не сомневалась, что к этому моменту он совершенно забыл о ее существовании.

Был ли граф Линсли исключением в правиле, выведенном Фебой? Опровергал ли он ее теорию о том, что все мужчины бесчувственны и эгоистичны? Может быть, он хотел от женщины не только рабской покорности и благодарности?

Этого она никогда не узнает. Что ж, пожалуй, так даже лучше. Надо просто о нем забыть.

Она подняла глаза и взглянула на Билли, который терпеливо ждал продолжения разговора.

– Скажи, был ли кто-то из твоих клиентов груб с тобой или с другими мальчиками? В последнее время, я имею в виду.

– Со мной нет, мисс, но я не могу сказать, что другим парням повезло так же, как мне. Впрочем, мы делимся друг с другом маленькими хитростями, которые помогают отвлечь клиента. Например, раньше лорду Крашоу нравилось хлестать меня плетью. Было очень больно, и я кричал. Но однажды ночью я обнаружил, что он возбуждается, когда я чищу ему сапоги. Я сижу на коленях совершенно голый и надраиваю его обувь, покручивая задницей. Он заставляет меня закончить чистку с помощью языка, а потом принимается за основное занятие. Конечно, это глупо, но я не возражаю. Вчера ночью Джейми применил ту же тактику, и она помогла ему избежать побоев. Правда, он здорово испачкал свой язык.

«Неудивительно, что сапоги Крашоу никогда не блестят, как надо, – подумала Феба. – Должно быть, ему не терпится поскорее приступить к «основному занятию», глядя, как Билли или Джейми возятся с его обувкой».

Она мрачно усмехнулась. Значит, Крашоу любил хлестать мальчиков плетью? Да так сильно, что Билли кричал.

Ну что ж, лорд Крашоу тоже скоро закричит – от ярости и досады, – когда его заявка на членство в клубе «Уайтс» будет отклонена.

– Каким средством для чистки обуви он заставлял тебя пользоваться, Билли?

Юноша пожал плечами, явно удивленный вопросом.

– Подумай, милый. Может, все-таки вспомнишь?

– Кажется… кажется, это был гуталин Драмблстона. Феба улыбнулась. Ну конечно, гуталин Драмблстона!

Никто не мог запретить джентльмену посещать элитарный клуб из-за того, что этот самый джентльмен жестоко обращается с платными любовниками. К тому же никому из членов клуба «Уайтс» нет дела до того, что Крашоу собирается разорить половину фермеров Линкольншира, протолкнув в палате лордов новый акт об огораживании общинных земель. Однако можно очень легко лишить его вожделенного членства в клубе. Достаточно обратить внимание на его плохо начищенные сапоги и распространить слух о том, что высокомерный лорд Крашоу – скупец, пользующийся дешевым гуталином Драмблстона.

– Спасибо, Билли, – сказала Феба, взяла его сильную руку и нежно поцеловала. – А теперь иди, милый, мне нужно отдохнуть.

В улыбке Билли сквозило сожаление: он явно надеялся, что она в конце концов захочет провести с ним ночь. Но Феба твердо решила остаться одна.

– Спокойной ночи, – бросила она. – Пусть тебе приснятся сладкие сны. Береги себя. Увидимся в субботу, как обычно.

Билли облегченно вздохнул.

– Спокойной ночи, мисс. – Он задержался в дверях спальни. – Прошу прощения, мисс, но я надеюсь, что джентльмен, о котором вы думаете, хороший человек. Что он вас заслуживает.

Феба молча уставилась на юного любовника.

– Спокойной ночи, – повторил он. Внезапно его красивое лицо затуманилось. – Будьте осторожны, мисс.