Текст книги "Пуговицы и ярость"

Пенелопа Скай
Пуговицы и ярость

© 2017 by Penelope Sky

© Светлов И.М., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2020

Глава первая
Перл

И вот я оказалась совершенно сбитой с толку.

Больше всего на свете я хотела как можно быстрее вернуться домой, причем свободной женщиной. Там у меня были любимая работа, бойфренд, его семья и мои друзья. И мне очень хотелось обрести их вновь.

Но, как выяснилось, Джейкоб предал меня.

И кто же теперь станет ждать меня дома? Человек, которому было настолько наплевать на наши отношения, что он запросто выбросил меня из своей жизни, словно ненужную вещь? Когда его карточные долги достигли невероятной суммы, чтобы решить свои проблемы, он запросто продал человека, то есть меня. Ну а если бы у него не было долгов, а просто понадобились бы деньги, чтобы приобрести машину или дом? Продал бы меня…

Я не знала, что думать.

Эти мысли резали мое сердце сильнее, чем стальной нож. Это было больнее, чем удары металлической битой по ребрам. И не было ничего хуже, чем остаться без цели в жизни.

А у меня не осталось ни одной.

Мой взгляд остановился на чаше, где лежали жалкие несколько пуговиц, что мне удалось выторговать. Я согласилась на эту гнусную сделку, потому что решила во что бы то ни стало вернуться домой. Но теперь, когда больше не было смысла, все эти пуговицы стали ничем. Ну разве что на них можно было что-нибудь выменять у Кроу. Например, прошлой ночью я заплатила ему одну пуговицу, чтобы остаться с ним в постели и спокойно уснуть. Это была наша с ним валюта.

Единственная валюта, что осталась в моем распоряжении.

Кроу вернулся с работы точно по графику. Каждый день он проходил через центральный вход минута в минуту. Он был до ужаса пунктуален. Все его действия были предсказуемы. Удивительно, как только он мог избегать покушений на себя от своих недругов.

Вместо того чтобы сразу направиться к себе, он сначала постучал в мою дверь.

– Войдите.

Я сидела на диване рядом с камином, отбросив книгу. С того ужасного вечера я совсем перестала читать. Все, что мне оставалось, – сидеть и тупо пялиться в стену.

Кроу вошел в комнату, как и должен входить хозяин. Черный костюм был застегнут на все пуговицы, а под тканью брюк хорошо очерчивались тугие мускулы его ног. Вообще, в его облике было много сексуальных черт, но меня особенно привлекали его бедра.

Я обратила внимание на его голубой галстук – цвет напоминал бирюзовый оттенок тропических морей. Он не был столь темным и мрачным, как цвет костюма; он играл и светился. Но только у такого жестокого человека, каким был Кроу, этот цвет мог показаться пугающим. У него был талант придавать всему, что он носил, оттенок мужественности. Даже его изысканный и элегантный особняк был насыщен истинно мужским духом.

Он смерил меня холодным взглядом, недовольный тем, что ему пришлось ждать за дверью.

Впрочем, мне было малоинтересно, чем он так недоволен. Последние дни я не докучала ему своим присутствием.

– Да?

– Хватит!

А я-то что? Все это время я тихо сидела в своей комнате. Почти ничего не ела. А если его слуги не могли сказать ему, где я нахожусь, так они даже и не наведывались ко мне.

– Прости?

– Хватит распускать нюни! Перестань хныкать и иди за мной!

С этими словами он двинулся обратно к двери. Выглядел он так, словно собирался пнуть диван, на котором я сидела.

– Да надо же…

Кроу уже было открыл дверь, но, услыхав мой голос, обернулся. Взгляд его был поистине ледяным.

– Я, конечно, знала, что ты мудак, но чтоб настолько…

Я бросилась в ванную и защелкнула задвижку, чтобы он не смог ворваться следом. Затем включила воду и подставила под струи голову. Теплая вода несколько успокоила меня. По крайней мере, отчасти.

В комнату вошел Ларс.

– Его светлость желали бы видеть вас к обеду.

В нем не было его обычной любезности.

– Я буду обедать в своей комнате. Благодарю вас, Ларс.

Но он завел руки за спину и остался стоять в дверном пролете. Значит, как я поняла, у него еще было, что сказать.

– Слушаю.

– Его светлость сказали, что обед сегодня будет подан только в столовую. И если вы голодны, то придется составить ему компанию.

– Ну что ж, придется поголодать.

Выбор был очевиден. Я кивнула Ларсу и взялась за отброшенную книгу.

Ларс прикрыл дверь, и его шаги затихли вдали. Прошла минута, и я представила себе, как он докладывает обо мне Кроу. Еще несколько минут, и тот ворвется ко мне в спальню и станет тягать меня за волосы.

Несколько секунд спустя я услышала его спокойную поступь. Но спокойствие было обманчивым, ибо я прекрасно знала, что Кроу взбешен. Должно быть, его глаза мечут молнии, и первое, что я получу, – знатную оплеуху.

В то же мгновение дверь отворилась. Лед в его глазах растаял, и теперь они напоминали жерла извергающихся вулканов.

Кроу стал передо мной и упер руки себе в бока:

– Жопу. Подняла. Быстро!

Я демонстративно заглянула в книгу:

– Не пойду.

Он схватил меня за горло и прижал мою голову к кровати. Затем, опершись коленом о матрас, Кроу склонился надо мной и уставился на меня двумя пистолетными дулами своих зрачков.

– Идем, или я прибью тебя.

Он сильно тряхнул меня и добавил:

– Не искушай!

А я и не искушала его. Мне было вообще на все наплевать.

– Кроу, делай, что хочешь!

Мое тело уже потеряло способность что-либо чувствовать. После того как я узнала о предательстве Джейкоба, оно словно окоченело, и этот лед уже вряд ли когда-нибудь растает. Я потеряла последнюю надежду; в мире не осталось никого и ничего, во что я могла бы верить. Останься я здесь в качестве пленницы, или же вернись я домой, рядом со мной не было никого. Я осталась совсем одна, и мне не у кого было искать поддержки. Так что Кроу мог как угодно измываться надо мной – я превратилась в бесчувственную колоду.

Кроу разжал пальцы. Теперь он смотрел совсем по-другому. В глубине его души что-то происходило. Он видел мои глаза, видел, как я надломилась. Он видел то, что со мной происходило после его известия о Джейкобе. И чтобы прийти в себя, мне потребовалось время. Наконец-то до него это дошло.

Кроу перестал рычать и заговорил мягко и нежно – именно так, как я любила. Вообще, он нечасто представал в столь милом облике, но, когда на него находило такое настроение, Кроу бывал поистине великолепен.

– Пожалуйста, пообедай со мной… – произнес он, проведя пальцами по моей щеке.

Его глаза смотрели так участливо, что я ощутила, как в мое тело потихоньку возвращается жизнь. Все-таки приятно было сознавать, что я могу обуздывать его гнев и хотя бы иногда превращать льва в агнца.

– Ладно…

На этот раз стол был накрыт на террасе. Солнце уже зашло за вершины холмов, но небо все еще светилось мягкими пастельными тонами. Легкий ветерок шевелил виноградные листья; у дороги, там, где уже сгущались ночные тени, засыпали оливы.

Посередине стола горели белые свечи, отбрасывая отблески света на наши лица. За весь обед ни я, ни Кроу не проронили ни звука. Да и разговаривать, как правило, было не о чем. Иногда я задавалась вопросом: а зачем он вообще приглашает меня за стол, при этом давая понять, что не нуждается в чьей-либо компании?

– Как дела на работе? – рискнула я нарушить молчание.

– Прекрасно, – последовал, как всегда сдержанный, ответ.

– А расскажи мне, чем ты конкретно занимаешься?

Мне было известно, что Кроу – винодел, но я замечала много странностей. Например, иногда он работал дома в своем кабинете, а иногда просто пропадал в своей конторе.

– Ну, сейчас много бумажной работы. Да и надо присматривать за персоналом.

– А разве нельзя кого-нибудь нанять для такого дела?

– Да, я так и сделал. Но все равно лучше держать дело под собственным контролем. Это дисциплинирует людей.

Я вспомнила, как Боунс застрелил одного из своих рабочих. Человеку сделалось плохо, и он даже не мог двигаться, но Боунсу было наплевать. И он просто всадил ему в голову пулю. Но насчет Кроу я была уверена, что он хорошо относится к своим людям.

– У меня торговые представительства по всей Италии, и все приходится инспектировать. А поскольку никто не знает, когда и куда я в следующий раз нагряну, то люди не расслабляются.

– Ты что, не доверяешь им?

Прежде, чем выпить, Кроу покрутил свой бокал. Едва пригубив, он поставил его обратно на стол и сказал:

– Я вообще никому не доверяю.

Он и мне советовал поступать точно так же. И был прав. Ведь мой собственный парень продал меня в секс-рабство. Я жила с мужчиной, спала с ним, говорила ему, каждое утро говорила, что люблю его. А он нанес мне удар в спину.

– Ты не должна быть такой наивной.

Да, больше я никогда не допущу подобной ошибки. Больше я никогда никого не впущу в свое сердце. Вся эта история убедила меня, что люди изначально злы и никогда не бывают добрыми – хотя раньше я верила в это. Я даже видела двух женщин, которым было глубоко наплевать на мое рабское положение.

Кроу отложил вилку, хотя в его тарелке еще оставалась еда. Обычно он ел немного, но съедал свои порции дочиста. Но сегодня у него, видимо, не было аппетита. Он обвел меня взглядом, вглядываясь в каждую черточку. Иногда ему было достаточно просто взглянуть на меня, чтобы узнать мои мысли.

– Ты меня разочаровала.

Эти слова ранили меня больнее, чем когда он орал на меня в комнате.

– Да, я же человек. У меня, как и у всех остальных, есть чувства, эмоции… Я не такой бездушный робот, как ты. Твое известие напрочь выбило меня из колеи, и мне нужно время, чтобы хоть как-то оправиться.

– Ты разочаровала меня, потому что потеряла свой внутренний огонь. И что более всего мне обидно, что ты расстроилась из-за этого куска дерьма – твоего бывшего. Я тебя не узнаю. Ты перестала быть собой. Ты же всегда умела бороться до конца.

Я посмотрела ему в глаза. Мне было немного лестно – Кроу нечасто баловал меня комплиментами. Да, я сама была виновата: позволила себе расстроиться из-за Джейкоба. Но какой же нужен запас сил, чтобы вынести такое?

– Тебе никогда не понять, что я чувствую. Тебе не понять, что такое предательство.

– Я понимаю гораздо больше, чем тебе кажется.

Взгляд Кроу сделался угрожающим. Он хотел от меня большего, и его раздражала моя слабость.

– Я любила этого человека. Я жила с ним. И вот я узнаю, что он продал меня, чтобы покрыть свой карточный долг…

Я не смогла договорить и замотала головой. Все это было гаже некуда. Сама мысль о произошедшем причиняла боль. Из-за Джейкоба мне пришлось убить двух человек. Из-за него меня долго и страшно насиловал маньяк. Именно Джейкоб был непосредственной причиной моего невыносимого существования. И недели было очень мало, чтобы примириться с этим. Быть может, я никогда не смогу примириться…

– Не бери в голову, – твердо и непререкаемо заявил Кроу. – Перестань мучить себя из-за того, что ты все равно не в силах изменить. Не живи прошлым, живи настоящим. Да, я согласен, все это ужасно. Когда я читал информацию о тебе, я целую неделю был сам не свой. Но ты не должна отождествлять произошедшее с твоей личностью. Тебе нельзя сейчас сдаваться. Так что поднимайся и иди дальше. Ты сильнее обстоятельств.

Кроу все еще не понимал.

– Я страдаю не из-за того, что он сделал со мной. Меня мучает ощущение безнадежности. Мне некуда идти. У меня нет семьи, которая ждала бы меня. Нет доброго друга, который переживал бы. Джейкоб был самым близким мне человеком. А ему теперь все равно, жива я или нет, в Америке я или где-нибудь еще.

К горлу у меня подкатил ком.

– Мне некуда больше идти…

Я умылась и приготовилась ко сну. Раньше моя спальня олицетворяла для меня безопасный уголок, но теперь я ненавидела ее – за исключением времени сна. Единственное, что давало мне ощущение спокойствия, – это объятия Кроу.

Он был моим рыцарем, моим защитником, причем даже во сне. Но я не могла спать с ним каждую ночь. Пуговиц оставалось все меньше, и мне не хотелось промотать их сразу.

В дверь постучали. Уверенно, по-мужски.

– Войдите.

Я перекинула через плечо расчесанные перед сном волосы. Из одежды на мне была только футболка Кроу, которая была велика мне раз в десять и достигала коленей. Мне это не мешало. Напротив, было ощущение, будто он постоянно обнимает меня.

Он вошел в своих серых спортивных штанах, голый по пояс. Крепко сбитое, мускулистое тело, рельефные мышцы, плотно обтягивающие кости.

Прежде чем присесть ко мне на постель, он некоторое время смотрел на пылающий в камине огонь. У Кроу были длинные ноги – когда он опустился на матрас, ему пришлось поджать их, тогда как мои едва доставали до пола. Он положил руки на колени и спросил:

– Хочешь, я посплю с тобой?

Я взглянула на чашу с пуговицами. Там, на дне, их лежало шесть – каждая авторская, неповторимая. Это был мой сберегательный счет. И я не хотела его растрачивать попусту. Мне могли присниться кошмары, или же Кроу мог задумать что-то похуже.

– Нет, спасибо. Все хорошо.

Он покосился на меня, следя за выражением моего лица.

– Жаль. Я хотел помочь тебе.

Его голос осекся. Я впервые поняла, что он тоже может испытывать душевную боль. Впрочем, я никогда не могла угадать его настроения. Иногда мне казалось, что он искренне заботится обо мне. Но на следующий день он мог легко пнуть меня, словно дворового пса. Понять его было решительно невозможно.

– Чем тут поможешь, Кроу?

– Я хочу дать тебе понять, что я знаю, что такое предательство. Я знаю, что значит испытывать боль. Знаю, что такое, когда некуда больше идти.

Он уставился на свои сцепленные руки. Кончики его встрепанных каштановых волос торчали в разные стороны.

– Ты не одна. И никогда не будешь.

Я старалась не пропустить ни единого его слова.

– Что с тобой?

Никогда еще Кроу не был так откровенен со мной. Все, что я о нем знала, – у него был брат, и у них были весьма сложные отношения.

– Мой отец умер десять лет назад. А мама пережила его на пять…

Кроу стиснул пальцы, стараясь говорить спокойно. Каждое следующее слово давалось ему с неимоверным трудом. Голова его втянулась в плечи, а дыхание стало прерывистым. Я заметила: чем больше он выказывал свою уязвимость, тем меньше он выражал эмоций.

– А несколько месяцев назад умерла моя сестра.

И хотя его голос звучал ровно, я видела, как играли желваки на его скулах. Кроу изо всех сил старался контролировать свои чувства.

– И мне это далось очень тяжело.

Я слушала его, и мое сердце разрывалось на куски. Я совсем потерялась после известия о предательстве Джейкоба. Душевная боль была поистине невыносимой. Но после короткой исповеди Кроу мне стало совсем плохо. Такого я не ожидала. Я чувствовала каждое его слово. И мне хотелось утишить его страдания.

– Я очень сожалею.

– Так что я понимаю, что чувствуешь, когда у тебя никого не осталось, – сказал он, опустив голову. – Да, у меня есть брат Кейн… но это совсем не то.

Больше не в силах сдерживаться, я опустила голову ему на колени и обвила руками его стан. Следуя моему движению, Кроу откинулся назад и уткнулся лицом в изгиб моей шеи. Я почувствовала, как его длинные руки обхватили меня. И хотя дышал он ровно, прижался ко мне так, словно я была ему родным человеком.

Я поцеловала его в лоб и стала расчесывать пальцами его шевелюру. У меня возникло ощущение, будто мое сердце бьется прямо о его подбородок и впитывает его страдания. Да, этот человек держал меня в своем доме против воли, но это был несчастный человек. Я совсем не думала, что мне станет жаль его, причем так жарко. Я понимала, что он страдает, и от этого мне становилось вдвойне больно. Может быть, увидев мои переживания, он рассердился именно потому, что и сам мучился?

Он чуть отстранился, и я увидела его исполненные страданием глаза. Там не было слез – его мука таилась в них гораздо глубже. Его глаза были воротами, что вели к его душе… исстрадавшейся, несчастной душе.

Я обхватила его щеки ладонями и поцеловала его в губы – самым нежным поцелуем, которым когда-нибудь дарила его. Мои глаза мгновенно намокли, и соленые теплые слезы брызнули из них на его лицо.

Кроу еще крепче прижал меня к себе, не отнимая своих губ от моих. Так крепко мы еще не сжимали наших объятий. Это было что-то совершенно новое. Кроу прикасался ко мне, словно к хрупкой розе, а я стремилась передать ему биение моего сердца. Я раскрыла ему все мои карты, ибо я показала, как он дорог мне.

И все его козыри лежали передо мной.

И только стоило мне об этом подумать, как Кроу отодвинулся от меня. На его щеках все еще блестели мои слезы. Он столкнул меня со своих коленей и поднялся с постели, как ни в чем не бывало. Пряча глаза, он снова закрылся от меня ледяной пеленой.

– Кроу?

Я утерла слезы, проклиная себя, что позволила такую слабость.

Кроу стоял, уткнувшись взглядом в пол перед собой, так как не мог смотреть на меня. Руки его уперлись в бока, плечи вновь широко расправились.

– Спокойной ночи, – бросил он, повернулся ко мне спиной и вышел вон.

Я решительно не понимала, что на него нашло. Ведь буквально несколько мгновений назад мы лежали в объятиях друг друга, чувственные и нежные. И вдруг – бац! – и он встал и ушел. Просто взял, закрыл свою душу на ключ, предварительно выставив меня прочь. Вытолкал взашей и прочертил линию, за которую я не имею права переступить.

А я и не собираюсь.

Глава вторая
Кроу

Два дня я даже не приближался к ней. Но и она тоже явно не стремилась к общению – так что наши чувства были взаимными. Ей удалось разрушить одну из стен замка моего духа, но я сразу же возвел новую – в два раза выше и в три раза крепче.

Вообще, мне не по нраву рассуждать о моих чувствах. Я не собирался обсуждать все это дерьмо. Не хотел попусту терять время, разглагольствуя о том, что уже не имеет значения. Но я должен был сломать ее скорлупу, чтобы вернуть ей чувство реальности. И мне пришлось раскрыться самому, дабы показать ей, что некоторые раны, что наносит нам жизнь, подчас невозможно излечить. Просто нужно принять это и жить дальше.

Но в процессе разъяснения этих истин я сам дал слабину.

Теперь нужно было как-то восстанавливать отношения. Все же я был хозяин, а она – моя рабыня. Ей требовалось отработать свой долг и затем идти на все четыре стороны. Таковы были правила игры.

На третий день я зашел к ней в комнату, застав ее с книгой у камина. Белое платье оголяло ее узкие плечи. Цвет его прекрасно оттенял оливковый тон ее кожи – солнце постаралось на славу, придав ей соблазнительный, отливающий загар.

И мне опять хотелось оттрахать ее.

Желание буквально взорвало меня изнутри. Я снова хотел ее, хотел по-животному. Я жаждал выплеснуть через нее все мои страдания. Я хотел забыться в ее объятиях. Я не мог думать ни о чем другом, кроме ее влажной пи*ды, ее крика во время оргазма, ее голоса, когда она на пике наслаждения произносила мое имя.

Она посмотрела в мою сторону, прекрасно понимая, зачем я пожаловал. Затем она захлопнула книгу и окатила меня свирепой злобой, брызнувшей из ее глаз. Впрочем, это было для меня не ново. Возможно, после нашего последнего разговора она почувствовала у себя стальные яйца, причем не слабее, чем у меня.

И тогда я опустился перед ней на колени, обхватил ее ляжки и притянул ее к себе, так, чтобы ее грудь вжалась в мою. Мне хотелось взять ее грубо, с силой. Мне хотелось, чтобы она кричала от боли и от наслаждения.

Со мной было пять пуговиц, которые я и выложил. Вернее, бросил на подушку, назначив цену. Цену за ее тугую жопу, за ее крики и стоны.

Она повертела пуговицы пальцами:

– Давай больше.

– Больше?

В прошлый раз цена была ниже.

– Ты возьмешь то, что я тебе дам!

Я сорвал с нее ткань, обнажив задорные, стоящие торчком сиськи. И немедленно зарылся лицом в долину наслаждений между ними, облизывая ее.

Она вцепилась мне в плечи и оттолкнула:

– Нет, за это мне нужно больше твоих пуговиц!

Я замялся, так как не понял, что ей действительно надо. Думать в тот момент я мог только о том, что у нее было между ног.

– Это за что за «это»?

– За то, что подороже.

О, к ней вернулось желание выйти на свободу! К ней вернулся ее нрав, огонь, то, что делало ее настоящей фурией. Она снова была в игре и готова была сражаться на равных со мной.

– Я могу дать тебе кое-что за двадцать пуговичек… Но не знаю, потянешь ли ты это?

– Потяну.

В ее глазах не было ни тени сомнения. Она явно решилась не отступать и отринула всякий страх. Она была готова. Готова делать то, что я ей предложу, и как можно скорее.

– Ну, тогда я покажу тебе…

Мы поднялись на верхний этаж и вошли в мою заветную комнату. Комната располагалась в правом крыле дома, изолированная от других помещений. Там можно было орать сколько угодно, но никто из домочадцев все равно ничего не услышал бы. Впрочем, Ларс догадывался о моих пристрастиях, но вряд ли мог представить себе, чем я занимаюсь на самом деле.

Я опустил кожаные ремни, что свисали с потолка, и повернулся к ней. Мне хотелось видеть ее реакцию.

Перл посмотрела на конструкцию безучастно.

– Я подвешу тебя к потолку. Затем я отстегаю тебя.

При этой мысли мой член немедленно встал. Я хотел услышать, как она кричит. Я хотел видеть рубцы на ее коже. А потом вые*ать.

Она подошла ближе и внимательно оглядела ремни.

– Ну что ж.

И никакого страха в голосе. Вероятно, после Боунса она уже ничего не боялась. А может быть, она не боялась меня.

– Ты уверена?

Она кивнула.

Я принялся за дело, чувствуя, как мой член рвется из штанов. Двадцать пуговиц стоили дела. Я сорвал с нее платье и бросил на пол. На теле остались лишь трусы. Я сорвал и их и стал целовать ее во все места. Мой рот жаждал ее гладкой кожи, которая скоро должна была покрыться рубцами от моих плетей.

Я жадно облобызал ее плечи, а затем стал пред нею на колени и углубился в пространство меж ее ног. Язык мой нежнейше прошелся по всем укромным местам.

Как только мои губы коснулись ее влагалища, она шумно задышала. Затем я почувствовал, как ее ноги стиснули мои плечи, и до моего слуха донесся ее едва слышный стон. Ей явно доставляло удовольствие прикосновение к ее клитору моего тугого языка.

Более терпеть я был не в силах. Мне хотелось избить ее, излупить всю. Мне хотелось затолкать эту несгибаемую женщину в намеченные мною границы. Хотелось ощутить сопротивление ее тела, но без звука ударов.

Я сложил ей руки над головой и затянул ее запястья ремнем. Грудью я прижался к ее спине – так мне больше нравилось. Прежде чем подвесить ее, я с наслаждением оглядел изгибы ее тела. Бог наградил ее великолепной спиной, совершенной задницей и тонкой, словно перемычка у песочных часов, талией. На коже до сих пор оставались почти зажившие следы от прошлых побоев, но я рассчитывал скрыть их ударами своей плетки.

– Кодовое слово – «шнурок».

Она могла произнести его, когда станет невмоготу. Но я надеялся, что она не будет делать этого.

– Скажи!

– Шнурок…

Тогда я повернул ее лицом к себе и поцеловал. Поцелуй был крепок, я использовал и язык, и зубы. После этого я чмокнул ее зад и отошел. Я нащупал веревку и приподнял на несколько дюймов над полом – чтобы потом с удовольствием ее вые*ать. Зафиксировав ее таким образом, я взялся за плетку.

Глядя на ее зад, я чувствовал, как растет мой х*й.

– Ты готова, Пуговица?

Теперь я и не умел называть ее как-то иначе. Прозвище приросло к ней, словно смазанное клеем, и мне это нравилось. Даже в игровой комнате это звучало хорошо.

– Да.

– Что «да»?

Она промолчала – назло мне.

– Ты должна говорить: «Да, хозяин»!

До этого я не заставлял ее произносить такие слова. Я не заставлял ее признать, что она вся принадлежит мне. Да, ее тело было в моей власти, но не ее дух. И вот эта ее непреклонность заводила меня еще больше.

– Ты никогда не станешь мне хозяином.

Тут я изо всех сил вытянул ее плеткой, от плеча до бедра.

Она вздрогнула, когда язык плетки цапнул ее за кожу. От удара тело ее чуть повернулось, подвешенное на ремне.

– Что ты сказала?

Я заглянул ей в глаза – ни слезинки.

– Ты мне не хозяин.

И я ударил ее снова.

На этот раз она даже не шелохнулась. Из презрения ко мне.

Мое уважение к ней возрастало, равно, как и желание обладать ею. Ни одна женщина до нее, будучи в этой комнате, не могла сдержать крика. Никто еще не выказывал столь горделивого презрения, терпя жуткую боль. Все ломались. Все, кроме нее.

Я снова взмахнул плеткой:

– Я тебя поломаю!

И молчание в ответ.

Я ударил ее еще три раза подряд. Я бил ее по заду и по ногам. Кожа заметно покраснела.

Больше сдерживаться я был не в силах. Я превратился в дикое, плотоядное животное. Х*й мой сочился в предвкушении эякуляции, я жаждал вонзить его ей в пи*ду. Мне уже не хотелось ее лупцевать. Все, что мне было нужно, – трахнуть ее.

Я отбросил плетку и сорвал с себя штаны с трусами. Если бы я не мог ее отыметь, мои яйца взорвались бы. Х*й мой буквально тянулся к ней – если бы он мог издавать звуки, то, вероятно, орал бы в тот момент благим матом.

Я развернул ее лицом к себе и закинул ее ноги себе за спину. Коснувшись пальцами ее влагалища, я почувствовал, как сильно она намокла. Да, она ждала меня, истекая от желания. Видно, ее также возбуждала боль, как и меня удары по ее телу.

Я притиснул ее к себе, прижимаясь к ее коже. Так как руки были связаны, она могла делать лишь одно – принять меня в свое лоно.

Легким движением я проник в нее, одновременно запечатав ее губы поцелуем. Почувствовав, как мой член раздвигает ее тело, она застонала, не отрывая своих губ от моих. Я также не мог оторваться от нее, но не целовал – ей и так было хорошо. Мой х*й наслаждался мягкой внутренностью ее лона и каждым ее стоном. Я совсем потерял голову. Меня снедала похоть. Я трахал ее изо всех моих сил, забыв даже собственное имя.

– Кроу…

Я уже не в первый раз слышал, как мое имя слетает с ее губ. Обычно она произносила его, сопровождая сексуальным стоном, вся поглощенная страстью.

– Потрогай мои соски!

В первый раз в постели командовала она.

Я обхватил рукой ее задницу и сделал так, как она хотела. Последним движением своих чресл я заставил ее кончить. С сосками я обошелся несколько грубее, чем обычно, и тут же почувствовал ее оргазм.

Она буквально нанизалась на меня, желая прочувствовать всю длину моего члена. Ее тело поглощало меня, грозя разорваться.

– Господи, да, да!

Она дышала прямо мне в рот, отчего ее слова больше походили на стоны.

Ху*ем я ощутил, как между ее ног течет смазка. Она была мокра еще до того, как я вошел в нее. Мое тело окатила волна жара. Трахая ее, я ощущал ее обессилевшее тело, видел ее левый, покрасневший сосок и багровые следы от моей плетки.

И это окончательно сорвало мне крышу.

Я протолкнул х*й в нее еще глубже и невольно громко застонал. Я уже вообще ни черта не сознавал, когда член исторг совершенно нереальное количество спермы. Я жаждал наполнить ее, что называется, до краев. Я хотел, чтобы мое семя полилось из нее, как только я выну член. Никогда еще я так не наслаждался близостью с женщиной, не испытывая при этом отвращения. Она прекрасно знала, что я такое, и она победила меня. В тот момент она была ближе всего к свободе.

От напряжения моя верхняя губа покрылась соленым налетом – и точно такую же соль я слизывал с ее губ. Чувствуя, как опорожняется мой член, я шептал ей о том, какое наслаждение я испытываю, находясь внутри нее.

Затем я вынул из ее вагины опавший член.

Капли спермы падали из нее прямо на пол – именно об этом я и мечтал.

– Черт!

Я вновь закинул ее ноги себе за спину и почувствовал, как твердеет х*й. Мне хотелось ее еще и еще – больше, чем она смогла бы выдержать.

Увидев мои потемневшие глаза, она поняла, чего я хочу, лучше, чем кто-нибудь на ее месте.

– Я хочу прокатиться на твоем члене.

Тот мгновенно восстал.

– Две пуговицы.

В ту минуту я был готов на любую цену. Развязав ей руки, я отнес ее на постель в угол комнаты. Затем я улегся спиной к изголовью и поместил ее прямо над собою.

– Трахни меня как следует, Пуговица.

Она присела на корточки и для равновесия взяла меня за плечи. А потом заскакала на моем х*е, как заправская бл*дь, причем по всей его длине. Ее сиськи молотили мне по лицу, зато на ее физиономии я заметил выражение крайнего наслаждения.

Она была поистине великолепна.

Потом она завела одну руку себе за спину, и я почувствовал, как ее пальцы стали ласкать мои яйца. И массировала она их нежно, аккуратно, со знанием дела.

– Ах ты ж!

Я стиснул челюсти от невероятного, острейшего удовольствия. Она трахалась, как настоящая шлюха, но вид имела добродетельной рабыни. Х*й мой изнемогал от сладости ее прикосновений. Это был лучший секс в моей жизни, готов дать честное слово. Я был на седьмом небе и не хотел спускаться. Мой х*й жаждал е*ать ее пи*ду – каждый ее сантиметр. Ну как я мог отпустить ее на свободу после этого? Да, я обещал сделать это, но теперь все изменилось. От нее я просто балдел, и ни одна другая женщина не смогла бы дать мне такого праздника плоти. Если она уйдет, что я буду делать без нее?

Эти мысли не очень-то меня радовали. И приводили в уныние – в самом плохом смысле. Так что я поймал глазами ее прыгающие сиськи и через мгновение снова был в игре. Х*й мой шевельнулся в ее узком пространстве и приготовился извергнуть новую порцию спермы.

– Как же я люблю твою пи*ду!

Я и не собирался пошлить – просто ощущал необычайный кайф от нахождения в ее совершенном лоне. И это ощущение срывало мне крышу, отчего я полностью терял контроль над своим языком.

– А моя пи*да обожает твой х*й!

И тут я кончил.

И все вернулось в обычное русло.

Та страшная ночь превратилась лишь в далекое воспоминание. Перл не спрашивала меня о сестре. Она как будто забыла о моем неадекватном поведении. Она просто оставила все это в прошлом – и правильно сделала.

Она отчаянно зарабатывала свои пуговицы. Как-то раз за ужином она залезла под стол и отсосала мне. Потом она без предупреждения явилась ко мне в кабинет и буквально запрыгнула на мой конец. Она жаждала беспрерывного секса и копила пуговицы, которые сыпались ей, как из рога изобилия.

Когда их количество достигло семидесяти, я забеспокоился.

Прошло всего ничего времени, а она выплатила мне почти треть своего долга. «Если так будет продолжаться и дальше, – думал я, – она обретет право на свободу через несколько месяцев». А я слишком привык к этому безудержному траху и пока не хотел отпускать ее.

Я не хотел терять ее.

Да, я дал ей честное слово, которое должен был сдержать. Как только Перл накопит все триста шестьдесят пять пуговиц, я должен удалить вживленный ей чип и отпустить на все четыре стороны.

И другого варианта у меня не оставалось.

При этой мысли у меня начинали трястись руки. На меня накатывали волны паники. Сердце было готово проломить ребра. Без моей Перл-Пуговицы и жить-то не оставалось смысла. Без нее я никогда уже не испытаю того наслаждения от посещения «игровой комнаты». Мне снова придется обедать в одиночестве. Одиночество было моим другом, но после того как Перл вошла в мою жизнь, я более не воображал худшей для себя участи.