Книга: Палач - Пер Лагерквист

Бога своего вы обратили в камень! Он мертв давным-давно. Я же, ваш Христос, я живу! Я - плод его великой мысли, сын его, зачатый им с вами и рожденный, когда он еще был могуч, когда он жил и знал, чего хотел, какой он во все это вкладывал смысл! Теперь он высится недвижно на престоле, подтачиваем временем, точно проказой, и мертвящий ветер вечности уносит прах его в небесную пустыню. Я же, Христос, я живу! Дабы вы могли жить! Я свершаю по миру свой ратный путь и вседневно спасаю вас в крови! И _меня_ вы не распнете!

Есть только любовь, и эта любовь - единственное, что может спасти род человеческий...

Сивилла

"Сивилла" далась мне гораздо тяжелее "Палача". Честно говоря, я не совсем понимаю, о чем это. В повести рассказывается о сивилле (пифии), которая многие годы считалась избранницей бога и служила жрицей (оракулом) в Дельфах. Но однажды она познала земную любовь и зачала ребенка. Ее изгнали из храма, и в горах она родила слабоумного сына. Но был ли это сын ее любимого или того бога, которому она служила? Так о чем же это? Об избранности и связанном с ним одиночестве? О поиске бога?

Он не таков, как мы, и мы никогда его не поймём. Он непостижим, неисповедим. Он бог. И насколько я разумею, он и зол и вместе добр, он и свет и тьма, и полное бессмыслие и глубокий смысл, которого мы не можем доискаться, но и никогда не перестанем искать. Загадка, существующая не для того, чтобы быть разгаданной, но для того, чтобы существовать. Всегда для нас существовать. Всегда нас тревожить.

Почему - сложно сказать. Тема, вроде, весьма обычная. Поверья да небылицы о палачах. Но как-то оно так написано, будто гипнотизер повествует, будто текст превратился в маятник - и не отвести взгляд... И так здорово.... Здорово... здо....

Но вдруг, еще неявно, в произведение врывается джазовая мелодия. "Что за?..." - думаешь ты, но как-то краем сознания. И дальше, дальше - в этой завораживающей атмосфере....

Но.

В этой короткой вещи, оказалось, есть три - да, целые три! - части. И на 60-м проценте читатель вдруг - прямо как в омут, притаившийся под тонким льдом в метель, проваливается во что-то ...странное. Сначала кто-то заговаривает с палачом про гранаты и пулеметы. Ты не успеваешь найти объяснение - и начинается какая-то фантасмагория.

Внезапно. Уже не трактир. Откуда-то берутся метрдотель... шампанское... негры, играющие на сцене... Книга вдруг иллюстрирует все милитаристские гадости человечества. Она не только атифашистская, она вообще антинасильственная. Коротко, парой страниц, она стегает читателя по глазам всей дичью и мерзостью любой бойни, любой силы, дискриминации.

Это только вторая часть короткой повести. Впереди - третья. Проповедь. Вот она тут, на мой взгляд, и ни к чему. Уж очень... банально. Ни к месту такие банальности были в этой странной штуковине. Хитрой штуковине. 60 процентов завораживающей истории - чтобы потом втюхать остальные 40, чтобы читатель, еще зачарованный, не успел бросить и дочитал. Ну и внял, наверное.

Флэшмоб 2016: 13/66.

Рисуй кровью Апокалипсис сейчас. На дворе средневековье, Мракобесие и джаз.

Мракобесие и джаз! Истуканы себя вводят В электрический экстаз. Мракобесие и джаз!

И не важно, средневековье ли он описывает, или древние времена, или затрагивает современность. В своих книгах он проводит настоящие исследования человеческой природы, изучает характеры и души. Получается, что во все времена люди одинаковы, за тысячелетия почти не изменились. Лишь прикрылись ярлыками цивилизованности, политкорректности, толерантности, а поскребешь легонько ноготком и полезло наружу все первобытное. Плюс вопросы религии – как она влияет на людей, почему они так стремятся переложить ответственность на высшие силы, почему не видят, что все безобразия творят сами, без помощи божественных существ, почему прикрываются религией, как щитом? И вроде вокруг масса умных людей, во всем разбирающихся, тонко чувствующих, только опять все кругом виноваты, кроме нас. *Мы сделаем вид, что мир нам открыт вполне...* Психология одиночки и психология толпы. А как пишет, чертяка! Как пишет! Разливается соловьем, талантище так и прет. Литератор и психолог в одном флаконе.

Пер Лагерквист пишет о главном! Он никогда не марает бумагу бессодержательным, примитивным и бездарным текстом. Его слово - это мощное оружие, направленное на дегуманизацию, зверство и насилие. Он прекрасно видит к чему катится человечество и возводит баррикады по краям пропасти, толкает огромные валуны, пытаясь остановить его безумные рефлексии. Любое произведение Лагерквиста - это те самые баррикады и валуны, это попытка докричаться, достучаться и заставить раскрыть глаза и обвести взглядом то, что человечество сотворило с самим собой. Просто посмотреть и смочь после этого сдержать слезы. Сдержать отчаянное желание выпустить на волю дикий вопль, разрывающий душу, если она, все еще, осталась жива.

Произведение "Палач" ("Bodeln") было написано в 1933-м году. Именно в тот год произошла победа фашистского путча в Германии. Но в самом произведении это событие никак не высвечивается прямым посылом. Оно выписано как миф, как легенда. Тут нет сюжета, как такого. Это бесподобно разрисованное полотно, перед которым можно застыть. В буквальном смысле слова. Представьте себе средневековый кабак, где собирается народ после трудного рабочего дня попить пива, поговорить о том о сем, посудачить и разбрестись по домам. И представьте себе, что однажды в этом самом кабаке вместе с простым людом сидит палач, заплечных дел мастер, руки которого по локоть в крови. Его боятся, считают всемогущим и бессмертным, добрым и злым одновременно, почти Богом. Тот же кабак, те же люди, тот же палач, но век 20-й. Мнения не изменились, всемогущий вершитель судеб возведен чуть ли не на трон, и одновременно, осуждаем за зло. Палач - он и Бог и Сатана. Человек в военной форме (фашист-победитель) расхаживает по кабаку со словами:

Чудесно, что будет порядок, господин палач! Народ стал бессовестный, время... его приструнить!

А что сам палач? Тысячелетиями хранивший невозмутимость, молча слушавший с устремленным во тьму, взглядом из-под тяжелых век, он вдруг заговорил:

От рассвета времен справляю я свою службу, и конца ей покамест не видно. Мелькают чередой тысячелетья, народы рождаются и народы исчезают в ночи, лишь я остаюсь после всех и, забрызганный кровью, оглядываюсь им вослед — я единственный не старею. Верный людям, я иду их дорогой, и не протоптано ими такой потаенной тропки, где не разжигал бы я дымного костра и не орошал землю кровью. Народы стирал я с лица земли, империи опустошал и обращал в руины...Людское море я взбивал в кровавую пену, и беспокойный шум его я заставлял умолкнуть навек. Пророков и спасителей я сжигал на кострах за ересь. Человеческую жизнь вверг я в пучину ночи и мрака. Я озираю просторы: земля лежит в лихорадке, в жару, а из поднебесной выси слышатся скорбные вскрики птиц. Настал час злу выбросить семя! Настал час палача! Солнце задыхается в тучах, отсырелый шар его зловеще тлеет пятном запекшейся крови. Вселяя страх и трепет, я иду по полям и собираю свою жатву. На челе моем выжжено клеймо преступления, я сам злодей, осужденный и проклятый на вечные времена. Ради вас.

Я вчитывалась в этот кусок. Раз за разом. Мой мозг пульсировал, бился в истерике, отвергал и не хотел принять откровение палача. Я испугалась вопроса, которого не смогла не задать. Кто же ты, Палач?

Вневременная притча... Она вечна и о вечном... Поколения сменяют поколения, тысячелетия заканчиваются и начинаются новые, нравы и обычаи канут в небытие, что-то возрождается... Все в мире идет по кругу и циклично. Только вот природа Зла неизменна и постоянна. И бок о бок с ней соседствует Добро. Ибо одно без другого невозможно и между ними тончайшая грань.

Темная, мрачная и короткая история об отверженности и избранности. Смесь разных диалогов в баре за кружкой пива. История о мудром Палаче, который избран. Он мучается и ничего с этим сделать не в состоянии. Он всегда будет нужен людям, чтоб служить им, ибо люди по своей природе всегда будут стремиться убивать, проливать кровь в угоду чему-либо. А точек соприкосновения и конфликтов может быть слишком много, чтоб Палач хоть на время обрел покой... Но всегда рядом маячит Любовь, которая всегда ждет и прощает, только приносит ли это успокоение!?

Краткость - сестра таланта. Сильная вещь, дающая мощный толчок *на подумать*, может быть совсем миниатюрной... Зато вот такой острой и емкой. Автор действительно ищет ответы на вечные вопросы, которые ставило, ставит и будет ставить перед собой человечество.

Дальше...

Разговор принял другое направление и про азиата забыли. Тот же молча, показал официантке, чтобы та принесла еще пива. Официантка недовольно сморщилась, но пиво принесла. Правда, пустые кружки унести снова забыла, и они теперь громоздились, заполняя почти весь стол. Азиата это похоже не занимало. Неспешно потягивая пиво, он думал какую-то свою неторопливую думу. В пивную вошли три крашеные блондинки и направились к свободному столику. Он был только один и находился впритык к столику, за которым сидел азиат. Блондинки уставились на него во все шесть глаз. - Ну, ваще! – начала одна. - Докатились! – поддержала вторая. - Девушка, у вас есть еще свободные столики? – склочным тоном стала вопрошать третья, самая деловая. - К сожалению, только этот столик свободен, - ответила официантка, но как-то не оправдательно, а даже как-то по-заговорщицки. - Он же вам всю клиентуру распугивает, - продолжала наседать третья, которая, судя по всему, хорошо разбиралась в этом вопросе. Официантка, молча и на этот раз, оправдательно пожала плечами. «Мол, что же я могу поделать». - Позовите менеджера, пусть предоставит нам другой столик! - потребовала первая блондинка. – Мы постоянные клиенты! Менеджер появился довольно быстро и вместе с тремя блондинками удалился в другой зал. Отсюда было не слышно, о чем они там дальше говорили. Азиат жестом попросил еще одну кружку пива. На этот раз официантка подошла к нему вплотную, поместила пустую тару на принесенный поднос и тихо, но уверенно спросила: - Еще что-нибудь заказывать будете? Азиат ничего не ответил. - У нас вечером обязательно заказывать основное блюдо, - придумала новое правило для заведения официантка. Оно отнюдь не было новым в ее далеком провинциальном городе. Но знание пригодилось, потому что вовремя вспомнила. Азиат молчал. Официантка довольно долго и напряженно прождала неизвестно чего, хмыкнула и, бурча под нос что-то типа «не понимает нифига, бестолочь», отправилась за очередным пивом. Азиат продолжал потягивать пенный напиток, думая какую-то свою неспешную думу. Двое мужчин в костюмах и при галстуках появились в дверях пивной. Их уже сопровождал менеджер, который предупредительно и суетливо убрал табличку «Стол зарезервирован» со столика, находящегося в углу зала и сделал предостерегающий жест в сторону официантки, которая уже спешила принять заказ. Взгляд одного из этих мужчин быстро обежал зал и остановился на оранжевых доспехах азиата. Мужчина поморщился. - И здесь уже…- недовольно протянул он. - Понаехали…Девушка, пригласите менеджера! Менеджер не успел далеко уйти и появился практически сразу. - Дима, что это у тебя за клиент в зале? – недовольно поинтересовался мужчина. - Понял, понял… Владимир Николаевич, - сразу же запричитал менеджер. - Сейчас все будет в лучшем виде. Менеджер направился к столу азиата и стал что-то тому вполголоса объяснять. Продолжалось это довольно долго. Наконец, покрасневший и с выпученными глазами, менеджер прибежал к столу мужчин в галстуках и стал оправдываться. - Владимир Николаевич, он не понимает по-русски! – жалобно заелозил менеджер, всеми силами показывая свое особое рвение. - А мне какое дело, - раздраженно процедил тот. – Пусть его выставят, позови охрану. Менеджер побежал за охраной и, когда охранник появился вместе с ним в дверях, то был уже должным образом проинструктирован. - Мужчина, этот стол заказан с девяти часов, - объявил охранник азиату. – Пройдите в другой зал. Азиат продолжал сидеть и спокойно пить. Охранник попытался легким движением тяжелых рук вытащить азиата из-за стола, но у него ничего не вышло. Охранник вопросительно посмотрел на менеджера. Тот сделал раздраженно-отчаявшийся жест, при этом махнув рукой. Действительно, не драку же устраивать. - Ну, в чем здесь дело? – поинтересовался подошедший Владимир Николаевич. - Вызови тогда полицию! - Так они у нас сегодня, Владимир Николаевич, - сказал менеджер. – В вип-зале с 17 часов еще. Сегодня же день рождения начальника нашего отделения. - Правда? – удивился тот. – Очень кстати, нужно к ним наведаться. Ну-ка, Дима, проводи нас. Владимир Николаевич с другом удалились, ведомые Димой-менеджером и, судя по тому, что в зал они не вернулись, приняли их там очень хорошо. Посетители вокруг тоже постепенно напивались. Парень за соседним с азиатом столом заснул, опустив руку в кружку, и едва не упал со стула. Скрипнула дверь за уезжавшими тремя блондинками, передавая по улице отголосок какой-то застольной песни, что распевала одна из них. Даже официантка позволила себе к концу рабочего дня пропустить рюмочку- другую так, чтобы не заметил Дима-менеджер. Пивная должна была скоро закрываться. Люди, с трудом и покачиваясь, покидали питейное заведение. Кого-то поджидало такси, кто-то нетвердой походкой направлялся в сторону метро. Азиат тоже встал. Натянув свои оранжевые доспехи, он протянул официантке несколько купюр. - Спасибо, девушка, - улыбнулся он на хорошем русском.

"Палача" можно назвать притчей, можно назвать просто повестью или даже романом. Но терминология не важна, когда на первый план выходят такие Идеи. Это Гуманизм с большой буквы. Лагерквист пишет о ценности человеческой жизни, о смерти, о колесе судьбы. "Палач" написан в 1933 году и он просто не мог быть написан ни в какое другое время. В каждой строчке ужас перед чумой, которая скоро накроет весь мир. Но это мы сейчас знаем, как развивались события, а книга - как напряженная струна - кричит от боли и страха.

Тяжелая книга, но я буду к ней возвращаться.

9 / 10