Текст книги "Розанна"

Разбуди меня в шесть. Спокойной ночи».

Мартин Бек дважды прочел составленное Колльбергом описание, сложил лист бумаги и положил его на ночной столик. Погасил лампу и повернулся к стенке.

Уснул он, когда начало светать.

VI

Из Муталы они выехали рано утром, но горячий воздух уже дрожал над асфальтом. Шоссе перед ними было прямым и пустынным. Колльберг с Меландером сидели впереди, Мартин Бек устроился сзади у открытого окна и подставил лицо ветру. Перед отъездом он выпил кофе, и теперь неважно себя чувствовал.

Колльберг ведет машину скверно, рывками, подумал Картин Бек, но, по крайней мере, медленно. Меландер, сжимая в зубах трубку, без всякого выражения глядел в окно.

Минут сорок пять они проехали молча, наконец Колльберг кивнул влево, где между деревьев появилось озеро.

– Это озеро Роксен, – объявил он. – Три озера в центральной Швеции – Бурен, Роксен и Глан. Клянусь, это единственное, что я запомнил из того, что мне вбивали в голову в школе.

Остальные ничего не сказали.

В Линчёпинге они остановились у закусочной. Мартин Бек еще не хотел есть и остался в машине, а его коллеги пошли перекусить.

Завтрак поднял настроение Меландеру, и остаток пути они с Колльбергом болтали о том о сем. Мартин Бек молчал. У него не было желания разговаривать.

Когда они приехали в Стокгольм, он сразу отправился домой. Его жена сидела на балконе и загорала. Она была в одних трусиках от купальника. Услышав, что открывается входная дверь, она взяла с балконных перил бюстгальтер и встала.

– Привет, – сказала она. – Как съездил?

– Отвратительно. Где дети?

– Они поехали к воде. На велосипеде. Ты выглядишь бледным. Конечно, питался нерегулярно. Я приготовлю тебе завтрак.

– Я устал, – сказал Мартин Бек, – и не хочу завтракать.

– Но это будет быстро. Посиди пока, а я…

– Я ведь говорю, что не хочу завтракать. Пойду немного посплю. Разбуди меня через час.

Была четверть одиннадцатого.

Он пошел в спальню и закрыл за собой дверь.

Когда она разбудила его, ему показалось, что он спал несколько минут.

Было без четверти час.

– Я ведь сказал: через час.

– Ты выглядел таким уставшим. Тебе звонит старший комиссар Хаммар.

– Черт его побери.

Через час он уже сидел в кабинете шефа.

– Удалось что-нибудь выяснить?

– Нет. Мы не знаем абсолютно ничего… не знаем, кто она, не знаем, где ее убили, а тем более, кто ее убил. Знаем лишь, когда и как, но это все.

Хаммар положил руки на стол и, наморщив лоб, изучал свои ногти. Он был старше Мартина Бека на пятнадцать лет, уже немного располнел, у него были густые седые волосы и косматые брови. Это был хороший шеф, спокойный, иногда даже флегматичный; они всегда друг с другом ладили.

Комиссар Хаммар сцепил пальцы рук и посмотрел Мартина Бека.

– Поддерживай контакт с Муталой. Наверняка ты прав, у девушки отпуск, все думают, что она где-то путешествует, может быть, даже за границей. Возможно, пройдет не меньше двух недель, пока кого-то не начнет беспокоить ее отсутствие, если предположить, что у нее трехнедельный отпуск. Но рапорт я бы попросил тебя представить как можно скорее.

– Сегодня же ты его получишь.

Мартин Бек пошел к себе в кабинет, снял чехол с пишущей машинки, несколько минут полистал копии, подученные от Ольберга, и принялся печатать.

В половине шестого зазвонил телефон.

– Ты придешь домой к ужину?

– Вероятнее всего, нет.

– Неужели в мире больше нет других полицейских, кроме тебя? – начала его жена. – Почему всё должен делать только ты? Твой шеф разве не знает, что у тебя есть семья? Дети уже спрашивают, где ты.

– Ну, хорошо, может, мне удастся прийти в половине седьмого.

Через полтора часа рапорт был готов.

– Отправляйся домой и постарайся хотя бы немного выспаться, – сказал Хаммар. – Ты выглядишь уставшим.

Мартин Бек устал. Домой он приехал на такси, поел и сразу лег.

Уснул он мгновенно.

В половине второго ночи его разбудил телефон.

– Ты спал? Сожалею, что я тебя разбудил. Я только хотел тебе сказать, что уже все выяснилось. Он сам сознался.

– Кто?

– Хольм, сосед. Ее парень. Он совершенно потрясен. Ревность. Удивительная история, что скажешь?

– Чей сосед? О ком ты, собственно, говоришь?

– Как о ком? О женщине, которая жила на верхнем этаже. Я хотел тебе сказать, что теперь ты можешь спать спокойно и не ломать себе над этим голову… О Боже, я же все перепутал!

– Я слушаю.

– О черт! Да ведь ты этим не занимался. Это дело вел Стенстрём. Ради Бога, извини. До завтра.

– Хорошо, что ты мне позвонил, – сказал Мартин Бек.

Он снова лег, но уснуть не мог. Лежал на спине, смотрел в потолок и слушал, как его жена тихонько похрапывает. У него было чувство опустошенности и отчаяния.

Когда в спальню начало светить солнце, он повернулся на бок и подумал: «Завтра позвоню Ольбергу».

Утром он позвонил Ольбергу, потом звонил четыре-пять раз в неделю в течение месяца, однако им уже не о чем было говорить. Кто была та девушка, оставалось загадкой. Газеты уже перестали писать об этом преступлении, а Хаммар больше не интересовался, как идет расследование. Среди лиц, находящихся в розыске, по-прежнему не значилось никого похожего по описанию на нее. Иногда казалось, что она вообще никогда не существовала. Наверняка о ней забыли все, кроме Ольберга и Мартина Бека.

В начале августа Мартин Бек взял неделю отпуска и поехал с семьей на островок в заливе недалеко от Стокгольма. Вернувшись, занялся накопившимися текущими делами. Чувствовал он себя вялым и плохо спал.

Однажды ночью в конце августа он лежал в постели и смотрел в потолок. Поздно вечером ему позвонил Ольберг. Звонил из городской гостиницы, и по голосу казалось, что он был немного пьян. Они пару минут поговорили об убийстве, и, прежде чем повесить трубку, Ольберг сказал:

– Кто бы он ни был и где бы он ни был, мы должны его найти.

Мартин Бек встал и побрел босиком в гостиную. Он зажег настольную лампу и посмотрел на модель учебного парусника. Нужно было еще установить такелаж.

Он сел за письменный стол и вытащил папку из нижнего ящика. В ней лежало описание девушки, составленное Колльбергом, и фотоснимок, который сделал полицейский фотограф в Мутале, почти два месяца назад. Он знал описание почти наизусть, но снова медленно и внимательно прочел его. Потом разложил на столе фотографии и долго на них смотрел.

Закрыв папку и погасив свет, он сказал себе:

– Кто бы он ни был и кто бы она ни была, я должен это сделать.

VII

– Интерпол, черт бы его побрал, – сказал Колльберг.

Мартин Бек ничего не ответил. Колльберг заглядывал ему через плечо.

– Эти идиоты к тому же еще пишут по-французски?

– Это тулузская полиция. Они кого-то ищут.

– Французская полиция, – сказал Колльберг. – Несколько лет назад я послал им через Интерпол заявление о розыске. Речь шла об одной соплячке из Юрсхольма. Три месяца они отмалчивались, а потом вдруг пришло длиннющее письмо от парижской полиции. Я, конечно, ни слова не понял и отдал его переводить, а на следующий день читаю в газете, что ее нашел один шведский турист. Нашел, еще чего. Она просто торчала в том знаменитом на весь мир ресторане, где высиживают все те шведские соплячки, которые занимаются этими делами бесплатно…

– «Le Dome».

– Точно. Так вот, сидит там эта девица с одним арабом, с которым она спит, причем торчит там каждый день уже полгода. Ну вот, а днем мне приносят перевод и я узнаю, что во Франции ее не могут найти вот уже три месяца и в настоящее время ее наверняка там нет. Д если и есть, то только мертвая. При «нормальном» исчезновении у них все выясняется максимум за две недели, в данном же случае, к сожалению, вероятнее всего произошло преступление.

Мартин Бек сложил письмо, взял его за уголок и опустил в один из ящиков.

– Что они пишут?

– Ах эти, из Тулузы? Испанская полиция нашла ее на прошлой неделе на Мальорке.

– И для этого им нужны такие печати и длинные письма?

– Да, – сказал Мартин Бек.

– Кроме того, твоя девушка наверняка шведка. Как мы с самого начала и думали. И все-таки странно…

– То, что никого не волнует ее исчезновение, откуда бы она ни была. Иногда я о ней думаю.

Колльберг постепенно сменил тон.

– Меня это выматывает, – заявил он. – Ужасно выматывает. Сколько раз ты уже узнал, что это не она?

– Если считать эту, двадцать семь раз.

– А будет еще больше.

– Конечно.

– Жаль ее, но ты не должен уделять этому так много времени.

– Да.

Хорошие советы наверняка легче давать, чем их выполнять, подумал Мартин Бек. Он встал и подошел к окну.

– Ну, а я лучше займусь своим убийцей, – вздохнул Колльберг. – Сидит, ухмыляется и обжирается. Это дело тоже любопытное. Сперва напивается, потом убивает жену и детей обухом, пытается поджечь дом и зарезать себя, а для полноты картины является в полицию, хнычет и жалуется на еду. Сегодня отправлю его к психиатру. И все-таки жизнь прекрасна, – добавил он и захлопнул за собой дверь.

Газон перед управлением полиции округа Кристинеберг начал понемногу желтеть. Небо было серым, ветер гнал по нему клочья дождевых туч. В оконное стекло хлестал ливень, с деревьев уже опали почти все листья. Было двадцать девятое сентября, решительно и неотвратимо наступала осень. Мартин Бек с отвращением посмотрел на свою наполовину выкуренную сигарету, подумав о своих слишком нежных бронхах и ужасном первом насморке холодного полугодия, которое вот-вот начнется.

– Бедняжка, кто же ты? – сказал он про себя. Он слишком хорошо знал, что надежда убывает с каждым днем. Может быть, им вообще не удастся выяснить, кто она, тем более найти виновного. Только он один может это сделать. У женщины, лежащей на клеенке на ярко освещенном солнцем волноломе, было по крайней мере лицо, а теперь у нее есть только безымянная могила. Убийцу он представлял себе как бы в тумане, без контуров и только ясно видел его руки, которые умеют душить.

Мартин Бек встряхнулся. Не забывай, что у тебя имеются три самых главных достоинства полицейского. Ты упрям, логичен и очень спокоен. Тебя нельзя вывести из равновесия, а к преступлению, которое ты расследуешь, у тебя отношение только профессиональное, каким бы это преступление ни было. Такие слова, как отвратительный, ужасный, дьявольский, относятся к лексикону газетчиков, ты не должен их употреблять. Убийцы вполне нормальные люди, только еще более несчастные и неуравновешенные.

Ольберга он не видел с того вечера, когда они сидели вдвоем в гостинице, но разговаривал с ним часто – последний раз ровно неделю назад – и еще помнил последнюю фразу:

– Отпуск… нет, пока не закончим это дело. Я уже сделал все, что мог, но буду продолжать, даже если мне придется вычерпать все озеро Бурен.

Ольберг слишком упрямый, подумал Мартин Бек.

– Черт возьми, – тихо пробормотал он и ударил себя кулаком по лбу.

Он вернулся к столу, сел, повернул кресло на четверть оборота и тупо уставился на лист бумаги в пишущей машинке, пытаясь вспомнить, что же собирался печатать в тот момент, когда явился Колльберг с сообщением из Франции.

Через шесть часов, без двух минут пять, он стоял в плаще и шляпе и со страхом думал о переполненном метро по дороге домой. Дождь все еще шел, и ему показалось, что он уже вдыхает тяжелый запах влажной одежды и его сжимает плотная масса чужих тел, усиливая в нем чувство, похожее на страх одиночества.

Без одной минуты пять пришел Стенстрём. Он ввалился внутрь, как обычно, без стука. Это было неприятно, но переносимо по сравнению с Меландером, который долбил в дверь, как дятел, или Колльбергом, который колотил в дверь так, что можно было оглохнуть.

– Есть сообщение для отдела розыска пропавших девушек. Пора бы уже послать благодарственное письмо в американское посольство. В конце концов, это твой единственный корреспондент.

Он посмотрел на розовый обрывок телетайпной ленты.

– Линкольн в Небраске. Откуда было предыдущее сообщение?

– Из Астории в штате Нью-Йорк.

– Это те, которые прислали подробное описание на трех страницах и забыли добавить, что речь идет о негритянке?

– Да, – кивнул Мартин Бек.

Стенстрём подал ему ленту и сказал:

– Тут есть телефон какого-то человека в посольстве, думаю, ты должен ему позвонить.

Радуясь, что появился предлог оттянуть мучения в метро, Мартин Бек вернулся к столу, но было поздно. У сотрудников посольства рабочий день уже закончился.

На следующий день, в среду, погода была еще хуже, чем накануне. С утренней почтой пришло запоздалое объявление о розыске двадцатипятилетней домработницы из никому не известного городка Ренг, очевидно, где-то на юге, в Сконе. Она не вернулась из отпуска.

До обеда одну копию описания Колльберга и отретушированные фотоснимки отослали советнику полиции в Веллинге, другую копию и фотографии отправили по адресу: Детектив-лейтенант Элмер Б. Кафка, Отдел расследования убийств, Линкольн, Небраска, США.

После обеда Мартин Бек почувствовал, что у него начинают опухать миндалины. Когда он пришел вечером домой, ему уже было больно глотать.

– Завтра уголовной полиции придется обойтись без тебя, я займусь тобой, – заявила его жена.

Он открыл рот, чтобы ей ответить, однако посмотрел на детей и промолчал.

С безошибочным инстинктом она начала укреплять свою победу.

– У тебя совершенно заложен нос… ты дышишь, как рыба, выброшенная на берег.

Бек коротко поблагодарил за ужин и занялся своими такелажными проблемами, работой, которая всегда его успокаивала. Он работал не торопясь и систематически, в голову не приходили никакие посторонние мысли. До него доносился звук телевизора из соседней комнаты, но Бек совершенно не обращал на него внимания. Через некоторое время в дверях появилась дочь, вид у нее был кислый, а на подбородке размазалась жевательная резинка.

– Тебе кто-то звонит. И как назло как раз посреди Перри Мейсона.[4]4
  Адвокат Перри Менсон – главный герои детективных романов Э.С. Гарднера, многие из которых экранизированы.


[Закрыть]

Черт, надо будет переставить телефон куда-нибудь в другое место.

Черт, надо будет немного заняться воспитанием своих детей.

Черт, а что вообще можно сказать двенадцатилетней девочке, которой нравятся «Битлз» и у которой уже заметны груди?

Он побрел в гостиную с таким видом, словно просил прощения за то, что вообще родился, и там глупо уставился на мужественное лицо великого защитника закона и правосудия, которое занимало весь экран, потом вынес телефон как можно дальше, в прихожую.

Добрый вечер, – поздоровался Ольберг. – Послушай, мне, кажется, пришла в голову одна идея.

– Я слушаю.

– Помнишь, мы с тобой говорили об экскурсионных судах? Ну, тех, что летом проплывают здесь в половине первого дня и в четыре часа?

– Да.

– Я пытался на прошлой неделе опросить экипажи всех грузовых судов и частных яхт, но для этого у нас не хватает возможностей. А час назад один наш парень из патрульной службы сказал мне, что как-то летом он видел, как какой-то экскурсионный пароход проплывал мимо могилы Платена в западном направлении примерно после полуночи. Когда это было, он забыл, и вспомнил об этом только сейчас, когда я начал всех расспрашивать. Он несколько раз дежурил ночью в тех местах. Мне кажется это маловероятным, но он клянется, что не ошибается. Через день он уехал в отпуск и совершенно забыл об этом.

– Он узнал пароход?

– Нет, но ты послушай. Я звонил в Гётеборг и разговаривал кое с кем из судовой компании. Один из них сказал мне, что это может быть правдой, судно называлось «Диана», он дал мне адрес капитана.

Наступила пауза. Слышно было, как Ольберг чиркает спичкой.

– С капитаном я уже поговорил. Он сказал, что помнит эту историю даже слишком хорошо, хотя предпочел бы о ней забыть. Вначале им пришлось ждать почти три часа в Хевринге из-за тумана, потом у них лопнул какой-то паропровод в моторе…

– В машине.

– Не понял.

– В машине, а не в моторе.

– Ага. Так вот, им пришлось торчать восемь часов в Сёдерчёпинге, пока его не исправили. Это значит, что у них было около двенадцати часов опоздания, и по озеру Бурен они проходили уже после полуночи. Они не причаливали ни в Мутале, ни в Вадстене, а пошли прямо в Гётеборг.

– Когда это произошло? Какого числа?

– Капитан говорит, что это был второй рейс после дня Святого Яна, другими словами, это произошло в ночь с четвертого на пятое.

Последующие десять секунд оба молчали. Потом Ольберг продолжил:

– Четыре дня, прежде чем мы ее нашли. Я еще раз позвонил в судовую компанию и проверил, совпадает ли время. Они спросили, что меня интересует, и я попросил проверить, все ли туристы доехали до Гётеборга в целости и сохранности. А что, спросили они, разве кто-то туда не доехал? Пришлось мне сказать, что я не знаю. Они наверняка решили, что у меня с головой не в порядке.

С минуту опять было тихо.

– Как ты думаешь, это может иметь какое-нибудь значение? – наконец спросил Ольберг.

– Не знаю, – ответил Мартин Бек. – Возможно. В любом случае ты поработал прекрасно.

– Если все туристы добрались до Гётеборга в полном порядке, нам это ничего не дает.

В его голосе звучала удивительная смесь разочарования и скромного триумфа.

– Мы должны все это подробно проверить, – добавил Ольберг.

– Естественно.

– Ну, спокойной ночи.

– Спокойной ночи. Я тебе позвоню.

Мартин Бек пару минут сидел, положив руку на телефон, потом наморщил лоб и, как лунатик, пошел обратно через гостиную. Тихо закрыл за собой дверь, сел перед моделью парусника, протянул к нему руку, но тут же ее опустил.

Так же сидел он и часом позже, когда пришла жена и отправила его в постель.

VIII

– Не стану утверждать, что ты выглядишь слишком здоровым, – сказал Колльберг.

Мартин Бек чувствовал себя как угодно, но только не здоровым. У него был насморк, горло и уши болели, в бронхах хрипело. Простуда развивалась точно по плану, и сейчас наступила самая неприятная стадия. Несмотря на это, он решил упорно сопротивляться простуде и удрать от домашней битвы, а поэтому провести весь день в кабинете. Во-первых, он не избежал бы утомительной заботы о себе, если бы остался лежать дома. Когда у его жены начали подрастать дети, она со всей имеющейся у нее энергией вжилась в роль домашней медсестры, и его регулярная простуда была для нее событием, с которым могли сравниться день рождения или большие праздники.

Кроме того, по какой-то загадочной причине ему было тягостно оставаться дома.

– Зачем ты явился, если тебе плохо?

– Я в полном порядке.

– Перестань слишком переживать из-за этой истории. Можно подумать, у нас это первое дело, когда расследование зашло в тупик. И к тому же не последнее, причем тебе это известно не хуже меня. От этого мы не станем ни лучше, ни хуже. Просто твой жизненный идеал – быть первоклассным полицейским.

– Я вовсе не переживаю.

– Не думай над этим столько, потому что можешь создать угрозу своим моральным устоям.

– Как это?

– Точно… дай только человеку время, так он способен додуматься до такого, что просто страх берет. Задумчивость – мать безысходности, – пояснил Колльберг и ушел.

Это был безрадостный и пустой день, полный чихания, сморкания и будничной работы. Дважды Бек звонил в Муталу, главным образом, чтобы подбодрить Ольберга, который при дневном свете сообразил, что его открытие не будет ничего стоить, если не удастся каким-то образом связать его с трупом у шлюзовой камеры.

– Человек склонен несколько переоценивать события, когда надирается, как свинья, а потом оказывается, что все это ни к чему. – Ольберг говорил это всхлипывая, кающимся тоном. Он был готов заплакать.

Исчезнувшая девушка из Ренга до сих пор не нашлась. Бека это не интересовало, потому что рост девушки составлял 155 см, у нее были крашеные волосы и прическа а ля Брижит Бардо.

В пять часов он сел в такси и поехал домой, но вышел у станции метро и остаток пути прошел пешком, чтобы избежать изнуряющего разговора о деньгах, который, несомненно, ожидал бы его, если бы жена увидела, что он приехал домой на такси.

Есть он ничего не мог, но вылил в себя чашку отвара ромашки. Для того, чтобы ко всему прочему еще и желудок разболелся, подумал Мартин Бек. Он прилег и сразу уснул.

Утром ему было немного лучше, он со стоицизмом выпил чашку кипятка с медом и съел один сухарик. Спор о состоянии его здоровья и несоразмерных требованиях государственного аппарата к своим сотрудникам затянулся, и когда он наконец добрался до управления округа Кристинеберг, было уже четверть одиннадцатого.

На его письменном столе лежала телеграмма.

Через минуту Мартин Бек впервые за восемь лет службы вошел в кабинет своего шефа без стука, несмотря на то, что над дверью горел красный свет.

Вездесущий Колльберг полусидел на краю стола и изучал план какой-то квартиры. Хаммар, как всегда, сидел в своем кресле, подперев подбородок рукой. Оба недовольно уставились на вошедшего.

– Я получил телеграмму от Кафки.

– Веселенькое начало трудового дня, – сказал Колльберг.

– Но у него такая фамилия. Это полицейский из Линкольна, города в Америке. Он опознал ту девушку из Муталы.

– Он что, сумел сообщить обо всем в телеграмме? – спросил Хаммар.

– По-моему, да.

Он положил телеграмму на стол. Все трое прочли текст на английском языке:

СОВЕРШЕННО ТОЧНО. ЭТО НАША ДЕВУШКА. РОЗАННА МАКГРОУ, 27. БИБЛИОТЕКАРЬ. ОБМЕН ДАЛЬНЕЙШЕЙ ИНФОРМАЦИЕЙ НЕОБХОДИМ КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ.

КАФКА, ОТДЕЛ РАССЛЕДОВАНИЯ УБИЙСТВ

– Розанна Макгроу, – сказал Хаммар. – Библиотекарь. Этого мы не ожидали.

– А у меня была версия, – сказал Колльберг, – что она из Мьёльбю. Кстати, где он находится, этот Линкольн?

– В Небраске, где-то в центральной части США, – ответил Мартин Бек. – Во всяком случае, мне так кажется.

Хаммар еще раз прочел телеграмму.

– Что ж, займемся этим делом снова. По крайней мере, уже что-то есть. Но как, черт возьми, она попала в Муталу?

Он вернул телеграмму Мартину Беку.

Дополнительная информация придет по почте, а эта мало о чем нам говорит.

– Она говорит нам об очень многом, – сказал Колльберг. – Мы ведь тоже кое на что способны.

– Да, – спокойно подтвердил Хаммар, – но нам с тобой вначале нужно закончить это дело.

Мартин Бек вернулся к себе в кабинет, сел за стол и начал растирать лоб кончиками пальцев. Чувство триумфа, охватившее его, незаметно исчезло. Три месяца ему потребовалось для того, чтобы узнать то, что в девяноста девяти случаях из ста без всяких усилий становится известным с самого начала.

Посольство и начальство подождут. Он придвинул телефон и набрал номер в Мутале.

– Слушаю, – сказал Ольберг.

– Мы выяснили ее личность.

– Это точно?

– Похоже на то.

Ольберг ничего не сказал.

– Это американка. Из какого-то города Линкольн в штате Небраска. Хочешь записать?

– Да, пожалуйста.

– Ее звали Розанна Макгроу. Диктую по буквам: РУДОЛЬФ-ОЛАФ-СИГУРД-ЭРИК-АДАМ-НОРБЕРТ-НОРБЕРТ-АДАМ, следующее слово – большое МАРТИН-СЕСИЛ – большое ГУСТАВ-РУДОЛЬФ-АДАМ-ВИЛЬГЕЛЬМ. Записал?[5]5
  Мартин Бек диктует имя и фамилию в английской транскрипции: Roseanna McGraw.


[Закрыть]

– Да, вроде.

– Ей было двадцать семь, она работала библиотекарем. Пока что мне больше ничего не известно.

– Как тебе удалось это узнать?

– Обычная ежедневная работа. Ее наконец-то начали разыскивать. Не через Интерпол, а через посольство.

– Пароход! – воскликнул Ольберг.

– Что?

– Пароход! Если здесь оказалась американская туристка, она должна была приплыть на пароходе. Возможно, не обязательно на том, моем пароходе, но наверняка на каком-то пароходе. Такие туристки у нас бывают.

– Мы не знаем, была ли она здесь в качестве туристки.

– Да, ты прав. Я сразу же этим займусь. Если она здесь кого-нибудь знала или жила в городе, я выясню это за двадцать четыре часа.

– Хорошо. Я позвоню тебе, как только узнаю что-то новое.

Мартин Бек закончил разговор тем, что чихнул в ухо Ольбергу. Он собрался попросить прощения, но на другом конце уже было тихо.

Несмотря на то, что голова болела по-прежнему и в ушах шумело, ему уже давно не было так хорошо, как сейчас. Он чувствовал себя как бегун за секунду до старта. Его волновало лишь то, что убийца стартовал раньше и получал фору в три месяца, а сам он не знал, в каком направлении бежать.

Где-то в глубине его мозга полицейского за этими мыслями о вероятных шансах и неизвестных величинах уже начал складываться план действий на ближайшие двое суток. Он знал, что теперь результаты наверняка будут, был уверен в этом так же, как в том, что в песочных часах пересыпается песок.

Три месяца он думал только об этом, о той минуте, когда наконец-то сможет начать расследование. До этой минуты он словно в кромешной тьме барахтался в болоте и вот теперь почувствовал под ногами первую надежную кочку. А следующая должна быть недалеко.

Он не рассчитывал на какие-либо быстрые результаты. Если бы Ольберг выяснил, что женщина из Линкольна работала в Мутале или жила у знакомых в городе, или еще где-то там ее видели, это удивило бы его больше, чем если бы убийца вошел к нему в кабинет и сам во всем сознался.

С другой стороны, он ждал многого от дополнительной информации из Америки, хотя понимал, что нужно набраться терпения. Он думал о всех тех разнообразных сведениях, которые должен будет постепенно получить от детектива из Америки, а также об Ольберге, который с таким упрямством придерживается почти бессмысленной версии, что женщина путешествовала на каком-то пароходе. Логичнее всего, конечно же, предположить, что труп кто-то привез к воде на автомобиле. Люди относятся к автомобилю как к новому божеству, которое способно выполнять любую работу, даже тайную перевозку трупов.

Бек начал думать о детективе-лейтенанте Кафке, о том, как он выглядит, и о том, похож ли полицейский участок, где он работает, на те, что всегда показывают по телевизору. Думал о том, который час нынче в Линкольне, и о том, где жила эта женщина, о том, что ее квартира закрыта, там тихо и на мебель надеты белые чехлы, а воздух, возможно, тяжелый, спертый, полный мелкой, неподвижной пыли.

Он вдруг понял, как мало знает о географии Северной Америки: совсем не знает, где находится Линкольн, а название Небраска ему говорило не больше, чем многие другие названия.

После обеда он зашел в библиотеку и посмотрел на карту мира. Линкольн он нашел быстро, город действительно находился в центре США и, вероятно, был довольно большой, но Мартин Бек не смог найти ни одной книги со статистическими данными о городах Северной Америки. С помощью карманного календарика он рассчитал разницу во времени и у него получилось, что она составляет семь часов. Сейчас была половина третьего, у линкольнского полицейского, стало быть, половина восьмого утра; мистер Кафка, вероятно, еще лежит в постели и читает утреннюю газету.

Стоя у настенной карты, от ткнул пальцем в черный кружок размером с булавочную головку в юго-восточном углу штата Небраска, почти на сотом градусе западной долготы от гринвичского меридиана и прошептал:

– Розанна Макгроу.

Он повторил это имя еще несколько раз, чтобы все время его помнить.

Когда он вернулся к себе в кабинет, Колльберг сидел на стуле и соединял скрепки в одну бесконечную цепочку.

Они не успели обменяться ни словом, как зазвонил телефон. Это была телефонистка.

– Центральная сообщает, что через полчаса с вами будут разговаривать из Соединенных Штатов. Вы будете на месте?

Оказывается, детектив-лейтенант Кафка сейчас не лежит в постели и не читает газету. Еще один преждевременный вывод.

– Из самой Америки, черт возьми, – сказал Колльберг.

Их соединили через сорок пять минут. Сначала раздавался лишь невнятный гул и шум, было слышно, как одновременно говорят сразу несколько телефонисток, и неожиданно пробился голос, удивительно громкий и четкий.

– Говорит Кафка. Это вы, мистер Бек?

– Да.

– Вы получили мою телеграмму?

– Да, спасибо.

– Вы все в ней поняли?

– Вы уверены, что это именно та женщина?

– У тебя произношение, как у настоящего американца, – подпустил шпильку Колльберг, слушая, как Мартин Бек говорит по-английски.

– Да, сэр, это Розанна, можете не сомневаться. Я установил ее личность меньше чем за час – благодаря вашему блестящему описанию. Я даже проверил это дважды. Дал описание ее подруге и бывшему парню Розанны, с которым она встречалась в Омахе. Они оба абсолютно уверены. Кстати, я послал вам по почте фотографии и кое-какие документы.

– Когда она уехала из дома?

– В начале мая. Хотела провести два месяца в Европе. Это было ее первое путешествие за границу. Насколько мне известно, она путешествовала одна.

– Вам известно что-нибудь о ее планах?

– Почти ничего. Об этом у нас не знает никто, но я могу дать вам одну зацепку. Она прислала своей подруге почтовую открытку из Норвегии, где написала, что собирается провести одну неделю в Швеции, а затем поедет в Копенгаген.

– В открытке было еще что-нибудь?

– Да, она что-то упоминала о путешествии на шведском пароходе. Какой-то круиз по озерам через всю страну или что-то вроде этого, точнее сказать нельзя.

Мартид Бек задержал дыхание.

– Мистер Бек, вы меня слушаете?

– Да.

Связь начала резко ухудшаться.

– Я понял, что она убита, – кричал Кафка. – Вы взяли преступника?

– Пока еще нет.

– Я вас не слышу.

– Надеюсь, вскоре мы его найдем, но пока еще нет, – сказал Мартин Бек.

– Вы застрелили его?

– Что?.. Нет, нет, не застрелили…

– О'кей, я вас слышу, вы застрелили этого подонка, – кричал человек с противоположного берега Атлантики. – Отлично. Я сообщу об этом в наши газеты.

– Вы меня не поняли, – в отчаянии простонал Мартин Бек.

Слабым шепотом донеслись до него сквозь шум эфира последние слова Кафки:

– О'кей, я вас прекрасно понял. Ваше имя я обязательно сообщу в газеты тоже. Я вам позвоню. Всего хорошего, Мартин.

Мартин Бек положил трубку. Весь разговор он провел стоя. На лбу у него выступил пот. Мартин Бек застонал.

– Слушай, чего это ты так раскричался? – спросил Колльберг. – Ты что, думаешь, это мегафон и тебя отсюда слышно в Небраске?

– В конце разговора была очень плохая связь. Он думает, что я застрелил убийцу. Собирается сообщить об этом в газеты.

– Сенсация! Завтра ты станешь там героем дня. Послезавтра тебя изберут почетным гражданином, а к Рождеству пришлют ключ от города. Позолоченный. Гангстеру Мартину, мстителю из панельной многоэтажки. Ребята умрут со смеху.

Мартин Бек сморкался и вытирал лоб.

– Ну, так что же он еще сказал, этот твой шериф? Или он только хвалил тебя, восхищался, какой ты молодец?

– Скорее, он хвалил тебя за описание. Сказал, что оно блестящее.

– Он уверен, что это именно она?

– Да, он проверил это у ее подруги и какого-то молодого человека, с которым она была обручена или что-то в этом роде.

– Ну что же дальше?

– Она уехала из дому в начале мая. В Европе должна была провести два месяца. За границу поехала впервые. Путешествовала одна. Из Норвегии прислала открытку подруге, писала, что побудет примерно неделю в Швеции, а потом поедет в Копенгаген. Сказал, что высылает нам ее фото и какие-то материалы.

– Всё?

Мартин Бек подошел к окну и посмотрел во двор. Он грыз ноготь.