Электронная библиотека » Петр Алешковский » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Институт сновидений"


  • Текст добавлен: 3 апреля 2019, 16:40


Автор книги: Петр Алешковский


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Заклятое место

Первое, с чем сталкивается в Старгороде турист – наш мост. Место это заклятое не только для автомобилистов, но и для градоначальников, все это знают. Летописец сообщает, что в 1011 году боярин Кукша – основатель Старгорода – утопил на переправе жреца-комси, а тот перед смертью проклял боярина и всю последующую власть.

В 1696 году государь Петр I, спеша в Воронеж на строительство кораблей, прибыл на высокий берег нашей реки и, нервно крутя ус, стал дожидаться парома. Рядом стояли две старушки – торговки зеленью.

– Почем товар? – поинтересовался царь.

– Отдаем по полушке, а перевоз – денежка.

Две медные полушки в те времена составляли денежку. Царь тут же вызвал городского главу и велел закладывать мост. Через полгода на обратном пути из Воронежа царь заметил: мост строить и не начинали. Царь приказал привести городского главу.

– Что ж тебе денег не дадено?

– Никак нет, деньги пришли, ума нет, Ваше Величество.

– А вот те ум! – вскричал Петр и ударил главу по лысине кулаком так, что тот чудом не помер. Зато после спешно отстроил мост.

В Великую Отечественную фашисты мост разбомбили. По приказу Жукова красноармейцы наводили переправу под шквальным огнем врага. В самый разгар обстрела подлетает к понтонам «Виллис», а наши, кто еще живой, разбежались по окопам, прячутся от обстрела. А Жуков был с тросточкой. Кругом пули свистят. Жуков на них ноль внимания, – заговоренный был. Вызвал полковника:

– Мать-перемать, сколько времени тебе было отпущено? – и той тросточкой по лицу, только зубы полетели!

– Ты, – кричит Жуков попавшемуся на глаза капитану, – переправу наведешь до вечера, иначе – закопаю!

К вечеру танки прошли по понтону, враг бежал, полковника отправили в Воркуту, а капитан получил орден.

После войны восстановлением моста руководил орденоносный инженер-полковник Шелест. Строитель был от Бога, ремонтировал руины теми солдатиками, что с войны задержались да пленными немцами. Пришла пора отправлять солдат домой. Новый призыв его офицеры набрали где-то по глухоманям. Мост отстроили, но у призывников кончился срок. Шелест написал наудачу куда следует, прося новых солдат, взамен примчались чекисты с пулеметами, но орденоносец исчез. Так его и не нашли. Часть, оказывается, сразу после войны расформировали. Как он умудрился ее сохранить? Ведь солдаты и офицеры в ней проходили службу официально. Про него потом много баек рассказывали, но что правда, то правда: сталинский режим обманул, а мост отстроил.

С тех пор мост обветшал. Каждый новый градоправитель не жалел на него асфальта, но почему-то выбоины и дыры в покрытии становились только больше и глубже.

Когда городским главой стал Михаил Ефремович Ноздреватых, коренной старгородец, бывший генерал-вертолетчик и герой Афгана, он поклялся землякам поставить мост на полную реконструкцию. Старая мать, говорят, советовала сыну окропить мост святой водой и отказаться от шальной затеи, но глава ее не послушался.

Доложил губернатору: требуется сто миллионов. Губернатор в торги – шестьсот и ни копейкой меньше, иначе пробивать не резон. Тут и объявился Генерал – большой человек из Москвы, развернувший в Старгороде строительный бизнес. Перехватил заказ и выбил триста миллионов. Деньги из министерства вышли, но застряли где-то в пути. Что у Генерала с главой случилось, нам не ведомо, но свидетели их разговора имеются.

Михаил Ефремович играл вечером в клубе «Старинушка» на бильярде. Вдруг врывается сильно пьяный Генерал и с ходу в крик: «Что, гад, делаешь? Деньги перечисленные ты стащил?»

– Я, – ответил Ноздреватых, – под стингерами летал, не боялся, иди вон! На родном городе не наживаюсь!

Генерал что-то Ноздреватых на ушко шепнул, наверняка, заклинание, вышел вон, сел в «мерседес», но не далеко и уехал. Впечатался в ограду моста, машину разбил под списание, чудом в реку не свалился. А главу прямо на месте разбил паралич – ноги отнялись.

Деньги после нашлись, правда, не все триста, а только сто миллионов. Говорили, губернатор снял-таки сливки. Долги Москве Генерал как-то списал, но денег осталось совсем мало, хватило только положить на мосту асфальт по немецкой технологии. По весне прошли по мосту лесовозы, пробили первые ямки. Сейчас, летом, машины уже ползут по нему привычной медленной змейкой, берегут подвеску. Михаила Ефремовича народ за прямоту и правду зауважал, но ног ему то уважение не вернуло. Сам мост стоит крепко – его Шелестов с немцами-военнопленными строил, это вам не новые немецкие технологии. Может, дешевле было бы его святой водой окропить и закрыть тему навсегда?

Бесы нас мучат

Бесы нас мучат, это факт. Старый отец Артемон говорил о бесах в проповедях, но никогда не забывал предостеречь народ от лжецелителей. Недавно в Соломбальском районе Архангельской области был обнаружен труп пожилой женщины, скончавшейся от травматического шока ввиду множественных переломов грудной клетки. Некто Лагунова изгоняла из старушки бесов «посредством прыжков на ее груди». Таких шарлатанов много шастает по России, не меньше тех самых бесов, что нас мучат. Но случается, бесы покидают душу мучимого от страха силы, что посильнее их.

Михаил Ефремович Ноздреватых – городской глава, генерал-вертолетчик в отставке, пострадал от московского колдуна-бизнесмена по кличке Генерал. Тот, говорят, шепнул Ноздреватых на ушко заклятье, и герою Афгана парализовало обе ноги.

Произошло это в очень неудобное время – накануне выборов в Законодательное собрание области, куда по партийным спискам от «Единой России» метил наш меценат и миллионер Антон Порфирьевич Несгибайлов. Попасть туда было ему ох как необходимо. Новый губернатор, в отличие от старого, посаженного в тюрьму за истребление леса на территории, равняющейся 1/7 Франции, начал прибирать к рукам своевольных бизнесменов. Так, парней, льющих уникальный чугун, он заставил выпускать дешевую водку «Заединство». Те спаслись от оброка хитростью – стали разливать ее в витые чугунные бутылки, которые из-за цены и неподъемного веса люди покупать отказывались, на чем филиал «Чугунного двора» и обанкротился.

Антон Порфирьевич приехал в Старгород из Полтавы двдцать пять лет назад. Небольшой заводик, куда он попал по распределению из Политеха, производил шанцевый инструмент. Когда разрешили, Несгибайло заводик приватизировал, добавил к фамилии букву «В», показывая, что уезжать в Украину не собирается, и засучил рукава. Сейчас его «Старгородец» выпускает строительные краны и легкие моторные лодки, насосы и гидранты, лопаты и пожарные бочки, иглы, гвозди и мясорубки. И этой железной империи было приказано начать производство туалетной бумаги! Несгибайлов не сказал «нет», но немедленно двинулся в столицу, где покровитель всех пожарных выдал ему билет партии «Единая Россия». Руководитель старгородского штаба «Единой России» городской глава Ноздреватых должен был обеспечить директору победу на выборах. Попади Несгибайлов в Законодательное собрание, губернатор от него бы отступился, но накануне выборов штаб оказался обезглавлен, а точнее, обезножен. Верные помощники донесли, что Михаил Ефремович впал в депрессию, сидит на даче, никого к себе не допускает, в то время как старушка-мать льет ему на голову святую воду, а старый отец Артемон бормочет из угла молитвы, изгоняющие бесов.

– Рехнулся, говоришь, герой Афгана? – вскричал Несгибайлов. – Ну ничё, эт мы поправим, бабка у меня на Сорочинской ярмарке и порчу снимала, и сглаз, и чертяк прогоняла. Запрягайте, хлопцы, кони!

Через пятнадцать минут представительский «мерседес» доставил гендиректора «Старгородца» на дачу к городскому главе. Около большого круглого стола в кожаном кресле сидел парализованный.

– Поверь, Антон, на войне было проще, не могу, я народом избран, а кругом сплошные упыри, – упавшим голосом сказал Михаил Ефремович.

– Какой народ, Миша, война только начинается! Слушай мою команду: вставай и ползи вокруг стола, я не шучу! – ужасным голосом завопил Несгибайлов, вываливая генерала из кресла на пол. – Через три круга ноги почуешь, а не пойдешь – беда будет, я на тебя все силы волшебные, что бабка передала, трачу.

Весь вид его был страшен – маленький, всклокоченный, галстук сбился, глаза горят, руки растопырены. Городской глава попытался ползти, но ноги его не слушались. Кое-как, с охами совершили три круга.

– Не понял? Мне погибель, но и тебе не жить! – полтавский экзорцист выхватил из-за спины малый пожарный топорик и бросился на околдованного. Боевой генерал взвыл, как совершающий маневр вертолет, вскочил на ноги и выпрыгнул в окно. Несгибайлов еле догнал его около калитки.

Двумя неделями позже сидели в «Старинушке», отмечали победу Несгибайлова на выборах в Законодательное собрание области.

– Задал ты мне, Миша, перцу, – сказал Несгибайлов.

– Молчи, до сих пор во сне тебя с топором вижу, – признался городской глава.

Надтреснутый голос из музыкального центра затянул «Беса ме мучо».

– Бесы мучат? – спросил Несгибайлов. – А меня нет. Губернатор сегодня поздравил, но про туалетную бумагу ни слова!

И он с силой припечатал ладонью ожившую коленку товарища по партии.

Медичи

Набережная нашего города все советские годы медленно умирала. Комплекс зданий – старая гостиница и примыкающие к ней купеческие особняки – напоминали траченные молью кафтаны екатерининских времен на покосившихся манекенах. Некогда гордая линия имела вид неприглядный, словно пережила бомбежку фашистов и годилась только для съемки фильмов про партизан.

С появлением в Старгороде Антона Порфирьевича Несгибайлова, приведшего к процветанию неказистый заводик «Старгородец», ситуация резко изменилась. Приехавший с Полтавы меценат ничего не знал про знаменитого банкира Козимо Медичи, он действовал стихийно. Козимо, попав в середине XV столетия во Флоренцию, тратил на благотворительность сотни тысяч флоринов и, развернув грандиозное церковное строительство, укрепил свои позиции в чужом городе и прославил себя в веках. Правда, степень богобоязненности Медичи несколько принижают многие его дела и поступки, но ведь не согрешив – не покаешься. Козимо как-то заявил, что должен обозначить себя в расходных книгах должником Господа, и, если тот потерпит, воздаст ему сторицей. Думается, Антон Порфирьевич подписался бы под этими словами. Рушащиеся здания на набережной он скупил и отреставрировал. В гостинице появились приличный ресторан и горячая вода, которой там отродясь не было. В прилегающем к ней здании расположился офис «Единой России», остальные дома были подарены сотрудникам завода, городской администрации, и даже архитектору, осуществившему перестройку, выделили мастерскую. Старую линию Несгибайлов продолжил, возведя пять современных коттеджей в «екатерининском» стиле. В одном он поселился с семьей, причем в дом никого не приглашал, для общения хватало гостиницы и «дома приемов» с бильярдом, сауной, баром и VIP-номерами. Строительство удовлетворило взыскательных столичных искусствоведов, квартал сразу попал в учебники, на что обладающий поистине ренессансной жаждой славы Антон Порфирьевич вряд ли рассчитывал.

Окрыленный успехом, он починил крыши и побелил на другой стороне реки два собора – строения знаменитого Барсова. Народ сразу зашептался, что Несгибайлов прикупил прогоревший заводик, на территории которого и стояли два облагороженных храма.

Понятно, что на пятидесятилетие нашего мецената собрался весь областной и районный бомонд. Первый заместитель губернатора отметил вклад Антона Порфирьевича в дело обновления нашего края, товарищи по партии преподнесли пятого резного медведя из лиственницы, главный охотовед положил на гору подарков сорок соболей, а местный банкир припечатал меха золотым самородком, чем воспользовался в своей речи попечитель богоугодных заведений, сравнивший самого Несгибайлова с банкирским подарком. Городской архитектор в своей речи назвал Несгибайлова новым русским Медичи, чем только позлил завистливую публику.

Главный гость мероприятия – думский заседатель Пал Саныч Кошель, бывший зам сидящего в тюрьме прошлого губернатора, отвел юбиляра в сторону.

– Новый Медичи? Поздравляю. Что ж ты, соборы побелил, а кресты не поставил, заводик-то прикупил?

– Пусть кресты епархия ставит, соборы напротив моего окна, вид портят, вот и побелил.

Не ответив на главный вопрос думца, Несгибайлов вышел на улицу.

– Козимо Медичи, – протянул с удовольствием, глядя на чистые здания на другой стороне реки.

Завод он купил неделю назад, но в области об этом еще не знали. Здание заводика, конечно, придется перестраивать под линию, которую уже везут из Испании, но это не беда. Пал Саныч давно точил зубы на завод, но не успел, а он сумел купить и недорого. Действительно, почему он побелил соборы? Потому, что никому кроме него это не по карману? Или потому, что такая забота тронула прежнего владельца, и он скинул цену? Или потому, что про это написала вся областная пресса? Или потому, что рассказывал внучке, как белят мазанки в Полтаве на Пасху, а та взглянула в окно на соборы и спросила: «Почему эти такие грязные, ты их на Пасху будешь белить?» – и он не нашелся, что ей ответить?

Вдохнув свежего воздуха, Несгибайлов вернулся в свою гостиницу ублажать гостей. Чей-то пьяный голос за спиной бубнил: «Соборы побелил, миллионер хренов! Лучше б детишкам помог!» Антон Порфирьевич узнал голос попечителя богоугодных заведений, которому он недавно привез грузовик компьютеров.

Про Козимо Медичи Антон Порфирьевич решительно ничего не знал, но решил, что обязательно съездит во Флоренцию и узнает. В конце-концов, это просто интересно.

Фенечка

Лет пятнадцать назад, на самом излете хиповской «системы», когда были еще живы ее отцы-основатели типа Пончика, Какаду, Макарона и Джимми Миксера, а толкинисты, байкеры, реконструкторы, гопники и прочие только набирали силу, команда волосатых людей, называющая себя «пипл», поселилась в палатках на берегу реки в двадцати километрах от Старгорода. Там отличный пляж, рядом село с продмагом, и главное – карстовая пещера с лабиринтами ходов, которым нет конца. В черном зале недалеко от входа хипы медитировали, стремились избавиться от страстей, впустив в душу пустоту. Пипл верил, что здесь обрела Дао стерегущая пещеры Двуликая. Про нее помнили, что девушка ушла с любимым под землю и случайно провалилась в расщелину. Парень оставил ей три свечи, воду и сухари и позорно сбежал. Спасатели обнаружили припасы нетронутыми, но девушка исчезла. Теперь она иногда является туристам то в своем прежнем обличье, то в виде старухи. Встретившим деву рекомендуют просить ее об исполнении одного сокровенного желания. Вторая ее ипостась опасна – увидевшие ее такой рискуют застрять под землей навсегда.

В год, о котором идет речь, на хиповую тусу заявились три человека – легендарный Макарон с герлой Олесей и фотограф по кличке Ботан, не расстававшийся с новеньким «Никоном» даже во сне. Пипл приветствовал их появление громкими криками «вау». Ботан не пил и не ширялся, не гнал телег, то есть не обладал даром рассказчика, как, например, Макарон, и если не глядел с обожанием на Олесю, в которую влюбился еще в школе, то пропадал в лугах, где фотографировал насекомых и облака. Любое искусство в народе почиталось как прикол, но Ботан был для «системы» чужим – его терпели из человеколюбия.

Макарон снял Олесю на улице после школьного бала, девушка шла и плакала – она поссорилась с Ботаном, который неосторожно признался ей, что любит фотографию больше всего на свете. Олдовый хипарь заболтал ее и подарил свою фенечку с кубическими бусами, а в кубах знаете что измеряется? Макарон и подсадил ее на иглу. Обмен фенечками – священный ритуал, пипл верит, что подарок настраивает на волну того, кто подарил плетеный браслетик.

Как-то вечером решили идти всей ордой в подземный зал. Расселись по-турецки на полотенцах, начали настраиваться.

Естественно, заговорили о Дао, кто-то вспомнил про Двуликую. Пончик прогнал телегу, что если отдать хозяйке горы фенечку желающего соскочить с иглы, то человек немедленно выздоровеет, причем без всякой ломки. Олеся тут же сняла с руки плетенку и поглядела на Макарона, тот лениво отмахнулся. Фенечку подхватил Ботан. Парень ушел под землю со стеариновой свечкой, фонариком и фотоаппаратом. Три дня его не было. На четвертый решили вызывать МЧС, но тут-то он и вышел из ночи к костру – так выходит из кулис ведущий актер, исполнитель главной роли. За время подземных скитаний Ботан изменился: оборванный и уставший, но абсолютно спокойный, парень посмотрел на возбужденный пипл властными глазами, похожими на застиранные до белизны джинсы, и сказал, что встретил Двуликую и передал ей Олесину фенечку. Многие, конечно, ему не поверили, но Олеся подошла к герою, взяла его за руку. Он посмотрел сквозь девушку, отвел руку, ушел в палатку и заснул.

На следующее утро Ботан съездил в Старгород, отпечатал фотографию и предъявил ее в доказательство своих слов. Снимок запечатлел большой сводчатый зал. В дальнем его углу плыла над полом смазанная фигура. Никто из знатоков горы в этом зале не бывал. И вдруг – свидетели четко помнили этот момент – расплывчатая фигура на фотобумаге начала медленно таять и исчезла совсем, как будто испарилась. В тот же день Ботан быстро собрался и уехал. Олеся уехала дня через три, но без Макарона. Ее подавленность списали на ломку, но в том-то и дело, что ломки не было, она соскочила с иглы легко, как и предсказывал Пончик.

Хиповская «система» скоро распалась, – так распались прежде культуры казавшихся вечными племен и народов. Мистическая история стала местной легендой. Теперь экскурсоводы водят приезжих по близкому кругу за деньги, а бабки продают у входа в подземелье хиповые фенечки. В зале, где обретали Дао, наркоманы и туристы со всех концов страны оставляют купленные наверху сувениры. Спелеологи ищут «Грот Ботана», но до сих пор не нашли.

Директор фотослужбы «Старгородского глашатая» любит повторять: «Если фотограф любит жизнь больше фотографии, из него не будет толку». Ботан теперь снимает для «GEO» и «National Geographic», колесит по всему миру. Про Олесю ничего не известно, но среди профессионалов ходит мулька, что спать Ботан по-прежнему ложится со своим фотоаппаратом.

Русалка

Холодцовой Катя Пак стала, выйдя замуж за некоего Николая. Он учился в театральном вузе, куда Катя поступила, удрав с Сахалина. После смерти родителей она воспитывалась в интернате, тогда она читала книги и мечтала сыграть Офелию.

В Старгородский театр Катя приехала по распределению уже одна. Получила главные роли в детских утренниках, из-за короткой стрижки и миниатюрной фигуры ей суждено было стать травести. Пять лет играла белочку и Дюймовочку.

В однокомнатной квартире, которую ей выделил горсовет, пять лет тоже ничего не менялось: полки с книгами, трюмо, двуспальная кровать, в углу – большой платяной шкаф белорусского производства (часть гарнитура «Сахалин»). За название она его и купила. Вечерами Катя вспоминала сахалинское детство, когда она еще верила в чудеса. После шторма море выкидывало сердолики, они были прозрачными, если смотреть сквозь них на солнце. Однажды, тоска так прижала актрису, что она решила спрятаться от нее в платяной шкаф. Шагнула внутрь и оказалась на берегу Татарского пролива у подножия Анивского маяка. Катя не испугалась и пошла в город, там жила любимая тетя Лида Пак. Встретили ее радостно, накормили от пуза и уложили спать. Утром тетка дала ей в дорогу пятилитровое ведерко с красной икрой.

В театре платили мало, Катя понесла икру на базар. У рыбных рядов стоял Нодар и щелкал семечки. Катя влюбилась в него с первого взгляда. Нодар стал торговать ее икрой.

Запивая бутерброд с икрой сладким кофе, Нодар учил актрису жизни:

– Одна икринка – ничто, много – деньги. Деньги – это независимость, а ты о каком-то чуде искусства говоришь, за него денег не дают. Меня шкаф не пропускает, а тебя – пожалуйста, это – чудо. Сейчас съем бутерброд, потом захочу тебя съесть, ведь тоже чудо?

Нодар был дикий, но пылкий, она его любила.

Меж тем в театр пришел молодой режиссер и поставил «Гамлета». Катя сыграла Офелию. К ней пришла слава, ее даже выбрали в общественный совет города по культуре. Нодар прожил с Катей год, потом стал пропадать на неделю-другую, объяснял отлучки тем, что расширяет бизнес. По театру поползли слухи, что Нодар сошелся с Лилей, барменшей из трактира «Любава». Катя слухам сперва не верила. Зато теперь подолгу сидела на берегу моря, куталась в соболий палантин, смотрела на закат и не спешила к тетке. Давным-давно, в интернате, они с подругой Алей читали по ночам вслух их любимую сказку Андерсена «Русалочка». На душе тогда становилось тепло и хотелось плакать.

В Старгороде, меж тем, опять произошли перемены: режиссера сманили в столицу. Пришел новый человек, поставил «Грозу», в постановке места Кате не нашлось. Катя закатила истерику в гримерке, по поводу которой завидовавшая ей коллега съехидничала: «Что ж теперь, с обрыва бросаться? Тебя вот икра прокормит». Вечером явился пьяный Нодар, грязно лапал ее и клялся в любви. Катя выставила его за порог. Ночью она изрубила шкаф топором.

На другой день ее вызвали в мэрию на заседание совета по культуре. Мэр рассказал: министерство приняло решение строить объездную дорогу, что для города равносильно приговору, федеральная трасса, проходившая через Старгород, долгие годы его кормила. Специальный пиарщик, выписанный из Москвы потребовал срочно создать нечто специфическое, с местным колоритом, типа «Музея мыши» в Мышкине.

Вскоре отмечали день города. Катя выступала на детской площадке в роли Дюймовочки. В толпе стояли Нодар с барменшей, они обнимались и в сторону актрисы не глядели. После спектакля Катя прошла сквозь толпу гуляющих к каналу. Вскочила на гранитную плиту набережной и бросилась в воду.

Холодцовая превратилась в русалку. Известный фотограф, бог весть как оказавшийся в Старгороде, заснял нечто, похожее на ундину, отдыхающую на лунной дорожке. Странное фото облетело весь мир. Номера в наших гостиницах теперь бронируют загодя. Вечерами туристы толпами бродят по набережным, но Катя не сильно их жалует, за последние три года ее видели лишь дважды.

Японские ученые предложили мэру бешеные деньги за разрешение провести исследования.

– Катя нас от смерти спасла, а мы ею торговать? Как там, кстати, этот Нодар? – спросил мэр у заместителя.

– Гвозди на базаре продает, Лилька его бросила.

– И поделом!

В «Старгородском глашатае» появилась статейка о том, что московскому пиарщику отвалили за раскрутку брэнда «Русалка» три миллиона рублей, но кто верит желтой прессе.

Пришедшие в негодность набережные каналов отреставрировали, покрыли новым гранитом и поставили фонари. Катей в городе гордятся, девчонки бросают в канал записки с пожеланиями, некоторым, говорят, помогает.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации