Текст книги "Негативно оценочные лексемы языка советской действительности. Обозначение лиц"

Для большей отчетливости затрагиваемых вопросов обратимся к другим словам того же ряда с суффиксом -ун. Летун, топтун / топотун были нами определены как слова, в значительной степени оторвавшиеся, в известном смысле омонимичные и параллельные, к общенациональным своим коррелятам. Связано это с тем, что летун в первом своем значении («тот, кто летает», также о летчике, || «кто способен быстро передвигаться, мчаться, скакать») представляет образование от лететь / летать в фиксируемых нормативными словарями значениях («перемещаться по воздуху с помощью крыльев»> «мчаться»), а во втором «тот, кто часто меняет место работы» от летать «часто менять место работы, учебы», фиксируемом далеко не во всех словарях1010
  Как пятое и предпоследнее это значение отмечается в словаре Т. Ф. Ефремовой. [2000, 1: 784]


[Закрыть], т. е. воспринимаемом как не активное, периферийное. Появление интересующего нас значения у слова может быть следующим. Летать в отмечаемом словарями последнем своем значении «двигаться, передвигаться легко и быстро, едва касаясь земли, пола и т. п.» || разг. «торопливо бегать, ходить, ездить в разных направлениях в течение длительного времени» [Словарь 1981, I], [Большой толковый 2000] (летать по городу, летать туда и сюда, летать с места на место) начинает использоваться в значении «скакать, прыгать с одного места работы на другое» в соответствующих контекстах и словосочетаниях. По аналогии с прыгун, скакун, шатун, вертун, мотун, потаскун, объединяемых смыслом «тот, кто находится в постоянном моторном, неуправляемом движении, не могущий усидеть на месте», образуется летун в значении «не могущий долго усидеть на одном рабочем месте, постоянно меняющий работу», сюда же добавляется семантика летать, порхать с оттенком легкомысленности, несерьезности, нестойкости, отсутствия, неустойчивости, непрочности, безответственности (всю жизнь порхает, ему бы только порхать, летать за девушками, летать в мечтах, в мыслях). Значение это у летун, с одной стороны, оказывается более употребительным по сравнению с соответствующем значением глагола, заслоняя его собой, так что летать в значении «часто менять место работы» можно воспринять как производное от летун, вторичное по отношению к нему, а с другой, – как самостоятельное и независимое, параллельное образование к летун первого значения («тот, кто летает, летчик; способный быстро передвигаться, мчаться»).

Советизированный характер рассматриваемому значению придает его неслучайная включенность, втянутость в советскую действительность: несерьезное, безответственное отношение к труду, к социалистическому строительству со стороны лица-субъекта. Психологическая внутренняя нестабильность неустойчивого «я» субъекта, его социальная незрелость, неумение ладить в коллективе, находить общий язык с начальством оборачиваются дестабилизацией на производстве. Происходит включение и, в конечном счете, замещение коннотативных компонентов семантической структуры: летун, как разговорное и общеязыковое, с компонентом «неустойчивый характер, тот, на кого нельзя положиться, ненадежный человек, временщик на производстве», переходя в летун советское включает смысл «дестабилизирующий социалистическое производство», заслоняющий и вытесняющий собой указанный первоначальный. Замещение, замещенность одного другим как свойство, будучи отличительной чертой советской пропаганды, находит свое выражение при этом как на уровне семантики и коннотатируемого устройства слова, так и в отношении его употребления и политической нагрузки в языке. Летун в своем советском узуальном проявлении замещает приписываемые ему в разговорной речи компоненты коннотативного характера, распространяя и отчасти вытесняя, заслоняя их: «тот, кто, часто меняя место работы»> «наносит вред производству и всему советскому строительству». Аналогичным образом в языке советской пропаганды слова такого рода, как летун, несун и т. п., замещая действительное положение вещей – порочность системы социалистического производства – используются для объяснения, фактически подмены, причин постоянных неудач. Механизм действия – оформления значения и коннотации слова и его использования в языке политики – оказывается подобным.

Топтун / топотун обнаруживает с рассмотренным летун то общее, что в советизированном своем значении значительно отходит от топтун / топотун общеязыковых значений, возникая, как представляется, не от него, а от глагола, вытесняя на периферию, заслоняя собой и соответствующее значение глагола, и значение существительного, к которому, со словообразовательной точки зрения, должно рассматриваться как становящееся ему в параллель.

Прежде чем предложить вероятный путь появления интересующего нас значения топтун / топотун в языке советской действительности, обратимся к словарным определениям:

Топотун тот, кто ходит, топая ногами (обычно о ребенке) <Топотать часто и громко топать при ходьбе, беге и т. п. [Большой толковый 2000]

Топтун тот, кто топчется в бездействии, нерешительности [Ефремова 2000, 2] <Топтаться на месте. Топтаться ходить, передвигаться с места на место на небольшом пространстве (обычно без особого дела, надобности, прока или, наоборот, в делах, в хлопотах). [Большой толковый 2000]

[Топтун тот, кто топчет]1111
  В квадратных скобках представлены реконструируемые единицы.


[Закрыть]<Топтать 1. Мять, подминать, давить при ходьбе, беге или в порыве злобы, гнева (Т. посевы, ягоды, муравьёв, огонь, пламя, костёр); 2. Разг. Грязнить, пачкать ногами при ходьбе (Т. ковёр); 3. Разг. Снашивать при ходьбе (обувь), стаптывать (Т. башмаки); 4. Спец. Давить, разминать, мять ногами для какой-л. практической надобности (Т. глину, кожи, снопы); 5. Выражать грубое пренебрежение к чему-, кому-л.; унижать, оскорблять, попирать (Т. чей-л. авторитет, чьё-л. достоинство, чьё-л. честное имя); 6. Разг. Спариваться с самкой (о птицах). Петух топчет курицу. [Большой толковый 2000]

Топтун насмешл. презр. жарг. тот, кто тайно следит, наблюдает за кем-л.; соглядатай, сыщик, оперативный работник. <[Топтаться] • Ироническая образность человека, который вынужден подолгу топтаться на одном месте, выслеживая, поджидая объект, в любую погоду. [Химик 2004: 611]

Топтун 1. Непоседа, егоза. 2. Тот, кто наблюдает, шпионит, подглядывает (возм. влияние уг. «топтун» – охранник, надсмотрщик). [Елистратов 2000: 469]

Топтун сыщик, сексот, детектив. [Квеселевич 2003: 850]

Топтун 5. Угол. Представитель правоохранительных органов, оперативный работник милиции. 6. Крим., мол. Телохранитель, охранник. [Мокиенко, Никитина 2000: 591]

Топтун филер [Росси, 2: 410]

Топтун 3. То же, что Тихарь, 4. Телохранитель. [Балдаев, Белко, Исупов 1992: 246] Тихарь 1. Оперативный сотрудник органов МВД, КГБ. 2. Сотрудник милиции в штатском. 3. Внештатный сотрудник органов МВД, КГБ. 4. Доносчик, осведомитель. [Балдаев, Белко, Исупов 1992: 244]

На основании представленного можно вывести два возможных способа мотивации интересующего нас значения: от глагола топтаться «ходить, передвигаться с места на место на небольшом пространстве (обычно без особого дела, надобности, прока или, наоборот, в делах, в хлопотах) ’ и из уголовно-жаргонно-лагерного топтун «тот, кто наблюдает, шпионит», «филер», «оперативный сотрудник», «сотрудник милиции в штатском», «внештатный сотрудник», «охранник, надсмотрщик», «телохранитель». Совмещаемыми мотивирующими составляющими можно считать агентивное отношение субъекта-лица, его проявление к пространству и месту – перемещение (топтание) без продвижения вперед, без пользы и прока, с одной стороны, и его отношение к лицу-объекту, тому, кто определяет его топтуном, с другой, характеризуемое как топтание вслед, по следу, рядом, преследование, топтание около, неотступание ни на шаг. В этой второй составляющей можно увидеть коннотативные отражения всех шести выделяемых в «Большом толковом словаре» [2000] значений глагола топтать как воплощение отношения советской системы, через приставленного ею агента, к наблюдаемому и контролируемому объекту-лицу – мять, давить, подминать, подавлять, не без порывов злобы и ненависти, пачкать, грязнить ногами, снашивать, стаптывать, давить, разминать для собственной надобности, унижать, оскорблять, попирать и, совсем уже грубо, иметь. Топтать в этом случае означает «перемещаясь на небольшом пространстве, неотступно и около, не имея иного дела, а потому без пользы, подавляя грубо и не особо скрываясь с этим (топотун <топотать «часто и громко топать ногами»), физически и морально постоянно уничтожать». Топтун, вариант топотун, таким образом, в языке советской действительности, отмечая коннотативно сказанное, может быть определен как «тот, кто, не имея иного занятия и ни к чему иному способностей, неотступно топчется на одном месте в непосредственной близости от лица – объекта своего наблюдения», с позицией, характерной для третьей группы (см. табл.) – от системы к лицу как проводник ее действия в социальном множестве.

Как и в случае со словом несун, тем самым, в топтун / топотун проявляет себя категория отношения к месту. Категория эта может быть определена как мотивационно-оценочная, поскольку связывается не столько с обозначаемым референтом (сотрудник органов), сколько с внутренней формой лексического значения, той основой, которая, будучи образной, передавая картинку изображаемой ситуации: топтун – тот, кто топчется на одном месте, стоя перед окном, за углом, за дверью, рядом с тобой, у тебя за спиной, – становится мотивирующей по отношению к передаваемой словом оценки. Однако, будучи общей с рассмотренными несун, летун, попрыгун, категория эта имеет иной характер. Если в указанных трех словах место определялось в связи с нарушением его стабильности в отношении объекта (несун) или субъекта (летун, попрыгун), то топтун проявляет идею бесплодного и несвободного, поскольку привязанного перемещения (топтания) на одном месте в пределах ограниченно-малой локализованности. Проявляемыми признаками категории места, как мотивационно-оценочной в отношении характеризуемого ею субъекта-лица, таким образом, будут бесплодность перемещения (непродвижение вперед при затрате усилий), привязанность к наблюдаемому лицу-объекту, в связи с чем несвобода, зависимость, ограниченность, малость и, как следствие, неспособность ни к чему иному, продуктивному и полезному. Из чего и следует соответствующая негативно заряженная оценочность данного слова.

На примере рассмотренных слов были выведены две категории, природа которых определилась как мотивационно-оценочная, – категория места для несун, летун, попрыгун, топтун / топотун, с различным образом организуемой далее подсемантикой, и категория знания для болтун. Категории эти позволяют определять развитие, оформление, появление у слова признаков советизированности, переход его в слово советского языка. Определяющим в этом случае должно быть соотношение его семантики с той языковой картиной мира, которую следует описать и представить в ее концептуальных основах как картину советскую. Характер соотношения семантики слова с этой картиной в ее системно-категориальном устройстве влияет на вид и степень советскости слова, его соответствующей заряженности и ангажированности. На примере нескольких слов, рассмотренных ранее, механизм такого соотношения, прежде всего в связи с позицией к таким составляющим, как система, социальное множество, лицо-субъект, в общих чертах был показан. Степень советизированности может быть обусловлена также характером проявления самой оценочной категории, устройством ее подсемантики в отношении слова, а также самой категорией с учетом ее позиции в той парадигмосистеме, которая определяется как советская языковая картина мира. Вывести и описать ее в сколько-нибудь достаточно представительном виде можно было бы после подробного и основательного изучения разнообразного языкового материала. Выбранный для настоящего рассмотрения лексический материал позволяет только наметить подходы к ее представлению. Поскольку материал этот негативно оценочный, имеющий отношение к обозначению лиц, категории, выводимые и следуемые из него, неизбежно содержат в себе акценты и признаки соответствующего концептуального и коннотативного разворота, являющего собой отражение, воплощение и проекцию общей системы, но не ее самоё. Вместе с тем и в этом избранном для анализа материале можно найти и увидеть свойства и признаки целого. Первое, на что следует обратить внимание, говоря об оценочных, в данном случае, категориях советского языка, это на то, чем они отличаются от также оценочных категорий, скажем, но не специфично советских, не советизированных. Коль скоро признаком советизма становится его отношение к соответствующей категориальной системе, включение ее категорий как семантических признаков в свой состав, необходимо четкое представление о том, какие именно категории и какого вида являются категориями советского языка, в чем их отличие и специфика по сравнению с другими. Поскольку так же, как язык советской действительности в лексемном своем составе – это в основном не что иное, как препарированный особым образом русский язык, аналогично и категории советского языка, в том числе и оценочные, должны представлять собой в своей исходной и общей основе категории общего парадигматического и оценочного устройства, каким-то необходимым и соответствующим образом измененные и препарированные. Сказанное, в своем неполном и первоначальном отображении, будет предметом второй, посвященной той же проблеме, статьи.

(2)

Рассмотренные в предыдущей статье1212
  См.: Политическая лингвистика. Вып. (3) 23’2007. Гл. ред. А. П. Чудинов, Екатеринбург 2007, с. 118—134. Статья 2 под тем же названием – Политическая лингвистика. Вып. (1) 24’2008. Гл. ред. А. П. Чудинов, Екатеринбург 2007, с. 72—85.


[Закрыть] категории места и знания, даже как категории оценочные, не могут быть специфично советскими. Необходимо, видимо, установить, чем является, что представляет собой категория советского места, советского знания и т. п., чем отличаются они от таких же других. Семантика категории советского места, равно как и всякая какая-либо другая, должна выводиться из соответствующей группы слов, в которых она себя проявляет по преимуществу: агитпункт как место агитационного и пропагандистского воздействия на население перед выборами, автогигант как место крупномасштабного производства автомобилей – необходимого элемента социалистического строительства, автоград, город-герой, Днепрогэс, дом-коммуна, жилмассив, жилплощадь, житница, Запад, здравница, интерклуб, интернат, клуб, койко-место. колония, колхоз, колыбель революции, комбинат, коммуналка, корпункт, лагерь, лагпункт, мавзолей, Магнитка, малосемейка, дом пионеров и школьников, медвытрезвитель, музей (революции, боевой славы, трудовой славы), нацокраина, нацокруг и др. Далее она себя отражает (с учетом поставленной в данной работе задачи) в отношении к обозначению лиц – автоградец, автозаводец, бамовец, бомж, жактовец, жилтоварищ, завклубом, завмузеем, избач, камазята, каналоармеец, квартирант, койко-больной, колонист, колхозник, межрайонец, невозвращенец, невыездной, непрописанный, несун, новосел, переселенец, покоритель (целины, Вселенной, космоса), попутчик, поселенец, прогульщик, селькор, турксибовец, часовой (границ, рубежей, воздушных границ). И только на следующем, третьем этапе – как категория мотивационно-оценочная – бомж,камазята, невозвращенец, невыездной, несун, покоритель (целины, Вселенной, космоса), попутчик, прогульщик, часовой (границ, рубежей, воздушных границ),в интересующем нас случае – негативной оценки – бомж, невозвращенец, невыездной, несун, попутчик, прогульщик и т. п.

В данной работе, имея указанный порядок в виду, мы подошли к проблеме с другого конца – от негативной оценки, задавшись при этом вопросом, какие именно категории в отношении негативной оценки лиц можно считать характерными для советского языка или, шире, языка советской действительности, поскольку, то и другое – явления связанные, но не полностью совпадающие. Советский язык, скажем так, более узкая и специфически советизированная форма русского языка, хотя не только публицистически-официальная. Языком советской действительности можно было бы считать русский язык соответствующего периода, своими формами и использующимися значениями соотносящийся с тем другим обозначенным языком.

Прежде чем постараться представить в общих чертах другие возможные виды мотивационно-оценочных категорий, влияющих на распределение слов негативного обозначения лиц в языке советской действительности, с учетом дальнейших различий, обусловливаемых их подсемантикой, имеет смысл просмотреть все слова отобранной группы с суффиксом -ун, с тем чтобы выявить в них возможные смысловые категориальные проявления и оттенки, а также установить намеченное в начале анализа данной группы слов различие в степени их советизированности. Оставшимися не разобранными словами будут крикун, хрипун, шептун, плясун, пачкун и писун, по-разному распределившиеся в своих позициях в связи с отношением к общенародным значениям-коррелятам.

Крикун в своем советском значении (синонимы горлопан, горлохват) называет того, кто а) выступая публично, привлекает к себе нежелательное внимание, говоря при этом не то, что следует и что одобряется генеральной политической линией на данный момент, или б) своим криком, резкими, обращающими на себя выступлениями создает ненужное замешательство, сея сомнения, неуверенность, неодобрение в слушателях, читателях, прямо или непрямо направленные против тех, кто руководит, подрывая, тем самым, их авторитет, мешая осуществлению руководства. В представленных дефинициях можно выявить компоненты, себя повторяющие для советизированных значений. Компоненты эти имеют структурно-организующий и необходимый характер. К ним относятся проявляющий себя соответствующим образом субъект (1) и его проявление (2) с последствиями из него (3) в отношении социальных массивов (4) и тех, кто над ними и ими руководит (5) с точки зрения оценивающего, т. е. самого говорящего (6).

Интересующие нас оценочные категории концентрируются во втором компоненте, являющимся основой внутренней формы значения слова и, тем самым, его семантической мотивации. Проявление субъекта имеет отношение к тому, что связывается с представлением о Кричать1313
  Значения даются по Большому толковому словарю русского языка.


[Закрыть]: 1. Издавать крик (интересующий в данном случае как очень громкое, сильное, бурное проявление субъекта); 2. Громко говорить, громко сообщать что-л. (с точки зрения оценивающего важно не то, что при этом говорится и сообщается, а то, что это делается излишне громко и демонстративно, т. е. либо по неумению сдерживаться, вести себя разумно и взвешенно, либо с целью привлечь внимание к своей особе); 3. Звать громким голосом (т. е. взывать, призывать, обращаясь, – здесь также важно привлечение внимания к себе: идея зова как увлечения тех, кого зовут, за собой); 4. Громко, резко говорить, браня, выговаривая и т. п.; орать (неумение сдерживаться в своих негативных эмоциях, вести себя взвешенно, с соблюдением норм, с целью обличать ради самого обличения, высказывать недовольство, не имея ничего от себя предложить); 5. Много и подробно обсуждать что-л. злободневное (много, подробно и обсуждать значат в данном случае, прежде всего, неконструктивно, бесплодно, безрезультатно, т. е., в итоге, демонстративно и самоцельно, для привлечения внимания к себе); 6. Быть ярким свидетельством чего-л.; указывать на что-л.; привлекать к себе внимание, будучи слишком заметным, броским (в крикуне все эти признаки становятся средством негативной оценочности). Категория, которая проявляет себя в данном слове, может быть определена, таким образом, в отношении поведения определяемого ею субъекта-лица.

К той же оценочной категории относится и хрипун, обозначающий того, кто соответствующей манерой речи и пения, сдавленно-сиплым, хриплым, нечистым голосом, непрямо передает свое отношение к действительности и обществу, в котором живет. Если крикун в категории поведения связан с ее подзначением демонстративности, привлечения внимания к себе (поведенческий демонстратив), то хрипун проявляет значение отношения, в данном случае скрытого, передаваемого с помощью голоса, – поведенческий релятив (имплицитный и обобщенного типа, поскольку предполагает значением отношение неприятия советской системы и советского общества, образа жизни в целом, как таковых).

К тому же значению релятива оценочной категории поведения, но эксплицитного, т. е. явного, объявляемого, и не обобщенного, а элективного, т. е. нацеливаемого и выбираемого, типа следует отнести, из намеченных к рассмотрению, слово писун. Его оценочную семантику в интересующем нас ключе, как советизм, можно было бы определить таким образом: тот, кто, будучи недоволен отдельными проявлениями и недостатками советской системы, социалистического строительства и т. п., постоянными письменными обращениями и жалобами к соответствующим органам и инстанциям, под видом желания исправления, а на деле не понимая смысла и целей происходящего, отвлекает от выполнения стоящих задач, расстраивая и дезорганизуя работу руководителей разного уровня, нарушая, тем самым, стабильность действия той системы, к улучшению которой якобы в своих заявлениях стремится (на словах, не на деле). Писание его имеет характер недержания мочи: писун – тот, кто все время пишет, и тот, кто все время мочится, писает (обыгрываемое совмещение значений), – проявления постыдно-болезненного и неуправляемого, не контролируемого, не подвластного ему самому, но весьма досадного и неприятно-тяжелого для окружающих.

К оценочной категории поведения, но иного, не релятивного и не демонстративного, подзначения следовало бы отнести, из намеченных к рассмотрению, слово плясун. Его оценочность определяют уход, увлеченность, убегание от того, что волнует общество, чем живут советские люди, страна. Плясун не враг, не вредитель социалистического строительства, но посторонний, закрытый в себе, в своем увлечении, занятии, страсти, и потому не нужный и лишний в советском обществе элемент. Плясун прежде всего танцовщик балета, увлеченно танцующий, сконцентрировавшийся целиком на этом своем занятии, а через него фактически на себе. Самолюбование и страсть к своему занятию могут легко подтолкнуть его к стремлению начать искать страну и место, где он мог бы с большими пользой и выходом для себя отдаваться любимому увлечению и реализовать свою страсть к нарциссизму. Плясун, тем самым, отчасти, потенциально связан вторично с категорией места (что отражается также в значении самого глагола плясать «вращаться, перебирать ногами, подпрыгивать на месте, беспорядочно, хаотично колебаться, перемещаться, дрожать, трястись»1414
  Значения даются по Большому толковому словарю русского языка. Гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб., 2000.


[Закрыть]). Однако определяющей для него остается черта поведения: плясать для него означает прежде всего вести себя не как все. Пляшет он, с одной стороны, потому, что ничего другого не может, это его занятие. Пляшет он потому, что таков характер его проявлений, обусловленный внутренней нестойкостью, неустойчивостью, не привязанностью, неумением держаться чего-то определенного, находить для себя в этом опору. Пляшет он еще потому, что тем самым он убегает – от себя такого, от проблем, от не удовлетворяющей его «я», не соответствующей ему действительности. И пляшет он, с другой стороны, потому, что, будучи или ощущая себя преследуемым, скачет и прыгает от карающего бича (ассоциативное отражение угрозы Ты у меня еще попляшешь! допрыгаешься! попрыгаешь!). Пляшет он еще, отчасти, рискуя, возможно в силу своего характера и своих пристрастий, играя с огнем, качаясь, вращаясь, перемещаясь по краю, над пропастью (плясать по краю, над пропастью, на краю, над обрывом), на границе возможного и дозволенного, вдоль протянутой линии, как своего рода границы того, что разрешено, но сомнительно в своей правильности, точнее того, что не явно запрещено или явно пока еще прямо не запрещено (колебательность, дрожание, трепетание глагола плясать: в руках плясать, руки пляшут). Равно как и того, что здесь и надежно и жизнь, с одной стороны, и там, ненадежно и потенциальная гибель и смерть, с другой: канатный плясун – канатоходец, рискующий жизнью, пляшущий на тонкой проволоке или веревке, отделяющей жизнь для него от смерти, единственно связывающей его с тем, что жизнь, другие люди и здесь. Сомнительности в оценке занятия придает также то, что плясать все же не танцевать, поскольку пляс, пляска, плясать означает, прежде всего, заниматься танцами, танцевать не профессионально. Плясать, в принципе, каждый может, пляшут не по необходимости, а от нечего делать и по зову души, от того, что свободны в данный момент от работы, других занятий, дела, а усталость не валит с ног, силы на это есть. Называя танцовщика плясуном, профессиональную его деятельность, его занятие характеризуют как несерьезное, особых квалификаций не требующее, от неумения ничего другого, безделья, скуки и внутренней пустоты, как форму ухода от важного, нужного и значительного, происходящего в обществе и в стране. Советскость, в целом не в слишком значительной степени, несколько скрыто и специфично, придается данному слову, проистекает в нем от позиции – того, кто оценивает, авторитетной, авторитарной, дающей право оценивать и судить: тот пишет (писун, писатель, писака, писарь, писарчук, бумагомарака, бумагомаратель, сочинитель, пачкун), а этот пляшет – плясун [чертов], вместо того, чтобы заниматься делом, тем, чем положено всем остальным, лишенным права себе самим выбирать занятие.

Плясун, тем самым, в связи со сказанным, можно было бы охарактеризовать как поведенческий дигрессив (лат. digredior, digressus sum «отходить, уходить, удаляться; уклоняться»). Последующие оттенки категориального подзначения выводятся на основе признаков слов той же группы, что позволяет установить имеющиеся в данном звене классифицирующие, характеризующие оценочные слова различия. Определение их требует достаточно подробного анализа немалого списка слов, что не входило в поставленную задачу.

Еще одно советизированное значение слова плясун «тот, кто пляшет, выплясывает, угодничает, лебезит перед начальством, стараясь ему угодить, всегда готовый по первому зову броситься выполнять любое желание и требование», это значение также относится к категории поведение и к той же третьей группе (от системы к субъекту-лицу), но с другим показателем, общим у данного значения слова с писун – поведенческий релятив эксплицитного и элективного типа. Поведение угодника-плясуна имеет явный, не укрываемый характер (отсюда его эксплицитность), направленный выборочно на того или тех, перед кем выплясывают (остальные объектом подобного проявления не являются), и, возможно, также выборочно, ради каких-то определенных целей, из чего следует элективность. Видимое отличие значений писун и плясун, равно как и двух разных значений слова плясун, состоит в занимаемой позиции оценивающего: с точки зрения институтива – представителя власти, структур, аппарата, системы, позиции авторитетной и авторитарной, и с точки зрения ингрессива (лат. ingredior, gressus sum «вступать, входить») – не носителя власти, представителя множества, элемента массива, втянутого в общий состав и, волей или неволей, являющегося частью советского социального целого. Дальнейшее отличие писун и второго плясун будет связываться с семантикой производимых действий, имеющих разный характер. Писать – письменно сообщать, информировать, изливать на бумаге некое содержание, имеющее следствием, под видом исправления системы, мешать, отвлекать от дела ее исполнителей, в конечном счете, вредить. И плясать – прыгать, скакать на месте, выписывая ногами перед начальством всевозможные выкрутасы и кренделя, с намеренной целью выслужиться, добиться расположения, что-нибудь себе получить, возможно и часто за счет другого (других), тем самым, косвенно, а нередко и прямо, этим другим (другому) во вред.

Указанная здесь двойственность в проявлении оценочной категориальной семантики, связанная с позициями институтива и ингрессива (стоящего над и находящегося в, внутри), возможно, имеет достаточно регулярный характер, представляя две взаимодействующих разновидности советского языка. Проявление той и другой наблюдается как в непосредственных реализациях двух значений единого слова, по-разному, нередко коррелятивно, связанных между собой, так и, практически в любом допустимом случае, потенциально отображая себя в словоупотреблениях, в узусе, речевых контекстах, типичных высказываниях, предполагающих соответствующую оценку.

Остающиеся два не разобранных слова – шептун и пачкун, – как представляется, можно было бы отнести к еще одной категориальной группе, выводимой по основанию отношение к действию. В словах подобного типа оценивается не поведение обозначаемого ими субъекта-лица, хотя поведение, как таковое, при этом не исключается. Оценивается их действие в смысле целенаправленного и (ли) прямо следующего из этого действия вреда. Референты слов этой группы в первую очередь агентивны, поскольку не просто ведут себя как-то, каким-то образом в том или ином негативно оцениваемом отношении, как плясун, писун, топтун, крикун, говорун1515
  Говорун в советском смысле тем отличается от болтуна, чтоболтун выбалтывает скрытое знание, секреты, а говорун говорит пустое, ненужное, бесполезное, тратит время на это свое занятие (как и писун, плясун), т. е. на говорение, болтовню, вместо того, чтобы делать что-то, работать, строить, принимать активно участие в общем деле. Потому что такая его природа, такова черта его поведения, проявления, потому что не может он удержаться от того, чтобы не говорить.


[Закрыть], часто потому, что иначе не могут, такова их особенность и отличительная черта, а в большей или меньшей мере сознательно и намеренно действуют, делая это отнюдь не случайно, не потому, что ничего иного не могут и не по одной только природе своего «я». Отсюда б`ольшая сила их негативной оценки. Если слова типа плясун, писун, топтун, крикун, говорун содержат оценку пренебрежительно-снисходительную, возможно презрительную, неприязненно не одобряющую, насмешливо-раздраженную, злобную вследствие утомительности, надоедливости, однообразия и избыточности досадных и беспокоящих проявлений, то слова группы действия связаны с более сильными чувствами. Такими, как обличение, суровое осуждение, разоблачение, приговор.

Шептун оценивается как тот, кто за спиной, не публично, тайно и скрыто ведет подрывную деятельность, злобствует, критикует, клевещет, высказывает свое недовольство, нанося этим видимый и ощутимый вред и урон тому, на кого или в отношении и по поводу чего он шепчет. С позиции институтива это злобный и тайный враг, клеветник, распространяющий слухи и сплетни, подрывающие стабильность, порядок и в целом советский строй, сеющие в массах сомнения, неуверенность, неприятие, неодобрение, недовольство и страх. С позиции ингрессива это наушник, нашептыватель, доносчик, сексот, тот, кто тайно, скрыто доносит о чем-либо или о ком-либо по секрету на ухо начальству. Семантика глагола шептать задействуется при этом во всех своих возможных значениях: произносить что-л. тихо, шепотом, чтобы другие не слышали, на ухо, конфиденциально и за спиной; шелестя, как шум ветра в листьях, повсюду, негласно, неявно, неуловимо; передавая слухи, перенося секреты, наговаривая и оговаривая кого-л. перед кем-л. (шептать по углам); заговаривая как бы при этом, заклиная, колдуя и ворожа (шептать на воду, шептать на пагубу), из чего следует представление о действии подозрительном, связанном с тайными укрываемыми знаниями и нечистом по своему характеру, происхождению и в своих намерениях. Действие, которое можно было бы охарактеризовать, в ключе разбираемого, как акциональный субрутив (лат. subruo, subrutum «делать подкоп, подкапывать; подрывать, разрушать; портить, валить, опрокидывать») имплицитного (поскольку скрытый) и элективного типа (поскольку выборочно направленный).