Текст книги "«Царствуй на славу!» Освободитель из будущего"

Глава 18

Сентябрьское утро выдалось довольно холодным. В лесу холод чувствовался особенно остро, ибо деревья с трудом пропускали тусклые лучи осеннего солнца. Группа всадников, затаившаяся в лесу, зябко куталась в шинели, а лошади, фыркая, перебирали ногами пожухлую листву на мокрой земле.

– Когда Николай должен проехать? – спросил лейтенант Извольский.

– Через полчаса, – ответил князь Дулов. В такой холод разговаривать не хотелось, да и дело предстояло серьезное, не до разговоров.

После той памятной встречи у князя Гагарина прошло более полугода. За это время группа заговорщиков составила план по устранению императора. Благо надежных офицеров, желающих поквитаться с этим сатрапом, ведущим империю к катастрофе, имелось предостаточно. Для реализации замысла заговорщики создали две группы, независимые друг от друга. Каждая группа включала двадцать человек – все офицеры, в основном гвардейцы. Кроме этого, в рядах Семеновского и Выборгского полков находилось много офицеров, примкнувших к заговору. Их черед действовать настанет позднее, когда с царем будет покончено.

План, разработанный той памятной ночью, был прост. Главное – подстеречь и устранить императора Николая, а после, опираясь на сочувствующие части гвардии и Петербуржского гарнизона, объявить императором девятнадцатилетнего цесаревича Александра. В качестве совещательного органа при неопытном юнце они рассчитывали использовать Сенат, в который вошли бы видные представители заговорщиков. Такие как князь Гагарин, князь Дулов и другие, не менее достойные патриоты. А там часть реформ можно будет отменить, а часть попросту засунуть под сукно. Чай, не впервой-то на Руси. Имелись опасения, что генералы Дибич, Паскевич и Милорадович, лояльные Николаю, окажут сопротивление. Тем более что они были популярны в армии и, главное, за ними стояли реальные боевые корпуса. Да и генерал Бенкендорф – Николаев цербер был начеку.

Но, как говорил Наполеон, главное – ввязаться в битву, а там посмотрим. Без Николая вышеуказанным господам будет некому хранить свою лояльность, разве что наследнику престола. А кто сможет более влиять на Александра Николаевича, это еще надо посмотреть. Может, под шумок удастся продавить своих людей на ключевые посты. Все потребное для этого имелось: деньги, связи, опыт и – главное – происхождение.

Императора охраняли очень серьезно, а посему штурмовать дворец или любую другую резиденцию было сродни самоубийству. Да и в столице напасть на конвой было нереально. Оставалось только одно: подкараулить Николая по дороге из или в Петербург, что значительно увеличивало шансы нападающих. Ведь вдоль дороги можно спрятать гораздо больше людей – где-нибудь в лесу или на хуторе. Да и подмога находится дальше и не поспеет. Поэтому в последние полгода за государем скрытно велось наблюдение, дабы приметить подходящие места для засады. В итоге остановились на дороге, ведущей в Гатчину. Мать императора, Мария Федоровна, осталась жить в Гатчине, а посему раз в месяц Николай как хороший сын ехал навестить императрицу-мать. Вдоль дороги рос довольно густой лес, идеально подходящий для задуманного.

Обычно Николай ехал со всей семьей, но в этот раз Александра Федоровна приболела, а юный Александр остался на занятиях в кадетском корпусе, поэтому государь поехал один. Это очень подходило заговорщикам, так как они не хотели лишней крови, да и цесаревич был надобен им в дальнейшем. О том, что император выезжает обратно, они узнали от вестового, который находился на посту недалеко от Гатчины. В засаде участвовали обе группы. Отряд полковника Дулова расположился в лесу, по обеим сторонам дороги, а в полуверсте от них находился другой отряд. Ежели императору удастся вырваться или возникнут непредвиденные сложности, второй отряд мог мгновенно среагировать и подстраховать.

Обычно императора сопровождал полуэскадрон личной охраны. Причем передовой отряд следовал в версте спереди, а арьергард ехал на небольшом отдалении. Сам император ехал в блиндированной карете, причем карет было три, и никто не знал, в которой из них находится государь.

При таком раскладе сил отряду в двадцать человек тяжело надеяться на успех, но за них были фактор неожиданности и большой запас гранат, чтобы внести дополнительную сумятицу в ряды эскорта.

Наконец, издалека донесся негромкий гул, оповещавший о приближении группы всадников, и действительно, буквально через несколько минут шесть всадников из авангарда проскакали вперед. Еще через пять минут показались три кареты в сопровождении основного конвоя. Когда первая карета оказалась в нескольких шагах от засады, конвойные внезапно открыли огонь по деревьям, за которыми укрывались заговорщики, а из остановившихся карет высыпали гренадеры с уже зажженными фитилями гранат, которые через секунду полетели в ошеломленных людей Дулова. Так что сюрприз удался, но наоборот. Несмотря на первый шок, оставшиеся на ногах заговорщики быстро сориентировались, и гранаты полетели уже в эскорт. Даром, что ли, все они являлись офицерами из элитных гвардейских частей. В итоге засада переросла в скоротечный бой. Скоротечный из-за подавляющего численного преимущества охраны. Оставив десяток человек лежащими на земле, заговорщики рассеялись по лесу, полковник Дулов не бежал со всеми. Он был ранен осколком гранаты в первые же секунды боя, но продолжал стрелять из штуцера и пистолетов, пока его не оглушил один из гренадер, зашедших сзади. Вдалеке, со стороны второго отряда, тоже слышались взрывы и выстрелы, но после того как арьергард проскакал вперед, они тоже быстро затихли. Сам бой длился всего несколько минут, а после него около двадцати человек остались лежать на земле.

В полдень того же дня восстали части Семеновского и Выборгского полков. Восставшие хотели было двинуться из казарм в сторону Сената и Аничкова дворца, но их блокировали в переулках, ведущих из казарм. Части Петербургского гарнизона оказались на редкость расторопными. После того как солдаты увидели жерла пушек, направленные на них, они согласились сложить оружие и выдали всех офицеров-зачинщиков.

Так, и не начавшись, закончилась эта эпопея.

Глава 19

Проводимые преобразования сильно ударили по дворянскому сословию, так как крестьянская реформа лишила его бесплатного источника существования, а военная реформа и последующее сокращение армии – социального статуса, ведь большинство дворян служило. Потому неудивительно, что в дворянской среде появилось множество недовольных. И заговор против меня любимого оставался лишь вопросом времени. Недаром мой брат Александр так и не освободил крестьян, ибо дворянское сословие считалось опорой трона. Небольшой такой, с вестернизированной прослойкой, которая и делала Россию европейской державой. Ослабив эту опору, я ослаблял и положение трона, так как новой опоры, способной руководить и созидать, пока практически не было. Поэтому я рассчитывал, что со временем дворянство, как наиболее образованный слой населения, найдет себя и в менеджменте, и в науке, да и военное поприще никто не отменял.

О том, что среди военных зреет заговор, мне стало известно еще в начале 1827 года. Многие были недовольны независимостью Царства Польского, а когда начались сокращения в армии и многие офицеры оказались не у дел, то градус недовольства поднялся до заоблачных высот. Обо всем этом я был довольно хорошо осведомлен, так как у полковника Соколова имелось много агентов среди офицеров. Но нас более беспокоили те, о которых мы ничего не знали. Ибо среди большого числа недовольных легко пропустить тех, кто планирует серьезный заговор, в то время как все внимание жандармского корпуса приковано к тем, кто громче кричит.

В итоге полковнику Соколову пришла очень простая мысль в стиле: если не можешь предотвратить, возглавь. То есть вместо того, чтобы искать истинных заговорщиков, лучше возглавить это движение, привлекая недовольных, как мотыльков на свет. Недостойно? Да. Но эффективно. Да и заговорщики не собирались церемониться. Так что ставки были высоки.

Результатом стала вербовка князя Николая Сергеевича Гагарина. Князь слыл владельцем большого состояния, которое удачно промотал, устраивая великосветские приемы и живя на широкую ногу. Отчего ко времени моего восшествия на престол многие княжеские поместья находились в закупе и деньги подходили к концу. Чем и не преминул воспользоваться Соколов, предложив князю триста тысяч рублей за содействие. Николай Сергеевич имел обширные связи в обществе и слыл стороной, сильно пострадавшей от крестьянской реформы вследствие потери обширнейших поместий. Ну не знали люди, что почти все поместья уже и так заложены.

Потихоньку князь Гагарин начал высказывать критику в адрес императора и проводимых реформ. Сначала в приватных беседах в малых гостиных, а потом и в более широком кругу. В итоге вокруг него сформировалась группа недовольных, готовых к решительным действиям офицеров. Мы были заранее оповещены обо всем. А все остальное было делом техники.

После подавления так и не состоявшегося заговора офицеров я получил в свои руки довольно крупный козырь, но я долго ломал голову: что же мне с ним делать? Дело в том, что после раскрытия заговора под раздачу попало довольно много титулованных особ. За такие деяния им как минимум светила Сибирь, а многим и виселица. Поэтому имелся большой соблазн так и поступить, плюс конфискация имущества столь богатых особ могла дать десятки миллионов рублей казне. Но такой резкий поступок вызвал бы отторжение и у тех дворян, которые меня поддерживали. Все-таки был какой-никакой корпоративный дух в дворянском сословии. Нет, ссылали и рубили боярские головы и до меня. Но столь массово – никогда. В итоге я решил из трех тысяч человек, арестованных после раскрытия заговора, сослать за Урал и в казахские степи пятьсот человек с семьями. Остальные были помилованы, но изгнаны из армии. Никаких конфискаций я в итоге не проводил, хотя жаба душила. Наоборот, ссыльные могли обналичить свое имущество, чтобы иметь средства на новом месте жительства. Князь Гагарин уехал в Лондон, будто бы в изгнание. На самом деле он согласился уехать, чтобы не мозолить глаза бывшим заговорщикам. Вдруг кто прознает, откуда ноги растут? Как минимум на дуэль вызовут или просто уберут по-тихому. Впрочем, князь не особенно любил Россию, поэтому переезд за границу воспринял скорее с одушевлением.

После раскрытия заговора я сделал вид, что обиделся на дворянское сословие. Ну а как же. Три тысячи человек арестованных, и это помимо многих им сочувствующих. Так что император мог показать, что чувствует себя преданным сословием, которое было призвано служить опорой трону, особенно в трудные времена. А посему поправка к закону о налогообложении, по которому все дворянское сословие должно платить налоги наравне со всеми, и добавка нового налога – на наследство, в размере десяти процентов, прошли без нареканий.

В середине 1829 года, после того как напряжение в стране немного спало, я объявил о переносе столицы в Москву, для чего в Первопрестольной будет выстроен новый правительственный комплекс. Этот шаг тоже прошел без нареканий, потому как мятеж произошел в Петербурге и большинство заговорщиков составляли именно столичные аристократы.

Но не успела страна успокоиться от потрясений крестьянской реформы, как пришла новая напасть – эпидемия холеры.

Глава 20

– Мор, мор! Спасайтесь! – кричали мужики, идя возле загруженной телеги. Колонна всадников остановилась. Несколько всадников спешилась и подошли к телеге, которая тоже остановилась. Мужики, увидав богато одетых людей, по привычке сняли шапки. Хотя прошло уже два года, как все сословия уравняли в правах, все равно привычка снимать шапку, разговаривая с барином, сохранилась.

– Кто такие будете? – спросил один из подошедших, судя по всему главный, – чего народ будоражите?

– Дык, ваше сиятельство, ведь мор же, – ответил коренастый мужичок с рыжеватой бородой. – Людишки прямо за день сгорають. У моего соседа младшой давеча помер. Загодя приболел и за два дня помер. Вот и решили мы, что бежать надо. У меня сестра в Твери, вот к ней и едем.

– Так не мор это, а холера, – ответил незнакомец, – а с ней бороться можно. За мной доктора едут, так что осилим. Да и вам возвращаться советую. Холера до Твери поди уж добралась, а ежели нет, то скоро доберется. Куда тогда побежите?

– Вам, конечно, виднее, ваше сиятельство, – ответил, сойдя с соседней телеги, другой господин, судя по виду, мелкий купец или лавочник, – но лучше бы вы повернули обратно. Люди сотнями мруть, сам видел. И нету от напасти этой спасения.

– Полной панацеи, конечно, нет, но кое-что сделать можно. – Он жестом подозвал одного из сопровождающих в форме гренадера. Тот открыл принесенный саквояж. Незнакомец достал небольшой брусок с прикрепленным куском бумаги. – Вот, – сказал он, протягивая по бруску мужикам, стоявшим подле, – это мыло, а с ним пояснение, что надобно делать, дабы избежать холеры. Мужики в толпе переглянулись: мол, где это видано, чтобы мыло от болезней помогало. Видать его сиятельство головой тронулся или малехо чего попутал. Мужик, похожий на купца, это и озвучил:

– Ваше сиятельство, когда ж мыло от болезней помогало-то? Это же не лекарство какое. Я вот в баню с мылом хожу с «Крымским», но желудок как болел, так и болит.

– Так мыло не есть лекарство, – ответил его сиятельство, – просто надо регулярно мыть руки с мылом, да и умываться почаще, но не в бане. Тогда и от холеры, и от чумы убережетесь. Вот в этой бумаге все подробно описано, что да как. Читать-то умеешь?

– Грамоте обучен, – обиженно буркнул мужик.

– Вот и зачитай родным и знакомым – многие жизни спасти сможешь. А вы, – незнакомец обратился к остальным беженцам, – лучше поворачивайте назад. В Москве безопаснее будет, – и с этими словами он повернулся и вскочил на коня.

– Не, – ответил один из мужиков, – мы уж далее поедем. Глядишь, и минует сия напасть.

– Ну, как знаете, – сказал его сиятельство, – только следуйте тому, что в грамоте написано. Глядишь, и убережетесь, – он пришпорил лошадь и тронулся вперед. За ним, поднимая пыль, тронулась в путь вся кавалькада.

– А хто это? – спросил рыжебородый одного из всадников.

– Не узнал, дурень? – усмехнулся драгун. – Это ж император, – и поскакал вслед за остальными.

– Вот те раз, – сказал коренастый мужичок, и перекрестился. – Сам государь в Москву пожаловал. А может, и действительно лучше того, ну, вернуться? И целая вереница повозок загалдела, обсуждая произошедшее.

Вечером московский генерал-губернатор, князь Голицын Дмитрий Владимирович, пожаловал в Кремль, где уже успел устроиться государь и его свита. Строительство правительственного комплекса, включая новую императорскую резиденцию, только началось, поэтому, наезжая в Москву, государь останавливался в кремлевских палатах. В кабинете, кроме императора, находились: шеф жандармов – Бенкендорф Александр Христофорович, министр здравоохранения – Гааз Федор Петрович и профессор Мудров из Московского университета.

– Здравствуйте, Дмитрий Владимирович, – поздоровался Николай и пожал руку вошедшему генерал-губернатору. – Вы как раз вовремя. Тут Матвей Яковлевич как раз докладывал статистику заболеваний и смертности в Москве. Получается, что принятые меры не в состоянии остановить эпидемию.

Профессор Мудров едва заметно кивнул: мол, да, не получается.

– На хватает врачей и обученного персонала, – ответил князь Голицын, – кроме того, беженцы из пострадавших районов разносят холеру по городу. А посему среди жителей возникла паника, и многие бегут из города.

– Да уж, беженцев мы видели предостаточно, – усмехнулся Николай, – так что надобно принять дополнительные меры. Федор Петрович, – император кивнул Гаазу, – посвятите всех присутствующих в предлагаемые меры для предотвращения эпидемии.

– На основе полученного опыта можно утверждать, что соблюдение правил гигиены и вовремя оказанная помощь могут значительно уменьшить количество заболевших. Посему необходимо регулярно мыть руки мылом и вообще чаще мыться. Воду для питья и мытья посуды обязательно кипятить. Воду можно также пропускать через ткань или чистый песок, дабы очистить ее от всякой заразы, как это делается в господских домах. Посуду после еды желательно не только мыть, но и кипятить. Заболевших надобно селить отдельно и поить водой во множестве. Одежду заболевшего обязательно сжигать. Все это описано в этой грамоте, – министр раздал по листу каждому из присутствующих.

– Мы уже раздали более тысячи грамот по дороге до Москвы, – сказал Бенкендорф. – Но необходимо распечатать их здесь, в Москве, и раздавать всем с куском мыла в придачу.

– Как у вас обстоят дела с производством мыла? – спросил Николай генерал-губернатора.

– Те два государственных завода в Москве, что были открыты два года назад, производят по десяти тонн мыла ежемесячно, да еще два частных завода по три тонны каждый, то есть около ста тридцати тысяч кусков мыла ежемесячно. Но москвичи не очень-то жалуют мыло. Одни жалеют копейку, другие просто предпочитают мыться по старинке. Вон у нас склады до сих пор заполнены.

– Поэтому предлагаю раздавать мыло бесплатно, – сказал император. – Вот, посмотрите, – и с этими словами Николай протянул по куску мыла с грамотой, такого же, какой еще утром дал проезжавшим мужикам. – Расходы казна возьмет на себя. Дабы не злоупотребляли, просто развозите мыло по домам.

– Хорошо, – согласился князь. – Теперь насчет больниц – их катастрофически не хватает. Да и обученного персонала немного. И так профессор, – он кивнул в сторону Мудрова, – всех своих студентов на помощь прислал. Посему предлагаю использовать заброшенные особняки, что остались после пожара[19]19
  Имеется в виду пожар Москвы 1812 года. Хотя Москва была восстановлена, даже через двадцать лет еще встречались сгоревшие особняки и дома.


[Закрыть], и оборудовать из них временные лечебницы. Я уже присмотрел десяток особняков, кои месяца за два можно будет обновить.

– Отличная идея, – согласился Николай. – Дайте мне знать: сколько средств потребно, и кои инструменты надобны. Мы также пришлем вам некое количество докторов и медсестер из других районов, которые не пострадали. Федор Петрович уже подготовил список, но доктора надобны не только в Москве. Так что много прислать не сможем.

– Нужно усилить карантинные кордоны и возвращать беженцев обратно, иначе они холеру по всей стране развезут, – сказал Бенкендорф. Большинство разговора он молчал, попивая чай из фарфоровой чашки.

– Ежели государь даст добро… – начал князь Голицын. Мол, мы бы и рады, но вы же понимаете.

– Да, – сказал император, – другого выхода нет. И так из-за переселения крестьян болезнь распространяется быстрее, чем мы ожидали. Вдобавок Александр Христофорович уже ввел дополнительные кордоны в Сибири, дабы зараза из Индии более к нам не приходила.

Остаток вечера и часть ночи собравшиеся провели, склонившись над картой Москвы и Московской губернии, обсуждая, где именно надо разместить дополнительные больницы, кордоны и беженцев.

Глава 21

Честно говоря, про эпидемию холеры я не помнил. Нет, что-то про эпидемии чумы и холеры в России я читал, но где именно и когда они происходили, не помнил. Учитывая низкий уровень медицины и отсутствие канализации, эпидемии вспыхивали чуть ли не каждый год, но они оставались локальным явлением, не привлекая особого внимания. В долгосрочной перспективе я планировал упорядочить градостроение и строить канализации, отводные канавы и акведуки, но это были именно отдаленные перспективы. Пока же деньги уходили на решение насущных дел: расселение крестьян и индустриализацию.

Единственное, что мы смогли сделать для улучшения гигиены, – это открытие пяти больших мыловаренных заводов. Первый открылся в Крыму, еще в бытность мою Великим князем, на паях с Демидовыми. Остальные были основаны за счет казны. В 1827 году начало свою деятельность «Общество для выделки стеариновых свечей, олеина и мыла», которое поддерживало развитие этой отрасли в империи. Помимо государственных уже существовали и частные заводы. Так как потенциальный рынок был большим и мы старались популяризировать потребление мыла, частные заводы только выиграли от такой конкуренции.

Первый звоночек прозвучал, когда холера достигла Оренбурга в 1829-м. Тогда я припомнил, что при настоящем Николае Россия пережила эпидемию холеры, которая пришла из Индии. Посему перво-наперво г-н Бенкендорф приказал выставить кордоны в Сибири, на торговых трактах, идущих из Азии. Так как крестьянская реформа была в самом разгаре и огромные массы крестьян переселялись на новые места, в том числе и в Сибирь, выставить кордоны на Урале не имелось никакой возможности. Ибо это означало, что сотни тысяч людей останутся без земли, то есть без возможности себя прокормить. Но эти людские потоки разносили заразу далее. Так что в течение года локальная проблема превратилась в катастрофу государственного масштаба.

Пришлось приостановить переселение крестьян на новые земли. В спешном порядке были построены еще десять мыловаренных заводов и открыты десятки больниц и карантинов в пострадавших районах. Но это была капля в море. К середине 1830 года холера добралась до Москвы. В густонаселенном городе, без канализации, холера косила людей сотнями, а потом и тысячами. По городу поползли нехорошие слухи. В случившемся обвиняли помещиков и власти: мол, в отместку за лишение их привилегий они замыслили сие злодейство. Чиновников и дворян, попавших под горячую руку, убивали на месте, попутно грабя особняки и лавки. В итоге генерал-губернатор был вынужден применить гарнизонные части для подавления беспорядков.

В сентябре я приехал в Москву, чтобы обсудить дальнейшие меры для обуздания эпидемии. В создавшемся положении я видел не только трудноразрешимую проблему, но и возможность популяризировать правила личной гигиены и утилизации отходов. До сих пор мыло не пользовалось большим спросом, как, впрочем, и утилизация мусора. В начале XIX века весь мусор был органическим и, выброшенный в водоем или возле дома, гнил, отравляя воду и воздух. Вот я и надеялся, что эпидемия заставит людей соблюдать элементарные правила гигиены, а там, глядишь, и привыкнут.

Приостановка переселенческой программы высвободила порядка пяти миллионов рублей, которые ушли на строительство двадцати больниц (из них половина за Уралом), открытие еще четырех медицинских факультетов на двести человек каждый и расширение существующих медфаков, а также на организацию кордонов, карантинов и помощь беженцам.

Министр здравоохранения – Федор Петрович Гааз – собрал воедино разрозненные сведения о лечении холеры, начиная от лечебных трактов древних греков, арабских и индийских ученых и заканчивая современными изысканиями, в основном немцев. Из всей этой кучи часто бесполезных сведений я постарался отобрать наиболее логичные, опираясь на знания и опыт человека из XXI века. Так как антибиотиков еще не существовало, да и не всегда они требовались, единственным действенным средством оставалось обильное питье, дабы уменьшить обезвоживание.

Главное – локализовать и обеззаразить очаги эпидемии, чтобы предотвратить распространение болезни. Для этого требовалось соблюдать правила личной гигиены, а также кипятить воду и термически обрабатывать пищу. Для обеззараживания столовых приборов и врачебных инструментов нужно было продержать их в кипящей воде. Часть этих «бабушкиных» методов я помнил из своей прошлой жизни, что и помогло определить наиболее простые и эффективные меры. Все эти советы были изложены в грамоте, распространяемой с мылом. Даже при столь малограмотном населении найдется кто-то, кто прочитает и расскажет остальным.

В итоге к концу 1830 года эпидемия резко пошла на убыль – из-за наступивших холодов и из-за принятых мер. Пройдясь по России, холера перекинулась в Европу, где окончательно и затихла к 1832 году. Пандемия стоила стране около ста тысяч человек, более, чем обычная война. Дабы предотвратить подобные катастрофы, было начато строительство подземных канализационных систем в Москве, Петербурге, Казани, Киеве и Риге, а в будущем и в других городах. Вдобавок новые правила градостроительства, помимо прочего, предусматривали строительство канализации как стандарт. Десяток молодых студентов-медиков отправились в Германию, где как раз велись исследования природы холеры и где потихоньку рождалась новая наука – бактериология.

Рождество 1830 года я встретил в кругу семьи в Петергофе. Я надеялся, что новый, 1831 год будет более спокойным и что можно будет вернуться к прерванным делам. А между тем, события извне повернулись таким образом, что бывшие враги обратились к нам за помощью.