Текст книги "История Северской земли"

Глава V
Святослав Ярославич (1054–1076)

Пред смертью Ярослав раздал уделы своим сыновьям: Изяслава посадил в Киеве, Святослава в Чернигове, Всеволода в Переяславле, Игоря во Владимире (Волынском), Вячеслава в Смоленске¹⁷⁹. Таким образом, почти каждое племя получило своего особого князя. Обособление, которого домогались различные области, совершилось мирным путем, так как только эта мера могла устранить постоянные волнения племен: вся Русь представляла из себя несколько самостоятельных единиц, федеративно соединенных между собою в одно целое. Ни один из князей не имел преимущества над другими: киевский князь имел первенствующее значение только в нравственном отношении, как старший брат, что имел в виду и Ярослав в своем завещании детям¹⁸⁰. Но, устраивая подобный порядок, Ярослав многого не мог предусмотреть. Во-первых, он упустил из вида постановить, что сыновья умершего князя получают его удел и не должны быть выгнаны; во-вторых, он Северскую область разбил на две части, на два княжества – Переяславское и Черниговское, т. е. разделил одно племя на два враждебные лагеря. Западная граница проходила по берегу Днепра, но устье Десны принадлежало Переяславскому княжеству. Точная же граница между этими двумя княжествами никогда не могла установиться. Но Курск, от которого никогда не отделялось Посемье¹⁸¹, был причислен к Переяславскому княжеству¹⁸².

Мы видели, какое важное значение имел для Северской земли этот город. Оставив Тмутаракань за Черниговом¹⁸³ и отнявши Курск, разорвали связь между Тмутараканью и Северской землей. В то время как было необходимо защищать от напора кочевников столь важный торговый пункт, иметь его, поэтому, под постоянным наблюдением, черниговские князья не владели связывающим пунктом, Курском. Но неудобство являлось и в другом отношении. Население Посемья и Тмутараканской области было связано не только племенными, но и торговыми интересами, которые теперь должны были нарушиться. Подчинение этих, искони связанных одна с другой, областей двум различным центрам должно было повести за собой политическую рознь, что вредно должно было отозваться на благосостоянии населения. Между тем таким распределением областей ослаблялось самое Черниговское княжество, и едва ли подобное размежевание не имело задней мысли. Самым сильным из всех уделов был Черниговский, как по количеству областей, входивших в него, так и по степени культуры своего населения, а потому был и самым опасным для киевского князя. Как для последнего было важно обладание Новгородом, так для черниговского князя было необходимо непосредственное сообщение с Тмутараканью, население которой представляло прекрасный и неистощимый контингент для княжеской дружины. Отнявши Курск у Чернигова, киевский князь уничтожал возможность этого сообщения и ослаблял влияние черниговского князя на Тмутаракань. Святослав Ярославич очень хорошо понимал значение этого города, и последний пользовался, как можно предполагать, многими вольностями: за ними было право выбора князей. Так они прислали Никона к Святославу с просьбой прислать им Глеба для управления¹⁸⁴. Но чем менее было возможности наблюдать за Тмутараканью, тем более у ее населения должно было развиться стремление к освобождению из-под зависимости Чернигова. Это и не замедлило вскоре обнаружиться. Таким образом, в самом новом устройстве Руси лежали зародыши открывшихся затем неурядиц: они вытекали, как мы видим, вполне естественно, а не были последствием только удальства и хищнических стремлений удельных князей. Действительно, эти два факта – признание сыновей умершего князя лишенными наследства и стремление Тмутараканской области к независимости – служат центром, около которого группируются, из которого вытекают все события первого периода истории Северской земли.

Свое удельное княжение братья, Изяслав, Святослав и Всеволод, начали тем, что постарались обезопасить себя со стороны Судислава, Ярославова брата, сидевшего уже 24 года в тюрьме. Они освободили его и заставили постричься в монахи, взяв с него клятву, что он не будет стараться о восстановлении своих прав на киевское княжение¹⁸⁵. Вообще заметно, что Изяслав, Святослав и Всеволод играют первенствующую роль во всей Руси, и летопись, рассказывая о каких-либо распоряжениях, говорит: «Посадиша, высадиша». Такое значение обусловливалось тем, что у этих трех князей были самые сильные уделы. Опираясь на свою силу, они оставляют без наследства Ростислава Владимировича, отец которого владел Новгородом, а после смерти Вячеслава они точно так же поступают с его сыном, Борисом, и заставляют Игоря из Владимира перейти в Смоленск¹⁸⁶.

Уладивши, по-видимому, внутренние дела, братья должны были обратиться против внешних неприятелей, с юга теснивших границы Руси. Соединенными силами они напали на кочевников, торков, в 1068 г., и окончательно подорвали их силу¹⁸⁷. Казалось, теперь все было спокойно, и каждый из князей мог заняться своим уделом. Особенно необходимо было заняться внутренними делами Святославу, в удел которого входило три племени. К несчастью, мы ничего не знаем об этой стороне его деятельности: летописца более интересовало устройство церквей и монастырей. Как бы то ни было, но время тишины было непродолжительно. Изгои необходимо должны были требовать восстановления своих прав. Первый из них начал Ростислав Владимирович.

Со смертью Владимира Ярославича Новгород опять подпал зависимости Киева, откуда были присланы, конечно, посадники с киевской дружиной. Новгородцы должны были этим тяготиться, и партия противная киевскому князю, Изяславу, должна была усилиться. Еще Ярослав должен был бороться с ней, намек на что мы видим в ссылке в 1020 г. Константина, посадника Новгородского, в Муром и в казни его там чрез три года¹⁸⁸. Теперь, когда не было Ярослава, который был все-таки чтим новгородцами как основатель их вольностей, недовольство зависимостью от Киева должно было проявиться открыто. Противники Киева сгруппировались около Ростислава Владимировича, но, вероятно, не имели достаточно сил для достижения своей цели, и поэтому представители их, Вышата, сын Остромира, новгородского посадника, и Порей, должны были бежать¹⁸⁹. Стремление этой партии Новгорода совпало с движением в Тмутаракани. Для того чтобы скинуть с себя зависимость от черниговского князя, тмутараканцы приглашают к себе Ростислава, который вместе с Пореем и Вышатой явился на юге, выгнал Глеба, занял Тмутаракань¹⁹⁰ и напомнил ее населению времена Мстислава I. Святослав двинулся в Тмутаракань, чтобы выгнать оттуда Ростислава¹⁹¹. Последний не стал защищаться и добровольно вышел из города не потому, чтобы он боялся Святослава, так как у него была в Тмутаракани сильная партия, а потому, вероятно, что не желал наносить вреда городу, вполне будучи уверен, что после удаления черниговского князя он опять будет принят в Тмутаракани. Действительно, Глеб Святославич тотчас же был выгнан из города и бежал к отцу, а Ростислав Владимирович снова вошел в него¹⁹².

Между тем черниговский князь принужден был оставить без внимания свои юго-восточные области: на севере явился опасный враг для киевского князя, Всеслав Полоцкий, задумавший ослабить Изяслава, отнявши у него Новгород. Святослав обязан был помочь брату. Враждебные действия Всеслав начал еще в 1065 г.¹⁹³, но в то время Святослав был занят своими делами на юго-востоке, Всеволод был побит недавно половцами¹⁹⁴ и не мог оправиться от поражения, а Изяслав один был не в состоянии начать борьбу с сильным полоцким князем. В 1067 г. последний занял Новгород. Братья решились действовать энергически. Видя, что открытой силой нельзя одолеть Тмутаракань, Святослав решился отнять у нее главную опору против притязаний Чернигова – решился отделаться от Ростислава Владимировича другим способом. Между тем последний снова поднял значение Тмутаракани на юге. Он брал дань с касогов и с других соседних народов¹⁹⁵ и, вероятно, думал распространить свою власть на соседние греческие города, которые соперничали в торговле с Тмутараканью. Это видно из боязни греков пред Ростиславом¹⁹⁶. Общая опасность заставила соединиться черниговского князя с греками и действовать заодно. Греки подослали к Ростиславу Владимировичу катапана, который вступил в его дружину, приобрел его доверие и во время одной пирушки князя с дружиной при заздравном питье отравил его. Ростислав умер 3 февраля 1066 г. и был погребен в соборе во имя св. Богородицы. Как ни выгодна была смерть этого человека для греческих городов, все-таки подобное преступление показалось низким даже для самих греков, и они побили катапана камнями¹⁹⁷.

Лишенные своего главы, тмутараканцы должны были волей-неволей признать снова зависимость свою от Чернигова и прислали Никона, настоятеля Богородицкого монастыря, просить в Чернигове себе князя¹⁹⁸. Святослав Ярославич послал к ним во второй раз Глеба¹⁹⁹.

Таким образом, восстановив свою власть над юго-восточными областями и отняв на некоторое время у них возможность сделать новую попытку к отделению, Святослав отправился против полоцкого князя, Всеслава. На реке Немизе 3 марта 1067 г. братья соединенными силами разбили полочан, и Святослав настоял на том, чтобы Всеслава заключить в оковы и посадить в тюрьму, несмотря на то, что ему была обещана безопасность, если он явится с повинной головой²⁰⁰. В этом случае Святослав показал снова ту же энергию в уничтожении опасных для себя личностей, что и во время дела с Тмутараканью.

Между тем на юге дела приняли грозный оборот. Половцы заняли все южные степи и придвинулись к границам Переяславского княжества. В 1068 г. они ворвались в его территорию и дошли до Альты. Тогда только, когда гроза приблизилась к их собственным уделам, Изяслав из Киева и Святослав из Чернигова двинулись с войсками для прекращения дальнейшего опустошения Русской земли. На Альте же, ночью, произошла решительная битва, кончившаяся поражением русских²⁰¹. Князья бежали. Святослав явился в Чернигов и стал принимать меры для защиты своего удела. Оправившись несколько в Чернигове от поражения, он выступил против половцев, которые проникли уже к северу от Чернигова, и у Сновска разбил их 1 ноября, причем очень много кочевников потонуло в реке Снови, а их князь был взят в плен²⁰². Очевидно, это было одно из половецких племен: другие при бездействии Изяслава ворвались в киевскую область и начали грабить и опустошать ее. Защитивши свой удел со стороны кочевников, Святослав Ярославич поднялся во мнении всей Руси. Этому способствовала также вся предыдущая и последующая политика этого князя.

Убедивши братьев арестовать Всеслава, Святослав этим ловко удовлетворил интересы и киевского князя, и новгородцев. Насколько Всеслав был опасен для Изяслава, настолько же неприятно было бы для новгородцев признать свою власть от Полоцка, потому что Киев был далеко, а следовательно, и зависимость от него должна была быть все-таки слабее, чем от Полоцка, да и соседство такого беспокойного владетеля было не особенно выгодно для торговли и богатств Новгорода. Благодаря этому лишь только Святослав прогнал из своих пределов половцев, новгородцы взяли себе князем Глеба Святославича, который явился в Новгород из Тмутаракани. Ясно, что Святослав, приблизив к себе Вышату и Порея, явился на стороне той партии Новгорода, которая стояла за его автономию. Это имело огромные последствия для Чернигова: с этих пор партия Чернигова в Новгороде была и партией свободы этого города.

Сами тмутараканцы, теснимые с севера кочевниками, должны были более сблизиться с Черниговом, откуда могли ждать защиты от энергического князя. Можно предполагать, что Святослав на место Глеба послал в Тмутаракань другого своего сына, Романа²⁰³, так как нельзя было оставить юго-восточные области без защиты в то время, когда на них сильно начали напирать кочевники.

В то время, когда киевское вече выгнало князя Изяслава за его неумение защитить своей области от врагов, Святослав остался хладнокровным зрителем и не пошел против веча для защиты прав своего брата, а, напротив, явился защитником Киева и вместе с братом Всеволодом заявил Изяславу, что он не дозволит никакого ущерба для Киева со стороны Изяслава и его союзников, поляков. Еще раньше Изяслав выгнал из Киева св. Антония, и последний с почетом был принят Святославом в Чернигове²⁰⁴. А Антоний был любечанин, следовательно, должен был, естественно, симпатизировать своему краю, даже без такого промаха со стороны Изяслава, а между тем значение Антония как великого подвижника должно было быть весьма велико у современного ему общества. Он являлся таким образом самым сильным членом уже существовавшей в Киеве черниговской партии. Ловкая политика Святослава еще более усилила приверженную ему партию. Ставши на стороне веча, он должен был еще более выиграть в глазах новгородцев и тмутараканцев. Сыновья его, не уступавшие в энергии и способностях своему отцу, способствовали упрочению расположения, приобретенного им. Так, Глеб Святославич в 1069 г., когда снова двинулся Всеслав на Новгород, не стал дожидаться помощи от других князей и 23 октября с одними новгородцами на реке Гзене, после упорной битвы, разбил полоцкого князя²⁰⁵. Новгородцы видели, что, имея дело с Черниговом, они могут быть безопасны и за свою независимость, и за свою территорию.

Таким образом, не разрывая дружбы с братьями, Святослав своими действиями стушевал их и выдвинул свою личность. Всеволод неудачно боролся с половцами. «Изяслава не могли любить в Киеве, и в то же время не могли не питать расположения к Святославу, который сдержал гнев брата и с горстью дружины успел поразить толпы половцев, очистить от них Русь». Сын Изяслава казнил киевлян. Гонимые киевляне находили убежище в Чернигове²⁰⁶. Мы видели уже, что к числу изгнанных принадлежал и Антоний. Киевляне не могли не желать себе такого князя, как черниговский. Святослав хорошо понимал положение дел и решился сделаться киевским князем. Однако по своему обыкновению он и здесь, будучи вполне уверен в успехе, не решился действовать открыто. Действительно, если бы киевляне и были довольны новым князем, то это еще не было прочным ручательством. Нужно было оградить себя от всяких случайностей, которые могли произойти от того, как посмотрит Русь на перемену в ее политическом строе. Признавая гегемонию, если так можно выразиться, черниговского князя, бывшего, как бы ни было, в оппозиции к Киеву, новгородцы при переходе этого князя на киевский стол снова делались зависимыми от Киева, что им должно было быть не особенно приятно. Хотя Святослав стоял на стороне партии противной Киеву, но с переменой обстоятельств могли измениться и его отношения к Новгороду, потому что он как киевский князь должен будет соблюдать интересы полянского племени. Между тем сосредоточение в одних руках черниговского удела и княжения в Киеве давало Святославу неодолимую силу. Не должно забывать, что он мог, кроме того, опереться, в случае необходимости, на Польшу, с которой он был в родственных отношениях, так как его дочь, Вышеслава, была замужем за польским королем, Болеславом²⁰⁷. Новгородцы могли выгнать Глеба, призвать даже к себе, в крайнем случае, кого-нибудь из сыновей Изяслава, лишь бы междоусобной борьбой князей отстоять свою автономию. С другой стороны, Святослав должен был опасаться и своего брата, Всеволода, который мог стать на сторону Изяслава и если не повредить особенно, то, во всяком случае, усложнить дело. Все это хорошо понимал Святослав Ярославич и решился пустить в ход свою обыкновенную политику, которая у него всегда основывалась на том, чтобы сделать свои личные интересы общими и для других: она опиралась всегда на ясное понимание междуплеменных отношений Руси.

И вот он начинает вести переговоры с братом, Всеволодом, хотя тайно, но можно предполагать, что они легко передавались и в Новгороде, и в Киеве. Он уверяет переяславского князя, что Изяслав думает прогнать их обоих из уделов²⁰⁸. Поверить этому было легко, так как ни Святослав, ни Всеволод не помогли Изяславу в 1068 г. Но сам по себе Изяслав был еще не так страшен для соединенных сил переяславского и черниговского князей, поэтому Святослав указывает на союз киевского князя с полоцким, с известным Всеславом²⁰⁹. Этим черниговский князь достигал сразу двух выгод: заставил окончательно присоединиться к себе Всеволода и навел страх на Новгород, для которого соединение Всеслава с киевским князем было крайне опасно. Очевидно, новгородцы должны были пожелать скорее расстройства этого мнимого или действительного союза, а следовательно, стать на сторону замысла Святослава.

В 1073 г., 22 марта, Святослав и Всеволод вошли в Киев и заставили Изяслава выйти из него²¹⁰. Киевляне встретили Святослава охотно. «Что все в Киеве были за Святослава, – говорит г. Соловьев, – доказывает удаление Изяслава без борьбы»²¹¹. Если не все, скажу я, то большинство, потому что последующий ход истории Северской земли указывает на то, что была партия и противная

Чернигову и что в данное время она была только бессильна.

Как бы ни было естественно занятие Киева с точки зрения общих интересов, с христианской точки зрения это было преступление. Поэтому, несмотря на хорошие отношения черниговского князя к духовенству, которому он оказывал большое почтение и у себя дома, все-таки нужно было опасаться, что среди него найдутся люди или приверженные партии Изяслава, к которым принадлежал, например, св. Никита, или ревнители христианского братолюбия. Святослав, явившись в Киев, обратил внимание на это обстоятельство и принялся за благочестивые дела. В 1073 г. он сам присутствовал на заложении Печерской церкви игуменом Феодосием и епископом Михаилом²¹². При заложении Святослав сам начал копать ров, дал сто гривен золота и обмерил обширность церкви. Затем пожертвовал для Печерской обители свое собственное поле²¹³. Этим он еще более приобрел расположение печерской братии, так что, когда св. Феодосий начал было обличать Святослава за занятие им Киева, вся братия стала на стороне князя. Сначала Феодосий писал к Святославу послания, обличал его при свидании, запретил поминать его в церкви, готовился даже, когда ему пригрозили, к ссылке, но затем помирился с князем, часто посещал его, не переставая уговаривать помириться с братом, и, наконец, по желанию братии разрешил поминать его в церкви, хотя и после Изяслава²¹⁴. Пригрозив было св. Феодосию ссылкой, Святослав одумался, принимал его с большой честью, всю вину складывал на брата и этим вполне достиг нужных ему результатов: ему нужно было уничтожить открытое сопротивление Феодосия, а на домашние разговоры он смело мог не обращать внимания.

Изяслав, удаляясь из Киева, взял с собою большие богатства, с которыми надеялся везде найти помощь²¹⁵. Прежде всего он обратился к своему союзнику, польскому королю, но здесь потерпел неудачу: у него взяли деньги, а самого попросили удалиться из пределов Польши²¹⁶.

Отнявши у Изяслава возможность нанять войска в Западной Европе, польский король оказал большую услугу своему родственнику, черниговскому князю: для него самого было выгодно сохранить хорошие отношения к Святославу как к одному из самых могущественных своих соседей, на которого он мог опереться в случае необходимости. Между тем борьба со Святославом была бы не легка, и исход ее сомнителен при том соединении интересов, которое умел создать Святослав.

Изяслав отправился к германскому императору Генриху, прося его помощи и обещая сделаться его вассалом²¹⁷. Но занятый борьбою с папою император не мог оказать ему поддержки. Однако он принял на себя посредничество и отправил к Святославу посольство, главой которого был Бургардт. «Посольство было радушно принято Святославом. Бургардт возвратился к императору с дарами, которые удивили Германию». Никогда, говорит немецкий летописец, не видали мы столько золота, серебра и богатых тканей²¹⁸. Дело этим и кончилось.

Не сделав ничего у императора, Изяслав решился обратиться к папе и послал в Рим своего сына. Он обещал подчинение папскому престолу, требовал защиты и жаловался на польского короля. Интересно письмо папы к Изяславу, писанное в 1075 г. Другое письмо было отправлено к Болеславу с приказанием ему помочь изгнанному князю²¹⁹. Но польский король не торопился исполнить требование святейшего отца и откладывал поход до удобного времени, так как сам нуждался в Святославе: в это время Польша начала войну с чехами и обратилась за помощью к князю Руси. Святослав в 1076 г. отправил на помощь своему союзнику сына, знаменитого Олега Святославича, и не менее знаменитого племянника, Владимира Всеволодовича. Они дошли до Глогау и взяли с чешского князя контрибуцию в тысячу гривен серебра²²⁰. Хотя в это время между русскими князьями и польским королем произошел маленький разлад вследствие того, что король, пригласивши князей как союзников, без согласия их заключил мир с чешским князем, но это не изменило дела Изяслава к лучшему: отделавшись от одного врага, польский король должен был обратиться на пруссов и поморян²²¹. Неизвестно, собрался ли бы когда-нибудь Болеслав исполнить предписание папы, если бы Святослав Ярославич прожил дольше. Сборы на помощь греческому императору против болгар были последним актом деятельности черниговского князя: сначала он думал двинуться сам и послать своих сыновей на корсунян, но разболелся и умер в 49 лет, в 1076 г., 27 декабря, от неизвестной болезни. Его тело было перевезено из Киева в Чернигов и погребено в Спасском соборе²²².

О внутренней деятельности Святослава Ярославича мы знаем немного. В нашем главном источнике, летописи, нет об этом никаких известий. Некоторые указания мы находим с другой стороны, у позднейших писателей, которые заимствовали свои данные отчасти, верно, из уцелевших еще тогда документов, частью из преданий. Во всяком случае некоторые из доставляемых ими известий могут быть подтверждены последующим ходом исторических событий или совпадают с обстоятельствами княжения Святослава.

Разделение на уделы способствовало развитию промышленности и украшению городов образцами византийского искусства, по преимуществу церковного. Каждый князь старался пред другими о возвышении своего стольного города, чтобы он был лучше, богаче других. Понятно, что в тот век, век христианского благочестия, век веры, главное внимание свое князья должны были обращать на постройку и украшение церквей и на основание монастырей. У некоторых из них такая деятельность вытекала чисто из благочестивого побуждения, но другие, всю жизнь свою не делавшие ничего без выгоды, кроме такого идеального побуждения имели часто реальный расчет. Мы видели уже роль духовенства в княжении Святослава Ярославича. Если таково было значение духовенства при столкновении князей различных уделов между собою, то тем более увеличивалось оно внутри удела, в отношении его внутренних распорядков. Являясь распространителем новой религии в областях известного князя, оно связывало все разноплеменные части в одно целое, чего, конечно, должны были желать удельные князья; оно вносило в среду племен, живших до сих пор своею жизнью, новый идеал ее… За пределами княжества духовенство являлось распространителем славы о благочестии, доброте и щедрости удельного князя и этим привлекало к нему расположение. Таким образом оно вместе с дружинным сословием служило к прославлению князя и усилению его власти. Пользуясь с толком этими двумя силами, князья могли их употреблять как орудие против третьей силы – земской общины. Вот почему князья дорожили так дружиною и духовенством, «имения не щадяше, ни питья, ни ядения не браняше».

Мы ничего не знаем об отношении Святослава Ярославича к дружине, но у нас имеются, хотя и отрывочные, сведения о деятельности его на пользу духовенства.

В 1068 г. (в 6577 г.) черниговский князь на том месте, где немного раньше поселился принятый им св. Антоний, построил церковь во имя св. Илии и при ней монастырь²²³. К нему, как можно предполагать, были причислены вотчины, так как и построенному им Елецкому монастырю были отданы село Авдеевка и отчислены доходы с перевоза на Десне²²⁴.

Этот факт интересен в том отношении, что указывает нам на существование уже в то время права князя раздавать земли и угодья, между тем как распоряжение землей принадлежало только земской общине. Может быть, в данное время это делалось с согласия веча – представителя общины: князь указывал ему на необходимость поддержания монастыря как на дело богоугодное, а чтобы не собирать общине известного дохода на монастырь, предлагалось отчислить на содержание его доходы с известного селения, угодья. Вече соглашалось. Сначала разрешение веча для такого дарования доходов духовенству было необходимо, но затем, так как на такое богоугодное дело со стороны веча отказа не могло последовать, князья перестали уже и спрашивать общину о разрешении пожертвовать то или другое угодье. Понятно, князь жертвовал от своего имени, поэтому и получающий начинал убеждаться, что подобное право принадлежит только князю. Как скоро подобное убеждение укоренилось (а это могло сделаться благодаря тому же духовенству), право это стало принадлежать князю и de jure, а не только de facto. Среди других исторических фактов, влиявших на присвоение себе князем права распоряжаться землей, благочестивые жертвования имели не последнее значение.

Итак, существующий в Чернигове Троицкий монастырь обязан своим происхождением Святославу Ярославичу. Но еще раньше, чем посетил Чернигов св. Антоний, еще в первое время своего пребывания в Чернигове, Святослав Ярославич решился для возвеличения своего города построить монастырь, который бы не уступал киевскому Печерскому. Вот что об этом пишет преосв. Зосима Прокопович: «Монастырь преосв. Богородицы Елецкой на горах Болдинских сбудован есть от князя черниговского Святослава Ярославича, року 6568 (1060)»²²⁵. Чтобы монастырь не уступал Печерскому, все в нем было устроено по образцу последнего. Главная церковь была сделана по образцу киевской Печерской²²⁶. Можно предположить, что эта главная церковь Елецкого монастыря строилась также греческими мастерами и притом в одно время с Печерской. Может быть, окончание ее принадлежит ко времени княжения Всеволода в Чернигове. Память о построении Елецкого монастыря Святославом Ярославичем сохранялась долго у князей Одоевских, его потомков²²⁷. В синодике, найденном в 1698 г., поминается Святослав Ярославич как основатель этой обители²²⁸. К его же времени можно отнести построение монастырей в Любече²²⁹ и Тмутаракани²³⁰, хотя это только предположение.

Устраивая монастыри, которые были распространителями просвещения, он заботился и о развитии в своей области наук и сам лично собрал обширную библиотеку, в которую входили кроме книг священных книги исторического содержания, переводимые с греческого языка на русский. Будучи сам прекрасно, по тому времени, образован, он видел, что вокруг него стояли люди, далеко уступавшие ему в образовании, и потому решился личным примером приохотить своих бояр к книгам. Во время своих празднеств с дружиной он беседовал с ними о различных предметах и в 1073 г. приказал диакону Иоанну перевести с греческого языка на русский книгу Василия, которая представляет из себя изборник (как она и названа) статей по различным отраслям знания²³¹. Очевидно, этот изборник предназначался для общего пользования, для ознакомления с различными науками. Это заставляет нас предполагать, что в библиотеке Святослава Ярославича были книги не только духовные и исторические, но и по другим отраслям знания.

Принимая во внимание просветительную деятельность Святослава Ярославича в своем стольном городе, можно сделать предположение, что он стремился также к распространению христианства и в других областях своего удела. Вероятно, с этого времени началось усиленное распространение новой религии в Муромской области, вызвавшее энергическое сопротивление этого сильного племени. В предании о каком-то неизвестном князе Константине, причисленном к лику святых, сохранилась память о сильной борьбе, которую пришлось выдержать утвердителям христианства и подчинения Чернигову. Муромцы несколько раз изгоняли от себя провозвестников новой религии и запирались в своем городе, который приходилось брать штурмом. Между тем, как мы уже видели, соединение этой области с Черниговом, основанное на давних сношениях северян с муромой, происходило мирным путем: теперь оно должно было стесниться враждой. Вслед за эпохой Святослава мы видим в Муроме посадников черниговского князя, т. е. окончательное подчинение Мурома Чернигову, следовательно, и вся эта борьба должна была происходить в эпоху Святослава Ярославича. Это подтверждается еще и тем, что в 1096 г. мы находим в Муроме Спасский монастырь, который не мог быть основан после Святослава, во время смут, а следовательно, был сооружен при этом князе для упрочения христианства в Муроме. Это подтверждается и последующим ходом событий, как мы уже говорили в очерке колонизации. Поэтому нельзя упустить мысль преосв. Макария, что св. Константин есть не более как Ярослав Святославич, который с помощью отца водворял там христианство²³².

Этим заканчивается наш слабый, по недостатку данных, очерк внутренней деятельности Святослава Ярославича. Рассказывая о его смерти, летопись изменяет своему обыкновению и не присоединяет никакой характеристики этого князя. Но сами факты рисуют нам эту личность: это тип князя-политика, менее рассчитывавшего на открытую силу, чем на ловкое переплетение интересов своих собственных с другими, не задумывавшегося над средствами для достижения своих целей, князя, привлекавшего к себе окружающих умением обходиться с каждым: он ладил и с вече, и с дружиной, и с духовенством; своим образованием и даром слова он производил на всех располагающее впечатление, а храбростью и решительностью заставлял своих врагов опасаться заводить с ним дело. Громадные средства, собираемые им благодаря богатству и развитию промышленности и торговли его удела, давали ему возможность легко осуществлять свои планы.

Но и этот князь-политик не обошелся без промахов. Главнейший из них состоял в занятии киевского стола. Стремление в Киев было общею слабостью черниговских князей, но к этому их приводил уже намеченный путь, которого избежать им было трудно, хотя бывали между ними и исключения. Между тем Святослав Ярославич стоял еще в начале удельной эпохи и был увлечен к занятию киевского стола только своими повсеместными успехами, а никак не исторической необходимостью, хотя, как можно думать, это не было неприятно черниговцам. Явившись в Киев, Святослав, естественно, окружил себя черниговскими боярами, черниговской дружиной, на которых он смело мог положиться, а следовательно, и все управление сосредоточилось в руках черниговцев, чуждых, как бы то ни было, интересам Киева. Киевские бояре, хотя бы даже партии, приверженной Святославу, были недовольны таким порядком вещей, когда они ожидали играть первенствующую роль, и поэтому мало-помалу должны были приставать к партии, враждебной Чернигову, и усиливать ее. Св. Антония и Феодосия уже не было в живых: черниговская партия теряла всякую силу. Всплыла наружу старая, едва забытая, вражда между Черниговом и Киевом, основанная на торговом соперничестве, на памяти подчинения северян полянам; занятие киевского стола черниговским князем стало являться как возвышение Чернигова и унижение Киева; явилось желание отмстить Чернигову. И вот черниговцы и киевляне начинают вековую борьбу, стараясь унизить друг друга: в средствах не останавливались. Явилась новая действующая причина, давшая целый ряд событий. Следующий период истории Северской земли явился как следствие раздробления Северской области, изгойства и вражды Чернигова с Киевом.