Текст книги "Страшная граница 2000. Часть 3"

глава 24

Зульфагар. На острие меча Пророка

Белое солнце пустыни равнодушно-злобно выжаривало наш пограничный пропыленный «Уаз», заставляя прекратить безуспешные каждодневные поиски.

Целую неделю рыскали мы среди знойных раскалённых барханов и просолённых белых глиняных такыров на участках Серахского и Тагтабазарского пограничных отрядов, пытаясь найти дыру в границе.

Через эту дыру, по сведениям Комитета нацбезопасности Туркменистана, в 1996 году пошёл поток героина. Чистейшего афганского героина, маркированного тремя семёрками.

Начальник штаба погранвойск Туркменистана генерал Гельды Аманов метал громы и молнии по этому странному поводу.

Странному потому, что все дыры в границе были закрыты Амановым ещё в бытность начальником Серахского погранотряда.

Поэтому Гельды Атаевич лично возглавил поиск этой чёрной дыры, сквозь которую из Афганистана летела белая наркотическая смерть.

Но всё было безуспешно.

Мы с генералом колесили по раскалённым барханам и такырам, а героин тихой сапой проникал и проникал в Туркменистан.

В конце злополучной недели Аманов решил завершить-таки неудачные поиски. Но напоследок провести разведку в районе колодца Чуйше.

Выехали мы из Тагтабазара с утра пораньше, пока злое белое солнце пустыни не начало свою смертоносную пляску.

– Стой! – рявкнул генерал после двухчасового блуждания среди барханов. – Сдай назад!

Пока водитель «Уазика» выполнял приказ, Аманов выжидающе смотрел на меня:

– Петро! Ты видел?

– Видел, да не придал значения! – вздохнул я, удивляясь мгновенной реакции генерала. Мне, капитану разведотдела, до этой реакции было далеко.

Заметить неприметный скромный пропыленный камешек у пыльной дороги – это полдела. Совсем другой коленкор – разглядеть в этом нечто важное!

Выпрыгнув из машины, мы подошли к подозрительному серому камню.

Оказался он целлофановым пакетом. С огрызком верёвки на конце.

– Видишь три семёрки? – разрезав пакет, спросил генерал. – Героин! Белый-белый, чистейший. Килограмм. Видимо, к днищу грузовика привязали, да оторвался пакет. Похоже, нащупали мы путь героина!

Однако на этом наше везение и закончилось.

Ещё трое суток, проведенных в раскалённой сковороде туркестанской пустыни, результатов не дали.

Ничего не нашли и разведпоисковые группы, высланные Тагтабазарским погранотрядом.

И только к исходу третьих суток геологи прислали тревожное сообщение: у колодца Чуйше появились вооруженные люди.

– Сколько?

– Пять человек. Похожи на афганцев или белуджей. Автомашину просили, чтобы добраться до трассы.

Поняв, что машины нет, неизвестные набрали воды и растворились в зыбучих песках.

С утра пораньше мы с генералом Амановым, в сопровождении БээМПэ и грузовика с бойцами Тагтабазарского погранотряда, выскочили в дремлющую пустыню. И через час высадились у колодца Чуйше.

Ничего нового геологи добавить не смогли.

Оставалось искать нарушителей границы по следам. Но!

Сильнейший злой суховей-афганец не оставил от этих следов даже намёка.

Пришлось включать интуицию и думать, как поступили б мы на месте наркокурьеров:

«Южное направление исключено, ибо там – начало пути героина. Самое верное – идти к трассе на Мары.

Куда ещё, с грузом наркоты, можно двигать? Ну что, поехали?»

Ага, поехали! Два раза поехали!

Древний как мамонт советский «Зил-стотридцатый» надорвался от страшной жары и заглох.

Пришлось нам стоять и матюкаться, ожидая конца ремонта.

Завершили его только ночью.

Но продолжать поиск в темноте – смерти подобно. Пришлось заночевать прямо в «Уазике», посматривая на чёрно-лиловый небосвод, утыканный громадными яркими мохнатыми звёздами.

Рано утром мы были у колодца Сулегёкча.

Чабаны не скрывали озабоченности:

– Ночью подходили четверо. Афганцы или белуджи. Хлеба просили. К трассе на Мары ушли.

Отлично! Мы выбрали правильное направление движения.

Чтобы ускорить поиск, экономить время и силы, генерал Аманов приказал разделиться на три группы.

Одна шла по следу, две другие на машине вырывались вперёд, по предполагаемому маршруту нарушителей границы. А потом менялись местами.

Так мы продвигались, то находя след, то теряя, часов пять.

Старый советский «Зил» опять заглох, не выдержав испытаний зыбучими барханами.

Остановившись рядом, мы с генералом Амановым вышли из прожаренного солнцем «Уазика».

– Пастухов! – повернулся генерал к невысокому кряжистому капитану. – Проверь вон ту высотку! Видишь?

– Так точно, товарищ генерал! – отчеканил тот и, махнув трём бойцам, метнулся на взгорок.

Через минуту раскалённую тишину пустыни распорола злая короткая автоматная очередь:

– Тр-р-рата-та!

– Ложись! – рявкнул Аманов, бросаясь на жгучий песок.

– Разрешите? – крикнул я, показывая автоматом направление чуть левее залегших пастуховских солдат.

– Тах-тах-тах! – хлестали как кнут одиночные выстрелы.

– Давай! Возьми группу Рахманьязова и обходи слева. Капитану Солтанову скажи, чтоб справа заходил! – скомандовал Аманов, вглядываясь в поросшую чахлым кустарником вершину сопки.

Короткими бросками мы начали подниматься навстречу злым автоматным очередям. Петляли и бросались в песок, когда пули начинали свистеть слишком нагло и громко.

Тихий вскрик заставил меня повернуть голову.

Совсем рядом увидел я солдата, уткнувшегося лицом в песок. Из уха его медленно вытекала кровь.

– Солтанов! Ты живой? – метнулся к нему Рахманьязов.

Лейтенант склонился над павшим и, посмотрев на высотку, злобно-безнадёжно выкрикнул:

– Убит!

И тут же осел на землю, окрашивая огненный песок кровью.

«Убит!» – понял я, когда подполз и ощупал стынущую руку лейтенанта.

– На рожон не переть! Залечь! Всем залечь! – слышался снизу отчаянный крик генерала Аманова. – Сейчас борт подойдёт.

И борт, то бишь вертолёт «Ми-восьмой», вскоре застрекотал над полем боя. Но, получив пару пробоин от контрабандистов-снайперов, задымил и пошёл на посадку.

– Лежать! Всем лежать! Отряд уже выслал группу! – донеслось до моих ушей сообщение генерала.

«Групповое оружие бы сюда! Гранатомёты!» – подумал я, впечатываясь в раскалённый чёрный песок. – «Ну ничего! Сейчас подойдёт подмога, раскрошит гранатами всю высоту!»

И наступила тишина.

Белое солнце пустыни равнодушно выжигало туркменскую пустыню, заставляя вспомнить об отсутствии воды.

И вспомнил я Афган, Куфабское ущелье.

Я, молодой лейтенант, замполит заставы Десантно-штурмовой маневренной группы, высаживаюсь в горах. И…

Тут же попадаю под шквал огня.

Первые минуты боя унесли жизни трёх наших бойцов!

И спрятаться от огня негде!

Вокруг – голые скалы, а мы – как мишени в тире.

Не помогли даже вертушки, вызванные на подмогу. Душманы, укрывшись от огня боевых вертолётов, вскоре продолжили свою охоту.

Белое солнце пустыни беспощадно жарило нас, мешая видеть, откуда же стреляет противник.

И обстреливали нас «духи», не давая возможности перемещаться, до самой темноты.

– Уходим! – приказал майор Юдин, начальник ДШМГ. – Осторожно только, чтоб не сорваться!

В полной темноте, осторожно выщупывая узкие скальные карнизы, мы полезли вниз. Другого пути не было.

В предрассветной мгле мы, целые и невредимые, спустились к бурной грохочущей речке. И, еле ворочая распухшими от жажды языками, вволю напились.

– Разведка! – отвлёк меня от воспоминаний голос генерала Аманова. – Через пять минут подойдёт резерв отряда. АГээС начнут работать! Всем – вниз!

И точно, вскоре появилась группа, возглавляемая начальником Тагтабазарского погранотряда подполковником Борисовым.

Ого! Кузов командирского пикапа «Тойота» был украшен автоматическим гранатомётом.

Полковник, переговорив с Амановым, лично решил отстреляться по неприступной высоте.

Минут через десять мы, петляя и бросаясь в песок, выскочили наверх. И увидели страшный результат работы АГС: жестоко раскромсанные тела контрабандистов с вывернутыми ногами и раскрошенными черепами.

Ужасная эта картина – человеческие мозги, перемешанные с мёртвым песком, да чёрная масса опиума-сырца, разведенная кровью!

Этого опия мы насчитали тридцать килограммов.

Здесь же, в окопе, обнаружился и пакет героина. Килограммовый.

Генерал Аманов, осматривая место боя, был краток:

– Это – мелкие наркокурьеры. Основной поток героина идёт другим путём. Каким именно, придётся выяснять.

Примечание: АГС – станковый автоматический гранатомёт

глава 25

Герой ли гахрыман?

Генерал Аманов запомнился мне и другим случаем.

Тогда, в 1994 году, специальная пограничная операция «Путина-94» парализовала туркменских браконьеров.

Поглядывая на тихий весенний ласковый Каспий, они задумчиво и скорбно бродили по песчаным улицам райцентра Гасан-Кули, выжидая окончания свалившейся с неба мороки.

1 мая наш «Ми-восьмой», распугав неосторожно вышедших в море браконьеров, приземлился возле погранкомендатуры.

Не успел генерал-майор Гельды Аманов, начальник штаба погранвойск Туркменистана, покинуть борт, как заметил делегацию местных жителей.

– Петро! – повернулся ко мне генерал. – За браконьеров пришли хлопотать!

– Эт точно! – согласился я. И вспомнил, как Гельды Атаевич командовал Серахским пограничным отрядом. Жёсткость и жестокость методов его работы сразу оценили местные нарушители.

Они, эти нарушители, после развала СССР растащили всю вертолётную площадку пограничников. Металлические профили «взлётки» оказались превосходными заборами для личных подворий.

Приказ полковника Аманова – сдать украденное – все игнорировали. А зря!

Группа спецразведки погранотряда изъяла награбленное в течение одного дня. Кто сопротивлялся, тех связывали и отправляли в холодный зиндан. Та же участь постигла всех «гражданских», щеголявших в камуфлированной военной форме, прикупленной у вороватых прапорщиков.

Как говорится, кто не спрятался, я не виноват!

Эта вот слава и бежала по всей туркменской границе впереди генерала Аманова. А он, между прочим, был единственным кадровым пограничником в стране. Окончив при СССР пограничное военное училище, начал службы с должности начальника заставы. И вот теперь он – начальник штаба погранвойск Туркменистана.

Но сегодня генерал ошибся. И сразу признал ошибку, приглядевшись к белобородым аксакалам (яшули) в депутации:

– Ялныш (ошибка)! Бу ата эсрег (это отец солдата)! Помнишь Зульфагар? Бой на границе? Погибший солдат получил медаль «Эдерменлик» («Храбрость»).

Как не помнить тот зловещий ночной бой в мрачном Зульфагарском ущелье?!

Ущелье находится в знаменитом опийно-героиновом районе «Золотого полумесяца», где стыкуются границы трёх стран: Афганистана, Ирана, Туркменистана. А Зульфагар давно, со времён СССР, использовался наркобаронами для безопасной переправки наркотиков.

Схема была проста и незатейлива, как две копейки: караван шёл по территории той страны, где не было засады. К примеру, по иранской.

Если иранские жандармы выставляли заслон и открывали огонь, то наркобароны мгновенно переходили чуть в сторону, на афганскую сторону границы. Если и там ждала засада, караван уходил в Туркменистан.

В прошлом году, в мае, туркменские пограничники получили секретную информацию о большом героиновом караване, идущем по Зульфагарскому ущелью на Туркменистан.

И, естественно, выставили засады, перекрыв сразу несколько участков границы. В одной из засад, на самом опасном направлении, были мы, офицеры Оперативной Группы погранвойск России в Туркмении.

И грянул бой!

Бой этот красочно описал корреспондент газеты «Независимый Туркменистан» майор запаса Виктор Московкин. Как бывший корреспондент дивизионной малотиражки, запасник вспомнил навыки советского военного пропагандиста.

В статье было всё – и подбитый душманами БТР, горящий ярким пламенем, и герой-пограничник Дурды Бекниязов, который превозмог боль от трёх пулевых ранений в голову. И строчил из крупнокалиберного ДШК до тех пор, пока душманский пулемёт не растерзал тело героя.

Корреспондент завершал статью призывом:

«Гахрыман (герой) Бекниязов достоин высокого звания Героя Туркменистана и вручения Золотой медали „Алтын Ай“ („Золотой Полумесяц“)!»

Генерал Аманов, когда мы шли навстречу делегации, спросил:

– Петро! Знаешь, сколько золота в медали «Алтын ай»?

Конечно, я не знал. Поэтому генерал удивил меня:

– Там чистое золото. И более ста бриллиантов!

Гельды Атаевич, поглядывая на аксакалов, пояснил, что гасанкулийцы давно штурмуют командование. Цель одна: написать министру образования ходатайство о присвоении местной школе имени погибшего героя-пограничника.

– Кын сораг (трудный вопрос)! – посочувствовал я я генералу.

Когда мы приблизились к группе белобородых яшули (аксакалов), то после длительных и цветастых восточных приветствий действительно услышали просьбу о пограничном гахрымане (герое).

Директор школы пригласил генерала на торжественный утренник, посвящённый неминуемому присвоению звания «именной, имени Героя Туркменистана».

Гельды Атаевич, всегда суровый и жёсткий, лишь смущённо улыбался. Видимо, не знал, что сказать отцу солдата.

Вопрос был очень трудным для честного неподкупного генерала, привыкшего говорить только правду, какой бы жестокой она ни была.

– Ялан я-да хакыкат (Ложь или правда)? – шёпотом спросил я, понимая трудность ситуации. И решил выручить генерала.

Посмотрев на часы, я обратился к главному яшули:

– Яшули! Багышлан хайыш (Простите, пожалуйста!) Скоро вылет вертолёта! Мы не успеем в школу!

Генерал Аманов, чтобы не участвовать в моей лжи, хоть и во спасение, отвлёкся на разговор с отцом погибшего солдата.

Чуть позже, в погранкомендатуре, он неодобрительно зыркнул на меня и спросил:

– Говоришь, ялан или хакыкат? Ложь или правда? Трудный вопрос!

Когда я начал извиняться и пояснять свой нехороший поступок, генерал похлопал меня по плечу:

– Ладно-ладно! Правильно сделал! Спасибо!

Пока мы пили чай со сгущённым молоком и печеньем, Аманов молчал. Видел, что я заново переживаю ту несчастливую ночь в Зульфагарском ущелье.

Находясь на самом острие атаки, никак не ожидали мы, что бой начнётся совсем в другом месте. Там, где он в принципе не должен был состояться – метрах в двухстах от нашей лёжки.

Там был выставлен второй заслон. На случай если контрабандисты сметут огнём нашу засаду и попрут напролом дальше, вглубь Туркменистана.

Огневой вал, мощный и беспрерывный, накрыл не нас, а именно вторую засаду. Крупнокалиберный пулемёт бил с противоположного склона ущелья. Оттуда же неслись цветные длинные трассёры автоматных пуль.

Туркменская засада начала было отвечать, но почти сразу замолкла.

Спасая коллег, мы открыли ураганный огонь, ориентируясь по вспышкам на другой стороне ущелья.

– Миномёты! Давай осветилки! – орал я в микрофон рации.

И, выхватив сигнальный пистолет, отстрелил три зелёные ракеты.

Понял, что произошла чудовищная ошибка.

Нас обстреляли не контрабандисты, а иранские жандармы! Они тоже выставили засаду. На своей территории. И ждали караван. Наткнувшись на наши заслоны, он будет прятаться на их стороне ущелья.

Когда осветительные мины поднялись в воздух, иранцы тоже поняли, что произошла ошибка. Зульфагарское ущелье зияло пустотой.

Виновником перестрелки оказался тот самый герой-гахрыман Бекниязов. Взгрустнулось парню, и решил он спуститься на дно ущелья, водички зачерпнуть из родника.

Лязгнул оброненным котелком, матюкнулся.

Что подумали иранские жандармы в своей засаде? Правильно! Идёт наркокараван! Ну и долбанули по каравану со всех своих стволов, в том числе крупнокалиберных.

Выжить у Бекниязова не было ни малейших шансов.

Так что подвиг солдат не совершал.

А корреспондент, бывший майор, решил приукрасить и нафантазировал горящие бронетранспортёры да миномётный обстрел.

Но как сказать отцу солдата, что сын его погибший – никакой не Гахрыман, не герой?

– Кын сораг! Трудный вопрос!

глава 26

Дискредитация вшей

Не дождавшись Шилова, я спустился на седьмой этаж, к месту дислокации воспитательного отдела.

Вах! Ужас!

Весь этаж трясся и раскачивался так жутко, как будто невиданный злой зимний шторм нахлобучил весь штаб.

– Дискредитация погранвойск! – орал из-за своей двери главный замполит округа генерал Городиркин. – Где, бл..дь, этот мятежный корреспондент, бл..дь? Давай его, бл..дь, сюда!

– Эт тебя, тебя! – ехидно ухмылялся, подталкивая меня в спину, начальник пресс-службы майор Ливанкин. – Иди-иди!

– А чего генерал разоряется? – отодвигая майора, спросил я.

– Как чего? Опять ты погранвойска очерняешь!

– Не понял! Я ж в командировке полмесяца был, ничего не писал.

Удивлённо пожимая плечами, я зашёл в кабинет генерала.

Городиркин, красный как помидор, бегал по кабинету и рвал на ходу какие-то ценные бумаги.

При виде меня топот и звон копыт прервался.

Генерал злобно пробуравил меня маленькими свинячьими глазками, рявкнул, крякнул, и заверещал-завыл как ведьмак:

– Ага, бл..дь, попался! Ты почему, твою мать, дискредитируешь, бл..дь, погранвойска?

– Что такое? Почему? Ничего я не пойму! – невольно вырвались у меня строки Корнея Чуковского.

Генерал от злости аж затопал толстыми кривыми краснолампасными ножками:

– Издеваешься, бл..дь, твою мать?

– Никак нет, тварыш енерал! – сделал я тупую и придурковатую, рекомендованную ещё Петром Первым, морду лица. – Прошу пояснений. Я ведь ничего полмесяца не писал.

Генерал сдёрнул с длинного начальственного стола газету и ткнул мне в руки:

– Какие, бл..дь, вши в окопах? Опять, твою мать, дискредитируешь?

Развернув газету, я увидел обведённую ярко-красным фломастером масенькую статью под названием «Капитан Мария».

В конце этой статьи было особо выделена масенькая строка.

О том, что в Итум-Калинском погранотряде Чечни имеют место быть вши в солдатских блиндажах. Платяные вши.

«Хорошо, хоть не лобковые! – подумал я, сразу почувствовав неприятный зуд от воспоминаний о чеченской командировке. Да уж, нахватался там окопных вшей. Полгода назад.

Хм! А кто посмел выдать эту страшную военную тайну?

Ага! Медик Дальневосточной десантно-штурмовой мангруппы капитан Мария Буторина.

Ай, молодец! Смелая девчонка!

Подняв удивлённые глаза на пышащего праведным жаром генерала, я наивно воскликнул:

– Ну а я при чём? Это ж медик сказала!

– Придуряешься, твою мать, бл..дь! – завопил Городиркин так злобно-звонко, что зазвенели оконные стёкла. – Причём тут девка, бл..дь? Ты, бл..дь, написал, бл..дь! Всё, бл..дь, попал ты на уголовную статью!

– Какую статью? – сделал я тупую морду лица.

– Уголовную, бл..дь! Дискредитация вооружённых сил и выдача гостайны, бл..дь! Понял, бл..дь?

Опять я ничего не понял.

Хотел было процитировать вопрос Чуковского из его «Федорина горя» о том, что ничего не пойму. Но решил воздержаться.

И опять состроил тупую морду лица:

– Ну а я-то при чём?

– Ага, бл..дь, испугался! Как очернять погранвойска, не боялся! А как отвечать, бл..дь, сразу в кусты?

Пришлось мне опять повторять, что ничего я не писал. И статью эту вижу первый раз в жизни.

Повторяясь, я пропускал гневные истеричные клики генерала мимо ушей, одновременно раздумывал, кто мог подставить мою фамилию.

И дошло до меня, как до жирафа:

– Тва-а-арыш енерал! Посмотрите сами, кто написал статью! Меня зовут Петр. А написал кто? Роман! Брат мой, иконописец. Он ведь два месяца сидит в Чечне, икону пишет. Вы же знаете. Вот и написал о капитане Марии. А меня в Чечне не было месяца два.

Генерал забулькал было злобными извержениями своего матершинного вулкана, но захлебнулся и шмякнулся в кресло:

– Щас проверим, бл..дь, как тебя не было!

Вызванный по телефону оперативный дежурный, пролистав журнал, ткнул карандашом:

– Вот! Сегодня сообщение. Майор Ильин работает в Итум-Калинском погранотряде.

Генерал вспыхнул как светофор и заорал, тыча в меня пальцем:

– Это кто, по-твоему? Твою бл..дь мать?

– Подполковник Ильин, корреспондент!

Генерала пробила нервная дрожь:

– А как он тут появился, если, бл..дь, работает в Чечне?

Дежурный уставился сначала на меня, затем в журнал:

– Не могу знать, товарищ генерал! Прилетел, наверное!

Генерал молча свалился в кресло и обхватил голову. С минуту он молчал, а затем молча махнул рукой.

Мол, катитесь все отсюда, да подальше.

Однако укатиться подальше помешал злобствующий Ливанкин.

Ехидно-подобострастно улыбаясь, он положил на стол газету:

– Товарищ генерал! А крест?

Городиркин метнул на него злобно-гневный взгляд:

– Какой на х..й крест?

– Статья так называется. Ильин опять очерняет погранвойска!

«Вот мелкий пакостник!» – глянув на Ливанкина, подумал я.

И тут же стены генеральских апартаментов содрогнулись от страшного извержения военно-воспитательного вулкана.