Текст книги "О природе детей. Избранное"

Самое замечательное явление во второй год жизни дитяти – приобретение искусства самостоятельно ходить. Это явление одинаково важно и для физического и для психического развития дитяти. В физическом отношении со времени зачатия человек переживает следующие четыре главнейшие переворота: 1) рождение, т. е. обособление от материнского организма, начало самостоятельного существования; 2) прекращение кормления грудью и одновременно с этим начинающееся хождение, т. е. дальнейшее обособление от матери и приобретение большой самостоятельности в физическом отношении; 3) наступление половой зрелости, начало родовой жизни; 4) разрушение организма, смерть, т. е. возвращение сил и элементов, составлявших основу органического существования, в общую массу мировых сил. Приобретение искусства самостоятельно ходить есть один из главных моментов в физической жизни человека; оно же имеет весьма большое значение и в психической истории человека. Самое приобретение искусства самостоятельно ходить, самый процесс уже имеет значительный психический интерес, представляет наглядно развитие детской сообразительности и настойчивости.

Начало хождения можно замечать у детей на девятом месяце (и это, и все последующие приведенные хронологические данные о времени появления различных психических деятельностей, конечно, не имеют значения нормы, а представляют результат наблюдений над несколькими отдельными детьми). К концу девятого месяца некоторые дети уже умеют стоять, и, стоя с поддержкой или без нее, они перебирают ножками, как будто идут, точнее собираются идти, топчатся на одном месте, как солдаты в строю. На десятом месяце топтание на месте исчезает, дитя, поддерживаемое под мышки, действительно переступает ножками, совершает движения, нужные при ходьбе. При начале ходьбы иногда замечается у детей, что они неравномерно действуют обеими ножками; случается, что дитя поднимает и передвигает лишь одну ногу, например правую, левая же почти волочится по земле. С течением времени этот недостаток исчезает. Точно так же на первых порах при хождении дитя иногда очень высоко поднимает ножки, без всякой нужды и даже в ущерб настоящему хождению. Этот недостаток также исчезает с дальнейшей практикой. Около 11-го месяца дитя делает первые опыты самостоятельного хождения, держась за что-либо; конечно, при этом часто падает. В самостоятельных опытах хождения дитя является чрезвычайно осторожным: оно пускается в путь, лишь будучи уверено в поддержке; руки кормилицы или матери должны составлять около него ограду и предупреждать падение. Ступает дитя весьма осторожно и медленно, опираясь постоянно на поддержку; если в пути дитя поскользнется или упадет, то нередко сейчас же просится на руки и на некоторое время, более или менее продолжительное, отказывается от опытов хождения. Сколько-нибудь свободное и безбоязненное хождение относится ко второму году, а полное овладение этим процессом (т. е. когда дитя научается бегать, вертеться, ходить на цыпочках, при ходьбе избочениваться, перегибаться то вправо, то влево, то вперед, то назад, взбираться на лестницы, ходить по узеньким дощечкам и т. п.) падает на вторую половину второго года.

Одновременно с началом хождения детей обувают в башмачки. Часто дети энергично протестуют против этого новшества: они горько плачут, глядя на свои обутые ножки, и требуют, чтобы сняли башмачки. Когда снимут, они и тогда еще продолжают плакать, часто взглядывают на ножки и трогают их ручкой, как будто для того, чтобы убедиться, что ненавистных туфель нет. Успокоившись и начав играть, они опять иногда вдруг принимаются плакать и опять свидетельствуют свои ножки. Но замечательно, часто на другой день они не только примиряются с туфлями, но не без удовольствия и ходят в них, и сидят.

Таким образом, изучение процесса ходьбы есть великая наука для детей, вносящая в их психическую жизнь весьма много нового. Прежде всего здесь являются своеобразные мускульно-осязательные ощущения: нужно поддерживать тело в вертикальном положении и в то же время передвигать его. Для этого требуется сложная мускульная комбинация, которой дитя и учится долгое время, особенно если задача усложняется и нужно не только ходить, но и бегать, прыгать, вертеться, нагибаться и т. д. Очевидно, с процессом хождения прилив новых осязательно-мускульных ощущений бывает громадный, а вместе происходит весьма значительный рост воли в управлении органами тела и совершении сочетанных движений различными органами.

При хождении дитя испытывает нередко страх перед легко возможным падением и ушибом; оно учится осторожному и размеренному пользованию своими силами и чужою помощью, оно соображает, можно ли пуститься ему в путь от стула до стула. Потерпев неудачу, он падает духом, разочаровывается в своих силах, отказывается на время от подобных попыток; испытав удовольствие успеха, оно набирается отваги на новые предприятия. При неудаче дитя может проявить особенную настойчивость, не оставляя своих опытов хождения, несмотря на их неблагоприятный результат; оно упорно может повторять попытки, пускаясь в путь, падая, поднимаясь и опять идя, лишь увеличивая свою осторожность и напряжение сил. Во время самого хождения дитя, очевидно, должно быть вполне внимательным, не рассеиваться посторонними впечатлениями, иначе упадет; оно должно сосредоточивать все свои физические и духовные силы на процессе передвижения. При хождении дитя знакомится с обувью, приучается к ее употреблению и вместе к особенным ощущениям ее прикосновения и давления.

Ввиду значительного количества психических состояний, неизбежно возбуждаемых в душе дитяти процессом хождения, этот процесс может быть и могучим средством всестороннего развития дитяти, и препятствием, тормозом на пути физического и психического его развития. Если за дитятей тщательно наблюдают, вовремя оказывают ему помощь, не допускают до частого испытывания сильной неудачи в своих попытках, то в душу дитяти будут вливаться бодрость, мужество, самоуверенность, дитя будет отличаться веселым, бодрым настроением, в нем будет складываться предприимчивый характер. В то же время дитя от движения будет всесторонне развиваться и в физическом отношении. Если же дитя слишком рано вынудят на опыты хождения, если эти опыты будут часто оканчиваться неудачами, дитя окажется не в состоянии пройти до известного места, то в его душу закрадутся робость, неуверенность, образуется меланхоличное, подавленное настроение, развитие характера задержится. Поэтому в высшей степени желательно, чтобы на процесс приобретения детьми искусства ходить было обращено серьезное внимание родителями и воспитателями. Те промахи и ошибки, которые могут быть при этом сделаны, не ограничатся лишь более быстрым или медленным усвоением дитятей искусства ходить, но отразятся на всей его дальнейшей жизни, на всем его психическом развитии.

Какими последствиями на психическом развитии дитяти отражается приобретенное искусство ходить? Оно отражается, прежде всего, большим выяснением и определением детской личности.

Питаясь материнскою грудью и не умея ходить, дитя всецело зависит от окружающих его лиц. Если какое-либо внешнее возбуждение заинтересовывало дитя, оно часто не могло удовлетворить своей любознательности исследованием предмета, так как подчас взрослые не понимали, что интересует дитя, а иногда, понимая, не хотели возиться с дитятей, – ведь нельзя же выполнять все желания таких маленьких существ. Тем или другим путем психические запросы детской личности не удовлетворялись, личность оставалась невыраженною, самое развитие ее задерживалось. Дело существенно изменяется с началом приобретения искусства ходить.

Если дитя почему-либо чувствовало склонность к преимущественному восприятию слуховых или световых впечатлений, оно могло совершать соответственные движения для достижения источника этих впечатлений и вдоволь наслаждаться ими; если дитя оказывалось особенно любящим движения, оно могло предаваться им в той мере, как у него возрастала способность движений; если оно предпочитало тихую игру без движений, оно могло сидеть; если оно боялось чего-либо, оно прямо убегало; если страшный предмет не страшил его, оно шло ему навстречу. Таким образом, с приобретением искусства ходить детская личность получала значительные средства к тому, чтобы выразить и удовлетворить свои природные предрасположения, склонности, мимолетные желания. Вместе с тем быстро совершается психическое развитие личности во всех отношениях, так как приток всяких впечатлений с самостоятельным передвижением возрастает весьма значительно.

Прежде всего весьма быстро и значительно крепнет память и делается более самодеятельною. В первый год жизни дети вспоминают о предметах преимущественно тогда, когда предметы налицо, перед глазами. Если дитя чего-либо требует, то стоит только желаемый предмет убрать с глаз, спрятать, и дитя забывает о нем почти моментально, занявшись другим предметом: с глаз долой – и из памяти вон. На второй же год дитя продолжает требовать предмет даже и в том случае, когда он убран, скрыт. Впечатление от предмета сохраняется долее и живее и не заслоняется сейчас испытываемыми ощущениями. По второму году дитя, случается, вдруг вспомнит что-либо и настоятельными криками, краснея и напрягаясь, требует вещь. К сожалению, не всегда бывает легко догадаться, какая именно вещь требуется дитятей, так как промежуток времени, протекший между наблюдением вещи и ее припоминанием, может быть довольно значителен, например, около двух недель. Расположение комнат в квартире, предметы, в них находящиеся, назначение и свойство предметов, порядок дня, бывающие в семье лица запоминаются дитятей на втором году очень хорошо, так что дитя свободно бродит по всей квартире, может принести какую-либо вещь, отнести на место и т. п. Девочке одного года и восьми месяцев отец сказал: «Принеси мне из моего кабинета с дивана газету». Девочка пошла. Чтобы достигнуть кабинета, ей нужно было пройти две комнаты. Вступив в кабинет – большую комнату, – девочка остановилась. Мать, следовавшая за нею, сказала: «Ну что же, иди». Девочка пошла, подошла к дивану, взяла газету и принесла отцу. Особенно же твердо дети знают, где лежат сласти, где хранятся ключи, которыми отпирается ящик со сластями, и т. д. Если несколько раз пройти с дитятей по известной дороге, зайти на пути в лавку, то дитя быстро и хорошо запомнит и дорогу и лавку, и будет с удовольствием гулять по той же дороге и непременно требовать, чтобы зашли в ту же лавку. Если с дитятей играли раз или два известным образом и в известном месте, то дитя будет требовать, чтобы и на будущее время с ним играли тем же порядком и на том же месте.

Такое относительно быстрое развитие памяти обусловливается тем, что дитя само всюду ходит, само все видит, все берет в руки, повертывает, что оно становится в более тесные и разносторонние отношения к предметам, вследствие чего и впечатления от предметов получаются более живые и отчетливые. Конечно, нельзя при этом забывать и той подготовки, которую дитя получило в первый год жизни в деле запоминания и которая, будучи весьма значительной, облегчает хорошее усвоение новых предметов во второй год.

Подражательные действия, столь важные в развитии человека, во второй год жизни чрезвычайно увеличиваются в количестве и сложности, по сравнению с первым годом. Тех действий, которые совершаются на глазах дитяти и которым оно подражает, как, например, оно пьет из пустого стакана, утирает рот себе и другим, начинает играть мячиком, ходить на носках и т. д., очень много. Из них немалое количество бывает подчас очень сложным: дитя представляет, как мать танцует, – топчется на месте, слегка приподнимает платье и нагибается; молится Богу – просто или с земными поклонами, с коленопреклонениями и даже со стоянием на одном колене; своих резиновых кукол девочки моют, вытирают, заставляют молиться Богу и укладывают спать на постели. Подражания не ограничиваются живыми людьми, но простираются и на картинки. Подражая картинкам, дети представляют спящих, пытаются стоять на одной ноге, показывают, как на картинке дядя грозит кошке, желающей утащить рыбу, поднимают ручки и ножку в подражание нарисованному дитяти и т. п. Очевидно, такие подражательные действия невозможны без умения ходить.

В связи с укреплением памяти и развитием движений у детей во второй год жизни значительно усиливаются собственно умственные деятельности и становятся разнообразнее чувствования.

Из умственных процессов этого рода обращает на себя внимание живое отношение детей к доступным им рассказам. Дети очень внимательно слушают, когда им рассказывают что-либо, особенно если в рассказах упоминаются знакомые им лица и предметы. Рассказчикам дети любят смотреть в лицо, в глаза и даже в рот. Когда рассказ кончен, они требуют продолжения или повторения, засовывают рассказчику палец в рот или тычат им в зубы, как будто хотят сказать: «Продолжай, мол, что ты замолк?». Замеченные в рассказе неправильности дети исправляют. На полу лежал клочок бумажки. Девочка (одного года и почти семи месяцев) увидала его, а няня подняла и подала ей. Потом няня стала рассказывать, что мама уронила клочок бумаги на пол, няня увидала и подняла его. Девочка в этом месте рассказа как будто перебила няню и приложила руку к щеке (жест, которым она обозначала себя). Тогда няня поправилась и сказала, что девочка увидала бумажку, а няня подняла ее и подала девочке. Девочка с удовольствием несколько раз подряд выслушала этот рассказ, сама вставляла слова «мама», «няня» и прикладывала ручку к щеке, т. е. называла себя. Но, будучи требовательными относительно точного воспроизведения замеченного или слышанного, дети зато нисколько не скучают, слушая один и тот же рассказ без всяких перемен раз по десяти и по двадцати подряд и сотни раз в недели и месяцы. Вообще пробуждающееся детское мышление отличается крайнею механичностью. Без малейшей устали и скуки дети десятки раз подряд повторяют одни и те же движения, слова, жесты. Девочка двух лет и двух недель подряд сорок три раза зажигала и гасила свечку на елке с удовольствием; когда с этой девочкой, в конце второго года, старшие играли, догоняя ее, бегая по комнатам, то она постоянно бегала в одном направлении и решительно отказывалась бегать в противоположном; эта же девочка, заметив, где кто сидит в столовой за обедом, чаем и т. д… наблюдала строгий порядок в размещении обедающих, не дозволяя решительно никому сесть на новое место. Заметив подобную перемену, она краснела, ворочала головой, дулась и всячески протестовала до тех пор, пока все не усаживались по своим прежним местам. Случалось, что нарушителей она прямо пыталась стащить со стула, говоря, что этот стул папин или мамин.

В то же время у детей замечается сильная склонность рассуждать по аналогии. Зная себя, няню, маму и папу и видя на улице детей, барышень, пожилых женщин, мужчин, дети рассуждают так: папа, мама, няня, хотя идут не ее папа, мама, а папа и мама другие. Иначе представлять людей, как под формой известных им родственных отношений, дети на первых порах не могут, как так все человечество распадается для них на пап, мам, нянь, детей. Точно так же все другие свои отношения и положения дети переносят на весь мир, например, что в известное время все должны пить молоко, надевать башмаки и т. д.

Из чувствований во второй год более или менее отчетливо выступают смелость и чувство собственности. В первый год жизни дети бывают дичками, боятся всех новых лиц, к чужим относятся недоверчиво, неохотно идут к ним на руки и всегда готовы бывают расплакаться. Несмотря на все поощрения родителей, дети упорно держатся своего недоверия. Во второй год это недоверие значительно исчезает и заменяется любопытством по отношению к новым лицам. Они довольно легко знакомятся с другими, начинают заигрывать с посторонними детьми и взрослыми, – словом, не боятся и не дичатся. Начав во второй год самостоятельно ходить, всюду бродя, дети неизбежно вступают в непосредственные отношения с большим числом лиц и дома, и на прогулке, вследствие чего боязливость и недоверчивость первого года по необходимости исчезают.

Чувство собственности на второй год жизни выражается весьма рельефно. Постоянно путешествуя по комнатам, дитя успевает хорошо ознакомиться и с самими вещами, в них находящимися, и с их владельцами. А раз у дитяти сложилась такая ассоциация лица и вещи, то оно возмущается всяким присвоением чужих вещей. Поэтому дети не дозволяют вещи матери брать отцу и обратно; захваченную другим лицом вещь они сейчас же отбирают и возвращают владельцу. Сами они, поиграв чужими вещами, склонны бывают возвращать их владельцам, за исключением, конечно, сластей. Детям как будто бы кажется, что известная вещь не принадлежит известному лицу, а составляет часть этого лица, есть нечто безраздельное с ним.

Таким образом, второй год жизни дает очень много детям, и все приобретения их этого времени находятся в прямой или косвенной связи с капитальнейшим фактом жизни детей во второй год – искусством самостоятельно ходить. Дитя второго года – ходунок.

Третий год жизни, особенно вторая его половина, есть – для наблюдателя одна из наипривлекательнейших эпох детства; а если детство считать наиболее привлекательным возрастом в жизни человека, то и всей жизни. Во второй половине третьего года детство достигает вершины расцвета и прелести; в это время мы имеем дитя со всеми присущими детству прекрасными свойствами и в то же время без недостатков, которые скоро после третьего года обнаруживаются в дитяти и значительно уменьшают привлекательность детства.

По сравнению с двухлетним – преимущества трехлетнего дитяти очевидны: оно владеет своим физическим организмом, чего про двухлетнего сказать нельзя. Трехлетнее дитя свободно бегает, прыгает, лазает, может совершать довольно продолжительные прогулки; двухлетнему еще далеко до этого. Трехлетнее дитя довольно хорошо владеет способностью речи, оно почти свободно говорит о всевозможных вещах, очень любит слушать рассказы других и само немножко рассказывает; двухлетнее владеет членораздельною речью еще очень несовершенно. А так как вместе с членораздельною речью развивается и мышление, то и вообще в психическом развитии трехлетнее дитя намного превосходит двухлетнее.

По сравнению с детьми более старшего возраста трехлетнее также имеет важное преимущество полной искренности, всецелой правдивости, не только отсутствия лжи, но еще и непонимания, что такое ложь. Слово обманывать, правда, уже встречается в словаре трехлетнего дитяти, но оно имеет еще не то значение, которое оно получает в позднейший возраст, – дитя само еще не обманывает, оно узнало только, что кто-нибудь сказал не то, что было в действительности, что его обманули, но в каких видах это сделано, случайно или не случайно – оно еще не знает и подобными вопросами не задается, его правдивой, искренней душе они совершенно чужды. Трехлетнее дитя само допускает неправду только в виде шутки и забавы, чтобы посмеяться, доставить удовольствие и себе, и другим, никакой особенной выгоды не допускаемой неправды дитя лично для себя не извлекает. Детская неправда этого времени есть только шалость, дурачество и употребляется в видах достижения комического эффекта. А между тем немного позже детская неправда становится серьезной неправдой, обманом других для достижения эгоистических целей, причем дитя пытается замаскировать свою лживость, стремится показаться откровенным и честным. Один раз вкусив сладкого, но запрещенного плода, дитя увлекается выгодами искусной лжи и часто впадает в грех, загрязняя свою душу. Дитя становится неискренним, фальшивым, и от него отлетает чистый и прекрасный ангел.

Обратимся к характеристике отдельных черт психического развития дитяти в третий год жизни.

В это время замечаются первые серьезные проблески самостоятельности дитяти как личности; слова «я хочу», «я не хочу», «сам, сама» получают весьма видное значение. Научившись владеть своим физическим организмом, дитя и самостоятельность обнаруживает, прежде всего, в сфере движений. Оно все хочет делать само, отвергает постороннюю помощь, предупредительные услуги и бывает крайне недовольно, если когда кто-либо окажет ему непрошеную поддержку. В этом последнем случае поведение дитяти бывает подчас комичным. Дитя поднимается по лестнице и почти на последней ступеньке замечает, что его кто-нибудь поддерживает. Оно сейчас же разражается криками и плачем, энергично отталкивает поддерживающую его руку и считает своею священнейшею обязанностью спуститься с лестницы и снова пройти ее всю до последней ступеньки, как будто поддержка сделала недействительным восхождение, лишив его надлежащей силы и законности. Точно так же, если во время беганья, прыганья или чего-либо подобного дитя заметило какую-либо помощь в конце пути, оно непременно вернется к началу и самостоятельно совершит весь путь. Чувствование самостоятельности слишком ново и свежо, доставляет такое еще острое волнение, что малейшее его нарушение отзывается болезненно в детской душе и вызывает со стороны дитяти самые энергические протесты. А так как сложное движение, состоящее из целого ряда многих отдельных движений, например, восхождение на лестницу или беганье взапуски по дорожке, представляется дитяти единым цельным актом, то дитя, заметив поддержку, и считает необходимым весь акт переделать заново.

Самодеятельность в области собственно психических явлений у трехлетних детей значительно слабее, чем в области движений. Дитя в три года чрезвычайно любит, например, слушать рассказы, но само рассказывает мало. Всего больше дитя обнаруживает самостоятельности и творчества в играх. Мало-помалу у дитяти назревает способность играть самому, а не просто смотреть на то, как играют другие; из пассивно развлекаемого человека дитя превращается в активного игруна, на игру которого окружающие взрослые только смотрят. Этот переход из одного состояния при игре в другое чрезвычайно важен, так как истинный человек есть человек активный, действующий сам, а не созерцающий лишь действия других.

Другое весьма важное явление этого времени есть овладение членораздельною речью, превращение дитяти из малословесного существа в словесное. На третий год развитие речи совершается быстро, дитя оказывает в ней весьма большие успехи. Средним числом словарь трехлетнего дитяти городского, из интеллигентной семьи, можно считать около тысячи слов, которыми оно распоряжается довольно искусно, говоря обо всем. Конечно, в этом направлении дитяти остается сделать еще много, словарь его увеличится еще в несколько раз, звуки, недоступные ему теперь, будут произноситься чисто, и способность связной речи возрастет и окрепнет. Тем не менее приобретения дитяти в области речи в третий год жизни громадны, они приобщают дитя к обществу взрослых, устанавливают между ними тесные разумные отношения. Взрослые довольно охотно занимаются и играют с детьми этого возраста, так как трехлетний субъект может рассказать все, что ему нужно, что он чувствует, что у него болит, вследствие чего и влияния на него общества взрослых бывают глубже и серьезнее, чем на детей меньших возрастов.

На третий год жизни ясно обнаруживаются начала нравственного сознания, нравственного чувства. Дитяти, несмотря на все его прекрасные качества, приходится время от времени нарушать те требования, которые ему предъявляются родителями. Подобные нарушения бывали, конечно, и прежде, но мало привлекали к себе внимание дитяти. Нарушив какую-либо родительскую заповедь и заметив неудовольствие по этому поводу родителей, дитя само огорчается на короткое время, а затем быстро забывает все событие, погруженное в переживание минуты, и делу конец. Никаких следствий, никакого руководства для будущего из происшедшего факта дитя не извлекает. Двухлетнее дитя в будущее не заглядывает, да и не может заглядывать по отсутствию представлений о времени. Несколько иначе ведет себя в случаях прегрешений и нарушения требований трехлетнее дитя.

Когда трехлетнему дитяти выражают неудовольствие по поводу его проступков, оно огорчается гораздо сильнее двухлетнего, громко и продолжительно плачет, отыскивает мать или отца, выразившего неудовольствие, ласкается к ним, цепляется за платье. Видно, что оно желало бы загладить возникшее неудовольствие, оно чувствует себя неловко и стремится восстановить нарушенное равновесие. Мало этого, оно нередко прибавляет заявление, что вперед оно не будет делать запрещенного, нарушать заповеди. Какой смысл оно соединяет с этим последним заявлением – судить трудно. Прежде всего, откуда возникает подобное обещание? Есть ли оно следствие движения собственного чувства дитяти, естественный результат того огорчения, которое испытывают родители и которое отражается соответственным образом на дитяти? Или оно есть простое внушение няни, что в случаях прегрешений нужно просить у родителей прощение и обещать им на будущее время не повторять содеянного преступления? Несомненно, что приведенное детское заявление может возникать и тем и другим путем. Когда оно возникает самостоятельно, а не представляет повторение заученной фразы, оно указывает на стремление ума извлечь из случившегося руководство на будущее время, чтобы избежать повторения только что пережитых неприятностей. Конечно, нельзя придавать такому стремлению слишком серьезное значение, – все свои обещания дитя забывает довольно легко, – но все же оно представляет нечто, и это нечто есть начало серьезного, важного явления. Собственно нравственный характер подобных действий является довольно слабым, так как действие со стороны дитяти мотивируется главным образом желанием избежать неудовольствия со стороны родителей и вместе предупредить появление собственных неприятных чувствований как отзвука настроения родителей.

Указывая привлекательные черты трехлетнего дитяти, было бы несправедливо не упомянуть и о тех недочетах, которые столь же заметны у детей в возрасте трех лет, как и симпатичные свойства. К числу недочетов следует отнести прежде всего весьма малое самообладание, малую способность сдержки. Дитя трехлетнего возраста легко поддается всяким впечатлениям и чувствованиям; они увлекают его, они господствуют над ним, а не оно над ними; плыть против их течения оно не может. Дитя играет, шалит, и вот можно бывает отчетливо наблюдать, как оно заметно увлекается и становится все менее и менее способным к самообладанию. Его движения делаются энергичнее и порывистее, смех громче, лицо краснеет, глаза блестят. Дитя легко переступает границы и совершает действие во вред другому, но остановиться само не может; оно увлекается дальше потоком и, не сдерживаемое посторонней силой, быстро доходит до крайних пределов возбуждения, когда может совершить действия, явно безрассудные, нелепые и в то же время вредные. Или дитя чем-нибудь огорчено, оно начинает плакать, плач становится громче энергичнее, и в заключение дитя рыдает и заливается слезами. Со времени начала плача горе дитяти не увеличилось, а плач усилился; попытки успокоить дитя не приводят к цели, а часто только усиливают плач. Нужно дать дитяти выплакаться. Случается, что ночью дитя вдруг начинает громко плакать, что называется, ни с того ни с сего. Вероятно, оно что-нибудь видит во сне неприятное или страшное, потому что самое тщательное исследование не открывает никаких внешних причин плача. Все утешения дитяти не успокаивают его, оно продолжает плакать, видимо, не владея собой, и засыпает, утомившись от плача, от мимовольного ослабления возбуждения.

Владея малою способностью самообладания, трехлетнее дитя нередко мало поддается внушениям разума и доводам рассудка. Убедить его в чем-нибудь бывает подчас трудно, между прочим, и потому, что у него весьма слабо выработаны представления о времени, пространстве, величине и объеме предметов, и оно в доводах взрослых не может усвоить того, что связано с изменениями времени, приближением и удалением предметов. Представления о времени крайне скудны у трехлетнего; оно знает слова сегодня, вчера, завтра, но соединяет с ними весьма неопределенные значения. Оно употребляет их в разговоре неправильно, так что можно сомневаться, чтобы у него были в сколько-нибудь определенном виде даже самые элементарные представления о времени. «Ты когда пойдешь к тете?» – спрашивают дитя. – «Я пойду вчера», – отвечает оно. Что вчера, что завтра, что сегодня – ему все равно. О понимании более длинных промежутков времени, понятно, не может быть и речи.

Представления о пространстве, расстоянии, величине и емкости тел, а равно об отношениях предметов по величине являются у трехлетнего дитяти смутными и неопределенными. Дитя нередко утверждает возможность помещения большего предмета в меньшем. Так оно, например, помнит, что летом на даче качалось на довольно большой доске. Зимой оно вспоминает об этом обстоятельстве и просит мать достать доску и покачаться с ним. На вопрос: где же доска? – дитя отвечает, что в комоде. Ему стараются разъяснить, что большая доска не может сохраняться в комоде, вызывают в памяти образ той доски, на которой дитя качалось летом, но безуспешно. Дитя продолжает утверждать, что доска может поместиться в комоде.

Но в данном случае можно предполагать ошибку памяти. Зато можно приводить факты непонимания соотношения предметов по величине в то время, когда они находятся перед глазами. Дитя забавляется маленькими игрушечными вагончиками и локомотивом. Вдруг ему приходит блестящая мысль сесть в вагончик, и он пытается сделать это, хотя в вагончике не только не может поместиться само дитя, но и его башмак. Забавляясь игрушечными вершковыми скамеечками, дитя уставляет одну из них на пол и совершенно серьезно пытается сесть на нее.

Очевидно, в рассматриваемом отношении дитяти многого еще недостает. Но, может быть, самые эти пробелы и недочеты в умственном развитии имеют свою долю прелести и освещают дитя своеобразным светом крайней наивности и непосредственности, при некоторой сообразительности и даже наклонности подчас схитрить, хотя эта хитрость и оказывается обыкновенно на деле очень не хитрой.

Одно из самых важнейших приобретений в третий год жизни, по его глубокому влиянию на развитие всей дальнейшей душевной жизни, есть овладение речью. Поэтому дитя по третьему году жизни и может быть названо говорунком.