Текст книги "Повелитель снов"

Глава 79

Рисунки и гравюры были выполнены в двух или трех цветах пером, тонким свинцовым карандашом, темперой, гуашью; в последнем случае чаще всего в технике «сухая кисть». И на всех – в странных одеяниях иных веков или в диковинном окружении – люди. Молодые, пожилые, мужчины, женщины… И все лица отличало…

– На всех них – словно… переизбыток страстей, – сказал я.

– Кажется, Бальзак записал: страсти – от переизбытка зла, – произнес Андрей Георгиевич. Рассматривая рисунки, он надел очки с выпуклыми линзами и сразу постарел, посерьезнел или – словно отгородился стеклами от мира.

– Зла? Или – силы?

– Нереализованная сила скручивает людей… И как сработает эта «пружина» – кто скажет? Человек может и подвиг совершить, и – безумство. Безрассудство. И во всех этих лицах сокрыто…

– Отчаяние. Отчаяние приходит тогда, когда жажда победы становится нестерпимой.

– Вы заметили еще одну странность? – спросил Плотников.

– Да. Только здесь ведь это не странность, а закономерность.

На всех листах были изображены люди, похожие на выдающихся политиков, бизнесменов, кинозвезд… Цвета этих рисунков были тяжкие, давящие…

Я еще раз внимательно рассмотрел лица…

– Франсуа Декерен… Бывший премьер Франции… Элоиза Браун… Американская кинозвезда… И остальные…

– Обратите внимание, как выписана эта американка. С мертвенно-белым шарфом вокруг шеи. Словно удавка. А вокруг – грязно-синий фон, но он только кажется фоном… Всмотритесь…

Да. Темно-синий фон состоял из скалящихся крыс, спаривающихся индивидов и лиц… Лица эти были похожи, хотя каждое имело оттенок индивидуальности… И общим в их выражении была… глумливость. Словно насмешками они мстили Элоизе за собственную творческую и жизненную несостоятельность.

И я вспомнил эту довольно давнюю историю. Звезду Бродвея и Голливуда затравили… Один скандал – связь с несовершеннолетним – тоже малютка, семнадцатилетний playboy! – длительный и мучительный судебный процесс… Потом следующий – история матери Элоизы Браун, алкоголички… И следующий – стреляя во дворе из лука, случайно поранила собачку служанки… И – новый скандал, дикий, неадекватный… Ее отцу приписали мстительность и злобность, которые унаследовала дочь, служанка, заручившись поддержкой общества защиты животных, подала скандальнейший иск, а газеты выкопали, что когда Элоиза начинающей актрисой снимала комнату в Бронксе, то ловила крыс негуманными мышеловками вместо того, чтобы травить гуманным ядом…

Компаньонка Элоизы, некая миссис Стемптон, что снимала квартирку вместе с Браун, славы не снискала; после успешных съемок в журнале для мужчин сделалась она добропорядочной домохозяйкой и проживала в богом забытой дыре в штате Мичиган, и тут – ударилась в воспоминания об их совместной бурной юности… Что там было правдой, что ложью – никто и не задавался таким вопросом… Книгу Стемптон печатали с продолжением, как художественно-документальную. Желтая пресса тиражировала все эти сплетни миллионами; Стемптон сделалась миллионершей, развелась с мужем и поехала в турне по Штатам…

А Элоиза Браун продолжала работать неустанно и напряженно. На площадке она буквально творила чудеса. Все роли ее были характерными и изматывали до истощения… Но вне площадки ее ждали скандалы, зависть, жадное и жестокое любопытство… И Элоиза Браун покончила с собой, повесившись на белоснежно-белом капроновом шарфе в белоснежно-белой гостиной собственного особняка в Майами.

– Наша желтая пресса активно смаковала подробности того многолетнего скандала. Неудивительно, что это произвело на девочку такое сильное впечатление, что… – раздумчиво произнес я.

– А на вас это произвело впечатление?..

– Да. Мне даже немного страшно за Аню. Если ее восприятие мира было столь мрачным…

– «Девичьи грезы», – произнес Плотников с оттенком некоей иронии в голосе. – Да, мрачноватые… Ну да она была подросток. С подростками таковое случается. Девушки взрослеют раньше и к смерти начинают относиться куда серьезнее, чем их сверстники. А теперь – взгляните на это. – Андрей подал мне другой лист.

Брайан Брайтон. Новый секс-символ Америки. Кинозвезда. И просто душка. Немного женственен, как все они, но в целом – похож. И оформление соответствующее. Виньеточки, рюшечки, прочерки пером…

– Банально? Да. Но – вполне типично для альбомного рисунка девочки одиннадцати лет, – невозмутимо прокомментировал доктор. – На себя посмотреть не желаете?

Андрей Георгиевич выложил передо мною новый лист.

На рисунке я был много моложе, в камзоле века эдак шестнадцатого, с перевязью и шпагой; в руке – лист бумаги и гусиное перо; голову украшала широкополая шляпа с пером… На надбровье – свежий шрам… Сейчас он затянулся так, что и не заметить. Что я мог сказать?

– Хорош. Благородный рыцарь для Прекрасной Дамы.

Признаться, мне стало как-то легче. Все эти домыслы вокруг Анюты оказались просто домыслами… Она была обыкновенной девчонкой, правда умевшей хорошо рисовать, и все ее мечты или, напротив, страхи были обычными для всех девчонок всех времен…

Андрей Георгиевич улыбнулся заговорщицки, сказал:

– А теперь – посмотрите на даты. На оборотной стороне.

Он перевернул один лист, другой, третий… И я почувствовал – как кровь приливает в голову, а сердце – падает в пустоту…

– Это… верные даты?

– Абсолютно. Картина с Элоизой Браун сделана за три года до гибели актрисы. И за два с половиной – до начала того грандиозного скандала. А коллаж с кинозвездой Брайаном Брайтоном – за четыре года до его появления в Голливуде. В то время Брайан Брайтон был никому не известным студентом колледжа права в провинциальном Кейтстоуне, штат Алабама. Его, кроме родителей и соучеников, не знала ни одна живая душа. И звали его тогда Марк Валентайн. Ну а ваш портрет – по крайней мере за год до того, как вы познакомились с Анютой.

Я мог бы добавить, что и шрама у меня тогда никакого не было… Стал бегло просматривать остальные рисунки.

– Дальше – то же. Все, кого Аня некогда изображала в странных или мучительных обстоятельствах, – впоследствии погибли. Все, кого она писала радостно и наивно, – возникали и продолжают возникать на вершинах киноиндустрии, искусства, политики, бизнеса! Ну, что вы помрачнели? Если верить этим рисункам – а оснований не верить им у нас нет, – лично вас ждет блестящее будущее. Бумага, перо… Вы ведь занимаетесь беллетристикой?

– И ею тоже.

– Шляпа на голове символизирует корону. Итак: вам остается дождаться успеха. Он придет. А вы… Вы по-прежнему мрачны…

– Я думаю о Анюте.

– Ведь она не знала о тех, кого рисовала… Она – видела.

– Словно сон… – проговорил я, размышляя о своем. «Ты не боишься своих снов?»

– Может быть. Это – дар. Правда, в таком случае ее жизнь может сделаться и кошмаром, и сказкой…

– Или – закончиться. Хотя этого не может быть.

– Я вас не понимаю… О чем вы думаете, Олег?

– О нелинейности времени.

Глава 80

Время… Как писал некогда Фридрих Георг Гегель, «время – есть чистое единство бытия и небытия». Время… Его никто не любит. Потому что оно отсчитывает дни нашей жизни, и всегда – в минус. Но людям претит их собственная скука, и они то подгоняют, то понукают время, словно там, в будущем, их ждет то, что утеряно и в прошлом, и в настоящем. Но…

Будущее уже присутствует и отбрасывает тени… На кого – смертную – небытия, на кого – лучезарную – славы и успеха… Искусство, мифология, грезы – все это происходит как бы в «безвременье бессознательного», когда la vida est sueno, «жизнь есть сон», и выходы из этого смутного лабиринта в реальное существование мучительны и пугающи для многих…

И как объяснить работы маленькой девочки? Просто – опережающим отражением действительности, давно известным ученым даже у простейших биосистем… Процесс познания и предугадывания действительности при неполной информации или даже отсутствии таковой?..

Из принципа неопределенности Гейзенберга следует, что существуют нижние границы пространства и времени; для времени – это атомный хронон или квант, исчисляющийся в десять в минус двадцать третьей степени секунды; из общей теории относительности следует существование метагалактического хронона – двадцать в семнадцатой степени секунды. Человек в ощущениях пространства и времени отражает параметры всех уровней существующего мира – сознательно или бессознательно… А значит, может выйти психическим переживанием на такой уровень постижения, с которого и прошлое, и настоящее, и будущее предстают в виде параллельных прямых и находятся для человека как бы в его теперешнем настоящем… Ну что же… Логикой способности Анюты можно объяснить, но – не понять. Ибо… «Есть многое на свете, друг Горацио…»

Дар. И дар этот проявлялся у Ани в определенных невротических состояниях, вызванных или сильным беспокойством, стрессом, или… Препаратами, которыми пичкала необычную девочку Безобразная Герцогиня… Существует спектр – формула света… Спектральную призму изобрел Исаак Ньютон. А что, если… Анины рисунки помогли Альбе понять и исчислить… формулу т е н и?

– «Прообраз твоего сознания – Мудрость, подобная Зеркалу, засияет ярким лучезарным светом из сердца Отца-Матери, Божественного единства, таким ослепительно ясным блеском, что ты не сможешь смотреть на него; он поразит тебя. А вместе со светом Мудрости, подобной Зеркалу, из ада возгорится тусклый серый свет и тоже поразит тебя. Сила твоего гнева возбудит в тебе страх, ты испугаешься ослепительного белого света и захочешь бежать от него. И возникнет у тебя приязнь к тускло-серому цвету, исходящему из ада…» – речитативом проговорил я.

– Это из какого-то апокрифа? – спросил Плотников.

– Нет. «Бардо Тёдол». «Тибетская книга мертвых».

– У вас отменная память.

– Стихи запоминаются легко. Особенно когда тебе девятнадцать и вокруг – только плакаты.

Опустив голову, я закрыл лицо руками… Итак… Аскер выстрелил в экран… Остальные… погибшие смотрели телевизор перед тем, как умерли?.. Вернее, покончили с собой… Чтобы воздействовать на человека, необходимо его заинтересованное внимание… Идет какая-то передача, и во время ее демонстрации изображение постепенно меняется… Или цвет… И слова… И звуки… Формула тени…

Трансляцию особого изображения на отдельный экран можно провести, если…

– Андрей, в Бактрии есть кабельное телевидение?

– Да, конечно. Здесь и большой передающий центр – трансляция на весь Крым и Северный Кавказ.

– Телефон там имеется?

– Сейчас посмотрю в справочнике.

Через минуту я уже набрал номер:

– Здравствуйте. Это Олег… Бессонов, журналист из Москвы. Могу я поговорить с Альбиной Викентьевной Павловой?

– К сожалению, ее сейчас нет. Ей что-то передать?

– О нет, у меня дело срочное и личное. Я могу ее найти по мобильному? Или по домашнему? Она будет завтра?

– Альбина взяла краткосрочный отпуск. Ни домашнего, ни мобильного ее я не знаю.

– Скажите…

– Если хотите, я соединю вас с техническим центром. Она работает именно там. Но… сомневаюсь, что кто-то чем-то сможет вам помочь.

– Я буду признателен за любую помощь.

В трубке заиграла музыка, потом мужской голос отрывисто произнес:

– Да!

– Олег Бессонов, тележурналист из Москвы. Я хотел бы поговорить с Альбиной Павловой. Это возможно?

– Она в отпуске за свой счет.

– Ее мобильный или домашний… Дело весьма срочное.

– Вы с нею хорошо знакомы… э-э-э… Олег Бессонов?

– Нет. Скорее случайно и кратковременно. Но то, что она рассказывала, меня крайне заинтересовало… Как журналиста.

– Эта стер… серьезная дама даже общалась с вами?

– Некоторое время. В кафе.

– Тогда вы – красавчик. А увлечь… Увлечь идеями она может. Но да будет вам известно, дама проработала много лет психиатром в сумасшедшем доме… И ее бредовые вымыслы красивы, но пусты. И если она вас увлекла… то просто хочет затащить в койку.

– Кажется, вы ее… недолюбливаете?

– Недолюбливаю? Это слишком мягкое слово. Она высокомерна, как статуя Командора. Вернее, Командорши, если бы таковая имелась. И так же холодна. До скользкой брезгливости.

– Зачем вы мне все это говорите? Человеку незнакомому?

– Просто хочу вас предостеречь.

– Скажите, остальные сотрудники относятся к ней…

– Я – самый мягкий и корректный. С ней никто не хочет работать. И она всегда сидит в студии ночами и – одна.

– Почему бы вам просто ее не уволить?..

– Эта су… сущая ведьма чем-то приворожила нашего начальника. Вернее… Его сын был наркоманом…

– Она излечила его от наркомании?!

– По крайней мере, наркотики тот больше не принимает. Но – стал компьютерным психопатом. И длится это уже два года – с тех пор, как она у нас работает. Уволить ее невозможно. У мальчика случаются тяжелейшие депрессии, он находится на грани самоубийства, а Альба умеет эти приступы… купировать. – В трубке воцарилось молчание. – Олег, вы действительно московский журналист?

– Да.

– Напишите статью. Или сделайте передачу. Материалов мы вам предоставим уйму. Но такую – чтобы эту Альбу вышибли отсюда с треском и шумом!

– Я подумаю над этим…

– Подумайте. И – не обольщайтесь этой…

– А все-таки… ее телефон… или адрес…

– Вы так и не поняли? Да нет ни у кого ее телефона, потому что… нет таких денег, за которые кто-то заставил бы любого из наших сотрудников общаться с ней!

– Вот даже как.

– Именно.

– Извините за беспокойство.

– Вся жизнь – беспокойство. «Покой нам только снится», – как сказал поэт. Вам – снится?

– Нет. У меня бессонница.

Глава 81

На душе у меня было пусто и как-то слезливо… Я снова взял Анины рисунки и начал их перелистывать, напевая совершенно неосознанно:

– «На этой выставке картин сюжет отсутствует один – где вы вдвоем, где вы – со мной…»

– Вы любите ее, Олег? – спросил было Андрей, но запнулся, покраснел… – Не отвечайте… Скажите, а сама Аня… ведает о своем даре?

– Не думаю… Для нее это – наваждение… Она его боится. А порой мне казалось, она слишком занята…

– Чем?

– Несовершенством мира. И поисками совершенства в нем и себе самой.

– Совершенство спит в каждой душе… И может быть, назначение этой девочки – пробудить его своим даром?

– Может быть.

Но где она теперь? Где? Тревога моя нарастала, и мне показалось, что я вижу ее привязанной к креслу, и вену на руке протыкает тонкая игла шприца… Я мотнул головой. Тупик. Закрыл глаза. И мне представился замерший и замерзший город, и ледяное, продуваемое студеным ветром пространство вокруг, и…

«…Падает снег… во мне кричит мое отчаяние… этот бесстрастный бег по замкнутому кругу… эта невыносимая тишина… это белое безмолвие…»

Слова песни Сальваторе Адамо… И она – звучит наяву! Ожил телефон!

– Да! – крикнул я в трубку.

– Не нервничай так, Дрон. Твоя девчонка – у нас. А у тебя – ее рисунки. Они нам нужны. Ты умный – нашел. Но и мы – не глупее. Мы нашли тебя. Сказать как?

Тоже мне тайна… Раз они искали рисунки, то просто озадачили кого-то из служащих «дома скорби» деньгами – чтобы отзвонился, если кто проявит интерес… Кого? Тоже исчислить просто: скучающие тети в регистратуре… Все телефоны там запараллелены; все посетители – на виду. А вот хвоста за потрепанным «москвичом» доктора Плотникова я не заметил. Скорее всего, его и не было: знали, куда едет. Так отчего не прошерстили загодя весь дом бабушки Клавы? Не разнесли по дощечке и по кирпичику? Не раскопали огородик по квадратам? Нужды не было? Или – времени?

– Ну что молчишь, Дронов? Махнем? Нам – ее каракули полуторадесятилетней давности, тебе – саму кралю. Красавица редкая, обмен явно неравноценный, – в трубке послышался смешок, – но чего не сделаешь ради искусства!

– Когда? Где? Как?

– Ишь зачастил! В полтораста метрах от домика, где ты теперь находишься, стоит автомобиль. Дойди до него пешочком. Один. С папочкой под мышкой. А перед тем – покажи нам, что в ней. С расстояния в сто метров. – Снова послышался смешок. – Бинокль у нас хороший, и старые газеты мы в оплату за жизнь твоей ненаглядной не примем.

– Но…

– И не торгуйся, Дронов. У тебя ничего нет для торга. Ни выбора. Ни времени. Ни золота партии. – Снова послышался смешок. – Только ум, честь и совесть[29]29
  Для подрастающего поколения: некогда слова Ленина «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи» украшали все города и веси Советского Союза.


[Закрыть].

Я выглянул в оконце. Действительно, у дороги, но чуть поодаль, стоял джип с тонированными стеклами. До него – выжженное солнцем пустое пространство. Я пройду почти половину, покажу, что в папке действительно интересующие их рисунки и… И – что помешает им застрелить меня? Ничего.

– Аня в машине?

– Нет. В надежном месте. Зная твою прыткость, мы поостереглись. И – никому не звони. Звонок мы не перехватим, но – зафиксируем. И тогда переговоры закончатся не начавшись. Девчонка будет мертва.

– А где гарантии…

– Да никаких гарантий! Что ты как целочка на выданье? «А приданое будет?» Будет! Невеста богатая! Будет и ванна, и кофе, и какао с чаем!

Они все-таки разыскали Дэниэлса? «Невеста богатая». Кто – они?

– Ну что опять замолчал, Дронов? Выцеливаешь нас из пистолетика? Так нету у тебя пистолетика! Ты их роняешь невесть где, словно бросовый хлам! Даже добытые в честных кулачных боях! К жизни ты не привязан, оттого не боишься ее и не дорожишь… Видно, перечитал «Прощай, оружие!» в юности! И между винтовкой и женщиной выбираешь последнее! «А вот винтовку бгосать рано, товагищ…» – Явно веселясь, мой абонент пародировал Ленина из знаменитой в свое время трилогии Николая Погодина…

Одно ясно вполне: мой собеседник не араб, он – наш и «из давешнего времени…». Генерал Гнатюк? Полковник Свиридов? Голос я пока не узнаю, но что-то знакомое в интонациях…

– Помнишь, что говаривал Великий Кормчий про оружие?

– «Винтовка рождает власть», – отчеканил я.

– Именно. А имея власть – возьмешь все, что тебе заблагорассудится.

Кроме жизни. Вот что мне подумалось. Ни золото, ни власть от смерти никого еще не уберегли.

Мысли бежали стремительно. Предположим… безвременно почивший Мамонтов, без вести живущий Аркадин, без вести пропавший Дэниэлс, Герцогиня Альба, она же Альбина Викентьевна Павлова, кто-то еще или все они разом, проанализировав то, каким образом Аня прогнозирует будущее, создали методику, способную доводить отдельных людей или целые группы до самоубийства… Методика существует, опробована, проверена и даже прорекламирована – убийством сенатора… Тогда – зачем им рисунки? Чтобы никто и никогда не смог создать подобную?..

Аня – у них. И рисунки, и девушка – существуют в единственном экземпляре…

Я даже мотнул головой – так вот подумалось о совершенной, ранимой, одинокой и испуганной девчонке! Как о вещи! С кем поведешься… Оставят они Аню в живых после того, как я верну рисунки? Только в том случае, если им нужно совершенствовать методику. А если – нет?.. Тогда – зачем огород городить? Что им стоит проехать эти жалкие сто с небольшим метров, зачистить здесь всех, забрать папку и… Страх слежки? Огласки? Не хозяева они здесь?.. Или просто оттого, что такие сделки громко не совершаются… Шутка ли сказать: мир можно даже не перевернуть – передернуть, как хрусткую колоду… И сверху окажется та масть, какая нужна игрокам! Остальные, отыгранные – в общую кучу, лицом вниз!

В любом случае и меня в живых оставлять никто не собирается. Так что…

– Ну что, решился? Это ведь я не просто болтаю, я тебе подумать время даю… Вернее – смириться с мыслью, что поступить иначе, чем так, как мы тебе предлагаем… Нет, можешь, конечно, но тогда… Гибель Ани ляжет на твою душу. Готов? Выходи. И не играй с нами. Не тот расклад. Семь минут ждем.

– И что будет через семь минут?..

– Для тебя? Или для Ани? – В трубке запели коротенькие гудки.

Игры… И все же… Кто, с кем и ради чего играет в этом сонном городишке?! Только про Эжена ясно, что он – из любви к искусству! Искус-ство… Искус… Искушение сотворения собственного мира. Есть ли больший соблазн для человека? Только один: уничтожение мира существующего.

Глава 82

– Неприятности? – спросил стоящий напротив Андрей Плотников вместо принятого теперь: «Проблемы?»

– Да как сказать, – тихо отозвался я.

И настроение было средним – между паникой и депрессией. Или – того хуже. Эдак можно впасть в полную реституцию и идиосинкразию. А чтобы сей беды не вышло, нужно найти в сложившейся ситуации весомые плюсы. А не получится – так выдумать!

Итак? Плюса три. Играть предстоит их колодой. За их столом. И, как всегда, черными. Что еще? Выиграть нельзя. Хорошо. Примем как аксиому. «Выиграть нельзя». А принудить их п о т е р п е т ь победу? Можно!

– Вот. – Андрей успел выйти в другую комнату и вернулся с каким-то допотопным «бауэром» – охотничьим ружьем немецкого образца.

– Что это?

– «Винтовка рождает власть». Кажется, вы сказали так.

– Не я. Мао Цзэдун. Это – винтовка?

– Это ружье. Длинноствольное.

– Антикварный образец…

– Исправна и готова к ведению огня. Что случилось, Олег Владимирович?

У меня даже мысли не возникло – говорить, не говорить?

– Аню похитили. Требуют ее рисунки, как выкуп за ее жизнь. Я должен сесть вон в ту машину и…

– Аня в ней?

– Нет.

– Тогда это самоубийственно.

– Что предлагаешь? Выстрелить в авто одиноким зарядом и броситься в штыковую? Вот только штыка на этом орудии не предусмотрено. А использовать шомпол как багинет – возможно, но тщетно. Там, чай, тоже не мальчики…

– Если вас убьют сразу после того, как получат папку с рисунками… то и Аню вы не спасете. Может, просто позвонить в милицию? У меня есть знакомый оперативник и…

– Не пойдет.

Сколько знакомых у меня в здешних силовых структурах и тем более – нездешних, я даже пересчитывать не стал. И кто-то ведь курирует всю ситуацию! Или по долгу службы, или – по собственному разумению и к собственной выгоде. Будь ученые хоть семи, хоть семидесяти семи пядей во лбу, но, чтобы организовать продажу «изделия», «методики», необходимы совсем другие навыки… Я вздохнул. Произнес:

– Бодался теленок с дубом… У вас в заведении ведь любят «объяснялки», а, Андрей? Разложи-ка мне сию поговорку на молекулы…

– Если впрямую, то… Неравнозначность сил и, следовательно, тщетность усилий.

– Можно и так. А если по жизни теленок – изрядный такой переросток, а дуб, напротив, трехлетка…

– Тогда было бы «бодался с дубком».

– Именно. Слова. Люблю слова, которые все объясняют.

Немного помолчав, я спросил:

– Послушай, Андрей Георгиевич… А вопроса, почему похитили Аню или зачем нужна папка с ее детскими рисунками, у тебя совсем не возникло?..

– Нет, – спокойно ответил доктор. – Я смотрел эти рисунки не раз и не два.

– С научными целями? Или эстетическими?

– Вы меня подозреваете в чем-то, Олег?

– Город такой… «То ли мнится, то ли снится, то ли кажется, как телега колесницей закуражится, белой птицей заметелится, завьюжится…»[30]30
  Из стихотворения Петра Катериничева.


[Закрыть]

– Я их смотрел, потому что они… как-то притягивают. Словно то, что изображала Аня, я уже видел, и это со мною было, и если было не со мною, то я отчего-то хорошо это помню… Дежавю. Сначала я не мог объяснить.

– Теперь можешь?

– Не я. Карл Густав Юнг. «Психология бессознательного». У всех людей на земле – единое коллективное бессознательное, поэтому свои представления о мире, о страшном и могущественном в нем они облекают в похожие одежды. На картинах Ани все это есть, но через фон или цвет.

– Это я уже понял. «…А вместе со светом Мудрости, подобной Зеркалу, из ада возгорится тусклый серый свет и тоже поразит тебя. Сила твоего гнева возбудит в тебе страх, ты испугаешься ослепительного белого света и захочешь бежать от него. И возникнет у тебя приязнь к тускло-серому цвету, исходящему из ада…»

Андрей Плотников задумался, кивнул каким-то своим мыслям, произнес:

– Испугаешься ослепительно-белого и возникнет приязнь к тускло-серому… Только мне кажется, рисунки Ани нужны им не поэтому…

– Да?

– Всего там – шестьдесят четыре листа. И на многих изображены люди, похожие на… очень влиятельных лиц. Вернее – на очень-очень влиятельных. Из мира бизнеса и политики. Не только России. Я узнал лишь некоторых. – Плотников замолчал, смущенно потер переносицу. – Знать – кто будет скоро на олимпе, во власти и славе, а кто – в забвении и лишениях… Это как в беспроигрышную лотерею сыграть. Где ставки даже не на миллионы – миллиарды!

– Вот еще на нашу голову… – пробормотал я ошарашенно. Отчего-то такая простая мысль мне самому в голову не пришла… Оттого, что все кругом как-то непросто… Кроме длинноствольного «бауэра». И афоризма товарища Мао: «Винтовка рождает власть».

– Ты стрелять из него умеешь? – спросил я Андрея.

– Я же с Севера. Белку в глаз бью.

– А вот «белки» здесь если и случаются, так только в вашем заведении… Ты твердо решил…

– …ввязаться?

– Да. Это опасно и…

– Я не посторонний. О детях из Загорья я все свое детство слушал бабушкины «сказки». Они мне не чужие. Да и… Я доктор. Если не помогу теперь – как мне жить потом?

Мальчишка смотрел на меня спокойно и бесстрашно. А у меня на душе стало теплее… Одно время мне казалось, что такие уже… исчезли совсем.

– Хорошо, Андрей Плотников. Не знаю, почему они все делают так витиевато… Кажется, помимо рисунков и Ани им еще нужен я. Живой. Зачем?

– Может, это… личное? Кто-то хочет, чтобы вы остались живы? По крайней мере – пока?

Личное? Кто может быть завязан в этой истории на «личное»? «На вернисаже как-то раз случайно встретила я вас – а вы вдвоем и – не со мною!» Личное… Зависть. Ненависть. Ревность. Месть. И каждое слово хлестко, как удар плетью… Остается этот удар получить. И – выдержать.

– Спасибо тебе за «пока», а за все остальное – большое спасибо.

– Иронизируете?

– Чистая правда. Делать будем так…

В двух словах я изложил простенький план.

– Но вас, Олег, могут убить сразу после…

– А «личное»? Твоя мысль. А ты и психолог, и психиатр. Значит, тебе можно верить.

– «Я еще не волшебник. Я только учусь…»

– Добрая сказка. Теперь в моде другие. А жаль.