Текст книги "Банкир"

А проводить тихий вариант, причем лично, сейчас, – никакой возможности.

Остается ждать. Альбер вышел из заведения, вернулся в машину, загнал ее на одну из боковых аллей медгородка, как раз на торце интересующего здания. Отсюда он хорошо контролировал вход в лечебницу и, частично, – заднюю часть здания.

* * *

Ждать. Несмотря на обилие фильмов про шпионско-полицейские страсти, где погоня является чуть не основным атрибутом профессии ловца заблудших душ, в жизни – все наоборот. Главный признак профессионала, будь то киллер или чистильщик, опер или контролер, аналитик или разработчик, – это умение ждать.

Мучительно-тревожное состояние, при котором необходимо сохранять и хладнокровие, и выдержку, и присутствие духа, чтобы при новых вводных – изменившейся ситуации – суметь молниеносно принять единственно верное решение и провести единственно верное действие. Именно это и называлось мастерством.

Саша Бойко оказался у больницы в четверть двенадцатого. Расположение палат он знал отлично, благо трижды имел «удовольствие» отдыхать на здешних койках с переломами нижних конечностей. Реанимационное отделение находилось на втором этаже, в торцевом крыле. Туда можно было подняться по пожарной лестнице – сразу попадешь в соседствующий с палатой кабинет врача; свет в нем, как и во всем отделении, никогда не гаснет. По идее, и сам эскулап должен бы припухать именно там, но сие не соблюдалось практически никогда: вся дежурная реанимационная бригада скорее всего уже хряпнула по мензурке спиртяги и мирно дрыхнет по кушеткам. Важных птиц в этой лечебнице не пользовали, а за не важных – и спрос другой.

Но жизнь нас учит: прямой путь – не самый скорый. И уж не самый безопасный – и подавно. А присутствие опасности Саша чуял… И еще то, что медлить нельзя.

Совсем.

* * *

…Альбер легко открыл заднюю дверь отмычкой и вошел. Сразу направо – лестница. Надел загодя приготовленный белый халат, шапочку, оружие – тупорылый ПБ1 – в карман. На шее – рожки фонендоскопа, рука – на рукояти оружия. Все естественно.

Миновал цокольный этаж, поднялся на второй. Выругался про себя: медсестричка оказалась добродетельной, видно, дрыхнет где-нибудь, а сержантик припухает в кожаном кресле в грустном дремотном уединении, вытянув ноги в кирзовых сапогах в проход.

К сержанту Альбер подошел скорой стремительной походкой, как и положено какому-нибудь завотделением.

– Где сестра? – рявкнул он на сержанта так, словно тот был санитаром на договоре, единственным источником дохода для которого была почасовая оплата в здешнем заведении.

Строевик вскочил мигом, вытянулся. Или он с детства боялся «строгих добрых докторов», или – нутром почуял в вошедшем службиста, привыкшего командовать…

Так или иначе расчет Альбера оказался точен: едва заметное движение руки, и сержант неловко рухнул в то же кресло.

* * *

…Саша быстро вошел в двери травмпункта. Травмированных, слава Богу, на этот час не было. Проскочил в коридор собственно больницы, почти бегом миновал его, оказался на черной лестнице. Чувство опасности стало близким, совсем близким… Боец замер, пытаясь определить его источник… Холодок на правой щеке… Да! Нерабочая, запасная дверь черного хода лишь неплотно прикрыта, а не заперта. Он выхватил «стечкин» и ринулся вверх по лестнице, бесшумно и едва весомо опираясь на ступени каучуковыми подошвами…

* * *

…Корт был в сознании. Изломанное тело было укрыто до подбородка, обожженное лицо закутано бинтами, жили только глаза и губы.

Альбер плотно прикрыл за собою дверь, подошел к лежащему… Взгляды встретились. Но в глазах боевого пловца увидел совсем не то, что ожидал… И еще – прочел по губам последнее, сказанное этим человеком слово: «Падаль».

Выстрел был тихим и четким, словно щелчок шпингалета. И тут Альбер почуял близкую опасность. Не рассуждающую, смертельную… Развернувшись вполоборота, он выпустил в застекленную дверь все пять оставшихся пуль, бросил оружие, раскрыл окно и выпрыгнул. Двадцать метров до машины преодолел одним рывком, повернул ключ зажигания, с огромной скоростью проскочил по неосвещенной аллее, вывернул на шоссе, и через несколько секунд автомобиль растворился в беззвездной сырой ночи.

…Выскочив в коридор. Бойко замер. Милиционер, похоже, спал, вытянув ноги поперек коридора. Осторожно, стараясь не шумнуть, Саша приблизился… Нет, в такой позе спать невозможно… Дальше подумать он не успел. Пуля, ударившая в плечо, буквально смела его тело; пролетев метра три наискосок через коридор, сполз по стене, упал и замер. Бесполезный «стечкин» отлетел куда-то в сторону…

Очнулся от болевого шока через пару минут. Рука бездействовала. Выбежавшие на шум врачи и две медсестры круглыми глазами смотрели на раненого… В реанимационную палату, дверь которой была пробита пятью аккуратными пулевыми отверстиями, никто не входил.

Врачи скрылись так же скоро, как и появились. Видимо, вид лежащего беспомощно в кресле сержанта и окровавленного крепкого парня у стены пробудил в их сердцах противоречивые чувства, самым сильным и естественным из которых оказался страх. Оценить в суматохе, что стреляли с той стороны реанимационной палаты, – здесь медицина оказалась бессильна, не ее профиль…

Саша быстро поднялся на ноги, зажимая рукой рану. Он чувствовал, пуля засела неглубоко в мышечной ткани. Сделал несколько шагов к реанимационной палате, распахнул дверь, взглянул мельком: у лежащего на постели было снесено полчерепа… Стреляли из оставленного на полу «тишака»; поднимать его – никакого смысла, патроны к нему отыскать в Приморске и окрестностях не легче, чем ручного динозавра; руки киллера были скорее всего обработаны специальным составом, так что отпечатков никто никаких не найдет… Кроме разве его, Сашкиных…

Ему повезло: стреляли специальной пулей, диверсанты называют ее «штурмовой» – тупая, как цилиндрик, она при попадании просто отбрасывает врага на несколько метров, и если тот даже остается жив, открыть ответный огонь не способен из-за сильнейшего болевого шока. Если бы такая «дура», хотя бы одна, угодила в голову… Киллер стрелял наугад, по интуиции, и Сашку бы завалил непременно насмерть, но здесь ему снова повезло: ужалившая его «шмелюга» бросила ставшее вмиг беспомощным тело в угол коридора, и он оказался вне сектора обстрела…

Все эти мысли проскочили в одно мгновение. Не осталось ничего, даже горечи, – нужно было действовать. Бойко ринулся прочь, на ходу подобрал «стечкин», сбежал на пролет вниз… Где-то с той стороны уже завывали сирены милицейских машин… Куда?.. Через двор? В кусты? Не успеет.

Одним движением Саша раскрошил пачку нюхательного табака и бросился прочь.

Заметил проблеск фар, пригнулся за железный ящик с отходами… Трое выскочили из «уазика» и ринулись в открытую настежь дверь черного хода, держа на изготовку «АКМСы». Водитель остался.

Саша медленно, осторожно двинулся прочь. Миновал спасительные кусты. Вышел к шоссе. Затаился, переждал огни одинокого «жигуленка» с развеселой компанией внутри. Пересек дорогу. Выдохнул. И неслышной трусцой побежал через проходные дворы спящих хрущевских пятиэтажек… Время от времени он ловил себя на мысли, что мучительно хочет нырнуть… Воевать на суше он умел, но в море… В море нет собак. Только волки. Да и те – морские.

Дверь в квартиру Нелли Саша Бойко открыл сам, полученным от нее ключом.

Правая рука висела плетью, с замком он справился кое-как левой… Сделал в прихожую шаг, другой, увидел перед собой заспанное лицо женщины, ее испуганно-сочувствующие глаза, услышал:

– Сашка… Да ты живой?.. – и рухнул на пол.

Глава 10

Света Альбер не зажигал. Во второй половине ночи небо прояснилось. За полуоткрытыми жалюзи дворик был освещен слабой желтой лампочкой, но этого света мужчине хватало, чтобы различать предметы. И еще – ничто не мешало ему думать.

Мужчина не спал уже вторые сутки, но нервное напряжение прогоняло сон напрочь. И сегодня спать ему не придется тоже.

Кто был там, за дверью реанимационной палаты?.. Один из «Дельты»? Серый гвардеец приоритета Магистр?..

Альбера не оставляло ощущение, что его подставили. И подставили не чужие.

Когда Магистр назвал сумму, о передвижении которой шла речь, Альбер сначала никак не отреагировал. И Магистр определенно это понял. Представить, что такое сто миллиардов долларов, даже если это сотенные купюры… Сколько это?

Грузовик? Вагон? И уж совсем непредставимо, какой активный капитал может контролировать такая сумма… Сто миллиардов долларов – это скорее из области статистики, и уж совсем не из реальной жизни – даже новых русских или старых американцев, арабских нефтяных миллиардеров или индийских раджей, еврейских наследственных финансистов или китайских партийных бонз, управляющих судьбами и жизнями трех третей населения Земли…

Когда Альбер получил задание похитить Сергея Петровича Дорохова, средней руки финансиста, он достаточно хорошо понимал, что речь пойдет не о банальном вымогательстве или мелком шантаже – Магистр никогда не занимался подобными пустяками. Ну а после придания ему людей и техники уровня Магистр, а также средств, достаточных для того, чтобы безбедно прожить остаток дней где-нибудь на шикарном побережье лазурного океана добрую тысячу лет, а кроме того – яхта, береговые суда прикрытия, самолет, вертолеты, право на зачистку любого подразделения любого уровня и, наконец, передача в полное подчинение «Дельты-1» и «Дельты-Х»… И все для того, чтобы умыкнуть и «выпотрошить» одного банкира, этакого «селфмэйдмена», занимающего вместе со своим банком и двумя-тремя десятками ублюдочных компаний, кои наверняка были «поплавками» и «якорями», место где-нибудь в третьей сотне среди себе подобных?.. Причем Альберу не дали никаких вводных на подвязки этого «рыцаря наживы» в мире криминальном или политическом: в этом не было ничего необычного, поскольку лишняя информация могла бы затруднить подготовку такого простого в оперативном отношении действа, как похищение, но… В том-то и дело, что от Альбера потребовали провести оч-ч-чень непростую акцию.

Разрабатывал операцию он сам, лично. Пять вариантов «дымовых завес», «тропы», по которым должны бодро потопать любые ищейки, будь они от авторитетных людей, «доморощенные» или интерполовские… Одна из «тропок» – засвеченная партия героина на девятьсот тысяч баксов, несколько сданных обрадованным властям восточноевропейской державки «чемоданов», туман для «деловых», обошедшийся еще в три сотни тысяч зелененьких, четыре трупа шестерок из оффшоров, именующихся президентами и генеральными директорами: пусть «корованные» почешут репы да поразмыслят, кто за этим стоит… Причем жертвы выбирались мотивированно, с учетом московских оперативных разработок… Плюс – завалили под шумок одну «миску» то ли Львов, то ли Житомир, любимую пани одного из незалежных авторитетов – не хай и тамошняя братва разгоношится и полезет в разборку… А когда вся эта орава зашевелится, начнет искать концы, увязки, причины, когда два-три отморозка как бы вгорячах пальнут еще в кого ни попадя в столице – стараниями все того же Альбера, – разобраться в этом палеве будет просто нельзя!

«Чемодан», «кошелек», «баул» – курьер, перевозящий что-либо: наркотики, наличные деньги и т. п.

И исчезновение какого-то Дорохова на этом фоне… Нет, если чего Альбер не сделал, так это не спровоцировал очередную греко-турецкую резню между киприотами!

Разработка оказалась блестящей, ее исполнение – виртуозным: разгрести такую груду дерьма люди, даже которым сей банкиришка дороже родного папы, смогут только при помощи Господа Бога, да и то лишь после Страшного суда!

Или… Или при помощи его, Альбера…

И вся эта сияющая груда дерьма сыпанулась на крайнем этапе – собственно «потрошения»! Или Доктор, человек из «Дельты-Х», чего-то действительно недомудрил с наркотой – с этих яйцеголовых станется! – или перемудрил Магистр: заранее запланировал подставу его, Альбера… Ну а поскольку Альбер в теневых коридорах Замка был человеком не последним и зачистить его за просто так, волевым решением Магистра, было невозможно, он и закрутил собственную игру волчком, чтобы перед Великим Мастером представить его предателем…

Черт! Нервы!

И еще – его томила острая, казалось бы, беспричинная тоска… Но…

Мужчина хорошо знал и причину, и повод… Почему?.. Почему Корт, такой же, по сути, наемник, как и он, Альбер, сумел сохранить кроме профессионализма и внутреннее достоинство?.. Он не потерял его ни при каких обстоятельствах, даже перед лицом смерти… Может быть, потому, что на своем уровне, уровне боевого пловца, он никого и ничто не предал?.. Так не бывает… Или… Бывает?

Альбер встал, прошел на кухню, поставил чайник, закурил. Вода вскипела через пять минут, мужчина ополоснул фарфоровый заварной чайник, всыпал заварку, залил кипятком, прикрыл полотенцем. Эта процедура его всегда успокаивала.

Хватит эмоций. Итак, что мы имеем по Дорохову?

Первое. Объект был скорее всего случайным или скрытым секретоносителем стратегического уровня. Вернее даже – скрытым секретоносителем: на это указывает настоятельное требование Магистра разработать и провести столь сложную и многоступенчатую «завесу» при проведении похищения – для тех, кто забеспокоится и начнет искать свой «почтовый ящик».

Второе. Объект мог знать или не знать о том, что он обладатель ценной информации. Скорее второе: Магистр сразу исключил болевой вариант воздействия… А уж он-то, как и сам Альбер, знал: герои, противостоящие любой боли, бывают только в кино – сочетание нечеловеческой муки с определенной серией угроз штука весьма действенная, и перенести ее может только сумасшедший.

Но здесь есть одно «но»: это может привести как к физической смерти объекта, так и к полной потере реальной информации, которой он обладает…

Тогда… Тогда вопрос: почему этот некто или нечто (персона, группа людей, организация – в любом случае что-то достаточно могущественное, раз для путания следа похищения было брошено на ветер более трех миллионов долларов и нагорожены завалы из трупов) заложил в объект эти сведения и пустил его гулять самого по себе, словно апрельского кота?.. Или – зачем?

Ответа всего два: или этот некто заложил в объект хорошо замотивированную дезу (впрочем, если знать это наверняка, получение дезинформации равносильно получению информации – тут Магистр был дока!), или объект получил неосознанную информацию, которую в определенной ситуации или при определенных дополнительных вводных должен был вспомнить и использовать. Учитывая, что он финансист, он должен был найти, как это сделать.

И, наконец, крайний вариант. И Магистру, и, следовательно, ему, Альберу, подставили «куклу» – чистой воды профессионала, не обладавшего никакими серьезными сведениями и сыгравшего партию в поддавки с присущей профи серьезностью и стремительностью… Причем подготовлена эта партия была не спонтанно: осторожного Магистра вывели на объект, заставили взять в активную разработку… Значит, объект и вся операция были подготовлены не вчера: Дорохов крутился не год и не два в финансовых кругах, а потом заинтересованные люди «осветили» его для Магистра как «сейф» очень крупной персоны или группы лиц…

Причем возможен вариант и замотивированной дезы, и указанный… Тут есть над чем задуматься умным головам…

Альбер усмехнулся… Впервые, пожалуй, за последние семь-десять не самых легких лет он чувствовал серьезную усталость… Ему надоело все, даже ощущение собственной власти и значимости. А может быть, пришло четкое осознание того, что, если ты распоряжаешься чужими жизнями, кто-то рано или поздно распорядится твоей собственной. И возникала порой мысль, что хорошо бы осесть где-нибудь в глубинке тихим пенсионером в собственном домишке, обзавестись семьей… Альбер рассмеялся: настолько эта мысль была глупа и несуразна! Привыкнув к сильным ощущениям банка, называемого войной или властью, человек становится своеобразным наркоманом интриги. Без сильных страстей жизнь станет просто нелепой, обреченной на пошлое существование безымянного деревца в лесу, которое может быть срезано как прихотью безымянного туриста, так и «громадьем» очередного пятилетнего плана по строительству коммунизма, капитализма или еще хрен знает чего…

Игра есть игра. И уйти из-за стола он не сможет. А вот сделать свою игру… Почему нет?..

В любой организации, даже такой высокопрофессиональной, как Замок, работают все же люди, а не роботы и не ясновидцы. Нельзя объять необъятного; но вполне возможно любой конторе создать образ «всевидящего ока», особливо если окружить ее даже незначительные действия завесой не просто секретности, но мистики: именно так Сталин создал легенду о НКВД – ночные аресты, ночные бдения «меченосцев» ассоциировались у обывателя с кошмаром наяву, с непознаваемым;

КГБ унаследовал от предшественников эту тайную легенду о всемогуществе…

А потому и Замок строился людьми умными и знающими из двух составляющих: тайны и субординации. Но он, Альбер, понимал: сработай один из оперов вяло или топорно, и могут полететь в преисподнюю самые дьявольские комбинации, и за профи не способно уследить ни одно око, даже самое зрячее. Нет, завалиться на дно – еще не пришел час, а вот делать свою игру – в самый раз… В смутное время непонятного регентства и междубоярщины лучше играть самому, чем быть картой, даже самой козырной…

Кто смел – тот и съел.

Собрался Альбер скоро. Он привык не иметь ни собственности, ни привязанностей. Таких, которые нельзя бы захватить с собой. Да, он будет играть свою игру, по своим правилам. Делая вид, что играет по предложенным. Все люди, хоть чего-то добившиеся в этой жизни, таковы.

Решение он принял еще прошлой ночью, когда мчался на огромной скорости к Приморску. И оно совпало с действием. Альбер совершил то, что запрещено строжайше: он скопировал кассеты с допросом для себя. Непрофессиональное проведение крайнего этапа операции дало ему этот шанс: он внимательно просмотрел пленки; было заметно, что Доктор прослушивал их, когда, как он называл, респондент попросту вырубался от очередной экспериментально-убийственной дозы… Потом вставил в магнитофон…

Когда-то ему, Альберу, жилось проще. Он служил. Служил государству.

Плохому ли, хорошему, но… Государева служба давала ощущение несокрушимой твердыни кремлевского замка там, за спиной… А потом – потом выяснилось, что твердыню эту давно разобрали по кирпичику – кто сколько смог утащить… Или не разобрали?..

В любом случае в стране давно царствовало право сильного. И Альбер только радовался тому, что к драке за существование он готов куда лучше многих. Ведь даже во времена оные в их системе чувствовать за спиной твердыню державы можно было только гипотетически: грызня за власть между элитными кланами существовала всегда. И в случае любого провала, если это будет в неких высших интересах, человек оставался один на один с мощной карательной системой собственного государства, и здесь – у кого нервы крепче… Но… Тогда дрались свои и свои… Во внутренние разборки во власти ни одна из групп никогда не привлекала чужих – ни в виде политических уступок, ни в виде финансов. У властных кланов были свои понятия, и весь переворот Меченого заключался в том, что он эти понятия похерил: в борьбе за власть дозволено стало все… И если страна находилась теперь в состоянии войны, Альберу это не было внове: война была его образом жизни. Воевать он привык. Вот только… За что?.. Или – все против всех? Кажется, это у Томаса Гоббса: «Несомненно, что война была естественным состоянием человека, пока не образовалось общество, и притом не просто война, а война всех против всех». Образовалось общество… И что изменилось?.. Только то, что раньше совершали набеги племенами и ордами, а теперь на убой ведут, построив в маршевые колонны…

Бред вся эта жизнь… Но, как учили в школе, «прожить ее нужно так, чтобы…». А вот это «чтобы» каждый себе устанавливал сам. Ибо если нет Замка, Дворца, Властителя – остаются джунгли. А закон джунглей гласит: каждый сам за себя!

Альбер вышел, бросил взгляд на дом, так похожий на неприступную крепость… Иллюзии… Неулыбчивый человек приоритета Магистр легко и непринужденно прошел сквозь все системы сигнализации и ловушки, какие установил Альбер… И доказал, что на свете нет крепостей, которые взять нельзя… Хм…

А мысль крамольна уже сама по себе… Может быть, и сам Замок не неприступен?..

Вернее, его даже не стоит брать, нужно пройти сквозь…

Альбер вышел с сумкой через плечо. Перемахнул забор, спрыгнул в соседний двор, быстро пересек его. Мишка, здоровенный кавказский овчар, лишь приветливо проурчал, приподняв веки: пес был свирепости и злобности необычайной, но с его хозяином Альбер ежесубботне выпивал после баньки пузырек беленькой, сидя за столом в тенистом саду, и Мишка знал однозначно – свой.

Пройдя два квартала, свернул к автостоянке. Разыскал потрепанную с виду «шестерку», отомкнул дверцу, забросил на заднее сиденье сумку и рванул с места.

Покружил по городу с полчаса, тщательно проверяясь и посматривая на специальный прибор: «маячок» в машине отсутствовал, ее не вели никак, даже с помощью спутниковой телескопии – миниатюрный блочок регистрировал все виды излучений и имел несколько «смежных» профессий, благодаря каковым и предупреждал владельца о любом несанкционированном вмешательстве, будь то прослушивание или прицеливание снайпера с помощью ночной оптики. Ну а теперь пора поактивничать…

Подошел к телефону-автомату, набрал номер:

– Мне, пожалуйста, Николая Платоныча.

– Николай Платоныч на работе, в ночную смену, – ответил женский голос. – Что ему передать?

– Для него пришла посылка на главпочтамт.

– Спасибо, он заберет.

Альбер вернулся в машину, развернулся и поехал из центра на окраину. В захудалой парикмахерской коротко постригся, вышел, надвинув на глаза козырек бейсболки. Нет, он вовсе не гримировался, просто отлично знал; любые топтуны схватывают не личность объекта, а образ, стиль, походку, способ общаться, жестикуляцию… Но Альбер прекрасно знал и другое: стоит человеку поменять привычную униформу, скажем костюм с галстуком на свитер-джинсы либо наоборот, да добавить к этому немного фантазии, изменится и стиль, разумеется, если за этим тщательно первое время следить… Для себя еще в ранней молодости он отработал несколько стилей, причем пользоваться предпочитал лишь одним или двумя… Сейчас ему предстояло «раздвоиться»: один будет продолжать выполнять приказы Магистра, другой… Ну да – каждый сам за себя. За всех – только Бог.

* * *

…Тяжелый авангард рыцарской конницы мчался, сотрясая землю. Она гудела и содрогалась от ударов тысяч копыт закованных в металл коней; восседавшие на них всадники в глухих шлемах мчались безлично и несокрушимо, выставив неровным рядом тяжкие острия пик. Я различал тусклый блеск боевых топоров, притороченных к седлам…

Ни один строй не мог противостоять этой грозной организованной силе.

Бронированные клинья сокрушали неровные фаланги литовцев, наполняли мистическим ужасом разноплеменно-пестрые войска мавров, обращали в бегство потомков непобедимых викингов…

Нам нужно было выстоять. Сомкнув алые щиты, мы застыли в шеренге, ожидая смертоносного наметного удара… И вся эта железная тяжкая масса, вся эта несокрушимая твердь ощетиненной железом звероподобной плоти запнулась вдруг, сразу, будто налетев на невидимую стену… Передние ноги лошадей скользили в глубокую, отрытую отвесно траншею, припорошенную безымянной степной травой…

Падали, ломая хребты, оскаленные кони, всадники подкошенно бились в мягкую, расхлябшую от дождей землю, задние налетали на передних, разрушая и круша в месиво и еще оставшееся живое, и самое себя…

И уже конница замедлила свой гулкий бег, заметались, затрепетали флажки на поднятых пиках всадников, забегали в беспорядке пешие… А из-за леса бегом валили воины, вздымая топоры на длинных древках…

Дальше была бойня. Рыцари крошили нападавших длинными прямыми мечами, тяжелыми секирами… Клинки маслянисто отливали густой кровью… Рыцари убивали… И – сами падали, сраженные ловкими ударами боевых топоров; упавших добивали грубыми, сработанными из дрянной тусклой стали ножами со скользкими деревянными рукоятками…

Мои руки онемели от усталости, кровь из рассеченного лба и пот застилали глаза, я продолжал рубить почти вслепую, чувствуя скрежещущее сопротивление брони или чавкающий звук разрываемой железом плоти…

…Я лежал и глядел в звездное небо… Силы оставляли меня, над ночным полем слышались слабые выкрики, тявканье лис, метались неясные низкие тени, светились желтые глаза псов… Я поднялся, опираясь на рукоять меча… Медленно побрел прочь, чувствуя, как в промокших насквозь, шитых узором шевровых сапожках тепло хлюпает кровь… Моя и чужая…

* * *

Альбер выключил диктофон. Навстречу, высвеченная дальним светом фар, неслась узкая и матово блестящая, будто дамасская сабля, дорога. Он понимал, что слушал запись допроса не с самого начала, включив из чистого любопытства – за что можно было выложить три миллиона долларов и снести три-четыре десятка голов?..

Он не понял. Ничего. Это что, и есть то самое?.. Как назвал этот яйцеголовый «градусник», Доктор, – «нижние этажи подсознания», когда объект был в состоянии «летаргической комы» и при этом вспоминал?.. «Иногда его воспоминания облекались в форму эссе, стихов, картин…» Бред!.. Хотя… «С материалом необходимо целенаправленно поработать. Иначе говоря, что именно нужно извлечь из сказанного…» Надо полагать, люди приоритета Магистр уже делают это.

Дорога, будто узкая дамасская сабля, неслась навстречу и матово, маслянисто блестела в лучах фар. Альбер прибавил скорость. Это было довольно рискованно – мчаться так ночью, по скользкой дороге… Но другой жизни Альбер не знал. И-не хотел.