Текст книги "Карманник"

Я не кричал, просто спокойно и зло объяснил ему, что не люблю смотреть, когда он и другие, ему подобные, превращаются в тупое мясо, пообщавшись с водкой. Отец тоже не остался в долгу. Он ревел как бык, чувствуя свою беспомощность.

– В твоём вонючем притоне лучше? Там тупого мяса нет, там трупы наркош?! Они тебе очень дороги, как видно?! Иди к ним, ширнись, раз здесь тебе плохо! А может, у тебя ломка?

– Дурак! Я не наркоман. Пока ты бухал, гробя мозги и печень, мне пришлось зарабатывать деньги, чтобы на еду хватало. Ты сейчас плачешь и причитаешь об упущенном счастье, а сам по пьяни охаживал нас кулаками. Твой сын воровал, и тебе не было стыдно, ты ничего не замечал, – резкая пощёчина как выстрел прозвучала в моей голове. Рот наполнился солёным и горячим, разбитые губы вновь зашлись болью. И все вдруг застыли в нелепых позах, как в несуразной детской игре «море волнуется», где по счёту «три» все замирали, кто как исхитрился. Отец закрыл лицо ладонями и выбежал из комнаты, не разбирая дороги, свалив по пути миску с помытыми вилками и ложками. Они брызнули со звоном по всем углам, а опустевшая миска ещё долго крутилась на месте, звонко охая.

Когда пауза закончилась, тётки засобирались домой. Тётя Рая, уходя, сказала мне тихо: «Ты полегче с отцом-то, видишь он не в себе. Чего теперь делить-то. Один он у тебя остался. Мы-то поможем, но ты ведь сын ему». Мне нечего было ей ответить, и она ушла, вздыхая и причитая по-бабьи.

Вновь я остался один. Дома было холодно и сыро. Мы не топили ещё. Но сегодня было сыро, промозгло, весь день продержали двери открытыми, вот и холодно. Пожалуй, можно попробовать протопить группку. Хоть нервам дам отдохнуть.

На террасе свет почему-то не горел. Я напрасно щёлкал выключателем. Тогда, вооружившись запасной лампочкой и табуреткой, я вышел на крыльцо. Проклятье! Кто-то выдрал патрон вместе с приличным куском провода до самой распределительной коробки. Вот уроды. Придётся в темноте шлёпать к дровнику. Забравшись в сланцы и старый отцовский пиджак, я побрёл в сарай за дровами. Там уже горел свет. Наверное, батя курит. Сейчас опять начнёт душу рвать.

Я решительно зашёл в сарай, прикрыв глаза рукой, свет лампы бил прямо в лицо. Вроде нет никого, странно. Я сделал несколько шагов, направляясь к сложенным в поленницу смолякам, и тут увидел отца. Он висел на том самом проводе, который пропал с террасы. Лицо его почернело, рубашка вылезла из брюк. Неподалёку лежал чурбак для колки дров. Видно, с него он и вешался. Меня как током шибануло. Схватив колоду, я пристроил её в ногах отца, затем взял в руки топор и, встав на колоду, наотмашь рубанул по кабелю. Крепкий, зараза, плохо рубится. С криком отчаяния я ещё раз ударил тупым топором, метя в то же место. Потолочная балка подгнила и не держала удар, кабель вминался в её тело и не желал разрубаться. Крепко выругавшись, я занёс топор и ударил скользяще, рискуя не удержать инструмент и попасть им по отцу. Кабель лопнул, и отец рухнул на кучу торфобрикета. Спрыгнув с колоды, я стал снимать узел с его шеи. Дурак, какой же ты дурак, папаня. Кабель спрятался в опухшем рубце, я едва мог подсунуть под него пальцы. Наконец узел сдался, я снял кабель в лохмотьях его кожи, на шее кровоточил рубец выше кадыка и до затылка. Паника стремилась завладеть моим мозгом, но я держал себя в руках. Вспомнил про телефон и побежал вызывать скорую помощь. Казалось, телефон не ответит никогда. Потом сонный голос дежурной стал нудно выпытывать, в чём дело. Я скороговоркой изложил положение вещей, адрес и фамилию, не слушая каких-то второстепенных вопросов, крикнул: «Приезжайте скорее!» – и помчался назад в сарай.

Не зря я иногда посещал школу. На ОБЖ нам не раз объясняли, как оказать первую помощь, правда, ни разу не сказали, как действовать при повешении. Вот и дровник. Отец лежал, сливаясь своим траурным нарядом с кучей брикета. Только светлая рубашка ярко била по глазам да обнажившееся выше пояса тело. Лицо было черно. Язык вывалился наружу. Достав из кармана сорванную с телефонной полочки салфетку, я попытался сделать искусственное дыхание. Провозившись с минуту, я понял, что у меня что-то не получается. Вскочив на ноги, я бросился из сарая к ливнёвке. Там стояла небольшая, литров на тридцать бадья, полная воды. Расплескав половину, я дотянул её до места, где лежал отец, и, не жалея, окатил его ледяной водой. Потом пристроился рядом и стал лупить его по щекам, выкрикивая бранные слова – все, какие только знал. Внезапно крупная судорога прошла по его телу, и отец дико захрипел. Я отпрянул от неожиданности и обессиленно прислонился к дощатой стене сарая. Живой.

На улице раздался вой сирены. До чего же противный звук, но я радовался ему, как ребёнок звукам своей любимой погремушки. Выбравшись из сарая, я побежал, шатаясь от усталости, к калитке.

24/Следуя совести

Скорая отвезла отца в больницу. Мне тоже дали успокоительное лекарство и рекомендовали сидеть дома. О состоянии отца я мог узнать по телефону, номер которого заботливо оставил мне врач. Я отзвонился тёткам и сел на диван в зале. Печь я так и не растопил, и меня зябко трясло. В доме стояла мёртвая тишина. Не в силах выдержать этого, я включил телевизор и уселся на диван, завернувшись в плед. По телеку шла какая-то муть, но мне было всё равно. Потом началась передача «Зона X». Мне не хотелось смотреть криминальную хронику, но пульт был где-то в недосягаемости, и поэтому я смирился с этим.

Диктор нудно освещал события последних суток. Я лежал в прострации, слушая его через слово. Вдруг мелькнули кадры, знакомые мне чем-то. Я прислушался. Диктор нудил: «За прошедшие сутки это была самая страшная авария в нашем городе. Внедорожник «Лэндровер» потерял управление и упал с моста, идущего через реку Дубравенка по проспекту Мира. В салоне обнаружены два тела. Оба – мужчины среднего возраста. Управлял машиной некто Ремезов Павел Павлович. Уроженец России, города

Тулы. Второй мужчина неизвестен. Документов при нём не обнаружено. Всех, кто узнал его на фото или может добавить какую-либо информацию к этому ДТП, просьба обратиться в дежурную часть». Мне стало нехорошо, в который уже раз за несколько дней. На меня с экрана смотрел Бес. Вот как жизнь распорядилась. Не придётся нам высматривать объявления на столбе. Больше он не организует ничего. Даже хата его сгорела. Об этом, кстати, тоже сказали, только чуть позже. На моё удивление, из особых обстоятельств было упомянуто только убийство собаки из огнестрельного оружия. Ни слова о двух громилах, которых Бес оставил в доме. Видимо, сгорели дотла. Предполагался поджог, и опять попросили помощи у тех, кто хоть что-нибудь видел или слышал.

Нет, они на меня намекают, что ли? Уж я-то смог бы следствию помочь, да. Но не буду. Всё кончено. Пора менять жизнь в лучшую сторону. Тут в прихожей завопил телефон. Меня так и сбросило с дивана. В трубке послышался голос тёти Марины, она сказала, что отец в порядке. Завтра переведут в психиатрическое отделение. Я спросил, не рехнулся ли он, но Марина сказала, что туда переводят всех суицидников. Я поблагодарил её и положил трубку. Телефон тут же снова зазвонил. На этот раз тётя Рая спешила меня успокоить. Я сказал ей, что Марина мне уже позвонила, вежливо отказался от помощи по дому, простился и положил трубку.

Проверив двери и окна, я улёгся спать. Проснулся в полдень. Всё тело затекло. Одежда облепила меня как кокон. Второй день сплю, не раздеваясь. Да перед этим тоже, только в другой одежде. С кряхтеньем встал и пошёл умываться. За окном шёл дождь. Свинцовые тучи занавесили всё небо беспросветно. Я включил масляный обогреватель. О том, чтобы растопить печь, не могло быть и речи. Дыму не оберёшься. Тут я вспомнил про спрятанный пакет. Вынув его из отдушины, я прошёл в свою комнату и приступил к осмотру. В бумагу была завёрнута старая знакомая сумочка. Она была так же туго набита баблом, как в прошлый раз. Я насчитал пятьдесят косарей в зелени, плюс тугой мешочек с золотишком и непонятные бумаги: то ли акции, то ли облигации. Сумочка была выпотрошена до основания, и я собирался уже всё положить на место, когда обнаружил скрытый карман между отделениями. Открыв тонкую молнию, я обнаружил там бумажку с написанным от руки текстом. Ещё там находилось набранное на компьютере объявление с тем же текстом. Объявление гласило: «Уважаемые граждане нашего города и все, кто не останется равнодушным.

Помогите чем сможете моему больному ребёнку, Коблеву Серёже. Подробная информация о его болезни на сайте (приведён электронный адрес), нужна сложная операция за рубежом, деньги можно перечислить на счёт благотворительного общества (номер счёта) или прямо в городской отдел здравоохранения (номер счёта) с пометкой – Коблеву Сергею, благотворительность». Я ещё раз сравнил рукописный текст и объявление, отпечатанное на компе. В черновом варианте были указаны телефоны, мобильный и домашний. Очевидно, этот вариант отдавался тому, кто набирал текст.

Мне вспомнилась та измождённая женщина в сквере у Звёздной площади. Тогда я совершенно не обращал внимания на что-либо, кроме возможности поживиться за счёт лохов. Мне казалось, что от этого никто особо не обеднеет. И вот теперь с пугающей ясностью я понял, как ошибался. Мне стало так горько и муторно на душе. Меня не утешала мысль, что это Бес загадил мне мозги своей теорией. Я с трудом представлял, как им удалось собрать такую кучу денег. И тут меня пронзила мысль: если деньги у меня, как же они сделают операцию? Меня бросило в жар. Весь трагизм ситуации обрушился на меня и подмял под себя своей неотвратимостью. Но у меня был шанс всё исправить.

Телефонами воспользоваться не удалось, домашний молчал, мобильный отключён. Я позвонил одному своему дружку и попросил найти в базе данных телефоны, указанные в объяве. Просил узнать адрес или адреса, если их несколько. Через полчаса я узнал адрес. Оба телефона были определены на одного владельца, проживающего по адресу ул. Королёва, дом № 14, квартира № 30. Сердце учащённо забилось в груди. Я быстро собрался и отправился в путь. Этот район я неплохо знал, но расположен он был далеко от моего дома, и добираться туда было неудобно. Но это, в сущности, такая чепуха, когда речь идёт о жизни человека. Уже выбравшись из частного сектора, я обратил внимание на то, что идёт проливной дождь, а я даже и не подумал про зонт. Но это меня не огорчило. Плевать – высохну. Это не заслуживает внимания. Я сел в нужный мне автобус и приготовил деньги кондуктору. Одна из сотенных купюр, щедро отваленных мне Бесом. Кондуктор озадаченно выкатила глаза из орбит и попросила меньшую деньгу. Я в ответ пожал плечами – нету, мол, других. Тогда она разменяла эту сотню на невообразимую мелочь и, гордо вручив мне билет, удалилась, ворча, что молодёжь совсем побурела, меньше сотни в кармане не держит. Я, не обращая внимания на её слова, рассовал деньги по карманам. Заветная сумочка лежала за пазухой, чтобы не привлекать к себе внимания. Однако я заметил нездоровый интерес одного парнишки к моим карманам. Дождавшись, когда он пристроится рядом со мной, я повернул к нему своё вдребезги разбитое лицо и хрипло сказал: «Отвали, крыса, а то наваляю, или ментам сдам, сам выбирай». Парень натурально испортил воздух и исчез на следующей остановке. Я сделал пересадку. Больше на моё добро никто не посягал. Вот, наконец, и нужный район. Первый же прохожий указал мне искомый дом. На двери подъезда красовался домофон. Ну, это не беда. Хоть мне и не хотелось звонить в домофон и долго объяснять, что да как, но ведь есть ещё и соседи. Я хотел сначала попасть в подъезд и подбросить сумку под дверь, но, поразмыслив, отверг такую идею. В это время к дверям подошла старушка и подозрительно на меня покосилась. Я не стал ждать, когда она меня попрёт с крыльца, сам задал вопрос:

– Бабушка, скажите, Коблевы в этом подъезде живут?

– В этом, милок. Ты проходи, им домофон отключили. Скоро, видать, совсем выселят бедняг. Горе, вот горе-то.

Я мышью прошмыгнул в подъезд и зашкандыбал по лестнице. На третьем этаже я увидел металлическую дверь, на которой просто белой краской была нарисована цифра 30. Не найдя звонка, я постучал в дверь костяшками пальцев. Звук вышел громкий, пугающий тишину подъезда. За дверью тут же послышались шаги и встревоженный голос, женский или детский – не разобрал, спросил, кто стучит. Я, как можно более обаятельно, произнёс:

– Здравствуйте, я по объявлению, – и понял, что облажался. Какое объявление, там ведь домашнего адреса нет. Но дверь открылась, несмотря на все мои опасения, практически сразу. За ней стояла худая, измождённая женщина. Она была очень красива, но печаль исказила её красоту.

– Проходите, – просто сказала она и пустила меня в квартиру. – Пожалуйста, смотрите. Планировка тут очень хорошая. Кухня большая, – она продолжала говорить, а мне вдруг стало ясно: квартиру продаёт. Я шёл за ней по квартире и не знал, как начать разговор. Неожиданно для себя я произнёс:

– Я по другому объявлению, – и протянул ей сумочку. Она сначала ничего не поняла, потом её глаза округлились, и она тихо сползла по стене своей полупустой квартиры. Мне пришлось её поддержать под руку.

– Берите, это ваше. Вы ведь Коблева? – Она слабо кивнула головой не в силах отвести глаз от сумочки. Я поставил барсетку на табурет и пошёл к выходу. Уже на площадке первого этажа я услышал, как она зовёт меня.

– Молодой человек, подождите! Пожалуйста, подождите! – я встал, ожидая. Она подбежала ко мне и, задыхаясь, произнесла:

– Спасибо вам, но здесь слишком много денег. Наверное, это не моя сумочка.

– Ошибаетесь, я нашёл там вот это, – я протянул ей два объявления и, пока она на них смотрела, вновь пошёл к выходу. У двери подъезда я оглянулся и сказал: – А если что и лишнее, так это вам компенсация за моральный ущерб.

Выйдя на улицу, я подумал, что Бес мог использовать барсетку как контейнер. Допустим, он сложил ценные вещи в одно место, чтобы потом забрать их скопом. Он ведь не дурак был, понимал, что за ним могли следить. Поэтому и опасался всё с собой брать. Лучше часть потерять, чем всё. Но это были чисто мои предположения, я ведь тогда так и не успел сосчитать с Бесом деньги. Так что пусть себе у Коблевых всё будет хорошо. А мне отца лечить надо, он у меня один остался.

Эпилог

Мы завтракали с отцом на кухне. Каждое утро перед работой отец читал газеты, а особо его заинтересовавшие места зачитывал вслух. Это утро не было исключением. Я мазал тосты к чаю сырной пастой и слушал его в пол-уха.

– Нефть снова поднялась в цене, автолюбители в панике. Хорошо, что у нас нет автомобиля, сынок. А вот – как тебе нравится? Фанаты шли по улицам, сметая всё на своём пути. По мне, так убрать эти чемпионаты. Раз вести себя не умеют, пусть ездят за рубеж смотреть свой футбол. Это у них можно всё сломать, и никто ни за что не ответит.

Я хрустел тостами и думал, как хорошо, что он выжил тогда. Папа после этого случая закодировался и пока даже не предпринимал попыток выпить что-либо горячительное.

Вдруг он воскликнул удивлённо:

– Смотри, и в этой газете попалось. Да оно во всех газетах пропечатано. Вот, слушай: «Семья Коблевых выражает глубокую благодарность всем, кто не оставил их в беде и помог средствами, необходимыми для лечения их сына. Особую благодарность хотим выразить незнакомому парню, принесшему утраченные средства. Мужчина, откликнитесь, вас ждёт семья Коблевых, вы будете желанным гостем в нашем доме».

Я подумал, что дарить радость очень приятно. И ещё об одной вещи я подумал: «Лучше бы я сразу разбудил ту женщину и отдал ей сумку, может быть, тогда я и сам раньше проснулся бы, и вообще всё было бы по-другому?»