Текст книги "Оборотни"

Оборотни
Петр Петрович Котельников

© Петр Петрович Котельников, 2017

Редактор Олег Петрович Котельников

ISBN 978-5-4483-0580-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Двадцать первый век отмерил уже десятилетие свое и продолжает движение. Технические открытия поражают своей грандиозностью, а вот разобраться во многих вопросах своего бытия мы никак не можем. Мы их разбили на две группы: нормальные и паранормальные. И первые – относительны сами по себе, хотя мы считаем, что в них-то мы полностью разобрались! Что касается второй группы вопросов, то идет только накопление фактов, истина по-прежнему так далека от нас, что все паранормальное мы считаем продуктом искаженной человеческой психики. К тому же, сама память человеческая надолго не сохраняет сведений, если они не записаны. Но, признайтесь сами себе, верите ли вы всему написанному и записанному?

 
Память наша – счастье, а не бремя.,
Хоть бросаем глупости к подножью.
Властвуют беспамятство и время,
Истину перекрываем ложью.
 
 
Потому и бродим мы в потемках,
Спотыкаясь, нанося увечья.
Сколько тайн передаем потомкам?
Только пояснить их просто нечем!
 

Одной из тайн великих является перевоплощение. Если оно происходит в пределах вида, мы называем его скромным словом – мутация. А если оно – межвидовое?..

Можете вы поверить возможности превращения человека в животное внешне? Наверное, нет! А ведь описание такого процесса встречается многократно, во все времена и почти на всех континентах.

Представление о Египте, колыбели цивилизации, связано у нас с пирамидами, в которых были похоронены мумии древних правителей Египта. Самой большой из пирамид является пирамида фараона Хеопса или, как его называли в древности – Хуфу. Древнегреческий историк Геродот называет фараона Хуфу жестоким царем. Царствовал фараон этот более чем 4500 лет тому назад. Собранные воедино мифы и сказания Древнего Египта были переведены на русский язык и изданы под названием «Фараон Хуфу и чародеи» В них факты превращения одного в другое встречаются на каждом шагу. И вполне естественно, что названы они – «мифами». Интересно то, что нет ни одного народа, у которого не было бы подобных мифов.

И даже важнейший исторический документ – Библия не стала исключением. Вспомните про знамения Моисея, творимые им в присутствии фараона?

Способы, какими герои мифов, превращались в животных, были разными: от заклинаний, сопровождаемых движениями, до употребления напитков и втирания мазей.

В древнегреческом сказании Гомера о странствиях Одиссея, царя Итаки, есть эпизод, говорящий о превращении спутников Одиссея в животных волшебницей-богиней Киркой. Превращение произошло тогда, когда уставшие морские скитальцы выпили напиток, предложенный волшебницей. Одиссей избежал такого превращения, отказавшись пить. Одиссей упрашивал Кирку вернуть первоначальный облик его товарищам. Богиня согласилась. Но, к удивлению самого Одиссея, некоторые из его прежних друзей не пожелали обратного превращения, предпочитая оставаться в образе животного.

Апулей, древнеримский писатель, в своей книге «Метаморфозы или золотой осел» описывает превращение героя повествования в осла при помощи втирания какой-то мази, предложенной ему гетерой. Вот только герой повествования, трепещущий от предстоящего превращения, не успел узнать, каким способом следовало воспользоваться, чтобы вызвать обратное превращение? Только случайно, поев лепестков розы, он вновь обрел человеческий образ.

Мази употребляли и ведьмы средневековья для полетов на свои сборища. Возможно, втирание способствовало созданию условий левитации, и тела ведьм становились легче воздуха?.

В русских народных сказках превращение происходит от движений, напоминающих кувыркание. Недаром и название тех, кто при кувырке изменил свой образ, называли перевертышами. Такими примерами полны русские народные сказки.

Но обратимся к более поздним описаниям подобного, но претендующих на истину…

Рассказывали:

…В Смоленской губернии, в селе Лучасах проживал когда-то человек – Федосов Никита. Жена у него ушла в мир иной. Детей от нее не осталось, Одиноким жил Никита. Были, правда, у него братья и сестры, но близкие не часто навещали Никиту, жившего на отшибе селения. Умел Федосов становиться оборотнем. Пойдет к себе на гумно, что-то там сделает и на день, от силы два, исчезает, ну словно испаряется. Заходи в избу его, делай, что хочешь, бери, что хочешь… Правда, богатств Никита не накопил из-за лени безмерной. Может от тоски и занимался превращением? Пройдет сколько-то времени от исчезновения Федосова… и он также внезапно для односельчан появляется. Близким не рассказывал, куда ходил, что делал?..

Как-то, в очередной раз, пошел он на гумно и – исчез. Прошло несколько дней, а он не появляется. Знать, что-то случилось с ним?.. Заволновались родственники. Пошли односельчане на его гумно, а там никаких следов от его пребывания. Только нашли за овином нож, глубоко в землю воткнутый.

Нож охотничий, дорогой. Чтобы не пропадал нож в земле, извлекли его оттуда, старосте села на сохранение отдали, на случай, если хозяин ножа домой вернется. Но не пришел мужик… как в воду канул. Хозяйство его разорилось, изба в ветхость пришла – все же три года прошло после его исчезновения. Один знахарь-ведун, прослышав историю эту, посоветовал старосте и родственникам исчезнувшего воткнуть нож в том же месте и на ту же глубину, как в тот раз было. Так и сделали. И, что вы думаете?.. Вскоре пропавший мужик в свою избу явился, только весь волчьей шерстью обросший.

Истопили баньку, положили того мужика на полок и давай его веником парить. Шерсть волчья и сошла с него. Потом уже мужик сам рассказал, что превращался он в волка, прыгая через нож. Первый раз сделал такое просто так, из интереса, хотелось ему волком побегать по полям и лесам. В тот раз он ничего не загадывал, все – случайно вышло Потом всякий раз по желанию происходило!

В последний раз, когда он надолго исчез, все происходило, как и всегда: превратился в волка, бегал-бегал, мотался-мотался по полям, по просторам за селом, а вот, когда вернулся – ножа-то и нет. А без ножа кувырок не подействовал. И оставаться бы ему в волчьем обличье навсегда, если бы нож назад не вернули. Рассказывал он еще, что говорить по-людски не мог, хотя все мысли оставались человеческими. Потому и к волчьей стае не прибился. Падалью питаться не мог, потому голодать часто приходилось. Да, вот еще, когда к воде волком подходил, то отражение свое в воде в человеческом образе видел

Почему-то в описаниях западноевропейских и восточнославянских прошлого оборотни чаще всего превращаются в волка. Возможно, потому, что волк не только самое смелое животное, пытающееся нападать спереди на свою жертву, целясь впиться зубами в его горло, но и умное, заставляющее уважать это свое качество. В литературе, да и в быту название «волк» заменяется часто словом Серый.

Я решился в дальнейшем описать не способы, используемые оборотнями, а сами факты превращения, дошедшие до нашего времени.

Начну с описания известного исторического лица – кошевого атамана Запорожской Сечи.

Да! Да! Того самого который изображен на картине Ильи Репина – «запорожцы пишут письмо турецкому султану».

В историю он вошел по кличке своей, звучащей по-русски «Серко», по-украински «Сирко». Кличка – представляет собой одно из названий волка. Предания и рассказы времен жизни этого атамана, свидетельствуют о том, что кличку свою он получил за то, что обладал способностью превращения в волка.. Называли еще Ивана Дмитриевича Сирко – «хортом». Хорт – означает волк. Казаков, обладающих возможностями превращения в волков, хортов, прежде называли «характерниками».. Остров, который они облюбовали для жилья, от того и получил название – «Хортица».

Но вернемся к эпизодам жизни знаменитого кошевого атамана. Предания говорят о том, что само рождение Сирка было необычным. Присутствующие при его рождении не на шутку испугались, когда увидели, что во рту новорожденного все зубы имеются. Казак Дмитрий, отец народившегося, успокоил присутствующих словами: «Славный казак будет, зубами вопьется в горло врагам своим.

Руки священника крестившего младенца, нареченного Иваном, мелко дрожали, успокоились они только тогда, когда священник никаких изменений в облике младенца после крещения не заметил.

Говорили очевидцы о многих других сверхъестественных способностях, помогавшими знаменитому атаману побеждать более сильного противника.. Он мог наводить «мороку», иными словами обладал гипнотическими возможностями. Вспомните, часто употребляемое нами выражение – «Не морочь мне голову»

Не поддаются сомнению ратные подвиги Сирка Более пятидесяти походов – и все до одного, заканчивались победой. тоже удивительны!..

Один из них был совершен Сирко во Франции, куда по соглашению французов с гетманом Украины Богданом Хмельницким был направлен Сирко во главе двух с половиной тысяч казаков. Это благодаря казацкому атаману была взята крепость Дюнкерк, в которой находились испанские войска.

Да и татары с турками хорошо помнили походы Сирка, как в Крым, так и в Турцию. Недаром он у них получил прозвище – «Урус-шайтан11
  урус-щайтан» на нашем русском означает – «русский дьявол, бес»


[Закрыть], семиголовый дракон».

Лето 1629 года было жарким. Зной. Духота. На улицах Стамбула дышать нечем. И только на берегу Босфора отдохновение можно найти – веет прохладой от морской воды. Разленились турки после посещения мечетей и праздничной молитвы. Пятница, ведь… На турецких галерах покой. И вдруг, совсем неожиданно на виду всех, словно с неба свалившись, казацкие быстроходные лодки, «чайками» называемые, в Босфоре появились, стреляя из ружей. Ветром и течением их снесло в средину расположения четырнадцати турецких галер. Опомнились янычары, окружили казацкие чайки, радуются:

– Добыча сама в руки пришла!

Окруженные казаки с боем прорвались к берегу и укрепились в одном из греческих монастырей. Наседают турки, все большие и большие силы к ним прибывают. Стрельба нарастала. Не знали турки, занявшись осадой греческих монастырей, что появление казацких чаек не случайным было: частью задуманного Сирко плана набега запорожцев на Константинополь! Все было рассчитано на внезапность нападения. Ну, никак не могли предполагать власти турецкие, что осмелятся столь дерзко действовать в дневное время, на виду у жителей своей столицы какие-то там «запорожцы». Не знали они и того, что главные силы казаков остались у входа в пролив, в Босфор же послано было двадцать чаек. Заслышав стрельбу, остальные пятьдесят чаек также стремительно, как и первые двадцать, ворвались в Босфор, овладели двумя турецкими галерами, произвели высадку на берег и, выручив осажденных в монастыре запорожцев, возвратились с большой добычей. В этом походе участвовало до четырех тысяч запорожцев!

После этой победы кошевой атаман Сирко писал крымскому хану Мураду: «Братья наши запорожцы, воюя на судах по Черному морю, коснулись мужественно самих стен Константинопольских, и довольно окуривали их пороховым дымом в присутствии самого султана».

Прошелся множество раз Сирко и по землям Крымского хана, вызывая ужас своим внезапным нападением, до Кафы казаки доходили!. Во время одного из походов освободил Сирко из плена 7000 человек, среди которых находились и взрослые дети христиан, родившиеся в неволе и не знавшие родины отцов. Некоторые из них не захотели покидать Крым. Сначала Сирко отпустил их, но, когда они пустились в обратную дорогу, суровый атаман приказал всех, до одного, перебить. Склонившись над их трупами, он промолвил: «Простите нас, братья, да лучше спите здесь до страшного суда господня, чем было вам между басурманами размножаться на наши головы христианские, молодецкие, да на свою вечную погибель, без крещения».

Авторитет Ивана Сирко в Сечи был огромен. Поэтому неудивительно, что запорожские казаки 12 раз избирали его кошевым атаманом – с 1659 года по август 1680-го, т.е. до самой смерти.

http://slavyanskaya-kultura.ru/slavic/history/velikii-zaporozhskii-ataman-i-kazak-harakternik-ivan-dmitrievich-sirko.html

Неспокойною была жизнь Ивана Дмитриевича, не дали ему покоя и после смерти.

Могила его здорово пострадала еще в 1709 году во время разорения Чертомлыцкой Сечи. Но, все же, местные жители уберегли ее, и семьи казаков присматривали за могилой атамана из поколения в поколение.

Описания превращения человека в волка имеются и в средневековых западно-европейских документах.

Вот одно из них, пришедшее из XVI века. Случилось это в Оверни, горном крае Франции, густо покрытого лесами, в которых водилось множество зверей, в том числе и хищных, Бродить по лесу без ружья было чрезвычайно опасно. Особенно лютовали волки, охотившиеся на пасущийся домашний скот. Не оставляли волки в покое и собак, нападали в зимнее время года, когда встретить корову или овцу, за пределами человеческого жилья, было невозможно. К такому поведению волков местные жители привыкли и ничего особенного в этом не находили. Но вот как-то в Оверни объявился особенный волк-одиночка, который стал нападать и на людей, охотясь на территории самих селений. Выслеживал и уносил в лес, чаще детей.

В то время в Оверни проживал богатый и знатный господин по имени Жюль де Санрош. В его замке было много слуг, славился он своим богатством, радушием и гостеприимством. Он был душою местного дворянского общества. Женат был на молодой женщине, красоте которой завидовали все местные красавицы. И имя она соответственное носила – Маргарита, что по-русски означает «жемчужина».. Жил де Санрош с женою душа в душу, словом, – был счастлив, Замок его находился на вершине горы, откуда открывался прекрасный вид на зелень лесов, горных склонов и синевших вдали гор. Солнце, поднимаясь над землей, всякий раз первыми выхватывало крышу и стены замка. Ярко пылали они в отсветах его. Ранней осенью 1580 года, когда де Санрош, стоя у окна, любовался прекрасным осенним пейзажем, в комнату постучался слуга и сказал, что мсье Гастон Фероль ждет его у входа. Де Санрош, спустившись, увидел друга, вооруженного мушкетом. Тот предлагал и Жюлю принять участие в охоте. Но Жюль де Санрош со вздохом вынужден был отказаться. У него должна была состояться встреча с адвокатом по неотложным делам. Так, что Феролю пришлось отправиться одному. Адвокат, о котором говорил владелец замка, явился раньше, чем это было намечено, дела не заняли большого времени, и Санрош направился на половину жены. Той дома не оказалось. Томиться в одиночестве Жюлю не хотелось и он, вспомнив о приглашении Гастона де Фероля, быстро собрался и направился в те места, где они обычно охотились вдвоем.

Санрош не спешил, вдыхая пряный лесной воздух и любуясь красотой осеннего леса. Листья деревьев еще не пожухли, сохраняя упругость, только цвет поменяли на золотой и багрово-красный. Лес, словно посветлел, воздух прозрачный и чистый струился между деревьями. Дышать было легко и свободно.

Спускаясь по извилистой тропинке, он увидел фигуру мужчины быстро поднимающегося к нему навстречу. По одежде он напоминал де Фероля, но движения были излишне торопливые, порывистые, несвойственные тому. И все же, этот мужчина оказался Гастоном, только невероятно взволнованным. Он задыхался, не в состоянии слово вымолвить. Одежда в грязи и пятнах крови, была кое-где основательно повреждена. Видно было, что Гастон де Фероль был чем-то невероятно напуган, и потому появление де Санроша было непросто приятным, оно было крайне желательным. Понимая состояние приятеля, Санрош дал возможность тому прийти в себя. Когда Фероль относительно успокоился, он рассказал следующее:

…Я жалел, что тебя не было со мной, – так было хорошо в лесу! Я не стал искать мелкую дичь. На лесной поляне, куда я вышел, паслись олень и три самки. Завидев мня, животные стали уходить. Я никак не мог подобраться к оленям на расстояние прицельного выстрела. Что-то постоянно мешало мне: то расстояние было велико, то обзор недостаточный. Олени, словно играли со мной, они отходили от меня не на большое расстояние, но все время находясь в недосягаемости моего мушкета. Так продолжалось довольно долго, пока я не оказался в настолько глухом участке леса, что следовало уже подумать над тем, как из него выбраться? Впереди в зарослях папоротника послышался громкий шорох, потом раздалось рычание. Олени в мгновение ока скрылись. Я не видел рычащего животного. Поэтому стал понемногу отступать, не поворачиваясь спиной к месту, откуда раздавалось рычание. Кажется, я отошел метров на сто, когда на меня стрелой помчался огромный волк. Я успел сделать выстрел из мушкета, но не попал в него. Оставалось только встретить волка, использовав мушкет вместо дубины. Так я и сделал. Когда волк бросился на меня, чтобы вцепиться зубами в мое горло, я нанес удар прикладом по голове. Удар пошел по касательной, волк оглушенный им, упал в двух шагах от меня, Второго удара я не успел нанести– волк буквально взвился в воздух и всей тяжестью тела обрушился на меня. Я только успел руками вцепиться в его шею, я слышал шумное дыхание вырывающееся из его пасти, видел острые крупные зубы и ощущал нестерпимый животный запах. На ногах я не устоял. Оба мы, сплетаясь в объятие, покатились вниз по склону. Он рвал на мне одежду, но я изловчился выхватить охотничий нож. Движение наше задержало дерево. Я увидел в полуметре от себя левую переднюю лапу волка, она касалась ствола дерева. Я нанес удар точный удар по этой лапе; часть ее с когтями упала. Волк издал долгий тоскующий вой и, вырвавшись из моих объятий, унесся прочь, оставив мне свою лапу с когтями. С илы мои были истощены в борьбе с животным, сердце билось так учащенно и так сильно, словно пыталось выскочить из груди. Я не в силах был подняться. Отдохнув, я осмотрел себя. Ран не было, только несколько глубоких царапин. Подобрав свой трофей – волчью лапу, я бросил ее в ягдташ и стал быстро убираться из леса, опасаясь нападения раненого зверя. Раненый он вдвое становится опаснее.

– А ну-ка, покажи свой трофей? – попросил де Санрош. Гастон открыл охотничью умку и… вытащил из нее отсеченную, в крови, изящную женскую руку. От изумления у де Фероля глаза полезли на лоб.

– Ничего не понимаю… я же положил в сумку свою волчью лапу. А Жюль де Санрош, рассматривая страшный трофей, до крови прикусил губу, боясь, что из глотки его вырвется звук душевной боли. Он узнал по кольцам на пальцах руку жены своей.

– Ты оставь мне руку эту, – попросил де Санрош, – я попробую найти по ней ее владелицу…. Ведь место происшествия все же находится ближе к замку моему?

Гастон де Фероль пожал плечами и предоставил свою добычу в распоряжение приятеля, не зная, что делать самому с ней.

Де Санрош, простившись с приятелем, шатаясь и спотыкаясь, поплелся в свой замок. К его приходу жена вернулась Один из слуг доложил, что госпожа находится на своей половине, велев слугам не беспокоить ее.

Не раздеваясь, Санрош направился в комнату своей жены. Она в беспамятстве лежала в постели, простыни были окровавлены. Лицо мертвенной бледности. На месте левой кисти руки был обрубок замотанный в кусок окровавленной ткани. Муж налил в кружку воды, добавил в нее вина и, приподняв голову жены, заставил ее выпить. Часть воды пролилась на грудь, остальное было выпито. Женщина открыла глаза и глянула в лицо мужа. Взгляд был тяжелым, в нем сочетались тоска и боль.

– Я принес твою руку, – сказал Жюль, глядя прямо в лицо жены, я знаю, где ты ее утратила..Расскажи, что и когда произошло с тобой прежде?

– Я оборотень! – призналась жена.

– Но мы прожили с тобой несколько лет и я даже подозревать не мог, что живу с чудовищем, способным убивать не только взрослых, но и детей. Расскажи, как это произошло впервые?

– Не сейчас, – попросила жена, Большая кровопотеря не позволяет мне что либо делать

– Мне требуется отдых для того, чтобы хоть как-то восстановить свои силы.

Де Санрош вызвал врача, который обработал рану жены.

Придя в себя, Маргарита де Санрош рассказала мужу:

…Полгода назад, в лунную ночь я почувствовала, что меня знобит, зуб на зуб не попадал, Чтобы согреться, я завернулась в простыни. Меня трясло, я билась в судорогах. Потом появилась чудовищная головная боль. Я уже хотела позвать слуг и послать за тобой, но головная боль прошла. Появилась страшная жажда. Я выпила графин воды, стоявший на столе. Мне стало жарко, трудно стало дышать… не хватало воздуха. Я накинула платье и вышла из замка. Мне никто не мешал. Спазмы сдавливали мою глотку, я хотела закричать, но вместо крика вырывались хрипы и громкие гортанные звуки. Я почувствовала как искривляются мои руки и ноги. Я сбросила с себя платье и опустилась на четвереньки. Тело мое покрылось густой шерстью. Дальше я ничего не помнила. Где и что я делала, не знаю. Проснулась я, лежа на земле, вблизи замка. Рассвет еще не наступил. Я только удивилась тому, что хорошо вижу в темноте. Разыскав свое платье, я надела его на себя и вернулась в замок.

Такие случаи со мной стали повторяться. Я уже стала догадываться о том, что со мной стало. Я жаждала крови. Мне хотелось убивать всех на свеем пути… Я стала оборотнем

Почему это произошло со мной, я не знаю..

Де Санрош в течение трех недель не знал, что предпринять, он все еще продолжал любить жену и одновременно опасался ее. Слух о происшедшем распространялся по округе. Пришлось сообщить о случившемся наместнику провинции. Госпожа де Санрош была взята под стражу и помещена в тюрьму. Начались допросы и пытки. Под пытками женщина созналась во множестве иных преступлений. Она была сожжена на костре. Нападения волков на людей прекратились.

Описывая вышеупомянутые случаи появления оборотней, я ставил целью своей написать об одном из них, материал о котором мне случайно попал в руки. Я работал тогда помощником архивариуса. Мне было поручено разобрать документы, хранившиеся в кожаном коричневом чемодане, и все пришедшее в негодность сдать в макулатуру.

Разбирая их, я натолкнулся на пачку тонких, перевязанных шнуром, листиков с обтрепанными краями. Читать их было сложно, но можно. Государственной важности они собой не представляли, но содержание мне показалось забавным, достойным, чтобы его описать

Право предоставляется читателю ознакомиться с ними

Оборотни

 
Катил я по Владимирскому тракту.
Суровая зима… Заснеженная пустынь…
Совсем не видно в небесах пернатых.
То дол, то бор, то рощицы не густы.
 
 
Нет птиц – знать, ждут они метель,
(Опасно быть застигнутым в дороге),
Ведь на дворе январь, а не апрель,
И шансов уцелеть у путника не много.
 
 
Наезжена дорога, вдоль сугробы,
Позёмка помела, крепчает ветер,
Заносит сани на холмах пологих,
Пора бы и жилью, уж близок вечер…
 
 
Вот показался постоялый двор.
Обнесен он бревенчатым забором.
Доносится чуть слышный разговор,
А в окнах свет, мороз нанес узоры…
 
 
Изба огромная, заснежено крыльцо,
На гриб похожая под снежной шапкой.
У входа жалкое, без листьев деревцо,
Соломы свежей крупная охапка.
 
 
Поводья привязал. В избу вошёл,
Чад… Печь яркую раскрыла пасть,
Как будто судный день с небес сюда сошел,
Здесь даже негде яблоку упасть…
 
 
Сивухи запах да сырой овчины,
Снедь на столах да мутный самогон.
Здесь женщин нет, сидят мужчины;
Целковые в игре швыряются на кон.
 
 
Затоптано, заплевано вокруг,
Хоть на полах кой-где лежат рогожи.
Встречает целовальник, словно друг,
Я плутовской его не верю роже.
 
 
Широк в плечах, и рост – не мал,
Широки брови, борода лопатой.
Зубов прокуренных услужливый оскал,
Курносый нос на роже конопатой.
 
 
Тулуп с себя снимаю я устало,
С трудом на гвоздь повесил у двери.
Вдоль стен поставлены бревенчатые нары.
С печи глядят глазёнки детворы.
 
 
Молчат себе, не слышно, ни гу-гу.
А взрослые шумят и сквернословят.
Гоняют «гости» шустрого слугу, —
Тот быстро подает, не прекословит.
 
 
Гостей окинул быстрым взглядом,
(Собрались люди здесь наверно неспроста),
Не выделяется никто средь них нарядом,
Какой их возглавляет супостат?
 
 
Подстриженные все, под котелок,
И веники бород. У ног стоят дубины.
Глаз одного перечеркнул платок,
Другому перевязь перечеркнула спину.
 
 
Такому не положишь пальцы в рот,
Откусит их в одно мгновение.
Скучают каторга по ним и эшафот.
Но выхода лишен я, без сомнения…
 
 
На лицах всех – все страсти и пороки.
Тут осторожность нужна, без сомненья.
Не пнем же мне стоять у самого порога
С личиной скромности, открытого смирения.
 
 
И лошадей мне нужно заменить,
Но вижу не убраться скрыто.
Не в силах ничего я изменить, —
Ну, значит нужно действовать открыто…
 
 
Одно свободно место у окна.
Не торопясь, направился, уселся.
Закуску заказал, да красного вина,
К сидящему напротив пригляделся,
 
 
В кости широк, лицо приятно.
Из разночинцев, видно, господин?
Одетый скромно, строго и опрятно,
(Он, кажется, был трезвым здесь один)…
 
 
Во всяком случае, он здесь казался лишним.
Меня недолго он рассматривал в упор
Пока мне принесли вино и пищу,
Непринужденный завязался разговор:
 
 
«Чиновник видимо? Путь держите куда,
Позвольте Вас, любезнейший, спросить?»
«Да, вот в Иркутск, впервые я туда,
Направлен в канцелярию служить».
 
 
Наш диалог довольно прост и краток,
(Своею простотой расположил к себе)
Как я, он свежих ожидал лошадок,
Но встрече с ним обязан я судьбе.
 
 
В округе все ложились очень рано.
На постоялом – бред до полуночи,
Не допивались до суха стаканы,
Рассказы шли про беса, чары ночи.
 
 
«Шалят?» – спросил хозяина сосед, —
Я слышал, здесь опасная дорога?»
«Спокойно здесь последних пару лет,
А прежде, тут шалили понемногу.
 
 
То пропадёт овца, то уведут корову,
Тайга глухая, не найти концов…
От Питера сюда проложена дорога,
Преступников немало и купцов…
 
 
Случиться может всё: замёрз, пропал;
На путников напала волков стая.
Там одинокого шатун зимой задрал.
В буран попали люди… замерзают…
 
 
Не без того, что пошалят немного,
Упившись на халяву оковитой,
Помашут кулаками… слава Богу,
Здесь не было побитых, да убитых!
 
 
Случается, что заведётся нечисть,
Такая злобная, что с нею нет и сладу!
Да разведется столько, что не счесть их…
Священников зовут, воскуривают ладан.
 
 
Сейчас чего: кругом снега, морозы,
В ледышки превратились вурдалаки,
Буран, мороз и нечисти – угроза,
А к избам не пройти, облают их собаки».
 
 
Рассказ, за ним другой, я пил вино,
От теплоты, поклёвывая носом,
Пил мой сосед со мною заодно,
Подстегивал хозяина вопросами.
 
 
«Неужто здесь бывают упыри?
Что делать здесь им? Редки люди?
Летают здесь одни нетопыри.
Что делать нелюдям в безлюдье?»
 
 
«Не говори! – Хозяин. – Слух пошёл,
Что перевертыш по лесу гуляет,
Проверил я, глубокий след нашел,
Медвежий след он мне напоминает…
 
 
Я проследить его хотел, но снег по пояс,
Затылок, почесав, пошел назад, домой.
За скот, хозяйство, беспокоюсь.
У перевертыша, наверно, путь иной?..,
 
 
Там нападет, где, может, и не ждут,
Скотину режет, может и людей…
Без веры в Бога проживают тут…
Здесь каждый дуб в лесу – архиерей.
 
 
Молитвы, псалмы многие я знаю,
Уверен, что от них нет никакого толка.
От перевертня крест не помогает,
Сам видел превращенье его в волка»
 
 
Сосед: « Заметил ли, милейший, ты тогда,
Каков был перевертыш с виду?»
– Не все успел я разглядеть тогда…
Похожий на тебя, не будь тебе в обиду.
 
 
Сложением почти такой же, как и ты,
Ну, может, только мордою не вышел…
Такой же, может, будет высоты?
А может быть, и чуточку повыше»…
 
 
Однако мой сосед и глазом не повёл,
Обиды не подал хозяину, ни знака,
Я понял, спутника достойного нашел, —
Не трус, не враль, не забияка.
 
 
Хозяин продолжал: «Ну, испугался, факт,
Хоть ростом я не маленький мужчина,
Но без меня здесь опустеет тракт,
Не тронул он меня… Но какова причина?
 
 
Подумал может: «Не станет здесь двора,
Откуда люди для него возьмутся?»
Я заболтался с вами, баре, мне пора, —
А собеседники у вас ещё найдутся.
 
 
Ты только глянь за спину барин,
Ты видишь сколько тут собралось молодцов?
И каждый, леса может быть хозяин,
Способен содержать с десяток храбрецов!
 
 
Что перевертыш им, какой-то, вурдалак?
Младенцем малым перед ними леший,
Такой мужик ограбит за пустяк,
Оборониться от него, по сути, нечем!»
 
 
«Ишь, ты, меня до смерти напугал, —
Сказал сосед с притворным вздохом, —
Я много разного на свете повидал,
Но это ж не бойцы, а скоморохи…
 
 
До смерти, что ли, могут напугать
Ребёнка малого, или на сносях бабу?
А так, чего уж тут на силушку пенять,
На вид страшны, на пробу – выйдут слабы…»
 
 
– Тебе я говорю не с похвальбой…
Когда у каждого из них не хватит силы,
Тогда навалятся огромною толпой,
Взметнутся топоры, дубины, вилы…
 
 
С рогатиной тут каждый, да с дубиной,
Здесь много пьют, не пропивая ум,
Не к теще ведь идут на именины,
Здесь лес густой, и кто услышит шум?
 
 
Никто к тебе на помощь не придёт,
Здесь каждый за себя – и только,
И если с кем-то что произойдёт,
Так не сыскать, как и в стогу иголку!
 
 
«Ты убедил меня, я еду в ночь!
На сборы нужно времени немного.
Шершней дразнить, гони их дьявол прочь.
Луна. Светло. Да скатертью дорога!»
 
 
Остался от надежды слабый след, —
Хотелось посидеть в тепле немного,
И выезжать, когда придет рассвет
А там без остановок до острога.
 
 
Я чувствую всегда опасность кожей, —
Имея при себе приличную суму.
Но видеть пред собой бандитов рожи,
Уж лучше головой нестись в ночную тьму!
 
 
Луна сияет, быстро мчатся кони…
Молитву Богу мысленно творю.
Спас смотрит на меня с потрсканной иконы.
Соседу я спокойно говорю:
 
 
«Позвольте, сударь, мне поехать с вами?
Согрелся, да поел… что надобно ещё?..»
Запели мужики дурными голосами,
Ну, что сказать, известно – мужичьё!»
 
 
Покинул с спутником я постоялый двор,
В одни, рядком, уселись оба в сани,
Ведём неторопливый разговор, —
Тянуться может, долгими часами…
 
 
Сосед мой всё болтал, а я – умолк,
Мне что-то странным показалось:
Конечно, не медведь, но, кажется, не волк,
К нам быстро что-то приближалось…
 
 
И слева треск, и слышны трески справа,
(Луна так ярко освещала путь)
Нас догоняла чудищей орава,
Свистят, кричат, белугами ревут…,
 
 
Я рассмотрел на них густую шерсть,
На головах рога у них витые,
А сколько их четыре, или шесть?
Пускай считают кто-нибудь, другие.
 
 
Тут заработал пистолет соседа, —
(Он, кажется, отличнейший стрелок),
От нападавших не осталось следа,
Как будто чёрт куда-то уволок.
 
 
Сосед спокойно: «Кажется, ушли,
Урок грабители хороший получили,
Похоже, пистолета не учли,
С дубиной на ружье – не равны силы…
 
 
Прервалась речь его. Я глянул, обомлел!
Взбесились и заржали наши кони.
Со мною рядом чудище сидел.
От смрада задыхался я, от вони.
 
 
Как прежде в небесах плыла луна,
Глаза у чудища светились серебром.
«Ты угощал меня, не пожалев вина,
Я тоже отплачу тебе добром.
 
 
Ты не ушёл бы от грабителей живым,
Ведь не за мной, а за тобою гнались.
Ты до Иркутска доберешься невредим,
Грабители в лесу навечно затерялись.
 
 
Нет хода им домой, нет хода им назад…
Исчезновение останется загадкой.
Их всех, до одного, давно ждал ад-
Я постараюсь навести в лесу свои порядки.
 
 
Те, что напали, не уйдут,
Такой у них едва ли станет прыти?
Возможно, что весной скелеты и найдут,
Снегами тщательно заботливо укрытых..
 
 
А целовальник правду говорил:
Бродил я лесом позапрошлой ночью,
Вот только, где я был, и что я там творил
Сознание мне сообщить не хочет.
 
 
Когда проявится во мне чужая суть?
Когда исчезнет суть моя людская?
Кто направляет весь процесс и путь?
О том, признаться, ничего не знаю…
 
 
Покорно волю выполняю я,
Хотел бы знать, Господню или ада?
В чем лично состоит вина моя?
В конце-концов, зачем всё это надо?
 
 
Кончаем разговор! Давай, спеши, лети,
Нутром луны я чувствую волнение,
Сейчас я нахожусь в конце пути,
Мое не должен видеть превращение.
 
 
Да в труса не играй! Пока нет перемен,
И время есть у нас в наличии,
Я скоро стану волком, буду нем
В чудовищном беспамятном обличии.
 
 
Ты должен мне, без уговоров, верить,
Столкни меня с саней и погоняй.
Я в волка превращусь, я стану лютым зверем,
Не выполнишь, сам на себя пеняй!
 
 
Схватил за плечи я его, что стало силы.
Столкнул с себя. Не нужен был и кнут,
Неслись как вихрь вперед мои кобылы,
К Иркутску быстро поглощая путь!
 

Чтобы закончить повествование об оборотнях, хотелось бы заметить, что не исчезли они, по сей день действуют. Появляются там, где народы еще живут общинным строем. Немало их и среди тех, кто считает себя высоко цивилизованным народом. Правда, превращаться они могут и в кошек, и в собак, и в иную живность.