Текст книги "Пятидесятница (день Святой Троицы) и сошествие Святого Духа. Антология святоотеческих проповедей"

Прежнее вавилонское разделение уврачевывается, исцеляется в день новозаветной Пятидесятницы. Былое богопротивное разномыслие, по выражению святителя Кирилла Иерусалимского, претворяется в апостолах «в общее единство и соединение их мыслей».

Главнейшим же и важнейшим плодом этого полученного апостолами в день Пятидесятницы дара языков, по убеждению блаженного Августина, выраженному им в «Проповеди 271-й», стало соединение верующих друг с другом в Церкви Христовой в единстве любви. Блаженный Августин говорит: плодом сошествия Святого Духа и ниспослания Им апостолам дара языков явилось то, что «смиренное благочестие верных обратило различие языков к единству Церкви, да рассеянное раздором соберет любовь, да расточенные члены человеческого рода соединятся, как члены одного Тела, под единой Главой – Христом, и сплавятся огнем любви в единое святое Тело [Церкви]».

Святые отцы задаются и еще одним важным вопросом: а почему дара языков нет в сегодняшней Церкви? Фактически просуществовав всего лишь несколько десятилетий, он окончательно исчез из церковной жизни в конце II столетия. Последнее упоминание о нем мы находим у священномученика Иринея Лионского в его книге «Против ересей»: «Мы слышали многих братьев в Церкви, которые имели пророческие дарования и чрез Духа говорили разными языками, и для общей пользы выводили наружу сокровенные [тайны] людей и изъясняли таинства Божии». Во времена же апостолов этим весьма распространенным тогда в Церкви даром обладали не только они сами, но также и многие другие из христиан, на которых сошел Святой Дух. В книге Деяний говорится: Когда Петр еще продолжал… речь, Дух Святый сошел на всех, слушавших слово. И верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, изумились, что дар Святаго Духа излился и на язычников, ибо слышали их говорящих языками и величающих Бога (Деян. 10: 44-46). О даре языков, как принадлежавшем в апостольский век многим христианам, говорит в «Проповеди 267-й» блаженный Августин: «Нисходит Дух Святой, и, исполнившись Его, они стали говорить разными языками всех народов, дотоле для них непонятными и незнакомыми. Учителем их был Тот, Кто пришел с Неба: Он вселился в них и преисполнил их. В то время не для одних только… учеников, собравшихся в одной горнице, но и для каждого, кто принимал Духа Святого, знамением этого служило то, что всякий, внезапно исполнившись Духа, говорил разными языками. Спустя немного времени, по свидетельству Писания, начали веровать и язычники, крестясь, принимая Духа Святого и – говоря разными языками…»

Так почему же дар языков исчез в Церкви Христовой спустя всего несколько десятилетий после Пятидесятницы? Неужели потому, что в Церкви начала оскудевать благодать, ослабели духовные дары? Подобную ошибочную мысль в отношении Православной Церкви сегодня высказывают некоторые современные сектанты. Однако этот вопрос возникал и в древности – у христиан первых веков. Ясный ответ на него мы находим в святоотеческих проповедях на праздник Пятидесятницы.

Прежде всего, святые отцы подчеркивают, что в Церкви в каждую конкретную эпоху присутствует и существует – как даруемое Богом – именно то, что бывает для нее сегодня полезно и спасительно. Некоторые из ее благодатных даров – например, такие, как благодать церковных таинств, – одинаково необходимы и актуальны для христианского спасения во все времена, и потому подаются Создателем непрерывно. Иные же дары подаются верующим лишь на время, в зависимости от определенной исторической эпохи, от тех или иных обстоятельств земного бытия Церкви. Это особенно верно в отношении дара языков. Так, по мысли святителя Григория Нисского, некогда, во времена апостольские, «было полезно говорить на одном языке с иноязычными; иначе проповедь, встретив препятствие в языке проповедующих, оказалась бы бездейственной для несведущих», однако теперь, когда проповедь и вера уже распространилась среди всех народов, нам не следует искать такого дара. Теперь нам необходимо совсем иное, гораздо более высокое, чем то, прежнее, дарование: «нам следует отыскивать лишь один огненный язык Духа…»

А вот святитель Иоанн Златоуст в «Беседе первой на святую Пятидесятницу» неожиданно утверждает, что отнятие у Церкви Богом дара языков является для нас, христиан, отнюдь не лишением, но напротив – знаком особой Божественной любви и даже, как это ни парадоксально звучит, проявлением некоего, возросшего со временем, «уважения» Господа к Своим чадам. И связано это с тем, что за минувшие с апостольского века столетия члены Церкви в своей основной массе значительно повзрослели и возмужали в вере. В апостольские времена чудеса и знамения – такие, как, например, дар языков, – в первую очередь подавались Богом ради тех, кто еще не был тверд в вере, кто нуждался в удивительном и чудесном, дабы утвердиться в христианском уповании при помощи поражавших воображение сверхъестественных знамений. Слова Христа блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20: 29) являлись для людей той эпохи еще слишком твердой пищей. Большинству из них не было достаточно одного слова проповеди: их могло убедить в Истине лишь зримое чудо. Ради таких людей (а ведь в Церковь следовало привести и их) Бог подавал в первые века христианства удивительные и многочисленные знамения, в том числе – и чудо говорения на языках. Однако на протяжении столетий последователи евангельской истины постепенно научились внимать не только зримому, но и невидимому, не только чувственному, но и умопостигаемому, не только явственным чудесам, но и сокровенным таинствам. Этот рост христианской веры, конечно же, не остался незамеченным для Бога. И вот Господь, наблюдая возмужание христиан в вере, постепенно начал ослаблять прежнюю «чудотворную» составляющую церковной жизни. Он открыл путь к стяжанию духовного совершенства, прежде казавшегося недостижимым: блаженны невидевшие и уверовавшие. Итак, христиане обрели новую возможность духовного совершенствования благодаря тому, что вокруг них сегодня происходит гораздо меньше, чем прежде, видимых, зримых, ощутимых чудес. Однако чудеса в Церкви, конечно же, не исчезли. Просто они перестали быть видимы. Главнейшие происходящие в Церкви чудеса ныне оказываются незримыми. В них благодать Божия не является нашему глазу, но напротив – от него скрывается, прячется, ибо и сами эти чудеса исключительно духовны. Святитель Иоанн здесь имеет в виду церковные священнодействия, таинства, которые подают нам куда большие чудотворные духовные дары, чем, например, древний дар языков: они освобождают нас от власти греха и духовно соединяют с Богом. Святитель Иоанн говорит: «Почему же ныне прекращена и отъята от людей эта благодать» дара языков? «Не потому, чтобы Бог хотел унизить нас, но потому, напротив, что оказывает нам великую честь. Как? Я скажу. В то время люди, недавно отставшие от идолов, были более несмысленны;…у них еще не было никакого понятия о дарах бестелесных, и они не знали даже, что такое благодать духовная и созерцаемая одной верой: поэтому тогда и были знамения. Одни из духовных дарований невидимы и постигаются одной только верой, а другие обнаруживаются и в чувственном знамении для удостоверения неверующих. Например: отпущение грехов есть дело духовное, есть дар невидимый, потому что мы не видим телесными глазами, как очищаются грехи наши. Почему? Потому, что очищается душа, а душа не бывает видима телесными очами. Итак, очищение грехов есть дар духовный, который не может быть заметен для телесных очей; а способность говорить разными языками, хотя также происходит от духовного действия Духа, однако представляет знамение чувственное и удобозримое для неверующих… Итак, я не имею ныне нужды в знамениях. Почему? Потому, что и без дарования знамения я научился веровать во Владыку. Неверующий имеет нужду в залоге, а я, верующий, не нуждаюсь ни в залоге, ни в знамении… Так и Павел говорит: знамения не для верующих, а для неверующих (ср. 1 Кор. 14: 22). Видите ли, что прекращение знамений служит доказательством не того, что Бог унижает нас, но того, что Он оказывает нам честь? Он сделал это, желая показать веру нашу, – что мы веруем в Него без залогов и знамений. Те, если бы наперед не получили знамения и залога, то не поверили бы Ему в невидимом; а я и без этого показываю всю веру. Вот причина, почему ныне не бывает знамений» – таких, как дар языков.

А вот блаженный Августин, в отличие от остальных святых отцов, высказывает в отношении дара языков неожиданную и парадоксальную мысль: он утверждает, что дар языков в Церкви существует по-прежнему, действует в ней до сих пор. Просто этот дар открывается нам и осуществляется в церковной жизни совсем иным образом, чем в древности – в начальный апостольский век. Блаженный Августин подчеркивает: в первый день существования Церкви, в день новозаветной Пятидесятницы, Церковь сразу и изначально духовно обладала теми же, что и сегодня, всеми своими существенными свойствами и дарами: в том числе она уже тогда являлась вселенской, всемирной, охватывала собой, своей благодатной силой, все тварное мироздание. В этом смысле «собственными» и «родными» для Церкви – с самого первого мига ее бытия – были и все присущие народам земли языки и наречия, хотя ее вера, в тот первый миг ее бытия в мире, среди этих народов еще даже не начала распространяться. Потому-то даже тогда, в самом тесном апостольском кругу, Церковь – как вселенская и всеохватная – уже начала чудесным образом разговаривать устами ранее не ведавших иных наречий учеников Христовых, на всех существующих языках мира. Именно так впервые и был зримо явлен, открыт – силой дара языков – всемирный и универсальный, вселенский характер Церкви. Но затем, в последующие века, Церковь распространилась по миру и теперь уже естественным, обыденным, а не чудесным образом начала говорить на всех языках вселенной, просвещенной светом Христова учения. Ведь Церковь приобрела в качестве своих членов представителей всех без исключения населяющих ойкумену народов. Все эти люди сделались христианами и, значит, говорили на своих родных языках не просто как представители отдельных народов и культур, но как члены единого Тела Христова, члены Церкви. В этом смысле и тогда, в апостольский век, и теперь, спустя многие столетия после Пятидесятницы, Церковь в одинаковой мере говорила и говорит на всех языках: в древности – силой чудесного дара, устами избранных учеников, а ныне – природным и будничным образом, устами рассеянных по лицу земли ее многочисленных членов, представляющих разнообразнейшие народы и цивилизации. Формулируя эту мысль в «Проповеди 267-й», блаженный Августин сначала вопрошает своих слушателей: «Почему же ныне никто не говорит на всех языках, как в то время говорили исполнившиеся Духа Святого? От чего это зависит? От того, что прообразуемое этим даром языков ныне пришло в исполнение. Хотя Господь и отвечал ученикам Своим, вопрошавшим о времени устроения Царства Его – не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти (Деян. 1: 7), однако Он тогда… обещал то, что ныне исполнил: но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли (Деян. 1: 8). Вскоре потом Церковь, заключавшаяся тогда в одном доме, приняла Святого Духа. Церковь эта состояла из малого числа членов, а по языкам она уже и тогда была всемирной. Это служило прообразом будущего состояния Церкви. Ибо на что указывалось тем, что первенствующая Церковь, будучи малочисленна, говорила, однако, всемирными языками? Не на то ли, что нынешняя Церковь, многочисленная и распространившаяся от восток солнца до запада, говорит языками всех народов? Так исполняется ныне то, что тогда было обетовано». В «Проповеди 183-й» блаженный Августин продолжает эту же мысль, ярко ее развивая: «Рассмотрим, почему в те времена было такое знамение присутствия Святого Духа, когда получившие этого Духа могли говорить на всех языках? Ибо ныне, когда подается Святой Дух, получившие Его не говорят на всех языках; Святой Дух не являет Себя [сегодня] столь же очевидным чудом, как в те времена. Уразумеем здесь, возлюбленные братья, что [и теперь, и тогда] это есть Один и Тот же Святой Дух, Которым в наши сердца изливается любовь Божия. Но тогда, [в апостольский век] любовь [Божия] еще лишь намеревалась собрать по всей вселенной Церковь Божию. Причем в те времена это дело было выполнимо и для каждого отдельного человека – ведь он, получив Святого Духа, говорил сразу на всех языках. Однако и сегодня, [точно так же, как и тогда], теперь уже собранное Святым Духом единство Церкви тоже говорит на всех языках». Тем самым, по блаженному Августину, сегодняшняя Церковь, так же как и апостолы в день Пятидесятницы, неизменно обладает этим даром языков. Ведь ныне вся Церковь в ее соборной полноте, так же как некогда и ученики Христовы, говорит на всех языках мира. Слова христианской молитвы и евангельской истины произносятся на различных языках их природными носителями, верующими различных континентов и стран; однако можно смело утверждать, что их произносим и все мы, что они также исходят и из наших уст. Ведь мы, как христиане, будучи членами мистического Тела единой Церкви, не отделены друг от друга ничем: ни пространством, ни временем, ни национальностью, ни языком. Все мы – часть одного и того же единого соборного духовного организма, нераздельного Тела Христова: как соединенные со Своим главой – Им и в Нем – в Его Евхаристии и как исполненные и напоенные одним и тем же Духом (ср. 1 Кор. 12: 13) – Духом Святым. В этом смысле, пусть и только в духовном плане, в Церкви всегда и неизменно действует один и тот же непреходящий принцип, который был установлен апостолами в раннехристианских общинах: У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее (Деян. 4: 32). Да, у христиан сегодня нет, как когда-то в древности, общего материального имущества. Но ведь у нас ныне есть те духовные сокровища, что равно и неизменно принадлежат всем без исключения христианам: совместная вера, единая Церковь, одна благодать, Нераздельный Христос. Потому-то у нас, христиан, не только одни сердце и душа, но также общие мысли, уста, слова – и не важно, на каком языке земли. Именно поэтому блаженный Августин в «Проповеди 183-й» и дает нам весьма неожиданный, но очень важный и верный совет: «Если кто спросит кого-либо из нас: „ты получил Святого Духа, почему же не говоришь всеми языками?“, то следует ответить: „я говорю всеми языками, потому что состою в Церкви, в том Теле Христовом, которое говорит всеми языками“».

Сошествие Святого Духа: молодое, новое и сладкое вино

Неподалеку от дома, где находились апостолы в момент сошествия Святого Духа, были не только чужеземцы, которые с радостью услышали родную речь и новое слово истины, но и те, кто воспринял происходящее с насмешкой: А иные, насмехаясь, говорили: они напились сладкого вина (Деян. 2: 13). В ответ на этот упрек апостол Петр сказал: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим: они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня; но это есть предреченное пророком Иоилем: И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть (Деян. 2: 14-17).

Мы видим: противники и недоброжелатели апостолов ошибочно посчитали причиной шума, громких возгласов, доносившихся из Сионской горницы вслед за сошествием Святого Духа, опьянение учеников Христа сладким, или же (как можно перевести соответствующее место из греческого и латинского новозаветных текстов на русский язык) молодым, новым вином.

Святые отцы, авторы праздничных гомилий на Пятидесятницу, говорят, что эти обвинения в пьянстве апостолов, конечно же, несправедливы. Как решительно утверждает в «Слове втором на Пятидесятницу» святитель Прокл, «трезвые казались иудеям пьяными». Да и где в ту пору можно было найти молодое вино? Ведь Святой Дух сошел на апостолов весной, когда, как подмечает тот же святитель Прокл, новое вино еще созреть не могло. И вместе с тем, по мысли святых отцов, эти исполненные неприязни насмешки врагов только что возникшей в мире Церкви, неожиданным образом, конечно же, помимо их собственной воли, содержали в себе и некую духовную правду, оказались верными, истинными – разумеется, если их понимать в особом, таинственном и пророческом смысле. Святой Дух сошел на апостолов, наполнив их Собой, Своим присутствием, как благодатной полнотой радости, ликования, веселья. И в этом смысле вселение Святого Духа в апостолов можно образно сравнить с духовным опьянением: как вкушением ими дарующего отраду жизни в Боге молодого вина духовной благодати. Сегодня апостолы сделались для этого молодого, нового вина новыми же сосудами, мехами. Именно о таком их духовном призвании ранее говорил им Христос: Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое (Мф. 9: 17). Мы видим в ходе евангельской истории, как пребывавшие рядом со Христом во время Его земного служения апостолы, внимавшие Его Божественному учению, постигавшие смысл Его Божественного откровения, постепенно перешли из прежнего состояния ветхих мехов, вмещавших лишь традиции и установления ветхозаветного иудейского благочестия, в образ бытия новых мехов, призванных наполниться новозаветной благодатью Святого Духа. Здесь особо важны дни между Воскресением и Вознесением Господа, когда Христос в продолжение сорока дней являлся им и говорил о Царствии Божием (ср. Деян. 1: 3). Значимы и дни после Его Вознесения, когда апостолы обрели высокий духовный опыт совместного единодушного пребывания в молитве и молении (ср. Деян. 1: 14). И именно благодаря совершившейся с ними внутренней перемене – преображению из ветхих в новые мехи – на них теперь излился Святой Дух, наполнивший Собой учеников Господа как новозаветное, духовное, молодое, новое вино: сладчайшее, чем прежнее, ветхозаветное. Как говорит в «Проповеди 267-й» блаженный Августин, апостолы, с особой силой чаявшие в дни, предшествовавшие Пятидесятнице, исполнения Христова обетования о Святом Духе, «самой верой и молитвой, самым духовным ожиданием соделали себя новыми мехами (ср. Мф. 9: 17), способными вмещать в себя новое, небесное вино. И вот оно излилось!». По мысли блаженного Августина, и Лозой, и Духовной Гроздью, созревшей на этой Лозе и даровавшей из Себя апостолам новое вино благодати Святого Духа, был именно Господь Иисус Христос. Здесь следует припомнить Его Собственные слова: Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – виноградарь (Ин. 15: 1). Потому блаженный Августин в «Проповеди 267-й» и добавляет к сказанному, подразумевая, что Святой Дух ниспосылается ради нашего спасения от Отца именно через посредство Сына и что именно в Сыне созрело, подобно молодому вину, наше спасение, излившееся затем на христиан как плод Искупительного Христова подвига: «Небесное вино… излилось [тогда на апостолов]… ибо Господь Иисус Христос, этот многоплодный Виноградный Грозд, уже созрел и был прославлен». В «Проповеди 183-й» блаженный Августин также учит: «Не вливают также вина молодого в мехи ветхие… но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое (Мф. 9: 17). Справедливо (в известном отношении) некоторые, слыша вещающих на всех языках, говорили: они напились сладкого нового вина (Деян. 2: 13), то есть они исполнены вином. Апостолы действительно стали мехами новыми, как обновленные благодатью святости, исполнились новым вином, то есть благодатью Святого Духа, воскипели даром глаголания на всех языках, и этим очевиднейшим чудом предызобразили вселенскую Церковь, имевшую быть во всех народах». С этой мыслью блаженного Августина согласны и другие святые отцы. Так, например, преподобный Беда Достопочтенный в «Изложении Деяний апостольских» учит: громкими возгласами в день Пятидесятницы «свидетельствуют об истине» Христовы ученики, «те, кто напился не старого вина… а молодого вина духовной благодати. Ведь молодое вино уже было налито в новые мехи, когда апостолы воспевали великие дела Божии не по ветхой букве, но в обновлении духа (Рим. 7: 6)».

Вместе с тем, по мысли некоторых святых отцов, ту совершенную радость, что охватила апостолов при сошествии на них Святого Духа, все же возможно – конечно, в таинственном и образном смысле – уподобить некоему опьянению. Разумеется, это лишь мистический, духовный образ. Однако святые отцы, рассуждая не только об апостолах в день Пятидесятницы, но и об иных, пребывающих на высотах молитвы, христианах, зачастую говорят о достижении молящимися предельной меры богопознания и богопричастности именно как о духовном «опьянении». При этом церковные писатели ведут речь о так называемом «трезвом», «трезвенном опьянении». Такое трезвое опьянение Святым Духом случается с молящимся тогда, когда он возвышается в духовное состояние, именуемое православной аскетической традицией экстасисом, исступлением.

Состояние экстасиса дарует подвижнику, силой Святого Духа, непосредственно Сам Господь – предельно и совершенно соединяясь с ним. Тогда молящийся оказывается на грани двух реальностей – бытия тварного и бытия нетварного, – принадлежа по природе одному, а по благодати – другому В состоянии исступления, как превосхождения самого себя, собственной природной ограниченности, человек, оставаясь по-прежнему тварным, силой нетварных Божественных энергий возвышается над тварностью. Молящийся отрешается от всех чувственных представлений и впечатлений, от всего, что может ощутить вокруг себя, в эти мгновения он уже не мыслит рационально и логически, перестает ощущать ход времени – он соприкасается с вечностью как с той реальностью, где не действуют законы времени. При этом для окружающих внешнее состояние этого человека может казаться странным, его могут счесть безумным.

Святитель Григорий Нисский прямо сравнивает это высокое духовное состояние исступления, экстасиса с «опьянением»: он говорит об опьянении человеческого духа Духом Божиим, Духом Святым, в чем-то подобном опьянению вином. Так, в «Беседе 10-й на Песнь песней» святитель Григорий свидетельствует: «…бывает опьянение от вина, предлагаемого Господом сопиршественникам, от которого происходит душевное исступление в Божественном». Однако оно – именно «трезвое опьянение». В «Беседе 5-й на Песнь песней» святитель Григорий поясняет, что такое состояние исступления, экстасиса есть «…доброе и трезвенное опьянение: подразумеваю то опьянение, в котором человек от вещественного возводится к Божественному».

Как раз в состоянии исступления христианин оказывается способен – в максимально возможной степени – соприкоснуться с Божественным, соединиться с Богом. Как описывают это состояние православные аскеты, человек отсекается, отграничивается Самим Богом от всего чувственного и, возносимый Им в таком самопревосхождении над тварным, вступает в пресветлую тьму Божественного мрака, как в тайну надмирного Божественного пребывания.

Это исступление, это трезвое духовное опьянение характеризуется святыми отцами как действие в христианском подвижнике Святого Духа, как Его максимально возможное и совершенное присутствие в аскете. Экстасис – именно трезвое опьянение Самим Святым Духом. Говоря об этом, святитель Амвросий в «Гимне на восход солнца» призывает христиан: «Вкусим с радостной душой трезвенное опьянение Святого Духа…» В книге «О Таинствах» он развивает эту мысль более подробно, обращаясь к каждому христианину: приобщаясь Божественной благодати, «ты пьешь, ты получаешь отпущение грехов и пьянеешь в Духе. Об этом говорит и апостол: Не упивайтесь вином… но исполняйтесь Духом (Еф. 5: 18). Ведь тот, кто опьянен вином, качается и шатается, тот же, кто опьянен Духом, укоренен в Христе. И это опьянение прекрасно, потому что производит трезвость ума».

Именно поэтому святые отцы в ответ на те издевки, что услышали апостолы в день Пятидесятницы от иудеев, неожиданным образом говорят, что в этой клевете противников Церкви все же содержалась пусть и прикровенная, но поистине пророческая духовная правда. Конечно же, осыпая учеников Господа градом насмешек, их противники имели в виду совсем не ее. Однако, хотя и не желая того, иудеи изрекли истину: апостолы были действительно опьянены, но не в физическом, а в духовном смысле – молодым, новым и сладким вином Святого Духа, приведшим их в состояние молитвенного исступления, трезвого опьянения Самим Богом. Святитель Прокл в «Слове втором на Пятидесятницу» говорит: «Впрочем, и я сам признаю, что апостолы были пьяны, но не в том смысле, в каком именно ты называешь их такими; их опьянение было божественнейшее и духовное, испытавший которое преисполняется мудрости, укрепляется умом, бодрствует и трезвится в деле добродетели, учится любить Бога, не почувствует жажды вовек, неистовствует вместе с Павлом, проявляет отважность в отношении ко всякому огню и железу, ввергает себя в опасности, всякое несчастие приветствует как радостное событие; злословия приводят его в восхищение, как если бы то были приветствия; обидами гордится, как похвалами, а узами за Спасителя, как царскими венцами. Такая чаша сделала апостолов пьяными. Из этого сосуда пили ученики Спасителя – и впали в состояние прекраснейшего опьянения, вполне насытились святой трапезой и говорят вместе с блаженным Давидом: Ты приготовил для меня трапезу против притеснителей моих, умастил елеем голову мою, и чаша Твоя, напоевающая меня, как (она) сильна! И милость Твоя последует за мною во все дни жизни моей (Пс. 22: 5-6 по LXX). Тот, кто пьет из этой чаши, трезвен бывает во Христе, неразумным же людям кажется пьяным, так как он думает о том, что Спасителево. Эту чашу и нам из Своей Крови растворил Господь Христос, и многих вместе с нами призвал в качестве участников Своего пира…»

А вот святитель Григорий Нисский в «Слове о Святом Духе» соотносит образ опьянения новым вином Святого Духа с бытием современной ему Церкви. Как некогда апостолы слышали враждебные насмешки от иудеев, так и ныне мы, христиане, испытываем ненависть со стороны еретиков, насмехающихся над истиной православного исповедания. Они считают нас заблуждающимися, утратившими трезвость веры и мысли, опьяненными заблуждениями. Но на самом деле мы опьянены не ложью, а Истиной, мы пьяны тем Духом, тем новым, молодым и добрым Вином, в Котором и содержится истина. Мы вмещаем Его в себя как новые мехи, а наши противники-еретики к этому не способны, так как в своем заблуждении они есть мехи ветхие, и потому не могут воспринять, вместить и выдержать кипящую мощь пьянящей в Боге истины, как благодати Святого Духа. Святитель Григорий говорит: «Итак, согласны ли враги славы Духа увидеть огненный язык божественных словес, освещающий сокровенное, или же будут смеяться [над нами], как над напившимися сладкого молодого вина (ср. Деян. 2: 13)? Я же, хотя бы они и говорили это о нас, советую вам, братья, не бояться порицания таковых и не падать духом из-за их насмешек. О, если бы и у них когда-либо оказалось [такое же] сладкое вино, [как и у нас] – это нововыжатое вино, излившееся из точила, которое через Евангелие истоптал Господь, чтобы напоить тебя Кровью собственной грозди (ср. Ис. 63: 2-3)! О, если бы и они исполнились этим новым вином, названным ими сладким вином! Тогда и они, конечно же, исполнились бы Святым Духом, при помощи Которого все кипящие Духом сбрасывают с себя, подобно пене, грубость и нечистоту неверия. Но таковые не могут принять в себя этого сладкого вина, потому что носят ветхие мехи, которые, будучи не в состоянии удержать подобного вина, еретически расторгаются. Мы же, братья, придя, возрадуемся Господу, как говорит Пророк, испивая сладкое питие благочестия, как повелевает Ездра (ср. 2 Езд. 9: 51), и светло празднуя с ликами апостолов и пророков: придите, возрадуемся и возвеселимся – по дару Святого Духа – в сей день, который сотворил Господь (Пс. 117: 24 по LXX)…»