Текст книги "Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II"

Совершенно аналогичные воспоминания о речи Государя оставил капитан 1-го ранга А.Д. Бубнов: «Государь вошёл в свободное пространство зала один; он был страшно бледен и несколько мгновений не мог начать говорить; справившись со своим волнением, он тихо, но ясно сказал: “Для блага любимой мною Родины я отрёкся от престола; прошу вас служить также верно России и Временному правительству, как служили при мне…. Прощайте…”»¹⁰⁸⁷.

Читая воспоминания тех, кто утверждал, что Государь объявил о своём отречении и призвал служить Временному правительству, невозможно отделаться от мысли, что эти воспоминания, буквально до отдельных слов, заимствованы из последнего приказа по армии и так называемой «телеграммы об отречении». Между тем невозможно представить, чтобы такие важные слова Императора Николая II, как объявление о своём отречении и необходимости служить Временному правительству, прошли бы незамеченными А.А. Мордвиновым, Д.Н. Дубенским или Великим Князем Александром Михайловичем.

Но самым главным доказательством того, что Государь ни чего не говорил в своей прощальной речи ни об отречении, ни о «верной службе» Временному правительству, является специальное сообщение, сделанное по приказу начальника штаба Ставки генерала М.В. Алексеева 8 марта 1917 г. По-существу, это стенографический отчет, сделанный для Ставки и дозволенный её военной цензурой для напечатания. Вот его содержание: «Прощание отрёкшегося Государя. Около половины 11 утра восьмого марта состоялось прощание отрёкшегося от престола Императора Николая II. В большом помещении Ставки собрались все офицеры штаба Верховного Главнокомандующего. Государь вышел, очень волнуясь, и начал после порядочного молчания: “Мне тяжело говорить”, оборвал речь с глубоким вздохом и сказал: “Господа, в течение полутора лет, я работал с вами. Теперь, по Воле Божьей и вследствие принятого мною решения, мне приходится расстаться с вами. Благодарю вас за усердную работу со мной и призываю вас работать на пользу всеми нами любимой родины и бороться с врагом до полного его изгнания из пределов России”. Затем стал обходить офицеров и говорил с отдельными. Суета прощания была вообще очень тяжела. Потом Государь прощался с солдатами, вызывая по одному с каждой части Ставки, и сказал им приблизительно то же содержание. Когда Государь выходил, генерал Алексеев обратился с прощальным словом, в котором благодарил за доброе отношение к Штабу и закончил словами: “Счастливого Вам пути, Ваше Императорское Величество, счастливой Вам жизни Ваше Императорское Величество”. Слова эти прозвучали, как безвозвратное прощание»¹⁰⁸⁸.

Итак, мы не слышим ни одного упоминания Государем о своём отречении и призыва служить «верой и правдой» Временному правительству. А ведь руководству Ставки было бы весьма выгодно упоминание о таком призыве. В этой связи интерес представляют слова Государя, что его отъезд из армии «есть следствие его решения». Отсюда можно сделать вывод, что речь идёт об отречении от престола. Но точно так же можно предположить, что речь идёт об отказе быть верховным главнокомандующим. Не забудем, что именно 8 марта в Ставку должен был прибыть Великий Князь Николай Николаевич. Мы не знаем, какую информацию доводили до Государя изменники-генералы. Вполне возможно, что речь шла лишь о введении Ответственного министерства и смены командования. А о «своём» отречении Государь мог узнать только в момент объявления ему об аресте, которое исполнил генерал-адъютант М.В. Алексеев того же 8 марта. Впрочем, это только предположение. Несомненно только одно: Государь не хотел, чтобы его имя ассоциировалось ни с отречением, ни с благословением Временного правительства.

В связи с этим многочисленные источники приводят записку Государя Временному правительству о «гарантиях». Архивный источник при этом не указывается. В «Красном архиве» за 1927 г. приводится несколько документов, связанных с этим вопросом. Первый документ называется запиской Императора Николая II Временному правительству. В «записке» говорится: «Потребовать от Временного правительства следующие гарантии.

1) О беспрепятственном проезде моём с лицами, меня сопровождающими, в Царское Село.

2) О безопасном пребывании в Царском Селе до выздоровления детей с теми же лицами.

3) О беспрепятственном проезде до Романова на Мурмане с теми же лицами.

4) О приезде по окончанию войны в Россию для постоянного жительства в Крыму – в Ливадии»¹⁰⁸⁹.

В примечании к этой записке редакция «Красного архива» писала: «Записка б. царя написана карандашом на осьмушке писчей бумаги. Она вложена в пакет с надписью, сделанной, по-видимому, Лукомским: «Подлинная записка отрёкшегося от престола императора Николая II, посланная им генералу Алексееву для сношения с Временным правительством. […] Записка без подписи, писана карандашом»¹⁰⁹⁰.

4 марта 1917 г. генерал М.В. Алексеев отправил главе Временного правительства Г.Е. Львову следующую телеграмму: «Отказавшийся от престола Император просит моего сношения с вами по следующим вопросам. Первое. Разрешить беспрепятственный проезд его с сопровождающими лицами в Царское Село, где находится его больная семья. Второе. Обеспечить безопасное пребывание его и семьи с теми же лицами в Царском Селе до выздоровления детей. Третье. Предоставить и обеспечить беспрепятственный проезд ему и его семье до Романова на Мурмане с теми же лицами. Доводя до сведения вашего сиятельства обращённую ко мне просьбу, настоятельно ходатайствую о скорейшем решении правительства указанных вопросов, что особенно важно для штаба верховного главнокомандующего, как и для самого отрёкшегося Императора»¹⁰⁹¹.

Как можно увидеть, из телеграммы генерала М.В. Алексеева исчезло требование о возвращении царской семьи в Россию после войны для местожительства в Ливадии. Причина этого шага Алексеева труднообъяснима, как, впрочем, нам трудно понять мотивы написания Государем записки Временному правительству. Пока не проведено изучение подлинника этой записки, обнаружить её в фондах РГВИА, куда она попала, согласно «Красному архиву», пока не удалось, невозможно говорить о самом авторстве этой записки Государя. Во всяком случае, эта записка давала Временному правительству прекрасный повод для отправления царской семьи за границу.

6 марта Временное правительство постановило разрешить все три вопроса утвердительно: «принять все меры, имеющиеся в его распоряжении: обеспечить беспрепятственный приезд в Царское Село, пребывание в Царском Селе и проезд до Романова на Мурмане»¹⁰⁹².

Однако в Ставку от Г.Е. Львова пришло лишь согласие Временного правительства «на проезд Его Величества в Царское Село и пребывания там до дальнейшего отъезда»¹⁰⁹³.

Примечательно, что накануне заседания Временного правительства, 5 марта, французскому послу М. Палеологу было уже известно не только о записке Государя, но и решении Временного правительства. 5 марта Палеолог отправил П. Камбону телеграмму, в которой писал: «Николай Романов», так теперь на официальном языке и в газетах называют Императора Всероссийского, попросил Временное правительство [далее следуют три требования, изложенные в «записке» Государя, без четвёртого требования о возвращении в Россию после войны]. Временное правительство удовлетворило эти три просьбы. Третья просьба позволяет предполагать, что Император предполагает укрыться в Англии»¹⁰⁹⁴.

Примечательно не только то, что М. Палеологу заранее было известно о решении Временного правительства, но и то, что французский посол уверял, будто бы на официальном языке Государя стали называть «Николай Романов». Между тем 5 марта это именование Государя ещё не было введено в оборот не только в официальной терминологии, но даже и в газетах. Свои телеграммы Г.Е. Львов писал ещё на имя «Его Императорского Величества», а Временное правительство называло Государя «бывшим Императором» или «отрёкшимся Императором». Именование «Николай Романов» вошло в обиход только после официального ареста Государя 8 марта.

8 марта 1917 г. Император Николай II был арестован в Могилёве прибывшими из Петрограда представителями Думы во главе с А.А. Бубликовым. Объявить царю об аресте посланцы Думы поручили генералу Алексееву, который не погнушался его исполнить. На слова генерала М.В. Алексеева, что он в своих действиях руководствовался любовью к Родине, Император Николай II пристально посмотрел на генерала и ничего не сказал¹⁰⁹⁵.

В тот же день, новый командующий Петроградским военным округом генерал Л.Г. Корнилов по приказу Временного правительства арестовал в Александровском дворце Императрицу Александру Феодоровну и царских детей.

Утром 9 марта 1917 года царский поезд в последний раз доставил Государя в Царское Село. Император в поезде простился с членами свиты. После остановки состава многие члены свиты поспешно покинули его, стремясь как можно быстрее оставить свергнутого монарха, пребывание возле которого становилось небезопасным для их благополучия. Государь в черкеске 6-го Кубанского казачьего пластунского батальона с орденом св. Георгия на груди молча вышел из вагона и поспешно сел в автомобиль в сопровождении князя В.А. Долгорукова. Через некоторое время автомобиль с Государем и сопровождавший его конвой остановились перед воротами Александровского дворца. Ворота были заперты. Часовые не пропускали царский автомобиль. Через несколько минут к воротам вышел какой-то прапорщик и громким голосом произнес: «Открыть ворота бывшему царю!» Часовые раскрыли ворота, автомобиль въехал, и ворота захлопнулись. Царствование Императора Николая II закончилось.

Одним из главных аргументов тех, кто отрицает подделку манифеста об отречении, является то обстоятельство, что в своих дневниках Государь подтверждал и своё отречение, и отречение своего брата. В нашем труде мы несколько раз затрагивали вопрос фальсификации документов царской семьи, осуществленной большевиками. Опираясь на исследовательский опыт, смею утверждать, что в дневниках Государя, хранящихся в ГА РФ, имеется много потертостей и исправлений. Об этих потертостях и исправлениях можно будет судить лишь после официальной графологической экспертизы.

Подробный анализ этого вопроса предполагает отдельную и очень кропотливую работу.

Кроме того, наша убежденность в прямой фальсификации дневников окажется бесплодной, если не будет проведена независимая экспертиза их подлинников. До этих пор мы можем говорить лишь о косвенных доказательствах этой фальсификации. Самым веским косвенным доказательством подделки, полной или частичной, дневников Императора Николая II служат слова самого Императора, сказанные им А.А. Вырубовой после того, как он был доставлен из Могилёва в Александровский дворец. Говоря о пережитых им днях в Пскове, Император Николай II сказал ей: «Видите ли, это все меня очень взволновало, так что все последующие дни я не мог даже вести своего дневника» ¹⁰⁹⁶.

Понятно, что если Император Николай II все эти дни не вёл своего дневника, то кто же тогда его вёл?

Ещё одним косвенным доказательством может быть фальсификация дневников Императрицы Александры Феодоровны.

Ю. Ден вспоминает: 6 марта 1917 г. «я совершила акт наихудшей формы вандализма, убедив Её Величество уничтожить свои дневники и корреспонденцию. […] На столе стоял большой дубовый сундук. В нём хранились все письма, написанные Государем императрице во время их помолвки и супружеской жизни. Я не смела смотреть, как она разглядывает письма, которые так много значили для неё. […] Государыня поднялась с кресла и, плача, одно за другим бросала письма в огонь. […] После того, как Государыня предала огню письма, она протянула мне свои дневники, чтобы я сожгла их. Некоторые из дневников представляли собой нарядные томики, переплетённые в белый атлас, другие были в кожаных переплётах. […] «Аутодафе» продолжалось до среды и четверга»¹⁰⁹⁷.

Однако кроме этих косвенных доказательств существует и множество других. Конечно, доверять им полностью нельзя. Любые воспоминания страдают предвзятостью, а воспоминания Ю. Ден, А.А. Вырубовой – тем более. Кроме того, читая воспоминания обеих подруг императрицы, невольно порой ловишь себя на мысли, что некоторые выражения и художественные приёмы удивительно напоминают друг друга. Но это тема другого исследования.

Мы же ограничимся выдержкой из результатов исследования данного вопроса, проведенного А.Б. Разумовым. По нашему мнению, эта цитата является одним из самых убедительных косвенных доказательств, так как высказанная в ней мысль основана не на отдельных мемуарах, а на сравнительном анализе источников.

Итак, А.Б. Разумов считает: «“Дневник” Государя февраля – марта был окончательно подделан не позднее 8 августа 1918 года, через три недели после цареубийства, так как 9 августа сразу в двух газетах – “Правде” и “Известиях ВЦИК” – началась публикация отрывков из дневников Николая II.

Однако и тогда, на скорую руку, ещё шли доводки сырого текста. Так, например, в “Правде” запись от 1 марта 1917 г. приводилась под заголовком “Стыд и позор – нельзя проехать в Царское Село”, а в тексте говорилось: “Стыд и позор. Доехать до Царского не удалось”. Видимо, Покровскому настолько нравились оба варианта, что он не был уверен, на каком из них остановиться»¹⁰⁹⁸.

Дневник Императора Николая II за февральские и мартовские дни не совпадает с официальными документами Ставки и Северного фронта. Имеется разница в дате приёма царём генералов Н.В. Рузского, Ю.Н. Данилова и С.С. Савича, во времени отъезда Императора Николая II из Пскова ночью 3 марта и во времени прибытия в Могилев 4 марта и т. д.

Кроме исследований А. Разумова большой интерес представляет частное исследование дневников, проведённых одним из авторов ЖЖ, к сожалению, фамилии своей он не указывает. Приведём его записи полностью: «Только что вернулся из Архива, читал камер-фурьерский журнал за май 1915 г. параллельно Дневнику Николая II за то же время. Дневник повторяет журнал почти на 100 %. Все упоминания о том, с кем Государь обедал, кого принимал, – всё из журнала. Расхождения лишь во вставках про погоду и про особенности личного времени – с кем был на прогулке, что делал вечером после обеда. Совпадения с журналом настолько точные, что перечисляются полные названия армейских подразделений, чьи парады Государь принимал, фамилии ничтожных лиц, с которыми Государь встречался, даже упоминание “(деж.)”, относящееся к дежурному офицеру взято из камер-фурьерского журнала. “Принял 18 профессоров” – в журнале приложен список из 18 фамилий. Т. е. Государь сосчитал всех профессоров, которых принимал в течение часа и скрупулезно отразил их в Дневнике. “В 6¹/₂ ч. был кинематограф” – в журнале записано то же самое. Нет упоминания о содержании фильмов. “Между Сухомлинов[ым] и Фредерикс[ом] принял инж.)ген. Петрова”: ровно в той же последовательности запись в к.)ф. журнале. Все упоминания времени точно совпадают с журналом, с незначительными литературными вариациями. В журнале написано “от 10 часов принял Воейкова”, в Дневнике “до завтрака принял Воейкова” (завтрак был в 13 часов). Конечно, в журнале нет описания погоды и деталей прогулки – им там не место, эти безобидные фрагменты вполне могли взять из реальных дневников. Есть в Дневнике очевидные ляпы: “Обедали в моей приемной, как в доброе старое время”. В журнале написано, что, обедали за обеденным столом”. Приняли вместе полк. Хогандокова – “в журнале записано, что пока Государь принимал Танеева, Императрица принимала Хогандокова”. В дневнике: “После доклада Сухомлинова принял Шаховского и нескольких дипломатов”. 17 мая Государь “забыл”, что принимал Радвилловича вместе с Цесаревичем Алексеем! 22 мая позабыл упомянуть что принимал заводчика Путилова, но упомнил легкую фамилию «Гольтгоер». 25 мая, что принял Григоровича, написал, а что принял Воейкова (по журналу), не написал! 26 мая написал, что принял Енгалычева, хотя в журнале об этом ни слова, так же как и про Распутина 18 мая. Дневник – просто это дубль камер-фурьерского журнала, для оживления которого “писатели” добавили цитат из настоящих дневников. Фраза “кругом измена, и трусость, и обман” вполне могла быть реальной, с той разницей, что она вырвана из контекста, может, даже из записи другого дня, позже 2 марта.

Ранние дневники по объему в два раза больше поздних. В среднем за последние 10 лет, с 1907 по 1917 г., каждый дневник укладывается в 100 страниц. Такая математика невозможна для живого человека, ведущего живые записи. Дневники фабриковали для публикации, поэтому подгоняли размер, чтобы ежедневные записи укладывались в определенный формат. Используя придворный камер-фурьерский журнал, переписывая его от первого лица, типа, “[мы/Их Имп. Вел-ва] завтракали с… [я/Его Имп. Вел-во] вечером погулял в парке” и дополняя фрагментами из подлинных дневников (погода, детали прогулки – катался на лодке, играл в безик) группа Покровского сочиняла то, что мы теперь называем Дневниками Николая II»¹⁰⁹⁹.

И хотя, конечно, любительские изыскания нуждаются в профессиональном анализе и проверке, отмахиваться от них историческая наука не имеет права.

Имена М.Н. Покровского и его ставленников, Щёголева, Сторожева[9]9
  Интересно, что в цитируемой уже нами книге Е.И. Мартынова приводится текст манифеста в пользу Михаила Александровича из «архивных документов, напечатанных проф. В.Н. Сторожевым». Согласно Сторожеву, этот документ начинается заголовком «Манифест», далее идёт общеизвестный текст манифеста. Что это – четвёртый вариант «подлинника»? (Мартынов Е.И. Указ. Соч. С. 173).


[Закрыть] и других, встречаются постоянно в деле фальсификации бумаг царской семьи. Примечательно, что Покровский 27 июля 1918 года писал в Берн своей жене, работавшей там, в советском полпредстве: «“Интересная работа”, о которой упоминалось вчера, – разбор бумаг расстрелянного Николая. Самое трагическое, м. б., то, что об этом расстреле никто даже и не говорит; почти буквально “как собаку убили”. Жестока богиня Немезида! То, что я успел прочесть, дневники за время революции, интересно выше всякой меры и жестоко обличают не Николая (этот человек умел молчать!), а Керенского. Если бы нужно было моральное оправдание Октябрьской революции, достаточно было бы это напечатать, что, впрочем, и будет сделано не сегодня-завтра»¹¹⁰⁰.

О чём таком «умел молчать» Государь и что он отразил в своих дневниках такого, что, по мнению Покровского, могло бы жестоко обличить Керенского и оправдать Октябрьскую революцию? Из текста имеющихся дневников это не понятно. И объяснение может быть только одно: в подлинных дневниках Государя было написано нечто такое, что разоблачало февральских заговорщиков и доказывало их полную нелегитимность. Это могли быть сведения о том, что никакого манифеста об отречении Государь не подписывал.

Это, в свою очередь, делало нелегитимным не только режим Керенского, но и режим большевиков, так как главный довод, которым как те, так и другие оправдывали свое существование, было утверждение, что царь «сам отрёкся». Кстати, этот довод и сегодня является главным камнем преткновения для людей, изучающих жизнь Императора Николая II.

Ещё одним аргументом критиков является молчание Императора Николая II по поводу своего так называемого «отречения» от престола. Внешне этот аргумент кажется серьёзным доводом.

Однако зададим себе вопрос: кому царь мог рассказать об этом? И как он мог это сделать?

Не будем забывать, что начиная с 28 февраля 1917 года и заканчивая 17 июля 1918 года (по Григ. стилюИмператор Николай II был не просто лишён свободы, но находился в полной информационной блокаде. Вместе с ним, начиная с марта 1917 года и заканчивая Ипатьевским домом, в такой же блокаде находилась его семья и приближённые. Кто сказал, что Государь «никогда и ни с кем» не говорил о событиях в Пскове? Просто все, с кем он мог на эту тему говорить, были убиты.

Надо понимать, что Император Всероссийский не мог говорить о делах государственной важности с любыми окружавшими его людьми, как бы хорошо он к ним ни относился. Общаться на такие темы Император мог только с равными себе. Таким человеком в свите Государя в дни его царскосельского и тобольского заточения был князь В.А. Долгоруков, убитый большевиками в Екатеринбурге. Кто знает, о чём разговаривал с ним Государь? О чём он разговаривал с графом И.Л. Татищевым, ещё одним верным представителем русской знати, пошедшим за своим царём в заточение и на мученическую смерть?

Кроме Императрицы Император Николай II мог делиться информацией о подложности манифеста только с ними.

То, что Император не говорил с окружающими его в заточении людьми или даже не отрицал факта отречения, вовсе не означает, что он подписывал манифест. Молчание Императора Николая II заключалось ещё и в том, что он увидел во всём про исшедшем Божью Волю, пред которой, как православной чело век и монарх, он не мог не склониться.

Совершенно очевидно, что операция «отречение», осуществлённая заговорщиками в феврале – марте 1917 г., хотя и является неслыханной по своим масштабу, цинизму и тяжким последствиям, не была тем не менее исключительным и самостоятельным явлением. Через год и 8 месяцев подобная же операция была осуществлена в Германии при свержении с престола германского императора Вильгельма II. И хотя между личностями Императора Николая II и кайзера Вильгельма существует принципиальная разница морального характера, нельзя не заметить, что свержение Вильгельма II было осуществлено теми же силами и по тому же сценарию, что и свержение Государя.

Режиссёры ноябрьского переворота в Германии в ноябре 1918 года были те же люди, что организовали февральский переворот в России. Сразу же после свержения монархии в России серый кардинал тайного банкирского сообщества Уолл-Стрита «полковник» М. Хаус заявил: «Теперь мы начнём сбивать кайзера с насеста».

Интересно, что революционные волнения началась в Берлине после того, как Император Вильгельм уехал в свою Ставку в бельгийский город Спа. 9 ноября 1918 г. кайзер приказал войскам двигаться на подавление мятежа и услышал от своего начальника генерального штаба генерала В. Гренера, что армия «больше не является оплотом вашего величества». Гренер был тесно связан с заговорщиками, которые обещали ему пост рейхсканцлера. Рейхсканцлер принц Макс Баденский позвонил кайзеру из Берлина и заявил, что только отречение может спасти страну от гражданской войны. После того как Вильгельм II отказался от отречения, на него стали оказывать давление его генералы, в частности генерал-фельдмаршал фон Гинденбург. Пока Вильгельм II пребывал в раздумье, Макс Баденский, не дожидаясь манифеста, объявил в Берлине об отречении кайзера в пользу сына. Накануне принц получил заверения от американского президента, что речь идёт только об отречении Императора Вильгельма, но никак не о свержении монархии в Германии. Но как только было объявлено об отречении кайзера, депутат Рейхстага социал-демократ Филипп Шейдеман провозгласил Германию республикой.

Мы видим, что свержение Императора Вильгельма II обошлось безо всякого его манифеста об отречении, хотя о таковом было объявлено всему миру!

Таким образом, совершенно очевидно, что ни с юридической, ни с моральной, ни с религиозной точки зрения никакого отречения от престола со стороны царя не было. События в феврале – марте 1917 года были нечем иным, как свержением Императора Николая II с прародительского престола; незаконное, совершенное преступным путём, против воли и желания самодержца, лишение его власти.