Текст книги "Экзистенциализм. Возраст зрелости"

Лекция 10
Альбер Камю

Итак, дорогие друзья, после очень куцего и краткого разговора о немецком экзистенциализме в лице одного Ясперса мы более подробно будем говорить о французском экзистенциализме почти все оставшееся у нас время. И всю оставшуюся жизнь! У нас остались три встречи, шесть лекций; и пять из них мы посвятим французам.

Надо сказать, что французский экзистенциализм представлен пятью очень значительными фигурами. Конечно, всех пятерых мы брать не будем по понятным причинам.

Сначала я два слова скажу о французском экзистенциализме вообще, в целом. Итак, пять самых значительных фигур, представляющих французский экзистенциализм. (Есть, конечно, и еще мыслители – более мелкие.) Те, кого надо назвать: мы будем говорить о Жан-Поле Сартре, прежде всего, об Альбере Камю, о Габриэле Марселе. Вот эти три фигуры достаточно репрезентативны, чтобы получить разнообразное представление о французском экзистенциализме. Камю и Сартр – такая пара, которая всегда фигурирует вместе; мы будем их подробно сравнивать, и о них двоих будем говорить подробнее. О Марселе – расскажу вам короче, но все-таки тоже надо поговорить, тем более что он, в отличие от Камю и Сартра, экзистенциалист религиозный, а не атеистический. И наконец, еще две фигуры, которые у нас в лучшем случае будут называться по именам, но не более того, они останутся в тени наших остальных героев. Это Симона де Бовуар, да, вы о ней, конечно, слышали: знаменитая подруга Сартра, философ, феминистка, писательница, очень достойная и интересная дама. Но, к сожалению, нет времени специально ей посвятить какую-нибудь лекцию. И еще одна крупная фигура, значительная, еще один друг Сартра, феноменолог и экзистенциалист, – это Морис Мерло-Понти. Симону де Бовуар и Мориса Мерло-Понти мы очень уважаем, любим, но говорить о них почти не будем в силу крайней ограниченности времени.

Что касается вообще французского экзистенциализма, надо сказать, что он развивался в целом позднее немецкого и на его во многом основе. Хотя надо тут сделать одно исключение: Габриэль Марсель – один из ранних экзистенциалистов, наряду с Карлом Ясперсом, и он уже в десятые – двадцатые годы формирует свою экзистенциальную философию. Но если говорить о тех, о ком мы будем говорить больше, то есть о Камю и о Сартре, то они, конечно, развивались уже под сильным влиянием немцев. Во-первых, Гуссерля, который не был экзистенциалистом, но, как мы не раз говорили, своей феноменологией оказал большое влияние на экзистенциальную мысль, и, во-вторых, конечно, Хайдеггера и Ясперса, которых они основательно и увлеченно изучали в тридцатые годы.

С другой стороны, у французов были какие-то свои специфические моменты и истоки в виде философии Анри Бергсона и так называемого неогегельянства. Такой Гегель, перетолкованный в экзистенциалистском духе. Очень интересная тема, мне малознакомая, просто я хочу на нее указать рукой для тех, кто заинтересуется.

В начале ХХ века во Франции появляется несколько интересных фигур, которые образуют – именно во Франции – такой специфический переход от Гегеля к экзистенциализму. (Хотя, казалось бы, где Гегель, а где экзистенциализм?) Это Ипполит, Кожев, Валь. И ряд других. Ипполит – это фамилия. На самом деле, он – Жан, Жан Ипполит. Несколько интересных фигур, которые занимают странное место между гегельянством и экзистенциализмом. Но я называю опять же для интересующихся эти имена. Чтобы вы могли углубиться, кто захочет.

А теперь сразу перейду к нашему сегодняшнему герою, потому что очень хочется о нем поговорить побольше. Камю и Сартра я, конечно, буду сравнивать, но буду сравнивать уже в следующий раз, когда речь пойдет о Сартре и будет с кем сравнивать, от кого отталкиваться, то есть от Камю. А сегодня наш герой на оставшиеся две лекции – это Альбер Камю. Поскольку сам Камю очень не любил свое имя и любил свою фамилию, не любил, когда его называли по имени, а любил, когда к нему обращались по фамилии даже самые близкие люди, друзья и возлюбленные, поэтому и я буду называть его «Камю». Не буду позволять себе фамильярничать и называть его Альбером.

Несколько вступительных слов. Вообще, я всем рекомендую, кто, может быть, не знает ничего об экзистенциализме или почти ничего не читал, но хотел бы с ним начать знакомиться, начинать знакомство именно с Камю. Как это было у меня в жизни, как, наверное, очень у многих бывает. Потому что, если начать сразу с Хайдеггера и Ясперса, можно после этого сразу закрыть все в ужасе и никогда больше не возвращаться. А более грамотно начинать с Камю. Почему? Потому что у него – может быть, в силу того, что французы любят ясность со времен Декарта и Паскаля, – нет сложного, переусложненного языка, какой-то громоздкой «системы». Он развивает свою мысль необычайно логично, последовательно.

И, кроме того, его наследие очень обозримо. Камю – один из немногих философов, про которых я могу сказать, что я его почти всего прочитал, просто потому, что он не так много написал за свою короткую жизнь – за 46 лет, которые ему было суждено прожить. Фактически, все собрание сочинений Камю у меня есть, но я решил не приносить его сегодня по понятным причинам. И зря вы смеетесь, потому что оно не большое совсем. Обычно я его приношу на лекции целиком! Но сегодня в силу ряда причин я его не принес. Оно занимает пять небольших томиков всего-навсего. А в эти пять томов входят и записные книжки, и дневники, и наброски, и статьи. То есть пять томов, сами видите, довольно маленьких. Как правильно читать Камю, я скажу чуть дальше, у меня есть на то некоторые советы. То есть в каком порядке и каким образом.

Но давайте сразу поговорим о книжках. Камю сейчас издают в огромном количестве – самые разные его вещи. Вы можете его в книжном магазине найти: издания большие, маленькие, дешевые, дорогие, там, «Азбука-классика» или что-нибудь поприличнее и подороже. Издания более толстые и дорогие.

Самое основное – пятитомное собрание сочинений Альбера Камю. В Харькове в свое время издали. Харьков – замечательное место для экзистенциалистов.

Я, конечно, купил его тут же, как только оно появилось. Харьков, 1998 год, Камю, Сочинения в пяти томах. Сейчас это уже давно букинистическая редкость. В свое время тоже стоило недешево, но за Камю я бы отдал и вдвое больше, чем пришлось отдать. Из этого заветного пятитомника у меня теперь одного тома (третьего) недостает: студентка взяла почитать и забыла вернуть. Бывает. Приходится жить, обходясь четырьмя томами. Значит, почему Харьков – такое замечательное место и главный оплот экзистенциализма на постсоветском пространстве? Потому что Харьков еще, кроме всего прочего, единственное место, где также издали, что меня тоже крайне удивляет, трехтомник роман-эпопею Сартра «Дороги свободы»! Удивительно: Сартр тоже сейчас безумно издаваем, популярен, а это одна из важнейших его работ. Вот почему больше ни разу ее не переиздавали, а только один раз в Харькове издали – я очень удивляюсь! Вот поэтому Харьков, видимо, очень любит экзистенциалистов.

Куча других изданий, не буду их все называть. Назову только одно, с которого у меня, как и у многих в СССР, начиналось знакомство с Камю. Вообще, надо заметить, что в случае с Камю и бессмысленно, и не нужно разделять его философские и художественные произведения. У Камю все вместе, едино и нераздельно: публицистика, политика, театр, философия, литература. Одно пересекает в другое. Его художественные произведения философичны, а его философские произведения – художественны. Поэтому разделение на «философские» произведения и «художественные» более чем условно в случае с Камю. Все знают, наверное, его знаменитый афоризм: «Хочешь философствовать – пиши романы!» Один из наиболее известных афоризмов нашего сегодняшнего героя. Но тем не менее, если очень условно, как любит делать вам известный мой друг и коллега, замечательный Андрей Сергеевич Маслаков, и сделать вот эти кавычки пальцами в воздухе («») и сказать, что очень условно можно выделить философские, не художественные произведения Камю, то они почти все собраны в одной книге, которая вышла давно. Однако она вышла большим тиражом, и добыть ее, я думаю, легко. То есть здесь не повести, не романы, не пьесы. Она вышла в хорошо вам известной культовой серии «Мыслители ХХ века». Называется она «Бунтующий человек». Что в ней есть? В ней его первая ранняя большая работа – «Миф о Сизифе», о которой я буду много говорить. В ней его вторая главная большая работа «Бунтующий человек», и в ней его две небольшие, но очень важные работы: «Шведские речи», произнесенные Камю как лекции при вручении ему Нобелевской премии, и его «Письма к немецкому другу».

Теперь, что читать о Камю? На самом деле, лучше читать самого Камю! Повторяю: это легко. Ну, пять томов прочитать вдоль и поперек – это не очень сложно, поверьте мне! Ну, или хотя бы главные вещи: два больших трактата, четыре повести, три-четыре пьесы, несколько рассказов и статей. Но и о Камю тоже кое-что есть. Чего-то гениального, к сожалению, нет, но я назову то, что поприличнее. Значит, есть очень специальная литературоведческая книга со сдвигом и явным акцентом в литературоведение, и намного меньше тут философии и биографии. Некий Сергей Фокин, такая вот большая монография, смотрите. Но, повторяю, скорее литературоведческая. Называется так: Сергей Фокин, «Альбер Камю. Роман, философия, жизнь». (СПб., 1999).

Есть еще такая ужасная книжная серия. Ну, знаете, ужасная, может, в кавычках, потому что в чем-то она, несомненно, ужасная и глубоко вредная, а в чем-то даже не совсем ужасная. Знаете, мы живем в клиповую эпоху, когда люди не хотят обо всем читать, но хотят обо всем по чуть-чуть знать. Желательно препарированно, суетливо, торопливо, облегченно и упрощенно: «Ницше за 60 минут в комиксах», «„Война и мир“ на трех страницах» и так далее. И есть такая серия, именно для таких читателей, в которой сейчас изданы книжки о Ницше, о Кафке, о Юнге, о Фрейде, о самых разных героях, – и вот вышла книжка о Камю. Но, знаете, с одной стороны, это – жуткая попса и типичный продукт нашей жалкой фельетонной эпохи в духе «А знаете ли вы, что Камю любил купаться голым и у него было две жены и сто любовниц?». То есть набор таких вот в современном духе сенсационных дешевых сенсаций. Но есть у этой книжонки и достоинства. Во-первых, в ней много всяких биографических фактиков, с другой стороны – множество картинок. Поэтому я эту книгу тоже назову при всем скептическом отношении к подобному жанру. Флоренс Эстраде, «Альбер Камю» (М., 2006). Имейте в виду существование книг такого жанра – попса для обывателя с большим количеством картинок, фактиков и так далее в очень разухабистом стиле подачи. Но, как говорится, все можно использовать, любую макулатуру, если брезгливость вам это позволяет. Я советский человек, я читал в советские годы, бывало, целую книгу, чтобы выудить из нее две цитаты и между строчек еще полмысли среди двухсот страниц какого-то обычного марксистско-ленинистского бреда. Так что такая книжка меня не испугает, не знаю, как вас.

В СССР Камю был почти под запретом в силу того, что он занимал резко антибольшевистскую, «антисоветскую», как у нас говорят, позицию. Его почти не издавали, и вообще он считался каким-то страшным антикоммунистом, врагом и так далее. Но все-таки время от времени совсем чуть-чуть иногда что-то издавали. У меня есть одно старое его советское издание. И вот был такой человек в СССР, его имя стоит назвать здесь. Так вот имя с таким древним славянским (или не славянским, я не знаю) происхождением – Самарий, а фамилия Великовский. Самарий Великовский. Вот этого достойного человека надо упомянуть. Он уже умер. Что это был за дядечка? Он в советские годы писал все предисловия и послесловия к крайне немногочисленным изданиям Камю и Сартра в СССР. Но иногда это были большие статьи страниц на сто, где среди потока положенной ругани на тему «мелкобуржуазности» этих вражеских экзистенциалистов порой все же попадалось что-то интересное. И тут недавно посмертно издали его том, здоровенный, посвященный нашим двум героям: Камю и Сартру. Понятно, повторю, надо делать поправку на это время, но все-таки человек был неплохой и неглупый, статьи небезынтересные. Хотя бы как памятник чудовищной эпохе СССР. Но есть там и мысли, отдельные и робкие. Поэтому, кому любопытно, не то чтобы дико советую, но советую. Значит, Самарий Великовский, такой огромный сборник, называется «Умозрение и словесность. Очерки французской культуры» (М., СПб., 1999). Повторяю, он уже умер. И расцвет его странного подцензурного творчества, предисловного и послесловного, приходится на страшные позднесоветские годы. Большая часть этой книги посвящена статьям о Камю и Сартре, и, повторяю, это его предисловия-послесловия: Камю как драматург, Сартр там как кто-то еще… В общем, повторяю, для советского автора, который действовал во всех этих условиях жуткой цензуры и положенных ритуальных партийных плясок, это еще очень прилично.

Ну и еще разные книги есть вокруг Камю. Ограничусь сейчас еще двумя. Один автор очень интересный; будь у нас курс с вами раза в три больше, я бы о нем с вами говорил, но в нынешних рамках времени я только упоминаю о нем изредка. Это основоположник такого ближайшего родственника экзистенциализма, как «католический персонализм», Эммануэль Мунье. Интересный очень мыслитель, создатель течения католического персонализма и издатель журнала Esprit. Они с Бердяевым дружили, Бердяев вместе с ним журнал издавал. И он выпустил очень интересную книжку под названием «Надежда отчаявшихся» (М., 1995). Это четыре очерка о разных атеистических экзистенциалистах. И тут два огромных очерка (ну как огромных? В рамках этой маленькой книжки) про Камю и Сартра. То есть взгляд на них со стороны католического персоналиста. Взгляд заинтересованный, сочувственный, но, разумеется, критический по отношению к экзистенциалистам атеистическим.

И, наконец, еще одна книжечка, не то чтобы гениальная. Все, конечно, знают такого писателя и публициста Виктора Ерофеева. Не путайте его с Венедиктом Ерофеевым! Значит, в отличие от Венедикта, Виктор пока еще жив. И даже ведет активно всякие передачи на телевидении, типа «Апокрифа». Я с ним лично познакомился год назад; меня приглашали на «Апокриф». Я не очень высокого мнения о нем как о писателе и интеллектуале, но все же он явно не худшее, что есть сейчас и произрастает на нашей культурной ниве. Так вот, он написал книгу, которая в значительной степени посвящена нашим героям. Называется книга: Виктор Ерофеев «Найти в человеке человека. Достоевский и экзистенциализм» (М., 2003). И тут немножко вначале о Достоевском, а потом две большие главы как раз про Камю и Сартра с точки зрения кризиса гуманизма. Не то чтобы она очень хороша, книжка вполне заурядная, но, повторю, гениального или хотя бы чего-то очень хорошего о Камю я особо не читал, поэтому читать лучше его самого. Вот эта книжка, кому интересно, была мной куплена исключительно потому, что стоила 10 рублей (!), на развале, и потому, что мне посоветовал ее купить уже не раз упоминавшийся Андрей Сергеевич. О немногочисленной литературе о Камю все.

Теперь переходим к его биографии. О ней я хочу поведать вам немного поподробнее, но чтобы успеть и все остальное.

Как я уже сказал, жизнь Камю была очень недолгой. И сразу скажу, что хотя в ней было очень много трагического – ну, где же без трагизма в любой человеческой жизни, и уж тем более в жизни философа-экзистенциалиста?! – хотя внешним образом вся жизнь ему посылала постоянно какие-то ужасные удары судьбы, но он был человеком на редкость жизнелюбивым. Я думаю, Эрих Фромм бы обрадовался, если бы увидел Камю, потому что тот являл собой пример «биофильной личности», по Фромму. То есть такой крайний жизнелюб, творец, борец, который все на свете любит: природу, людей, творчество, борьбу и так далее! И это тем удивительнее, что сама-то жизнь его не баловала, мягко говоря.

Годы жизни Альбера Камю: 1913–1960.

Обстоятельства жизни, детства, обстоятельства появления его на свет очень существенны. Альбер Камю родился и провел юность в Алжире, то есть, отметьте себе, не во Франции, а, во-первых, в колонии. Что сразу важно. То есть не в метрополии уже, а во французской колонии.

Во-вторых, в крайне нищей семье. Мало того что в колонии, да еще и семья какая! Мать – испанка, отец – француз, батрак, чернорабочий сельскохозяйственный. И, знаете, семья была не просто бедная, а крайне бедная, нищая, можно сказать! У Альбера Камю, нашего героя, был старший брат Люсьен. Вдобавок ко всему, когда Альберу был всего год, он потерял отца. (Я пока буду максимально воздерживаться от сопоставлений с Сартром, но Сартр тоже потерял отца, когда ему был один год. Если бы я был фрейдистом, я бы из этого факта вывел все остальное об их жизни и философии. Но я не фрейдист, просто обращаю внимание на это поразительное совпадение в их биографиях. Хотя во всем остальном они разные). Кстати, если вы прибавите к тринадцатому году, году его рождения, один год, то вы легко догадаетесь, каким образом Альбер потерял отца, потому что, вы понимаете, началась Первая мировая война. Отца забрали в армию, и он погиб в великой битве на Марне. В самом начале Первой мировой, осенью 1914-го года, когда его младшему сыну был год.

И вот представьте, какая ситуация. Нищая семья. Мать его, Катрин, была не то чтобы совсем глухонемая, но, скажем так, плохо слышащая и мало говорящая, очень сдержанная и молчаливая. У них были какие-то очень близкие отношения, но почти невербальные. А при этом была еще, что называется, жуткая, стервозная бабушка, которая помыкала всей семьей, избивала и обижала его маму и вообще держала всю семью в кулаке. То есть семейная атмосфера была ужасной. Такая ужасная бабушка, грубая, злая, жестокая. Забитая матушка, старший брат и при этом жуткая бедность.

Сам Альбер Камю впоследствии говорил, что два основополагающих, исходных и многое определивших факта его биографии таковы: «Я родился между солнцем и нищетой». Между солнцем и бедностью. Он говорит, с одной стороны, бедность показывала мне, что этот мир устроен как-то совсем неправильно, а с другой стороны, солнце говорило мне, что история – это еще не все. Два таких, как он сам потом пытался себе истолковать, сам интерпретировать себя и свои истоки, два фундаментальных факта: солнце и бедность. Бедность говорит Камю, что мир устроен нехорошо, несправедливо, «неладно что-то в Датском королевстве», а солнце говорит о том, что история – это еще не все, не весь мир! (Сразу я буду делать такие отступления и обобщения по ходу его биографии.)

Тема солнца, солнечного света (как чего-то прекрасного, завораживающего, упоительного, языческого, но при этом безразличного к человеку – помните тютчевскую метафору «безразличной природы»?) вообще заливает все его произведения, особенно художественные, конечно. И вы увидите, что это очень важная метафора, и больше, чем метафора, это образ, символ, который согревает, пронизывает все его творчество.

Опять же, забегая вперед, замечу: очень, конечно, важен ландшафт. Хотя Камю – атеистический экзистенциалист, он с детства не верил в Бога, и очень многое у него строится на богоборчестве и на богоотрицании. Но многие справедливо отмечают, что в его художественном творчестве можно найти сильные элементы такого стихийного «язычества», пантеизма, любования красотой природы. И вот очень интересный момент, опять же: если вы вчитаетесь в его самые известные повести (в того же «Постороннего», в «Чуму»), вы увидите, что он с упоением описывает, с одной стороны, вот эти великолепные средиземноморские ландшафты, пляжи, море, солнце, которое все заливает и согревает. То есть, опять же, забегая вперед (подробно об этом я буду говорить в следующий раз), у них совершенно противоположное отношение с Сартром к природе. Как мы увидим, у Сартра природа вызывает исключительно отвращение, она – то, что унижает человека; человек – это дух, а природа лишает человека его достоинства. Природа – это что-то исключительно безобразное, отвратительное, нагое, бесформенное, бездушно-непристойное. Но то у Сартра. А Камю как бы отдыхает, описывая природу. Для него природа божественна, прекрасна, самоценна. Другое дело, что, как положено атеистическому экзистенциалисту, он с горечью обнаруживает, что она совершенно равнодушна к человеку, ей нет до нас дела. Это да. Эта природа к нам не прислушивается, нас не согревает в своем лоне. Но она прекрасна сама по себе. Метафоры солнца, моря (теплого ласкового Средиземного моря) и так далее – это то, что проходит через все его творчество.

А с другой стороны – нищета. Вопиющее неравенство и несправедливость человеческого порядка. Который необходимо исправить.

Итак, вообще-то, конечно, с такой биографией, с таким происхождением ему ничего не светило. Мать его была вынуждена, чтобы прокормить семью, ходить и убирать у богатых, работать уборщицей, мыть полы. Еще чего-то такое выполнять, чтобы хоть как-то свести концы с концами, прокормить его и старшего брата Люсьена. И, в принципе, Альбер должен был бы получить какое-нибудь трехклассное образование, и на этом все закончилось бы. Но ему два раза безумно повезло с учителями! Восславим же учителей в стенах нашего педвуза! Альберу Камю дважды безумно, невероятно повезло с учителями.

Первый раз, когда он учился в начальной школе. Первый его учитель, Луи Жермен, оказался очень чутким человеком, отзывчивым. Он увидел, что мальчик безумно талантлив, что он складно говорит, прекрасно пишет, по всем предметам имеет пятерки, и решил ему помогать. Стал с ним и еще, правда, несколькими другими талантливыми учениками по два часа в день дополнительно заниматься. Уделял им много внимания. А потом убедил семью, убедил бабушку, маму и других, что ему надо продолжить образование в привилегированном среднем учебном заведении, в лицее, способствовал тому, что Альбер попал в этот лицей, куда попадали только богатенькие. То есть первый учитель, что называется, не дал ему сразу в зародыше сгинуть, как, наверное, многие самородки сгинули, которым не так повезло с первым учителем. Впоследствии, надо сказать, Камю вспоминал этого самого Луи Жермена с величайшей благодарностью. Он посвятил ему свою Нобелевскую лекцию, посвящал ему разные свои книжки, все время возвращался мыслью к своему первому учителю.

Но за первым замечательным учителем последовал второй замечательный учитель, уже в лицее. Это был Жан Гренье, учитель философии. Собственно, он ввел Камю в философию, сам был довольно крупным философом. В общем, уже под его влиянием Камю стал формироваться как мыслитель, а не просто как начитанный, образованный мальчишка.

Но, как я уже сказал, с одной стороны, смотрите: потерял отца, беден, нищ, одна одежда, нет смены белья и обуви, над ним все смеются, какой он бедный, он воспринимает все это как несправедливость, конечно. Видит, какая вокруг царит нищета. А с другой стороны – колоссальное жизнелюбие! Я не зря вспомнил Эриха Фромма с его теорией биофильности. Потому что Альбер Камю всю жизнь жил просто во все стороны и на полную катушку. Он ужасно любил купаться, причем в духе того времени, да, был нудистом и купался нагишом, как мы уже знаем. Он страстно любил странствовать, путешествовать, ездить на велосипедах. Очень любил ходить по кладбищам и придумывать истории про тех, кто там похоронен.

Еще одна его страсть, которой, правда, суждено было вскоре закончиться (по каким причинам, я вам скажу дальше), – это футбол. Опять же, не хочу каких-то дешевых параллелей, но довольно забавно: есть две темы, которые у нас все время будут неожиданно всплывать в разговоре об экзистенциализме. Это… футбол и метеорология. Футбол, потому что Хайдеггер тоже в детстве очень увлекался футболом и до конца жизни пронес глубокую нежность к футболу. Я уж не знаю, как связаны футбол и экзистенциальная философия, но, видимо, это не случайно. А вторая, еще более мистическая тема – метеорология! Потому что и Хайдеггеру, и Сартру, и Камю в свое время пришлось поработать метеорологами, в метеорологический войсках или «на гражданке». Ну, в общем, я не буду эту тему развивать, сами можете подумать. Метафизика, так сказать, футбола и метеорологии. Камю был прекрасным футболистом, безумно любил футбол.

Но не суждено ему было стать футболистом. Может быть, и слава Богу, конечно. Но не знаю, кому судить. Но важно то, что уже к концу учебы в лицее, в самый разгар его безумных футбольных увлечений, обнаружилась смертельная болезнь. Она и сейчас-то неприятная, а тогда просто от нее не было никакого лечения. Вопрос был в том, сразу человек загнется или его чуть-чуть еще полечат. Это туберкулез. Повторяю, я не силен в медицине, но из того, что я читал, могу сказать, что тогда туберкулез не вылечивался. Могли какими-то ужасными варварскими способами продлить агонию, но вылечить туберкулез тогда в принципе не могли. И, сами понимаете, вот этот туберкулез повлиял на жизнь Камю так же сильно, как, в прошлый раз я рассказывал, болезнь повлияла на Ясперса с его бронхами и сердечными недугами. Потому что туберкулез очень многое определил в его жизни, казалось бы, в худшую сторону. В частности, какой уж тут футбол! А потом оказалось, что и университет не дадут закончить из-за туберкулеза. И воевать ему не удастся во Второй мировой, чего он так хотел, из-за туберкулеза. И многое другое. Пришлось ему жить с туберкулезом. Правда, умер он не от туберкулеза и прожил еще лет тридцать после выявления этого диагноза. Но он постоянно лечился. Было то хуже, то чуть лучше.

Но смотрите, сколько интересов и увлечений было у этого пылкого и талантливого юноши! Футбол, учеба, философия, чтение, политика. Уже в лицее и потом, забегая вперед, скажу, при помощи Жана Гренье Камю получил хорошее первоначальное философское образование и уже осмысленно решил стать философом. Он поступил на философско-исторический факультет Алжирского университета, где хорошо учился. Его дипломная работа, знаете, чему была посвящена? Это интересно! Она была посвящена сравнению раннего христианства и неоплатонизма. Святой Августин и Плотин – вот что его тогда занимало. Потом многие эти идеи и рассуждения буквально страницами войдут в «Миф о Сизифе» и в «Бунтующего человека».

Но в эти годы, лицейско-университетские, наряду с футболом, философией, литературой, путешествиями, странствиями по кладбищам, купаниями нагишом, начинается, кстати, безумное количество любовных романов. Камю был очень красив, обаятелен, привлекателен, и у него было невероятное количество возлюбленных. Потом только две формальных жены, но при этом огромное количество любовных историй. Надо сказать, что сам Камю ненавидел семью; семья для него была синонимом рабства, а дружба – синонимом свободы. И долгое время он совместно жил и путешествовал с двумя близкими подругами-лесбиянками. Но тем не менее дважды все-таки жениться ему пришлось. Первый раз он женился неудачно: потом оказалось, что жена – морфинистка, чудовищная причем, и никак ее из этого не вытянешь, она полностью зависит от наркотиков со всеми вытекающими отсюда последствиями. Брак закончился ужасно. Второй был посчастливее.

Представьте себе: такой вот разносторонний человек, который действительно и философией увлекается, и с женщинами невероятно активен… И тут начинаются два еще его увлечения больших в жизни. Это политика и театр. Но сначала о политике.

Естественно, что у Камю сложились стихийно левые взгляды, учитывая все: происхождение, бедность, социальная несправедливость, колониализм. И прямой путь ему был куда? В коммунистическую партию. Он действительно в нее вступает в тридцать четвертом году. Но пробыл там Камю не очень долго, три года, чтоб никогда уже ни в какие партии не вступать! То есть в 1934–1937 годах молодой Камю, лицеист, а потом университетский студент, является активистом французской компартии.

Три года он в ней пробыл, но то, что он там увидел, ему жутко не понравилось, и впоследствии он стал убежденным, скажем так, «антикоммунистом», антибольшевиком и «антисоветчиком», если все это ставить в кавычки и не отождествлять коммунизм исключительно с компартиями, а СССР – исключительно с идеей Советов. Чудовищная атмосфера авторитарности, бюрократизма, догматизма, рабской зависимости от Москвы, которую он встретил в партии, многому его научила, открыла глаза. Конкретный повод, почему он в итоге вылетел из компартии, заключался в том, что он осуждал ее позицию по колониальному вопросу. Компартия поддерживала тогда колониализм, а Камю был принципиальным сторонником борьбы с ним. Короче говоря, три года он насмотрелся там всего столь жуткого, что это потом дало ему богатую пищу для размышлений.

Левым он остался навсегда. Но, забегая вперед, скажу, что его левые взгляды носили антиавторитарный, либертарный характер, и он был таким полуанархистом. Но об этом я еще скажу. Да, социалист, да, убежденный критик капитализма, бюрократии, колониализма, патриархата, милитаризма, клерикализма, существующей ханжеско-авторитарной морали… Но при этом такой же резкий противник того, что связано с Советским Союзом, со Сталиным, большевизмом, государственным социализмом и так далее. Повторяю: он был не чистым, но полуанархистом.

Все эти многочисленные интересы – политика, философия, литература – соединились у Камю в еще одну страсть, о которой надо сказать особо. Камю и театр. Театр в жизни Камю – это очень многомерная штука. Камю будет и организатором театра, и актером, и сценаристом, и режиссером. И он воспринимает мир театрально, и мы видим, что театр становится важной метафорой в его философии, а Актер – одним из образов абсурдного человека. Камю вообще стремился интегрировать все свои интересы, и во многом это ему удалось реализовать в театре. В театре воплотились и его политические левые пристрастия, и авангардные, бунтарские эстетические принципы, и его философские идеи.

Вокруг Камю, поскольку он был прирожденным лидером, всегда группировались люди, чувствуя его внутреннюю силу, обаяние, энергию. Он создает два театра: сначала «Народный театр», потом второй, который назывался l’ƒquipe. Сам выступает. Камю странствует по Алжиру с этим театром. По форме это левый авангардный театр; по политическому репертуару – революционный театр и очень философический. Камю ставит множество произведений. Некоторые пишет он сам, некоторые ставит чужие, третьи переделывает из классических романов в драмы. Например, он ставит «Прометея прикованного» Эсхила, он ставит пушкинского «Каменного гостя» из «Маленьких трагедий». Это из самого важного. Я не перечисляю все; он несколько десятков пьес поставил. Например, пьеса, написанная самим Камю по горячим отзвукам современных революционных событий, которым он живо сочувствовал, – «Восстание в Астурии», посвященная как раз недавнему героическому восстанию анархистов в Испании в начале тридцатых годов.