Текст книги "Горькая свобода Гагаузии"

Пётр Владимирович Станев
Горькая свобода Гагаузии

© Станев П.В., 2024

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2024

Эстафета

Книга Петра Станева – это захватывающее повествование, основанное на реальных событиях.

События в Гагаузии в 1990 году – не самая известная история в бурном и богатом на события позднем СССР, но от этого не менее драматичная. Националистическое руководство Молдавии, ещё входящей в СССР, направило головорезов для того, чтобы подавить антинационалистические волнения в Гагаузии, молдавской автономии.

Герои Станева оказываются в самом эпицентре волнующей обстановки тех дней. Автор очень точно передаёт неспокойную атмосферу, настроения в мятежном городе, логистику тех лет, особенности речи людей из 1990 года. Великолепно показано единство болгар, традиционно проживающих в Молдавии, и гагаузов, единство, основанное на чувствах простых людей друг к другу и на неприятии зла: «– Да мы… на совете села решили выставить свой пост, чтобы не пропустить мимо себя ваших недругов, – ответил несмело дрожавшим голосом пожилой, но ещё крепкий мужичок. Его сморщенное от жаркого летнего солнца и тяжёлой крестьянской изнуряющей работы лицо выражало усталость от неопределённости и напряжения непривычной ситуации, в которой он оказался».

Станев блестяще выводит детали на первый план. Одно удовольствие читать, как он противопоставляет сухие советские новости интонациям Татьяны Митковой, только лишь одними ими выказывающей поддержку мятежному народу. Современному читателю важно прояснить, что тогда, при СССР, любое выступление народов за свои права воспринималось как сепаратизм и антисоветчина и могло бы быть подавлено общей Советской армией. Такие варианты рассматривались и в Цхинвале (Южная Осетия), и в Гагаузии (автономия в Молдавии).

Автор знает и помнит всё о том времени, потому в тексте полно документальных подробностей. Воздух исторической достоверности мы вдыхаем с первой до последней страницы. Особенно пронзительно передано ощущение того, что Москва никак не защищает восставший народ на официальном уровне. «Но и вопросы задавали нам острые, тяжёлые. – Как Москва? – Почему молчит? – Нас лишают наших прав, не разрешают говорить на нашем языке, открыто называют пришлыми. – Чем помешал им наш язык? – Они хотят в Румынию? Пусть идут, но нас не трогают. Наши деды ещё помнят, как их спины секли румынские кнуты. – Почему к нам не едут корреспонденты?»

Автору мастерски удаётся передать напряжение между людьми. Характеры главных героев разворачиваются перед нами постепенно, в процессе столкновения их с экстремальными событиями. Интересно, что происходит это в основном через действие, через диалоги. Описаний, психологических портретов почти нет, но они и не нужны, всё зримо, как будто сам оказываешься на месте тех событий.

Несмотря на мощную политологическую составляющую этого текста, люди для автора, несомненно, важней. Его герой (видимо, альтер эго Станева) приезжает в Гагаузию из Москвы, услышав зов своего народа и своих друзей, попавших в сложное положение. Писателя интересуют простые люди. Очень показательна сцена с мамой героя: «Вот и в этот раз я с трудом выдержал её суровый взгляд. – И что? Куда тебя несёт? Без тебя не разберутся? Припёрся за тысячу вёрст порядок наводить. Детей малых бросил, жену оставил. Обормот!» Местность, где происходят события, преимущественно сельская, идиллическая, здесь почти у каждого своё хозяйство, свой пасторальный уголок. И поэтому вдвойне ярче выглядит контраст с тревожными ветрами, дующими из Кишинёва, с опасностью большой крови. В этой книге нет ничего в лоб, психологически всё выверено, даже реакция простых людей на события, которая не мгновенна, пока нечто страшное не происходит на твоём дворе.

Хроника конфликта проходит перед нашими глазами. Мы вместе с автором понимаем, что единственное его разрешение будет происходить через поиск компромисса, через избежание серьёзного кровопролития. Сейчас, читая многие строки, испытываешь горечь, зная, как потом развивалась история нашей общей Родины – СССР. «Но требовалось ещё много усилий по возвращению хоть какого-то доверия между сторонами. И ещё я понимал: реакционные силы, поддерживаемые закордонными режиссёрами, так просто от своих задуманных целей не отступят. Так хорошо задуманная и щедро оплаченная операция по выводу Молдавии из попавшей в тяжёлый политический кризис социалистического лагеря была сорвана сначала Тирасполем с его развитой промышленностью, а потом – до этого почти никому не известным восставшим гагаузским народом, вдруг громко практически на весь мир заявившим о себе». Увы, всё же оторвали, да и лагерь этот испарился. Но не это главное в книге. Главное – это то восхищение, которое передаёт нам автор. Восхищение перед сильными и цельными характерами, перед людьми, которые никогда не предают высоких идеалов. Как сейчас не хватает таких героев! Но зов времени, что тогда звучал в Гагаузии, начинает звучать и сейчас. Проза Станева обретает новую актуальность, передаёт своеобразную эстафету новым героям, уверенным, что жизнь победит смерть. Станев великолепно владеет повествовательной манерой, за его сюжетом приятно следить, а стиль только помогает его движению, не привлекая к себе излишнего внимания.

Максим Замшев, главный редактор «Литературной газеты», Председатель Правления МГО Союза писателей России, Президент «Академии поэзии», член Совета по развитию гражданского общества и защите прав человека при Президенте РФ

Противостояние

Предисловие

Несколько столетий назад люди разных народов, волей судьбы попавшие под влияние Османской Порты, по разным причинам, но в основном спасаясь от притеснений и нещадной бесправной эксплуатации, покинули свои насиженные места и вернулись на восток в пустынные Буджакские степи Бессарабии.

Особенный размах массовое переселение народов получило в начале ХIX века, когда государственности лишились многие народы этого края. Но и там, прячась в пустынных степях, они не чувствовали себя в безопасности.

Их периодически навещали мытари Османской империи, не брезговали появляться в этих краях и приказчики валашских бояр, от поборов которых страдали также немерено. Но ещё хуже были набеги вооружённых отрядов под руководством черкесских и иных князьков, которые, пользуясь внутренней смутой и слабостью центральных властей, позволяли себе безнаказанно заниматься скрытым разбоем. Их набеги были не частыми, но довольно болезненными. Пользуясь полной беззащитностью этих несчастных бесправных людей, их обирали, уводили скот, забирали в неволю молодых девушек и юношей, практически ещё детей.

После достигнутого Бухарестского перемирия между Россией и Турцией в 1812 году земли, находящиеся по левому берегу реки Прут, отошли к России, и жизненная ситуация для этих людей изменилась значительно и надолго.

С тех самых пор все народы в этих краях, попав под протекторат России, зажили сравнительно мирно. Возделывали землю, пасли скот, строили дома, обустраивали свои селения, перенимали друг у друга жизненный опыт, знания, обычаи. Хранили свою культуру, берегли и уважали достоинство соседей. И хотя по ним не раз проходились, довольно безжалостно, политические ветры бурных мировых катаклизмов, они стойко и терпеливо переносили все невзгоды. Не раз их безжалостно секли на площадях, стреляли, травили газами, топили, морили голодом. Навязывали зачастую непонятные и часто чуждые для них идеи. Лучшее и понятное для них приживалось и поддерживалось. Особенно что касалось мирного и честного созидательного труда, просвещения, организации здравоохранения и социального общественного быта. Остальное оставалось за пределами их понимания.

Особо бурное развитие народов этого края как в экономическом, так и в культурном плане произошло после разгрома Советской армией фашисткой Германии и их сателлита – фашистской Румынии, крепко хозяйничавшей здесь прежде.

После установления и укрепления в этих краях советской власти сюда были направлены тысячи специалистов, учителей, врачей, инженеров, техников, агрономов. Повсеместно создавались предприятия, строились дороги, школы, больницы, создавались первые колхозы, населению дали первое электричество генераторы механического завода. В небольшом городке Чадыр-Лунге появился кинотеатр и другие культурные и спортивные сооружения.

Силами комсомольцев завода в центре города был разбит парк, что очень пришлось по душе людям, они с удовольствием высаживали первые деревья, разбивали цветники, устроили первый фонтан. С особой любовью и торжественностью, дождавшись выходного дня, надев лучшие наряды, люди выходили гулять в парк, где устраивались танцы и другие светские мероприятия. Не были забыты и местные традиции, регулярно по выходным и в праздники устраивалась хора, народные гулянья, звучали народные музыкальные инструменты, молодёжь (и не только) становилась в широкий круг и исполняла гагаузские и болгарские хороводы. Всё это происходило торжественно, с великим достоинством.

Но в конце ХХ века опять наступили политические перемены: этому народу вдруг заявили, что они пришлые на этой земле, что они не имеют права называться народом, не имеют права на свой язык, свою культуру. А если хотят и дальше жить на этой земле, должны полностью подчиняться новым законам, установленным новым правительством, изучать и говорить на другом, отныне единственном государственном языке.

Стоит заметить, что в силу экономических и политических связей молдавский язык широко, и причём не насильственно, употреблялся в обыденной жизни как гагаузов, так и болгар. Молдавский язык преподавался в школах, и все понимали, что это нужно.

Но новые республиканские власти мирного решения этого вопроса не захотели, всё стали решать через жёсткое принуждение. Сначала появились националистические лозунги. Потом в воздухе явно запахло оголтелым фашизмом. Все понимали: это насилие и диктат. Народ поднялся на борьбу за свои права.

Сначала стихийно, через сумбурные митинги и собрания на площадях, в залах сельских домов культуры, душных от большого скопления людей, потом противостояние стало приобретать организованный вид. Особо активных выдвигали в Верховный Совет Республики. Одних не приняли, других неохотно, но приняли, третьих приняли сразу.

В результате жарких дебатов мой родной и по сей день любимый город Чадыр-Лунгу представляли в Верховном Совете Гагаузской Республики четыре народных депутата: Михаил Гагауз, Дмитрий Губогло, Степан Михальчук и Пётр Пашалы.

Надо сказать, что такое высокое доверие народа было не только почётно и ответственно, нужно было обладать огромным мужеством, крепкой силой духа, я бы сказал – иметь отвагу. Именно те первые народные делегаты несли тяжёлое и опасное бремя ответственности. Любая ошибка, недогляд, любая оплошность или предательство могли привести к фатальному исходу. Народные избранники могли пострадать в первую очередь. Впрочем, рисковали не только они одни, рисковал весь народ. Проявись хоть какое-то малодушие, трусость, и всё могло обернуться большой бедой. А таких исходов история знает немало.

Но не таким пугливым оказался народ и не таких простых людей выдвинул себя представлять. Это были сильные люди, и не потому, что они ничего не боялись. Боялись, конечно: и за себя, и за свои семьи. Но они смогли побороть свой страх. И таких отважных было много.

Именно одним из таких и был среди нас, находящихся в этой колхозной машине, наш командир и руководитель Дмитрий Зарий[1]1
  Все имена героев вымышлены или изменены автором во избежание политического преследования.


[Закрыть]. Вся техническая организация мирной обороны была предложена им. И осуществлялось всё тоже им. Поражало то, что его распоряжения и приказы стали исполняться безоговорочно абсолютно всеми, сразу после народного выбора. Транспорт, горючее, связь, техника, строительные материалы для укрепления постов, питание, финансы – всё предоставлялось властями города в его распоряжение незамедлительно. Хотя и неохотно.

Полное признание народом этого парня сильно коробило самолюбие районного начальства. Они всю жизнь мечтали и добивались такой беспрекословной власти для себя, но тщетно. А тут какой-то до этого мало кому известный парень, простой работяга вдруг обрёл такую власть, такое добровольное подчинение всех.

Попробую воспроизвести несколько зарисовок событий, свидетелем которых я стал не случайно. Желание быть в трудный час рядом со своим народом на земле, которая меня вскормила, перебороло во мне нерешительность, может, и чувство природного страха, трусливо шептавшего мне слова предостережения ради самосохранения.

Я отправился на мятежную Родину, предварительно созвонившись и договорившись о встрече в аэропорту с земляком Жорой Демирли.

Рассказ первый. Не сломленные страхом

Вот уже сутки прошли с тех пор, как мы с великим трудом добрались до родного городка Чадыр-Лунга, расположенного на юге Молдавии. И мы буквально с ходу погрузились в этот тревожный мир великого противостояния народов.

Ещё в детстве взрослые нам пояснили происхождение названия нашего селения – «шатёр на длинной речке». Чадыр, или Чатыр, – в переводе с тюркского языка означает «шатёр», а Лунга с молдавского языка переводится как «длинная или долгая», что означает «долгая или длинная река».

И правда, речка с виду неказистая, с течением медленным, русло неширокое. В летнюю жару почти пересыхала, но перешагнуть или перепрыгнуть сложно, даже в самом узком месте, а в другое время года и вовсе не перейти просто так, дно вязкое и илистое. Обойти – довольно долго, и маршрут из одного селения к другому на том берегу значительно удлинялся.

С трудом попав в город, мы быстро нашли друзей, чему те очень удивились и обрадовались одновременно. Все дороги были перекрыты, транспорт не ходил, связь отключена. Тем и важен оказался наш неожиданный приезд. Нас быстро ввели в курс дела. Но информации было много, времени мало, а дел невпроворот. Нас пригласили присоединиться к ним, что мы и сделали с удовольствием. Наш автомобиль, старенький, но надёжный уазик, в просторечии его именовали просто «буханкой», мерно работая двигателем, притушив фары, подсвечивая себе путь одними подслеповатыми подфарниками, двигался от аэропортовской развилки в направлении украинского селения Малый Ярославец.

Шла вторая неделя противостояния гагаузского народа жёсткому националистическому правлению молдавского руководства республикой. Ночи становились всё темней и холодней. На всех стратегически важных перекрёстках за пределами всех гагаузских селений по ночам люди жгли костры, сначала для обогрева, потом оказалось, что их костры явились символом народной стойкости и решимости.

Наша видавшая виды машина неспешно катила в ночи, подрагивая на мелких ухабах давно не ремонтированной дороги. Тревожно вглядываясь в тёмные окна, мы пытались уловить хотя бы какие-то проблески света, но бесполезно, за окном стояла кромешная осенняя темень.

Мои друзья Жора Демирли и Николай Губогло, сильно утомившись в этот полный эмоций и тревоги нелёгкий день, задремали, свесив голову. Эти парни, знавшие друг друга с юности, были дружны меж собой. Когда-то успешно игравшие в одной баскетбольной команде, дружившие семьями, теперь разбросанные судьбой по жизни, вдруг опять сошлись вместе. Один, окончив институт, попал в Москву, работал в Министерстве финансов, был на виду у министра. Другой, успешно окончив техникум физкультуры, а затем педагогический институт, работал председателем спорткомитета при райисполкоме, стал достаточно уважаемым человеком.

Сейчас, в трудную для их народа минуту, они оказались вместе в одной машине. Алексей Сары и сидящий впереди Зарий о чём-то увлечённо переговаривались. Алексей объяснял, а Дима внимательно слушал.

Я прислушался, они говорили о просёлочных дорогах. Алексей служил егерем в обществе охотников и рыболовов, заняв место своего отца, который ранее вложил немало сил и здоровья в развитие природной живности этого края. Запускал в редкие в этих степных краях леса первых косуль, завозил из других регионов и выпускал здесь фазанов, разводил в колхозных озёрах рыбу. Придавал организованный вид рыболовству и охоте, сильно пострадал в борьбе с браконьерами. Алексей знал не только все просёлочные дороги и лесные дорожки в окру ге, но и кабаньи тропы, которые ещё в детстве ему показывал отец.

Короче, мы все находились в разведке. Намедни Зарию сообщили о том, что под селом Кириет-Лунга были обнаружены автобусы с кишинёвскими номерами.

Так получилось, что два друга, кумовья, оказались в Бессарабке, крупном населённом пункте, с крупным железнодорожным узлом, административно граничившим с Чадыр-Лунгским районом. Они выехали туда для встречи Иванны, жены одного из них. Она возвращалась из санатория, где проходила лечение. Именно в это время в Молдавии начали стремительно развиваться драматические события.

В результате того что всё транспортное сообщение с южными районами Молдавии было экстренно прервано, ей не оставалось ничего другого, как приобрести билеты до этой ближайшей к её дому железнодорожной станции, до которой ещё можно было добраться на поезде пригородного сообщения.

Встретив Иванну, они, не теряя времени, отправились в сторону ближайшего крупного села Кириет-Лунги, коренным населением которого были гагаузы. Старая, давно не ремонтируемая дорога когда-то была единственной трассой, по которой можно было проехать из Чадыр-Лунги в сторону Кишинёва. Надо сказать, что этой дорогой сейчас редко кто пользовался из-за её разбитого состояния. Уже потом, после прихода советской власти, была построена другая шоссейная трасса на Комрат и далее в Кишинёв. Всё автодорожное сообщение уже осуществлялось по ней, а эту дорогу практически перестали использовать в промышленных масштабах. Только местные пользовались ею для своих целей.

Вот по этой дороге кумовья рассчитывали быстро и безопасно вернуться домой. Но выехав за посёлок, проехав железнодорожный переезд, они увидели за поворотом автотранспортную колонну, стоящую вдоль обочины.

Их остановил милицейский патруль. Проверив документы, коротко расспросив о намерениях, поинтересовавшись, куда едут, проверив в паспортах штампы с пропиской, задерживать не стали, отпустили.

Но, поравнявшись с колонной, состоящей из автобусов и других машин, меньших по масштабам, они опять были остановлены. Это уже были вооружённые автоматами люди в гражданской одежде. Направив на них оружие, приказали открыть окна, показать руки. Применяя ненормативную лексику, не стесняясь сидевшей с вещами на заднем сиденье Иванны, в довольно грубой форме, на русском языке, но с выраженным акцентом, приказали предъявить документы.

Друзья попытались возразить, ссылаясь на то, что их только что проверил милицейский патруль. Но один из вооружённых людей больно ткнул его в шею стволом автомата, грязно выругался.

Милицей ская машина стала приближаться к ним от конца колонны, но один из штатских преградил ей дорогу. Махнув автоматом, дал понять милиционерам, что им лучше убраться. Те подчинились, развернули машину и уехали. Как только милицейский патруль скрылся, штатские в спортивных костюмах стали вести себя абсолютно беспардонно. Приказали Иванне открыть чемодан и сумку, на что она ответила, что едет с лечения и в вещах ничего, кроме грязных женских вещей, ничего нет. В ответ посыпались угрозы, сопровождаемые оскорбительной бранью. Сидящий спереди муж попытался остановить их, но в ответ опять услышал оскорбительные угрозы. Понимая, что его провоцируют на ответные действия, он замолчал. Только на шее взбухли вены. На скулах играли желваки.

Один из штатских, что помоложе, без огнестрельного оружия, но с новеньким черенком от лопаты в руках, раскрыл лежащий на заднем сиденье чемодан, стал рыться, вытаскивая аккуратно сложенные хозяйкой вещи, разбрасывая по салону женское бельё и другие вещи. Накинув небрежно на голову мужа Иванны какую ту вещь из женского белья, весело захохотал, бормоча на своём языке грязные матерные выражения. Лицо и шея у её мужа от гнева покрылись красными пятнами. Стерпеть этого хамства он уже не мог, в ярости рванулся из машины, но бандиты, их по-другому уже назвать было нельзя, передёрнули затворы и ещё больнее упёрлись в несчастных людей стволами автоматов. Но тут громко, в голос зарыдала Иванна. Схватив одну из вещей нестираного женского гарнитура, она в истерике стала хлестать стриженную голову молодого хама – видимо, студента-первокурсника, годившегося по возрасту ей в сыновья.

Тут уже смутились другие штатские, постарше, видимо, чувство совести ещё не было безвозвратно потеряно, стали оттаскивать молодого хама. Что-то стали на их языке говорить молодому пацану. Но тот, судя по перегару, не совсем трезвый, распалился ещё больше, тут из легкового автомобиля вышел пожилой мужчина – видимо, старший из них по положению и офицер по званию. (В том, что это были переодетые сотрудники правоохранительных органов, сомнений не было.) Крепко схватил молодого человека за шиворот, но видя, что парень не успокаивается, дал ему ощутимую оплеуху. Тот, словно провинившийся щенок, вмиг притих, беспомощно в испуге прикрыл своё безусое мальчишечье, но уже приобретшее фашистский звериный оскал лицо.

Через минуту от машины все отступили. Старший дал знак водителю, что они свободны и могут ехать. Никто извиняться не стал. «Жигулёнок», не замечая ухабов, стал быстро удаляться. Иванна, уткнувшись в полотенце, горько плакала.

Когда доехали до окраины села, их остановили на расположенном здесь сооружённом на скорую руку импровизированном посту. Дорога была перекрыта селянами двумя большими тракторами на колёсном ходу с грозно ощетинившимися, блестящими от пахоты, прицепленными плугами. Обочины были перекопаны. За тракторами были уложены в два ряда бетонные блоки, за которыми укрывались люди. Заикаясь от возбуждения и гнева, друзья рассказали им о случившемся на дороге. Просили сообщить в Чадыр-Лунгу об обнаруженной колонне с кишинёвскими волонтёрами.

Приехав в город, высадив Иванну у дома, друзья поспешили к райисполкому, где располагался штаб самообороны. Но тут по всему городу тревожно завыли сирены.

Они остановились, встретившийся им знакомый мужчина пояснил: объявлена тревога, под Кириет-Лунгой появились автобусы с волонтёрами. Поняв, что их сообщение дошло, они развернулись и поехали к товарищам, на свой пост.

Уже ближе к вечеру стало известно о неприятном событии в селе Твардица, населённом преимущественно болгарами. Там простые женщины и срочно подъехавший к ним председатель колхоза Парликов Пётр Михайлович задержали колонну автобусов с вооружёнными волонтёрами из Кишинёва. Они наотрез отказались пропустить их колонну через село в сторону нашего города. Под огромные колёса автобусов легли, но вооружённых автоматами людей не пропустили. Впрочем, испить водицы из сельского колодца им дали.

После сообщения из Кириет-Лунги об обнаруженной колонне с вооружёнными людьми из Кишинёва и последующей попытке их прорыва в селе Твардица все стратегические перекрёстки и другие всевозможные подъезды к населённым пунктам, где компактно проживали гагаузы, были перекрыты. О героическом поступке жителей села Твардица ходили легенды.

Началось жёсткое противостояние.

И вот сейчас мы искали эту милицейскую колонну. Им каким-то образом (не исключено, что здесь не обошлось без банального предательства) удалось незамеченными проскользнуть мимо постов Кириет-Лунги и появиться в Твардице. Не проехав через это болгарское село и по другим территориальным землям Молдавии, они въехали на украинскую административную территорию и в объезд, уже без препятствий, двинулись в сторону мятежной Чадыр-Лунги, небольшому, но серьёзному по местным масштабам районному городку. Но на молдавской территории колонна почему-то не появилась. Это было странно. Вот мы и отправились их искать.

Так как неопределённость рождала тревогу, Зарию по спецканалам поступила информация об их главной цели. Но мы и так понимали: националистически настроенному руководству республики необходимо ввести на мятежную территорию гагаузов корпус миротворческих вооружённых сил генерала Шаталина. Наскоро созданные и уже проявившие себя в устранении кровавых беспорядков в азербайджанском Сумгаите силы были подтянуты к этому неспокойному региону. Но выраженных беспорядков здесь не наблюдалось, и острой необходимости ввода не было. Для создания условий ввода необходимо было устроить провокацию, желательно серьёзную, с жертвами.

Особо опасными целями были нефтебаза и склады с реактивными снарядами противоградовой артиллерийской службы – это исключительно мирное подразделение, созданию которого все радовались когда-то и даже гордились его размещением у нас в районе. Трудами этой службы повышался уровень защиты от опустошительного ледяного града сельскохозяйственных посевов и получения гарантируемого урожая. Теперь же, размещённый на склоне высокого холма, противоградовый дивизион со складскими шахтами, заполненными снарядами, представлял смертельную угрозу для мирного города.

Огромные цистерны нефтебазы, заполненные горючим (они были расположены в городе, но в сравнительно удалённом от жилых районов месте), не представляли особой опасности, хорошо охранялись, и подобраться к ним незамеченным было сложно. А вот взрыв артиллерийских складов, расположенных на склоне высокого холма на городской окраине, мог накрыть городские жилые кварталы и другие объекты разлетающимися в беспорядке снарядами. Вот к ним и пытались подобраться недруги. От места, где их засекли последний раз, до шахт было совсем близко. Хорошо вооружённые, они с лёгкостью могли бы прорваться через безоружные посты. Но они пропали.

Надо сказать, что жители города и сёл тоже понимали серьёзность их положения. Зарий на одном из собраний на городской площади обратился к народу с просьбой соблюдать порядок. Не только в городе, но и в сёлах установилась полная тишина. Не то что драк или каких-либо скандалов, даже громких разговоров не было слышно. Того, кто всё-таки недопонимал, а такие были, одёргивали, ставили на место сразу. Где-то в частных гаражах произошло мелкое столкновение легковых машин, у одной из них было повреждено крыло. Случившееся стало чрезвычайным происшествием для всего города. Весть облетела окрестности мигом. Неприятный холодок пробежал по спинам почти у всех. Виновников, а они были достаточно известными людьми в городе, тихо отправили домой. Их на улицах больше не видели. Милиции тоже видно не было. Они перешли на казарменное положение, но работы по сохранению общественного порядка им не было, хотя руку на пульсе города они держали. Но всё же нейтралитет сохраняли, к огромному неудовольствию сильно националистически настроенного министра внутренних дел республики.

Вдруг машина затормозила. От неожиданной резкой остановки проснулись Жора с Николаем. Все стали тревожно вглядываться в темень. Далеко впереди виднелся мерцающий огонек. Мы, стараясь не шуметь, открыли дверь «буханки», вышли наружу. Все напряжённо всматривались в темноту, стараясь определить характер источника далёкого света. Огонёк тихо мерцал, не перемещался. Находился далеко впереди, точно на нашем пути. Тревожил.

– Впереди перекрёсток. Там дорога уходит в сторону болгарского села Валя-Пержий, – задумчиво проговорил Алексей.

Надо сказать, что, не зная, как себя обезопасить от воинственно настроенных волонтёров, в том числе и вооружённых отрядов кишинёвской милиции, направленных в наши края, на всех стратегических перекрёстках вокруг административного района были выставлены народные посты. Для обогрева людей и хоть какого-то освещения были разожжены костры. Как оказалось, эти народные костры сыграли свою важную роль в нашем тяжёлом тревожном противостоянии. Вот и сейчас, двигаясь в кромешной темноте, мы натолкнулись на такой разожжённый костёр в степи. Но его в этом месте не должно было быть.

Справа, в шести километрах от нас, расположено большое старинное село Валя-Пержий. Оно преимущественно заселено болгарами, но там издавна проживало довольно много молдавских семей. Все они живут вместе с незапамятных времён. Ведут свой, сложившийся веками, ярко выраженный по национальному признаку образ жизни. Нельзя сказать, что они сильно дружат, но ссор или непонимания между ними никогда не было. Они просто не мешают друг другу жить, скорее даже уважают национальный уклад и народные обычаи своих соседей. Все трудились в одном колхозе, и, к слову сказать, колхоз был передовым в районе. В отличие от других, имел знаменитый винзавод, свою птицефабрику и цех по переработке мяса птицы. Этим людям не мешали разные языки и обычаи. У нас с братом в этом селе было много друзей, как среди болгар, так и среди молдаван.

– Может, это костёр горит на этом перекрёстке? – тихо спросил Жора, обращаясь к Зарию.

– Но кто мог выставить пост? Во всяком случае, мы поста здесь не планировали и указаний никому не давали, – ответил в раздумье Дима, – хотя и надо было, но стеснялись беспокоить болгар.

– Очень удалённое место, опасно, в случае чего мы не успели бы оперативно прийти на помощь. И местное население могли бы обидеть, выставив там свой пост. Может, это всё-таки те, кого мы опасаемся и кого ищем?

– Вычислили наше слабое место, – озабочено проговорил Михаил. – Вот и пробираются с этой стороны, где мы не ждём.

– А костёр слабый жгут, греются. Ждут сигнала их разведки, – проговорил ему в тон охотовед.

Зарий, пользуясь молодым, сильным телом, ловко зацепившись за скобу, попросил нас подсадить его, подтянулся и закинув ногу, ловко оказался на крыше «буханки». Сверху он более чётко разглядел огонёк. Сомнений у него не было, это вдали горел тусклым светом костерок.

«Видимо, дров для костра там было негусто. Экономили. Или таились? Надо бы как-то незаметно подобраться, разглядеть поближе», – задумался командир, озабоченно вглядываясь в темноту.

– Давай подъедем поближе без света, дальше машину тихо дотолкаем, а потом, используя эффект неожиданности, включим фары, ослепим, потребуем сдаться, – предложил смелый план водитель уазика.

– И с испугу получим в ответ очередь из автомата. Они хоть и вооружены, но всё равно боятся, тем более что находятся в чужих для них местах, – строгим голосом обрезал Зарий. Помолчав, продолжил: – Автобусов в отсвете огня не видно, может, подалее стоят.

– Давайте я пойду один, – предложил несмело я, – одного не испугаются, потребуют документы, а у меня паспорт выдан в Москве, с московской пропиской, отмечено, что я родился в Саратове. Тронуть не должны. Если всё в порядке, я фонарём мигну три раза. Если нет или по принуждению, то количество сигналов будет иное. Далее будем действовать по обстоятельствам.