Текст книги "Титус, наследник Сан-Маринский"

3. Архивариус

Экипаж раскачивался из стороны в сторону, колеса громко щелкали, как если бы их путь пролегал по вымощенной булыжником мостовой. Снаружи иногда раздавались резкие выстрелы кнута и хриплый, будто бы пропитой голос время от времени по-индейски кричал: «Хайя!». В самой карете было хоть глаз выколи, но Титус понимал, что, кроме него, здесь есть кто-то еще. Время от времени из темного пространства напротив раздавалось невнятное сопение, покряхтывание и один раз явно человеческий голос словно в забытьи пробормотал:

– Мм, полдень, однако…

Они ехали и хранили взаимное молчание с полчаса, а может быть, и больше, хотя Титус понимал, что должен задать какой-то вопрос. В голове роились версии и догадки, одна страннее другой. Ему, к примеру, подумалось, что на самом деле он уже умер и некий суровый и неподкупный небесный страж везет его на Страшный суд. В ответ из темноты напротив раздался веселый, довольный смешок. Титуса эта насмешка почему-то совершенно вывела из себя.

– Кто вы такой? Почему здесь такая темень? Куда вы меня везете, в конце концов? – заорал он так, что у самого загудело в голове.

В ответ вспыхнул яркий свет, как будто включили электричество. На секунду Титус ослеп и даже, кажется, снова потерял сознание. Когда же зрение вернулось к нему, он увидел перед собой одетого в нелепый черный балахон лысого, но еще весьма свежего старика с широкими усами и огромным горбатым носом. Нос, надо сказать, был главным, все организующим элементом лица. На нем держались большие круглые, как глаза филина, очки с толстыми стеклами-иллюминаторами. А еще чуть повыше хитро блестели черные глаза, словно предупреждавшие Титуса: у меня, дружок, приготовлен для тебя сюрприз. В самом деле, не говоря ни слова, старик протянул ему какую-то свернутую трубкой бумагу, обмотанную шелковым шнурком с висящей на нем красной сургучной печатью. На неровной по краям печати был вытиснут герб – длинный меч, зависший между солнцем и месяцем. Титус, который словно того и ждал, без лишних вопросов жадно схватил свиток, быстро развернул его и залпом прочел:

«Год шесть тысяч тридцать третий от сотворения Сан-Марино, четверг, полдень (очень солнечный). Пишу в полном сознании и добром здравии, в присутствии трех свидетелей, подписи прилагаются (следовали какие-то тарабарские имена). За неимением прямых наследников, после своего скоропостижного отбытия завещаю управление герцогством Сан-Маринским, со всеми землями и богатствами, а также владение собственным титулом…»

Тут глаза Титуса округлились. Далее шло его имя: ТИТУС.

– Теперь поняли? – тихо, но торжественно спросил старик, величаво двигая в воздухе правой рукой. – Вы наследник, сир. Примите мои соболезнова… то есть поздравления!

Голос у него был совсем не такой, как у того, на бульваре, – а медленный, плавный, как течение большой реки. Каждое слово он произносил так, словно оно стоило килограмм золота. Именно поэтому, возможно, Титус замолчал. Он боялся спросить что-нибудь не то, хотя вопросов была масса. Карета тем временем резко накренилась назад, лошади начали карабкаться в гору. Не отводя взгляда от манускрипта, Титус машинально перебирал в уме всех своих родственников до третьего колена. Наследник? Чушь какая-то! Бред! Почему?!

– Я посоветовал, – ответил старик, прищурившись сквозь толстые линзы очков так, что глаза его стали совершенно китайскими. – Что, не надо было?

Титус не нашелся, что на это ответить. Он только взглянул на остановившиеся часы, нащупал в кармане бумажник с деньгами и документами, словно они были на подлете к какому-нибудь аэропорту, и неуверенно спросил:

– Так… куда мы едем?

– Неужели не поняли? В герцогство Сан-Маринское, – опять с довольным мягким смешком сказал его спутник. – Вступать в права наследования. Формальности и все такое… Кстати, меня можете звать без всяких церемоний – ва-аше высоко-книжство!

Голос, словно происходивший из огромного органа, гулко раскатился по внутренностям кареты и ударил Титусу по ушам так, что ему пришлось слегка пригнуться, втянув голову в плечи.

– Высококнижство? – тупо переспросил Титус, внутри у которого шевельнулось какое-то неприятное воспоминание. – Вы издатель, книги печатаете?

– Книги печатать – это ерунда, – пренебрежительно, но по-прежнему с чувством собственного достоинства фыркнул старик, величаво погладив шикарные, с проседью усы. – Как, впрочем, и писать. Я книги придумываю… Нет, я всего лишь скромный Архивариус библиотеки наследника Сан-Маринского. Н-да, то есть в данный момент вашей, сир, библиотеки. Надеюсь, что мы сработаемся!

Не обмолвившись ни словом о том, над чем им придется работать, он заговорщицки подмигнул Титусу, снял очки и принялся протирать их занавеской. В образовавшуюся щель стал виден ярко-голубой кусочек неба.

– Солнце! – рванулся к окну Титус. – Значит, затмение все-таки закончилось?

– Затмение? – удивился старик. – Здесь не бывает затмений. Честно говоря, просто некому их показывать. А… что?

Что? Титус нахмурил лоб и попробовал вспомнить. Почему это было так важно?.. В голове висел, занимая весь ее объем, черный, зловещий солнечный диск. За ним ничего невозможно было рассмотреть – и в первую очередь прошлое. Нет, он не забыл, кто он такой, но все окружавшие его прежде люди, все события его жизни словно лежали под многометровой толщей воды. К ним надо было нырять, погружаясь на темное, заросшее склизкими водорослями дно… Брр… Он очнулся, так и не сумев разбудить свою память.

Карета стояла на месте. Архивариус, не говоря ни слова, с улыбкой смотрел ему прямо в глаза. Титусу этот взгляд не понравился. Он почему-то вдруг подумал, что старик наверняка читает все до единой мысли, проходящие через его, Титусовы, мозги. Так же ясно, как сам бы Титус читал текст с книжной страницы. Выдержав паузу, Архивариус сделал едва заметный поклон головой, потом крайне торжественно то ли произнес, то ли пропел:

– С прибытием, сир.

Дверцы, не издав ни звука, распахнулись сразу с обеих сторон. И справа, и слева взгляду открылись похожие на инопланетный пейзаж пустынные синеватые холмы. Потом в поле зрения возникло человеческое лицо. Худой, с растрепанными седыми волосами и безумным взглядом персонаж, одетый во что-то лилового цвета – камзол, кафтан – Титус при всем желании не угадал бы правильное слово. Неприятно усмехаясь беззубым ртом, кучер знаками предложил помочь спуститься на землю. Но Титус, отчасти испугавшись, отчасти из вежливости, в ответ отчаянно замотал головой. Как привезенная хозяевами на новое место кошка, что недоверчиво осматривается по сторонам, он неуверенно, бочком подобрался к двери, зажмурил глаза и спрыгнул вниз.

Где он рассчитывал приземлиться? На бульваре, забитом только что насладившимися редким небесным явлением толпами? В комнатке с решетками на окне в одной из городских психушек? Если честно, не хотелось ни туда, ни туда. А вот этот откровенный бред с написанным кем-то там завещанием, кажется, чертовски его занимает. Подумать только – наследник! Герцогства! Где? На другой планете? На том свете? А, не все ли равно… Прежняя жизнь, спрятанная за черным солнечным диском, еще сильнее потускнела в памяти. Он захотел очутиться там, куда его везли. И все случилось именно так. Каблуки ботинок глухо стукнулись о крупный булыжник, под подошвами противно заскрипел песок. Титус постоял немного вслепую, подставив лицо уже ослабевшему закатному солнцу и колючему ветру, пытаясь телом почувствовать то место, где очутился. Потом, как ребенок в ожидании подарка, нетерпеливо распахнул глаза, осмотрелся со странным трепетом по сторонам и понял, что очутился не где-нибудь, а именно в герцогстве Сан-Маринском. Так ясно, будто в школе на уроках географии только про него и читал.

Он стоял на вершине сильно приплюснутой горы, которую ровной спиралью опоясывала хорошо различимая, терракотового цвета дорога, часто исчезавшая в разбросанных там и здесь перелесках. Нигде не было видно ни единой живой души, ни домика, ни коровы, ни дымка от костра. Только гора, ветер и небо, которое, казалось, пребывает не только сверху, но и во всех иных местах. Куда ни глянь, взгляд упирался в голубую небесную гладь и непостижимо близкие, проплывающие где-то под ногами облака.

– Вот здесь вам и придется пожить, сир. Некоторое время… – сообщил Архивариус, пристально разглядывая при том Титусово лицо, по которому калейдоскопом пробегали то удивление, то страх, то восторг, а вслед за тем вообще нечто не поддающееся определению. Опять явилось чувство, что все его мысли сами собой записываются в книгу, которую старик может читать без особого труда. Как ни странно, это не раздражало. Читает и читает. Ничего важного для себя все равно не прочтет… Что-то заставило Титуса повернуться. Словно ему подсказали – главное, самое удивительное, находится за твоей спиной. Там, в сотне шагов от него, возвышался странный, похожий на Вавилонскую башню замок, состоящий из двух десятков башен, террас, нескольких линий стен и острого шпиля, бесстрашно протыкавшего небо. При всей архитектурной сложности замок отнюдь не казался громоздким, а, напротив, словно парил над горой, наслаждаясь собственным непостижимым совершенством. Взгляд долго не мог оторваться от этого замысловатого сооружения, перебегая с одной его детали на другую. «Безумие какое-то, – подумал в конце концов оробевший Титус. – Неужели это все – мое?» Его, правда, по-прежнему смущала необычайная, просто невообразимая для нормального уха тишина и отсутствие разумной жизни. Кто-то должен был все это построить или вот хотя бы засыпать дорогу гравием и посадить растущий на клумбе розовый куст?

– Кто-то придумал жизнь, не так ли? – пробурчал где-то позади Архивариус. – Вы же просто жили, сир, не задаваясь разными глупыми вопросами?

– Кажется, я не произносил своего глупого вопроса вслух, – совершенно беззлобно отпарировал Титус, не поворачивая головы.

– Правда? – рассеянно удивился старик. – На самом деле между мыслью и словом почти нет разницы. Слово – это мысль, которую мы не стесняемся высказать. А вам не надо стесняться – вы же наследник. Наследник Сан-Маринский!

Последние два слова Архивариус рявкнул так, будто хотел поразить две тысячи слушателей «Гранд-опера». Его голос пошел гулять по ущельям и, спустившись вниз по спиральной дороге, замер где-то у подножия горы. Титус слушал это постепенно стихающее «на-асле-едни-ик Са-ан-мари-ински-ий» и почти чувствовал, как его мысли, желания и чувства, следуя эху, наполняют пустой, гулкий, придуманный неизвестно кем мир. Словно невидимые гигантские корни вмиг проросли из тела и раскинулись на километры вокруг, накрепко привязав его к этим туманным безжизненным горам. От высоты, разряженного воздуха или же непонятного волнения, которое он ощутил, когда вылез из кареты, слегка кружилась голова и бешено колотилось сердце. Он вдруг совершенно отчетливо увидел с высоты птичьего полета гору, замок и себя, стоящего почти на самой вершине, – маленькую черную точку, что, нарушая законы физики, как магнитом стягивает к себе все, все вокруг.

– Все-е-е-е! – неожиданно для самого себя прокричал Титус вниз, запустив гулять по ущельям новое эхо. И почему-то сразу вслед за тем поверил: да, волею судьбы, звезд или чего-то еще он в самом деле стал наследником Сан-Маринским. Тут Архивариус схватил его за локоть и с невероятной для столь преклонного возраста скоростью без всяких объяснений потащил в распахнутые настежь ворота замка, над которыми в крепостную стену был вмурован тот же герб, что и в завещании, – солнце, месяц и разделяющий их меч. Подошвы ботинок Титуса торопливо и гулко протопали под каменным сводом, головой он едва не задел поднятую до половины деревянную решетку, от которой пахнуло свежеспиленной сосной. По ту сторону стены их точно так же встречали повсюду тишина, пустота да унылые завывания ветра в закоулках между стен. Пробежав через вымощенный крупным камнем внутренний дворик, они свернули на узкую, но основательно протоптанную тропинку, что через заросшие елями и соснами склоны вела на самую вершину. Хребет горы венчали стоявшие на приличном расстоянии друг от друга три башни, которые, собственно, трудно было назвать частью замка. Их построили, скорее всего, не для защиты, а ради кругового обзора на десятки миль вокруг. Как наконец догадался Титус, Архивариусу взбрело на ум взобраться на одну из башен – ту, что располагалась посередине.

Здесь становилось понятно, почему замок защищает только одну сторону горы. С другой зияла отвесная, без дна пропасть, похожая на мифические врата в царство мертвых. Ветер на самой вершине свирепствовал так, что почти валил с ног. В какой-то момент особенно резкий порыв заставил Титуса споткнуться и упасть руками вперед – на острые, засыпанные старой хвоей камни.

– Осторожнее, сир! – проорал ему в ухо Архивариус. – А то свалитесь ненароком вниз и поминай как звали! Сгинете и даже завещания после себя не оставите!

Синеватого камня, заросшая у основания мхом, башня выглядела так, словно взяла да и выросла сама прямиком из горы. Внутри оказалось на удивление тепло и сухо, хотя снаружи завывал и бесновался ветер, предпринимая одну за другой бесплодные атаки на кирпичные стены. Каменистую тропинку сменила бесконечная винтовая лестница с противным, скользким канатом вместо перил. Задыхаясь как астматик, обливаясь потом, Титус еле-еле поспевал вслед за Архивариусом. «Двести семьдесят пять, двести семьдесят шесть, двести семьдесят…» – считал он ступеньки, закрыв глаза, перехватывая воздух открытым ртом, и тут перила закончились. Уже на четвереньках Титус выполз на вершину башни, по периметру которой был сделан проход шириной в несколько шагов. Тут же, привязанная к огромной чугунной гире, стояла на железной треноге подзорная труба жутко антикварного вида. Архивариус, значительно опередивший его, безупречно чистым носовым платком тщательно протирал трубу со всех сторон. Завидев измученного Титуса, сказал торжественно, нараспев:

– Итак, сир, вы на вершине потухшего вулкана Титано. Н-да… когда там у нас было последнее извержение? Не помню уже… В общем, отсюда можно увидеть все герцогство Сан-Маринское. Видите те сиреневатые холмы? Там как раз и кончаются пока ваши владения!

Прошло минут пять, прежде чем Титус всласть отдышался, вытер лоб и наконец осмотрелся. Высота казалась очень приличной, примерно как на самолете через пару минут после взлета. Без подзорной трубы действительно сложно обойтись. Титус робко осмотрел блестевший медью прибор, потом направил жерло трубы вниз, в долину, и заглянул в окуляр. Там было темно, как в могиле.

– Монетку надо бросить. Один санмарин, – добродушно хмыкнул Архивариус, глядя куда-то в сторону.

Понятное дело, санмаринов у Титуса не нашлось. Архивариус опять хмыкнул и протянул ему блестящий золотой кругляш – с его, Титуса, профилем. На обратной стороне красовался все тот же герб и цифра один. Монета была теплой, словно ее долго держали в руке наготове.

– Да, впечатляет… – пробормотал Титус, внимательно изучив окрестности и стараясь отогнать от себя резонный вопрос, чем же он будет здесь в одиночестве заниматься. – А что находится за теми самыми холмами, где кончаются… э… мои владения?

Архивариус схватил свой платок и принялся громко сморкаться.

– Ничего. Пока, по крайней мере, – в конце концов странно ответил он, аккуратно сложив платок и засунув его в карман балахона. – Пойдемте, сир. Уже темнеет. Самое время подкрепиться после долгого путешествия и отметить как полагается факт передачи наследства. Кроме того, в нашей праздничной программе есть еще один важный пункт. Ради него, собственно, вы сюда и прибыли.

Перед тем как послушно нырнуть вслед за Архивариусом в темный дверной проем и отправиться по винтовой лестнице вниз, Титус зачем-то оглянулся назад. Темнота, уже поглотив линию горизонта, быстро подступала к горе Титано. Небо там и здесь озарялось жутковатыми зарницами, хотя до ушей не долетал ни один звук. В голове опять промелькнула прежняя картинка – черное, с красными протуберанцами-щупальцами солнце. Кажется, он смотрел фильм про конец света. Там было что-то про затмение и про бездарно написанную книгу. Но вот что именно? Так ничего и не вспомнив, Титус стал осторожно спускаться по каменным ступенькам. За его спиной небо полыхнуло, а затем ответило само же себе гулким, перекатывающимся по горам зловещим ревом. К герцогству Сан-Маринскому приближалась гроза.

4. Библиотека

Они сидели за разными концами длинного, персон на пятнадцать, деревянного стола и ожидали обеда. Снаружи на замок одна за одной накатывались волны дождя и ветра, но стены без труда отражали их натиск. От веселого треска поленьев в камине, размерами похожем скорее на доменную печь, на душе становилось необычайно уютно и тепло. Титус был вынужден прилагать титанические усилия, чтобы держать глаза открытыми. В качестве отвлекающего сонливость маневра он каждые минут пять начинал в очередной раз оглядывать зал, предназначенный, как объяснил ему Архивариус, для торжественных обедов и прочих «приятных душе и телу церемоний». Зал был настолько велик, что часть стен и потолок оставались наглухо погруженными во тьму, недоступные для колеблющегося красноватого света, исходящего из раскаленного очага. Не успел Титус подумать о том, что при столь скудном освещении он, пожалуй, с трудом попадет вилкой себе в рот, как прежний слуга-кучер, торжественно вымеряя шаги узкими туфлями с немыслимыми загнутыми носами, вошел в зал и поставил на стол жарко горящий семисвечник.

Архивариус, нацепив свои громадные металлические очки, позевывая, развернул какую-то газету. Титус напряг зрение. Газета называлась «Вечернее Сан-Марино».

– Пока печатается в единственном экземпляре, – как бы между прочим сообщил Архивариус. – Н-да, сообщают о вашем приезде. Кстати, о вилках… Здесь пока немного другие обычаи, но если вы настаиваете…

Титус не настаивал. Вместо того ему захотелось взглянуть на газету, где сообщалось о его появлении (кто ее напечатал? и когда?), но в этот момент к столу прибыл ужин. Слуга, непонятно по какому поводу ухмыляясь, расставил по столу, как фигуры на шахматной доске, несколько высоких припорошенных пылью бутылок и круглых оловянных тарелок. На одной горой возвышалась невиданных размеров жареная утка с торчащим в боку узким кинжалом.

– Его зовут Мюллер, – кивнул Архивариус в сторону слуги (тот попытался дружелюбно улыбнуться и показал беззубую верхнюю челюсть). – Он старожил в этих краях, послужил уже не одному хозяину. Без всяких преувеличений на все руки мастер. Сегодня днем, к примеру, совершенно неподражаемо исполнил роль кучера. Мои поздравления, Мюллер. Особенно мне понравилось вот это ваше «хайя!».

И громовой голос Архивариуса до отказа заполнил зал для приятных церемоний, угрожая обрушить невидимые каменные своды.

– Сир, – обратился слуга к Титусу, когда последние отголоски эха наконец затихли. – Мне уже сказали, что в жизни… в другой жизни слуг у вас не было. Но, понимаете ли, новое положение обязывает. Вы все-таки наследник Сан-Маринский. Так что двадцать четыре часа в сутки к вашим услугам. Даже если ночью что страшное померещится, зовите меня без колебаний. Здесь всякое бывает. С непривычки можно и свихнуться.

– Крайне польщен, – ответил Титус, чувствуя внутри прежде незнакомую разновидность неловкости. – Можете звать меня просто Титус, без всяких там герцогских титулов. И вообще, в душе я противник абсолютной власти. На досуге обязательно подумаю о реформах…

Архивариус насмешливо засопел, скрываясь за развернутой газетой. То ли не верил, что у Титуса будет досуг, то ли прочитал что-то смешное. Новоиспеченный наследник между тем, решив, что формальности завершены, схватил костяную рукоятку кинжала и начал кромсать на части утку, разбрызгивая во все стороны теплый, аппетитно пахнущий жир. Хорошо прожаренная, напичканная имбирем и еще какими-то специями утка показалась Титусу превосходной.

– У вас чудесный лес, сир, – сообщил тем временем Архивариус, неторопливо отрезая себе утиную ножку после того, как слуга передвинул тарелку на другой конец стола. – Сосны, отборные корабельные сосны, дубы, что-то там еще… И ни одного браконьера. А живности… Столько, сколько ее в вашем лесу, водилось на земле только до сотворения человека. Н-да, появление одних всегда создает проблемы другим… Кстати, попробуйте вино. Выдержка сделала его просто превосходным. Как-никак триста лет. Или пятьсот. Точно не помню.

Титус содрогнулся, представив такую бездну времени, и, звякнув зубами, отхлебнул из тяжелого, пахнущего металлом бокала. Ничего подобного в своей жизни он прежде не пил. Голова немедленно стала крайне легкой, словно отделилась от туловища и шариком поплыла по воздуху, а ноги буквально приросли к полу. Рука, не испросив на то разрешения у воспарившего сознания Титуса, подняла бокал еще и еще раз, и так до тех пор, пока последняя капля чудо-напитка не доползла до его губ. И вот эта самая капля совершила с ним удивительное превращение, вернув здравость мысли и суждений. Титус осознал: от него наверняка чего-то хотят. Не привезли же его сюда, в самом деле, чтобы ублажать утонченной кухней и отвечать ему «как изволите, сир» с утра до вечера. Он вежливо подождал пару минут, однако на этот раз Архивариус никак не прореагировал на его мысль. Казалось, старик уже дремал, вытянув к камину ноги в видавших виды домашних тапочках без задников.

– Ваше высоко-ко-книжство! – икнув, обратился к нему Титус.

Старик всхрапнул, а затем приоткрыл один глаз. Глаз сфокусировался на Титусе, и тот понял, что можно говорить.

– Вы же все равно знаете, о чем я думаю, – неуверенно пробормотал наследник Сан-Маринский, с трудом подыскивая слова. – У меня была какая-то другая жизнь. Хотя я мало что помню, но точно совсем другая… Потом я очутился в карете, мне вручили завещание и все такое… Но, наверное, придется это, э-э… отрабатывать? Ничего же в этом мире не бывает просто так?

Архивариус, не открывая второго глаза, улыбнулся. Кажется, он был доволен. Словно не ошибся в адресате завещания.

– И в этом мире, и в любом другом, – согласился он, начав яростно тереть о каменный пол задымившейся тапочкой. – Пойдемте, сир, я вам кое-что покажу.

Он опять схватил Титуса за локоть своими железными пальцами, беспардонно оторвав от недоеденной утки. Едва дал вытереть салфеткой жирные руки и потащил вслед за собой по темным, жутковатым коридорам замка. Они блуждали минут десять, пока не замерли перед двустворчатой некрашеной дверью. Архивариус некоторое время смотрел на дверь с неподдельным благоговением, а затем одним ударом ноги распахнул ее настежь.

– Добро пожаловать в самый полный книжный архив человечества, – торжественно сказал он при этом. – В общем, в мой архив.

Из-за открывшейся двери на Титуса волной схлынуло что-то очень близкое и дорогое еще со времен детства. Как же он любил этот сладкий запах старых, ломких страниц – изодранных, сшитых нитками и проклеенных скотчем! Библиотекарь в его городке был своим человеком – пускал Титуса в хранилище отживших век томов и позволял набирать там сразу по десятку никем не читанных годами книг. Вот и здесь на возвышающихся в три человеческих роста полках нельзя было найти ни одного нового корешка. Ни намека на первоначальный лоск и запах свежей типографской краски.

– Всякий хлам сюда, понятное дело, просто не попадает, – пояснял Архивариус наследнику, ведя его вдоль бесконечных полок. – Только то, что зачитано до дыр несколькими поколениями. Примерно одна книга из десяти тысяч изданных.

Близоруко сощурившись, Титус перебегал глазами с одного корешка на другой. Многие названия были ему хорошо знакомы.

– Почти все имеется в рукописном оригинале, – гордо сообщил тем временем Архивариус, показывая пальцем в сторону гигантского шкафа с кучей ящичков, помеченных разными буквами алфавита. – Более того, с некоторыми авторами поддерживается постоянная переписка. В целях, так сказать, развития их творческого наследия. Вот, полюбопытствуйте, сир. Не далее как вчера пришло письмо от одного из них…

Он сунул в руки Титуса какой-то конверт. Титус машинально взял его, вытащил письмо и почему-то свободно прочел первые строчки, хотя те были написаны на французском, да еще на редкость небрежным почерком.

«Дорогой Архивариус! – сообщало письмо. – Верьте или нет, но прослышал на днях о том, что вы затеваете в герцогстве Сан-Маринском какой-то новый увлекательный сюжетец (как всегда, болтали при дворе). Восхищаюсь вашим неиссякаемым задором и верой в людей. Надеюсь, что удастся наконец отыскать талантливое перо, дабы избежать того ужасного финала, который мы имели несчастье наблюдать в прошлый раз…»

В этом месте Архивариус с искусством фокусника вытянул письмо из рук Титуса и сунул куда-то между книг.

– Моя маленькая слабость, – хмыкнул он в усы. – Люблю побравировать знакомством со знаменитостями. Прелюбопытный, кстати, господин. Настолько сжился со своими героями, что днюет и ночует при французском королевском дворе. Это плохо влияет на его характер – стал совсем легкомысленным. Слухи, сплетни, дешевые страсти… Никак не добьюсь от него, чтобы написал что-нибудь новенькое.

Титус, кажется, понял, кого конкретно имеет в виду Архивариус, открыл рот, но через пару секунд вновь его закрыл. Из них двоих кто-то явно был сумасшедшим. Проблема заключалась в том, что он никак не мог понять, кто именно. Архивариус между тем опять со странным любопытством разглядывал его лицо.

– Удивляетесь? – посочувствовал старик вслух. – Пора, мой друг, перестать удивляться. Уже должен появиться иммунитет. Тем более что самое удивительное у нас впереди. Оно лежит в ящике вон того письменного стола.

Титус подался вперед и осторожно, словно шел по натянутому над пропастью канату, шагнул к столу.

– Хороший рефлекс, – одобрительно пробурчал Архивариус. – Среднестатистический обыватель отступил бы на пару шагов назад. А то и вообще убежал бы без оглядки. Но не будем медлить – смотрите, сир!

Как чародей в сказках, достающий из сундука волшебную палочку, он нагнулся к столу, открыл темную дверцу и с грохотом выдвинул верхний ящик. Титус ожидал увидеть все что угодно, даже каменные плиты Ветхого Завета. Но ничего такого в ящике не было. То, что там лежало, занимало совсем немного места и умещалось на самом дне. Он тщетно пытался хоть что-то разглядеть из-за спины Архивариуса, пока тот торжественно колдовал над ящиком.

– Самый удивительный экспонат моего архива, – наконец победно провозгласил Архивариус оглушительным голосом, а затем протянул Титусу свою широкую ладонь и раскрыл ее. На ладони лежало длинное птичье перо. Серо-коричневатое, испещренное мелкими черными прожилками, похожими на миниатюрные арабские буквы. У основания перо уже чуть-чуть распушилось и от мощного дыхания Архивариуса невесомые пушинки подрагивали, будто в испуге.

– Как в сказках говорят, перо, конечно, не простое, – растягивая слова и хитро жмурясь, сказал Архивариус. – Волшебное перо: все, что им напишешь, сбудется. Ловите!

И тут совершенно внезапно он подбросил перо в воздух перед Титусом. Наследник судорожно протянул вперед руку, и перо спланировало прямо на его ладонь. Хотя оно почти ничего не весило, Титус ощутил что-то вроде мощного удара в грудь и одновременно куда-то в затылок. Ощущение тяжести в ладони было таким неподдельным, что все мышцы тела мгновенно напряглись. Рука наследника, державшая перо, заметно дрожала. Архивариус внимательно смотрел на Титуса поверх очков, изучая произведенный эффект.

– Ну-ну, – подбодрил он застывшего в растерянности Титуса, хотя его взгляд выражал при этом странную жалость. – Это же не змея гремучая. Тем более что перо теперь ваше, сир.

– Мое? – Титус, кажется, даже не удивился. – Почему?

Архивариус неожиданно разозлился.

– А почему вы на свет появились? – сердито ответил он. – Каждому надо что-то сделать в своей жизни. Так людям на роду написано.

– Что написано? – не понял Титус.

– Вот об этом, дружок, догадайся сам. Все остальное за тебя уже сделали, – ласково ответил ему Архивариус и мягко, но все равно бесцеремонно выпихнул наследника из библиотеки. Двери с грохотом захлопнулись перед самым его носом.

Пытаясь сообразить, что все это значит, Титус минут десять простоял на одном месте, тупо глядя на перо, едва освещенное светом подвешенного за поворотом коридора факела. Оно уже не оттягивало руку, не давило на голову и казалось совершенно обычным птичьим пером – одним из тех, что в детстве они затыкали в волосы, играя в индейцев. Зачем ему дали эту штуку? Скорее всего, Архивариус просто сумасшедший. Хотя, спору нет, умеет произвести впечатление и эффектно подать себя…

– Глаза! – раздался тут зловещий шепот за его спиной. Титус дернулся всем телом и едва не заорал от испуга, увидев белую фигуру в колпаке. Это, однако, был всего лишь Мюллер.

– Глаза, сир, надо поберечь. Темно здесь слишком, чтобы всякие там мелочи рассматривать, – заботливо повторил слуга, подходя поближе. – Вам ведь глаза еще ой как пригодятся. У писателей они всегда слабое место. Пока очки не изобрели, жуть что было. Правда, вот Бах слепым писал. Но музыку. Я думаю, музыку проще писать, чем книги. Хотя многие, конечно, считают иначе…

У Титуса появилась мысль, что Мюллер, пожалуй, неплохо информирован для человека, живущего черт знает где на вершине потухшего вулкана. Но спросил наследник о другом.

– Дорогой Мюллер, – аккуратно начал он, – почему ты назвал меня писателем? Не припомню ни одной своей книги!

Мюллер с видом придворного, что полчаса назад узнал из первых рук наисвежайшую сплетню, наклонился к уху наследника и заговорщицки прошептал:

– Раз дали перо, значит, писатель. Нужно, сир, писать. А ежели писать не будете или плохо напишете, тогда…

Тут слуга издал звук, похожий на «к-х-х», который Титусу очень не понравился.

– Что значит «к-х-х»? – переспросил он дрогнувшим голосом.

Очевидно, прозвучало это весьма жалко, так как на физиономии Мюллера немедленно отобразилось желание позаботиться о Титусе.

– Да вы не волнуйтесь, сударь, – торопливо начал бормотать он, беря новоиспеченного герцога под руку и увлекая вдоль по полутемному коридору. – Сюда не привозят кого попало. Раз вы здесь, то уж, поверьте, о ваших способностях позаботились надлежащим образом… Хотя, конечно, и спрос будет соответствующий.

Последнее высказывание опять же перечеркивало все то, о чем Мюллер распространялся до того. Ну и дела, рассеянно подумал Титус, никто ничего прямо не говорит, а потом еще и спросят, если что не так. И не сбежишь отсюда никуда. Везде горы, ветер и пустота… Тут наследник Сан-Маринский внезапно почувствовал невыносимую для нормального человека усталость и откровенно зевнул, забыв прикрыть рот рукой.