Текст книги "Выдержки из бумаг Остафьевскаго архива"

3. Письмо Баруффи

Turin, 1842, le 25 février.

Excellence!

Je profite de l'obligeance de M-r le Conseiller D. Florio pour vous écrire à la hâte deux lignes, et me rappeler à votre précieux souvenir. Vous recevrez de lui les sept cahiers (depuis le № 4 jusqu'au 10 inclusivement) de mes voyages d'automne, qui Vous manquent pour en avoir la collection complète jusqu'à l'an 1840. А la première occasion je vous enverrai le volume (il est sous presse) de ma dernière pérégrination gréco-bisantine, que je vous prie d'agreér comme une simple carte de visite d'une personne éloignée qui vous professe une grande estime et une grande affection.

La veille de mon départ pour Constantinople, Silvio Pellico est venu chez moi pour me lire une de vos lettres, ou mieux de M-r le Comte de Maistre, contenante quelques observations critiques sur ma course а S-t Pétersbourg'et Moscou. Mais Pellico ayant voulu absolument garder vos lettres pour en enrichir la collection des autographes, de M-me la Marquise de Barolo chez la quelle il demeure, je suis fâché de ne pouvoir dam le moment vous écrire au moins une ligne de réponse, car la veuve Barolo est dangereu-sèment malade et il est assez difficile de voir le bon Pellico qui est aussi dans une continuelle convalescence, et presque toujours près de M-me la Marquise, ou dans les églises. Pardonnez-moi, M-r, les fautes innombrables de langue et d'ortographe que vous rencontrerez dans mon billet, car je n'ai la plus grande estime et amitié de votre excellence, le très humble serviteur. G. F. Baruffi, professeur extaordinaire de philosophie positive dans l'univ. royale de Turin.

Перевод. Турин 25 Февраля 1842. Пользуюсь обязательным посредством г. советника доктора Флорио, чтобы написать к вашему сиятельству несколько торопливых строк, и поручить себя вашему драгоценному воспоминанию. Флорио передаст вам семь тетрадей (с 4 по 10 No включительно) моего осеннего путешествия: таким образом у вас будет полная коллекция до 1840 г. При первом случае доставлю находящееся в печати описание моего последнего, греко-византийского, странствования: прошу принять эту книгу в виде визитной карточки человека, далеко от вас живущего, но питающего к вам великое уважение и великую приверженность. Накануне моего отъезда в Константинополь, приходил ко мне Сильвио Пеллико и прочел мне одно из ваших писем, или вернее критические замечания графа де Местра на мое путешествие в Петербург и Москву. Пеллико ни за что не отдает ваших писем, и имеет в виду украсить ими коллекцию автографов, принадлежащую маркизе Бароло, у которой он живет. Мне досадно, что вследствие этого я не имею возможности сделать вам некоторые объяснения, так как вдова Бародо опасно нездорова, и довольно трудно видеть доброго Пеллико, который тоже находится в состоянии беспрерывного выздоровления и проводит время почти исключительно с маркизою, либо по церквам.

Простите мне бесчисленные ошибки против языка и правописания, наполняющие это письмо: я вовсе не имею навыка во Французском языке, и особливо в письмениом, и лишь изредка случается мне коверкать этот прекрасный язык в сношениях с иностранцами, чем я и довольствуюсь.

Прошу ваше сиятельство принять мое глубокое, сердечное уважение и передать мои приветствия графу и графине де Местрам и любезному Бертону де Самбуи[11]11
  Самбуи – бывший секретарь при Сардинском посольстве в Петербурге.


[Закрыть]. Не знаю, дошло ли до г. де Местра известие о кончине его друга и почитателя Карла Мелле: он умер в Неаполе, в прошедшем августе месяце. Имею честь быть, с великим уважением и дружбой, вашего сиятельства покорнейший слуга Г. Ж. Баруффи, экстраординарный профессор положительной философии в Королевском Туринском университете.

4. Два письма Сергея Львовича Пушкина

I.

22 Avril 1837. Moscou.

Recevez mes reméreiments, cher князь Петр Андреевич, pour les portraits de mon malheureux Alexandre que votre intendant m'а remis avant-hier. Je vous avoue que je n'ai pu encore jetter les yeux sur celui de Bruni. Je n'en ai pas le courage, et probablement je ne l'aurai pas de siiôt. Ce n'est pas crainte de renouveller mes douleurs: je sens l'affreuse perte que j'ai faite plus vivement encore, s'il se peut, que quand cette terrible nouvelle m'est parvenue. Chez moi le tems ne fait qu'augmenter mes regrets loin de les adoucir, et tous les jours mes angoisses deviennent plus vives et mon isolement plus sensible. А mon âge plus de consolations que l'espérance de me réunir bientôt à ceux que j'ai perdus dans le court espace de 10 mois; et la mort violente d'un fils comme le mien n'est pas de la cathégorie des malheurs attaché à notre existence: il dépasse tout а quoi je pouvais m'altendre. Je croyais à la mort de mon excellente femme qui était mon Angegardien, ne devoir qu' à me couvrir de mon manteau pour attendre la fin de ma triste vie, et voilà que cet horrible événement vient mettre le comblé à mes souffrances et épuiser toutes mes forces morales. J'ai reèu une lettre de Léon, il est au desespoir, et je tremble pour lui. Adieu, bien cher et bien aimable князь Петр Андреевич. Laissez moi vous embrasser comme ami sincère de mon Alexandre. Conservez moi un peu d'intérêt. Je ne puis sentir encore mon existence et la souffrir que par celui que je pourrois inspirer à ceux qui l'ont aime! Qu'est-ce que ce mal d'yeux dont vous souffrez? Je désirerais bien être rassuré sur voire santé. Salut et considération à tout jamais.

Serge Pouschkine.

Перевод. 22-го Апреля 1837. Москва. Благодарю вас, любезный князь Петр Андреевич, за портреты несчастного моего Александра, доставленные мне третьего дни вашим управляющим. Признаюсь вам, я еще не взглянул на портрет, рисованный Бруни[12]12
  Бруни нарисовал Пушкина в гробу. Сделанная тогда литография с этого замечательного рисунка ныне довольна редка.


[Закрыть]: у меня не достает на то духу, и вероятно долго не достанет. И это не потому, чтобы я боялся возобновить мою скорбь: ужасная потеря, мною понесенная, дает мне знать себя теперь еще сильнее (если только это возможно), нежели в то время, когда я получил о ней страшное известие. Время не ослабляет, а только усиливает мою горесть: с каждым днем моя тоска становится резче и мое уединение чувствительнее. В мои лета одно утешение – это надежда скоро соединиться с теми, коих я лишился в короткий десятимесячный срок[13]13
  В марте 1836 сконч. Надежда Абрамовна Пушкина, а в генв. 1837 Александр Сергеевич. Сергей Львович пережил своего славного сына 8-ю годами.


[Закрыть]. Насильственная кончина такого сына, каков мой, не принадлежит к числу обыкновенных несчастий. Для меня она была вне всякого вероятия. Когда умерла достойнешая жена моя, бывшая для меня Ангелом-хранителем, я полагал, что мне следует завернуться и ожидать конца моему печальному существованию, и вдруг это страшное событие доводит до последнего предела мои страдания и истощает все мои нравственные силы. Я получил письмо от Льва[14]14
  Т. е. от второго своего сына Льва Сергеевича, находившагося тогда, если не ошибаемся, в военной службе на Кавказе.


[Закрыть]; он в отчаянии, и я за него трушу. Прощайте, дражайший и любезнейший князь Петр Андреевич; позвольте мне обнять вас, как искреннего друга моего Александра. Не забывайте меня. Участие, принимаемое во мне людьми, которые любили его, дает мне еще некоторые силы для того, чтобы жить истрадать? – Скажите мне, каковы ваши глаза: я хотел бы быть уверену, что вы здоровы. Привет мой и почтение на всегда. Сергей Пушкин.

2.

Любезнейший князь Петр Андреевич! Возвратясь из деревни Матвея Михайловича[15]15
  Солнцева, под Москвою.


[Закрыть], я нашел письмо ваше, прочел его с чувством благодарности, за воспоминание ваше обо мне, но книги не получил… Я видел Современника, не в и силах был дочесть письма Василья Андреевича[16]16
  В 1-й кн. Современника 1837 года известное письмо В. А. Жуковского о предсмертных часах и кончине Пушкина. Оно было обращено к отцу поэта.


[Закрыть]. Когда я получил оригинальное, я собрался с силами прочесть его, после того не мог до него дотрогиваться. Я приехал сюда единственно для свидания с неоцененным Жуковским[17]17
  Жуковский в это время находился в Москве, путешествуя по России.


[Закрыть]. Один раз только я застал его, но надеюсь увидеться с ним еще; потом поеду на могилы потерянных мною невозвратно[18]18
  Т. е. в Псковскую губернию, в Святогорский монастырь.


[Закрыть]. Добрый Жуковский! Как он обнимал меня!..Мне очень грустно, очень тяжело – что будет со мною? Истинно, не знаю; кажется, буду и в Петербурге; увижу и обниму вас, любезнейший. Я провел десять дней у Натальи Николаевны[19]19
  Вдовы А. C. Пушкина.


[Закрыть]. Нужды нет описывать вам наше свидание. Я простился с нею как с дочерью любимою, без надежды ее еще увидеть, или лучше сказать в неизвестности, когда и где я ее увижу. Дети – ангелы совершенные; с ними я проводил утро, день с нею семейно. Теперь я один и в трактире, что я ненавижу; сердце почти беспрерывно стеснено, и одно утешение то, что по моим летам, состояние сие продолжиться не может. Что сделалось с вами? Надеюсь, что вы выздоровели совершенно; Простите, любезнейший князь Петр Андреевич, не лишите меня дружбы вашей. Вспоминая об Александре, не забывайте меня. Сохраните ко мне участие, мне столь драгоценное. Я вас всегда много любил, а теперь без слез не могу думать о тех, которые так любили покойного моего сына.

С. Пушкин.

Я осмеливаюсь напомнить об отличном моем почтении княгине Вере Федоровне.

2-го Августа 1837.

Москва.

5. Письма А. B. Кольцова

[20]20
  Сличи письма Кольцова к кн. В. Ф. Одоевскому в Р. Архиве 1864, изд. 2-е стр 1024-1029.


[Закрыть]

1.

Ваше сиятельство, Петр Андреевич!

Препорученные вами письма в Москву я доставил; их приняли от меня очень ласково, и дело мое тотчас-же кончили, послали указ:, но он еще у нас не получен, думаю, получится на этих днях. Сегодня поутру я доставил последнее письмо нашему виц-губернатору Александру Яковлевичу Мешковскому. Он принял его весьма сухо; – от меня не хотел выслушать ни слова, и только сказал, что он своего заключения никак не переменит. Где я не думал – там случилось напротив. Много я вас обеспокоивал моими просьбами, теперь опять в крайней моей нужде прибегаю под покровительство ваше, не оставьте меня своей защитой: вы с самого начала приняли участие, и теперь покорнейше прошу ваше сиятельство, не откажитесь помочь мне при конце. – С истинным почтением и уважением честь имею пребыть вашего сиятельства покорнейший слуга

Алексей Кольцов.

Воронеж 1836 года мая 22.

P. S. Есть ли что нибудь дурно написал, простите, ваше сиятельство, в первой с роду пишу к князю.

2.

Ваше сиятельство, князь Петр Андрееич! Дело мое в седьмом департаменте правительствующего сената кончилось, хотя не совсем еще, но все таки, слава Богу, хорошо; по крайней мере и остановилося взыскание на время, я дана возможность оправдать себя. Письма ваши мне помогли как нельзя лучше:, а без них я ровно бы сам собой ничего не сделал; с ними все меня приняли довольно ласково, выслушали мою просьбу, и все судьи мои вообще захотели помочь мне и помогли. Вам, добрый князь, я обязан снова; вы, как дух-защитник притесненных, даете руку помощи людям беспомощным и помогаете им и словом и делом. Благодарю, коленопреклонно благодарю вас, за все сделанные вами мне благодеяния. Не подумайте, ваше сиятельство, что я притворно изгибаясь и подличая вам на одних словах только льстил бы вам. Нет, вы сделали для меня то, чего не сделал мне никто на свете. Дела моего отца были так дурны, что их поправить без вас никогда-б ни чем не мог, и не вступитесь вы за меня, я бы их вечно-б не поправил. Полицией настоятельно требовали деньги, а денег не было, взять было негде, а она и знать этого не хотела, ей вынь да положь. Просил людей помочь беде: – людям чужая нужда смешна, всяк живет для себя, и все заняты своей заботой; а что другим плохо – им дела нет. Теперь, слава Богу, положение наше стало лучше, и я начал дышать свободней. Теперь и в наше семейство стала приходить порою мирная радость, и начало уже в нем показываться небольшое довольство. Часто я по целым часам смотрю на отца, на мать, на сестру; их жизнь как-то идет теперь полнее, лица не омрачены печалью, время проходит незаметно, и я радуюсь как ребенок, и всем этим обязаны мы вам, ваше сиятельство, одним вам. Благодарю, вас, тысячу раз благодарю, вы сделали для меня много, и я никогда этого не забуду. Душою любящий вас, покорнейший слуга Алексей Кольцов.

Воронеж 1841

Марта 1 дня.

P. S. Как приехал в Москву, тотчас же поручения ваши выполнил. Доктору Иовскому сказал о положении его дела, книгопродавцу Кузнецову о книге[21]21
  См. в этом году Р. Архива ниже, стр. 652.


[Закрыть], княгине Щербатовой ваш подарок доставил; она была чрезвычайно рада, искренно благодарит ваше сиятельство за него и за память о ней.

3

Добрый, любезный князь Петр Андреевич! Вы обязали меня давно, и недавно, и вновь обязываете до такой степени, что я ни чем и никогда не могу ни заслужить вам, ни заплатить и сотой доли. Ваше письмо, давно уж полученное мною, так полно искренности, участия, дышет такою теплотою, что я не мог долго писать, к вам ни одного слова: вся душа моя была наполнена им, и я нарочно длил это наслаждение, не хотел нарушить святого очарования. Благодарю вас, добрый князь, тысячу раз благодарю за него и миллион раз благодарю за спокойствие, которым пользуюсь я и мое семейство. – Полиция нас оставила совершенно; дело, производившееся в сенате, хотя им кончено не совсем, но прежнее его определение разрушено, и оно оттолкнуто в низшие дистанции года на два, на три, и этого пока довольно. Есть еще делишка два самых старых, только они меня не тревожат нисколько. С этой стороны все идет прекрасно, за то с других не очень хорошо, знать такова наша жизнь! С апреля до сих пор я нездоров и было очень дурно, теперь начал понемножку поправлятся. Это мне много помешало, целое лето мне ничем нельзя было заниматься, а дни проходят, время летит, а я сижу. Жизнь моя туманная! Доля неудачная! Выздоровею, начну догонять прожитое.

Пришло поздно к вам письмо мое, по моей ошибке в Немце (он у нас содержит пансион), при отъезде его в Петербург, я дал ему письмо в руки, просил доставить вам его лично; а он продержал его у себя, наконец отдал на городскую почту. Мой Немец в Петербурге растерялся, оплошал. Глубоко вас почитающий и любящий вас всею силою души, вашего сиятельства, покорнейший слуга

Алексей Кольцов.

Воронеж 1841 г.

Октября 24.

6. Шуточная пригласительная записка И. П. Мятлева.

По общем совещании, при общем желании вас в Знаменском видеть, и никого лишением этого удовольствия не обидеть, мы сделали выбор, почтеннейший князь, для сего воскресного дня-с, ибо Тимирязева служение повело, ехать в пятницу в Красное село, и такова его служебная забота, что там его удержит и суббота; – но я ручаюсь вам за этого брав-ома[22]22
  Brave homme.


[Закрыть], что в воскресенье он точно будет дома, и могу в том ручаться я тем паче, что дом его теперь у нас на даче. Также доложу вам и про себя, что, службу царскую любя и собственных имея много дел, также ехать в город мой удел; и для сего назначена пятница, ибо в этом только день трезв поверенный мой пьяница, и работая с ним до самого поту, может быть захвачу там и субботу; но к воскресенью наверное домой приеду, и мы вас будем ожидать к обеду. И так вот вам мой рапорт и донесение; приезжайте же с Пушкиным в воскресенье: мы дадим вам супа и пирога, а в протчем остаюсь ваш покорнейший слуга.

И. Мятлев.

Четверг 27 июля 1833 г.