Текст книги "Стихотворения"

Якубович Петр Филиппович
Стихотворения

«Как вы, я петь бы мог…»

 
Как вы, я петь бы мог
Заката пышный блеск,
Луны сребристый рог,
Волны дремотный плеск.
Я также бы нашел
И нужный склад, и слог,
Ко мне б не хуже шел
Дешевый ваш венок!
 
 
Но взор прозревший мой
В испуге увидал –
В неволе край родной,
В позоре идеал.
И рай надежд моих
Развеян, как мираж…
Вот отчего мой стих
Так не похож на ваш!
 

1890.

Гимн любви

 
Под хохот злорадный могучего зла,
Под стон непогоды мятежной,
Как ландыш укромный, любовь расцвела
В душе боязливой и нежной.
Лазурные грезы ее стерегли
Не добрые феи и гномы,
А стаи шакалов, бродивших вдали,
И злобно роптавшие громы.
Преграды со всех поднимались сторон,
Как сказочных стран великаны, –
Различие веры, враждебность племен,
Людских предрассудков туманы.
Все призраки ада, все духи скорбей
Теснились к ее изголовью;
Но бодрствовал ангел хранитель над ней
С небесной своею любовью!
 
 
И пытки самой не страшилась любовь!..
Судьба тогда злей ополчилась:
Друзей наших брызнула чистая кровь,
За нами – тюрьма затворилась.
Томленье разлуки, людская вражда,
При жизни весь ужас могилы…
Без вести живой за годами года,
Убившие лучшие силы…
 
 
Ах! часто я чудного демона клял,
Который так долго и жадно
Из сердца всю лучшую кровь выпивал,
Томил и терзал беспощадно.
И звал я отжившею ложью любовь,
В грядущее мысль устремляя;
Но гнев укрощался – и славил я вновь
Ее, как посланницу рая.
И свято я верю, мой друг: победить
Любовь и могила не властна!
Векам она будет далеким светить,
Как греза эдема, прекрасна!
 

1894.

К Родине

 
За что любить тебя? Какая ты нам мать,
Когда и мачеха бесчеловечно-злая
Не станет пасынка так беспощадно гнать,
Как ты детей своих казнишь, не уставая?
Любя, дала ль ты нам один хоть красный день?
На наш весенний путь, раскинутый широко,
Ты навела с утра зловещей тучи тень,
По капле кровь из нас всю выпила до срока!
Как враг, губила нас, как яростный тиран!
Во мраке без зари живыми погребала,
Гнала на край земли, в снега безлюдных стран,
Во цвете силы – убивала…
Мечты великие без жалости губя,
Ты, как преступников, позором нас клеймила,
Ты злобой душу нам, как ядом, напоила…
Какая ж мать ты нам? За что любить тебя?
 
 
За что – не знаю я, но каждое дыханье,
Мой каждый помысел, все силы бытия –
Тебе посвящены, тебе до издыханья!
Любовь моя и жизнь – твои, о мать моя!
И, чтоб еще хоть раз твой горизонт обширный
Мой глаз увидеть мог, твой серый небосвод,
Сосновый бор вдали, сверканье речки мирной.
И нивы скудные, и кроткий твой народ,
За то, чтоб день один мог снова подышать я
Свободою полей и воздухом лесов, –
Я крест поднять бы рад без стона и проклятья,
Тягчайший из твоих бесчисленных крестов!
В палящий зной, в песке сыпучем по колени,
С котомкой нищего брести глухим путем,
Последним сном заснуть под сломанным плетнем
В жалчайшем из твоих заброшенных селений!..
 

1890.

«О, пасынок природы нелюбимой…»

 
О, пасынок природы нелюбимой,
Изгнанья край!
Ни голубых озер,
Ни темных рощ: пустынный, нелюдимый,
Грядами гор стесненный кругозор.
Спеша, иду на голую вершину,
В надежде там родной сыскать простор –
Открытый вид на мирную долину,
Иль на густой, в короне снежной, бор.
Забвенья миг… И вот мечтою смелой
В больной душе роскошный создан пир:
Не там ли, там за этой гранью белой,
Лежит и он, отчизны светлый мир?
Вот верх скалы… О, тише, сердце, тише!
Поднялся я – и слезы чуть сдержал:
Ряд новых гор, еще мрачней и выше,
К отчизне путь сурово преграждал!..
Спускалась ночь; кричала где-то птица;
Валился снег на свежий волчий след…
Мечтатель, стой! Прочна твоя темница –
На родину пути отсюда нет!
 

1894.

«Не в шуме гроз, не в красоте стыдливой…»

 
Не в шуме гроз, не в красоте стыдливой
Румяных зорь мне снится край родной,
Не в блеске дня над опаленной нивой, –
Он снится мне под утреннею мглой.
 
 
Густой туман клубится над полями;
Как призрак, бор синеет вдалеке;
Едва блестит за влажными кустами
Отсвет зари в извилистой реке.
 
 
Вот сонный пахарь едет в отдаленьи, –
Поник Гнедко, чуть дребезжит соха…
Вот каркнул грач… И мертвое селенье
Рог огласил тревожный пастуха.
 
 
Промчался в даль работы зов бодрящий,
Но солнца лик еще в туманной мгле.
И столько грусти кроткой и щемящей
Везде, во всем – на небе, на земле!
 

Курган. Январь 1898.

«Проклятье – ваш удел, безумные века…»

 
Проклятье – ваш удел, безумные века…
Когда отживший мир народы перестроят, –
Не все исчезнет зло, не замолчит тоска,
И язвы новых ран заноют.
 
 
Где свет сплошной горел, увидим бездну тьмы;
Победу возгласив, узнаем гнев бессилья
И снова разбивать о душный свод тюрьмы
Мы будем трепетные крылья!
 
 
Но и в уныньи злом, в ночи без маяка
Ни разум мудреца, ни пылкий дух поэта,
Мечтая и скорбя о днях любви и света,
Не обратятся к вам, проклятые века!
 

1892.

«Волна упала, прошумев…»

 
Волна упала, прошумев,
Блеснув, как дивное виденье…
Погибло наше поколенье –
Любовь угасла, замер гнев!
 
 
Но так был грозен этот блеск,
Что полночь дрогнула пугливо…
И до поры иной, счастливой
Дойдет волны погибшей плеск!
 
 
И волны новые придут
На берег, сумраком повитый,
И жизни острые граниты
Усилий их не разобьют!
 

1898.

Тишина

 
Вечер румяный притих, догорая,
Лист не прошепчет в лесной глубине;
Тучек перистых гряда золотая
В недосягаемой спит вышине.
 
 
Тихо мелькнула звезда, и другая…
Ночь надевает свой царский венец.
– Мука, великая мука людская!
Стихла ли ты, наконец?
 

1899.

Песня труда (Из Бланчарда)

 
– Братья, нет силы терпеть! Мы устали
Биться за жизнь, эту жизнь нищеты и печали!
Красного солнца хотим мы, душистых цветов, –
Да, это богу угодно, – мы требуем: «Восемь часов!»
 
 
Всюду на фабриках, в доках в собраньях взывайте народных:
Восемь часов для труда! Восемь для сна! Восемь – свободных!»
Наши воды, что пасутся, покончивши труд,
Птицы небесные, звери – счастливей живут.
 
 
О, если так… для чего же душа в нас живзя?
Сдвинемся, братья, сомкнёмся! Всюду, от края до края!
Если молчать будет голос нужды и труда,
Камни немые начнут вопиять от стыда!
 
 
Верьте: не темная сила – дух правды и света
Нас призывает стоять, не страшась перед богом ответа.
Тот, кому образ свой вечный с любовью он мог даровать, –
В прахе, как червь бессловесный, не должен лежать!
 
 
Пусть же звучит и в полях, и в собраньях народных:
«Восемь часов для труда! Восемь для сна! Восемь – свободных!.»
 

1898.

«Радость, влюбленная в солнце и смех…»

 
Радость, влюбленная в солнце и смех,
Льнет к золоченым палатам;
Горе людское, в сторонке от всех,
С видом стоит виноватым.
 
 
Радость криклива: ей нужен исход,
Ей в одиночестве тесно.
Мышкой пугливою горе шмыгнет,
Скроется в норке безвестной.
 
 
В темных подвалах, в мансардах глухих,
Миру незримые, льются
Слезы несчастных, голодных, больных, –
Силы последние рвутся…
 
 
Если же к радости шумной с мольбой,
Полною трепетной муки,
Горе людское протянет порой
Тощие, бледные руки, –
 
 
Взгляд ему злобный она подарит,
Оскорблена безгранично:
«Что за навязчивый голос и вид!
Горе должно быть прилично».
 

1899.

Первый дождь

 
Грустят поля под бурыми снегами.
Раздетый лес окован мрачным сном…
Нет сил страдать! Как узник за стенами,
Томится мир в затишьи ледяном!
И ночь сошла, как крыша гробовая…
Вдруг, странный шум раздался в тишине, –
Как будто птиц неслась большая стая,
Огромных птиц в незримой вышине.
Сильней, слышней… С тревогою тяжелой
Блуждает взор по темным небесам…

...

конец ознакомительного фрагмента