Текст книги "Аэронавт"

– Понимаю – тренажёр власти.

– И ныне правящий молодой император у нас учился. Но так было до войны. Потом стало опасно, потому как мы оказались на границе с конфедерацией. Наследники приезжать перестали. Вот только младший брат вашего императора у нас часто гостит. Но уж очень по душе ему наши дирижабли.

– Что за война, Стефан? Кто с кем воюет?

– Кто воюет? – Стефан наморщил лоб и, недолго думая, ответил: – Да ведь понятно – кто! Конфедерация с Российским анклавом. Странно только. Я слышал, что австро-венгерский император вроде как вашему родня. Чего они не поделили? Не знаешь?

– Не знаю. – Смородин подтянул гирю, прикованную цепью к ноге, и, оторвав лоскут от остатков рубашки, обвязал кровоточащую рану. – Какие страны входят в конфедерацию, а какие в анклав?

Такой вопрос показался необычным даже спокойному и ко всему привыкшему Стефану.

– Удивляюсь я тебе! Небось, даже и не воевал?

– Говорю же, что с головой у меня не всё в порядке! Так какие?

– Так считай, конфедерация – это все что с запада. Австро-венгры всем хороводят, да ещё немцы. Ну а Польские воеводства только вид делают, потому как опасаются вашего государя. Да ещё Османский султанат с юга напирает. Всё никак простить не могут славянам их объединение.

Неожиданно громыхнула дверь, и Стефан замолчал на полуслове. В камеру вошёл священник в фиолетовой рясе и тяжёлым распятием на груди. Он слепо прищурился, всматриваясь вдоль стен, вставил факел в крепление на стене, затем перекрестился и позвал:

– Подойдите ко мне, дети мои! Я отец Матиуш. Я буду готовить вас к последнему испытанию. Идите ко мне на свет и ничего не бойтесь.

Первым вскочил Стефан и, рухнув на колени, обхватил священника за ноги.

– Святой отче! Прошу! Пусть Господь простит не только мою душу, но и моё тело!

– Не хитри, сын мой! – Отец Матиуш сложил молитвенно руки на груди и, освобождая ноги, отступил назад. – Душа твоя полетит к нему чистая и непорочная. Но для этого ты должен покаяться во всех своих грехах.

Затем священник увидел даже не шелохнувшегося на его зов Смородина и удивлённо спросил:

– А ты, овца господняя, отчего не проникнешься духом покаяния? Я ведь знаю, что иноверцев в наших казематах нет. Так иди, помолимся вместе Господу нашему, пострадавшему за нас Иезусу.

Миша отвернулся и нехотя бросил:

– Я атеист.

– Кто, кто? Иноверец?

– Отцепитесь от меня, святой отец, или как вас там? Не знаю я никаких молитв, потому что ещё недавно у меня в кармане лежал партбилет. А иконы я видел лишь когда перелистывал журналы «Наука и религия».

Озадаченный отец Матиуш задумчиво обхватил подбородок и молча уставился на Смородина.

– Да он же блаженный! – вступился за Мишу Стефан. – Вы его, отче, не слушайте. Он ещё тут не такое рассказывал. Слишком сурово инквизиторы с ним обошлись. Вот он рассудком и ослаб.

– Ну так приступим! – примирительно кивнул святой отец и замычал гнусавым голосом молитву: – Господь наш на небесах, на земле и море…

Но его распевание неожиданно потонуло в пронесшемся по коридору хриплом рокоте. Увлёкшись, и никого кроме себя не слыша, пел палач. Он старательно тянул фальцетом верхние ноты и, позабыв несколько строк, начал песню сначала:

– На поле танки грохотали.

Солдаты шли в последний бой!

А молодо-о-го командира.

Несли с пробитой головой…

Остановившись у приоткрытой двери камеры, он заглянул и прокашлялся в спину отцу Матиушу:

– Заканчивайте, святой отче! Колокола уже отзвонили.

– Так я уже всё! – охотно отозвался отец Матиуш, оборвав молитву на полуслове. – Примите покорно участь свою, дети мои! – продолжил он скороговоркой, перекрестив всех распятием. – Сын божий, Иезус, ждёт вас…. Димитрий, подсвети мне выход. Ну и запах тут!

Дверь лязгнула железом, и вновь наступила тишина. Возле Смородина зашуршала солома. Из темноты выполз узник и схватил Стефана за ногу.

– Я всё слышал! Я Марко Забар из Пливины! Слугой буду твоим верным, только спаси меня! Попроси генерала Казимира и за мою душу. Я слышал, как ты говорил, что генерал тебя знает.

– Да… знает, – довольно усмехнулся Стефан. – Мы с его превосходительством так венгров в Карпатах били! – Стефан азартно стукнул кулаком в земляной пол. – Так били! Да он только меня увидит, так сразу прикажет освободить! А я ещё попрошу в придачу нашивки десятника на рукава. А то! Генерал Казимир мне, считай, жизнью обязан. Мы как от конфедератов удирали, так я русским уланам сразу показал, где генерал прятался, чтобы они его первым спасали!

– Так попросишь и за меня? – с надеждой в голосе спросил Марко.

– Попрошу, – великодушно согласился Стефан. – Считай, что ты уже свободен. А за что тебя схватили?

– Так, считай – ни за что! Я на посту уснул. А наш вахмистр стащил у меня мой штуцер, а его благородию капитану Стоянову соврал, что это конфедераты его украли. Но я точно знаю, что вахмистр его потом на рынке на ведро самогонки сменял!

Стефан засмеялся и похлопал Марко по спине.

– Что ж ты сам самогону не выгнал и назад его не выменял?

– Дык, схватили меня в тот же час. А то бы точно так и сделал!

– Ничего… – Стефан вытянулся на соломе и уверенно произнёс: – генерал нас обоих заберёт. Ему солдаты нужны. Я слышал, как гвардейцы переговаривались, что он к аббату специально за солдатами приехал.

Смородин, обхватив колени, забился в отдающий сыростью, гнилью и мочой угол и начал вспоминать всё сначала: взлёт, вой двигателей, затем на голову полетели коробки и темнота. Теперь он сидит, прикованный, в промозглом подвале и слушает каких-то дезертиров какой-то непонятной войны. И ведь призраками их не назовёшь! Вон как радуются, узнав, что в соседних окопах недавно прятались. Да и разит от них, не пойми чем, очень даже натурально! А пытки до сих пор напоминают о себе ранами, отгоняя прочь сомнения в реальности происходящего.

В коридоре темницы захлопали двери, и хриплый голос Димитрия приказал:

– Выходим из камер по одному и подставляем мне руки! Если кто не понял – выбью зубы! И без фокусов. От меня ещё никто не убегал.

Оборвав смех, Стефан перекрестился и дернул Марко за цепь.

– Пошли. Нам нужно стать вначале, чтобы попасть на глаза генералу.

Он встал у двери, вытянув вперёд растопыренные пальцы. Палач клацнул ключом в замке и, увидев на пороге Стефана, хмыкнул:

– Торопишься?

– А то! Мне на фронт пора. За мной сам генерал приехал.

– Ну, ну… – многозначительно оскалился Димитрий. – Помечтай.

Но на Стефана намёки палача не произвели впечатления, и он уверенно протянул руки.

– Не тебе решать! Вяжи!

Димитрий отстегнул цепь и накинул верёвочную петлю, соединяющую в общую связку ожидающих в коридоре узников. За ним поспешил подать закованные руки Марко, затем стал Смородин. Выстроившись в длинную очередь, узники медленным шагом двинулись к выходу. В подвале с обеих сторон их охраняла стража подземелья, когда вышли во двор, то двинулись сквозь шеренги гвардейцев. Яркий солнечный свет ударил в глаза, и Миша зажмурился, не видя дороги и шагая вслед за натянувшейся верёвкой. Затем солнце скрыла тень, и он удивлённо оглянулся на широкий двор, ограждённый уходящими в небо высокими каменными стенами. Всё, что он видел до этого – комната пыток да стены темницы. И всюду царила темнота, не позволявшая рассмотреть ничего вокруг. Теперь же над головой сияло голубое небо, под ногами можно было разглядеть трещины на булыжниках брусчатки, а на затылке Стефана – спутанную с волосами солому. Посреди площади высилось монументальной глыбой очень знакомое по фильмам и книжным иллюстрациям сооружение. Деревянная рама, опутанная пеньковыми канатами, стояла на узком ложе с высокими бортами.

– Гильотина? – прошептал изумлённый Смородин, дёрнув Стефана за верёвку.

– Как ты сказал? Не… это Толстячка Берта.

Сам Стефан на гильотину не обратил никакого внимания. Вытянув шею, он смотрел поверх голов, выглядывая в столпившемся на площади народе знакомый генеральский кивер с зелёными перьями, означавшими принадлежность к пехоте.

Узников повели вокруг площади вдоль крепостных стен, сквозь охраняемый гвардейцами коридор. Зрители напирали на сцепившихся руками солдат, и тем приходилось то и дело отбиваться локтями, дабы не навалиться на бредущих медленной поступью арестантов. Но там, где шеренги заворачивались у ворот, гвардейцы стояли навытяжку, лицом к высокопоставленным гостям и с длинными винтовками в вытянутых руках. Сверкающие штыки выстроились частоколом, а сквозь них чернели гражданские цилиндры и блестели золотые кокарды военных. Генерал Казимир стоял в первом ряду и, склонившись к уху аншефа Станислава, рассказывал весёлый анекдот. Глава тайной инквизиции довольно кивал, не забывая при этом бросать внимательные взгляды по сторонам и замечая, кто и как смотрит на арестантов. Аббат Симеон застыл неподвижно на сколоченном пьедестале, зажмурив глаза и подставляя солнцу бледное лицо. Праздник Святого Влада входил в свою основную фазу, и теперь аббат превращался в главное действующее лицо. Сейчас пройдут небольшие формальности, а затем святой отец выступит с пламенной проповедью, дабы последующая казнь ни у кого не вызвала ни малейшей жалости или сомнения. На это нужно было настроиться, и аббат беззвучно шевелил губами, репетируя особо сильные фразы из Священного манускрипта.

Когда Стефан поравнялся с трибуной высоких гостей, он оттолкнул от себя закрывавших его соседей по верёвке и выкрикнул так, что обернулись даже стражники на стенах.

– Ваше превосходительство! – Стефан подпрыгнул и взмахнул связанными руками. – Я здесь! Ваше превосходительство, это я, Стефан Мирча! Тот самый, что спас вас с уланами, когда вы прятались в кустах! Спасите и вы меня, ваше превосходительство! Я отслужу вам верой и правдой!

Генерал Казимир бросил взгляд на отбивавшегося от гвардейцев арестанта и отвернулся. Он торопливо взял под руку удивлённого аншефа, и, продолжая улыбаться, закончил прерванную шутку, чтобы тут же начать новую.

– Это же я, Мирча! – выкрикнул Стефан севшим голосом, почувствовав, как под ногами качнулась земля. – Ваше превосходительство, генерал Казимир, пощадите!

Удар прикладом в спину сбил Стефана с ног, и он повис на верёвках, придерживаемый Марко и соседними арестантами.

– Я не хочу к Берте! – зарыдал он, дёргаясь, и норовя повалиться на землю. – Пощадите, ваше превосходительство! Я отслужу!

Теперь гвардеец приставил ему между лопаток штык, и Стефан затих, почувствовав, как острая сталь проколола кожу.

– Я не хочу…. – прошептал он едва слышно и, послушно поднявшись, пошёл, оглядываясь назад на возвышавшийся генеральский кивер.

Затем колонну повели дальше, к центру площади, и трибуна с аббатом и генералом скрылась с глаз. Теперь они могли видеть Берту с расстояния трёх метров, и Смородин почувствовал, как от её средневекового вида повеяло забравшимся в сердце холодом. Деревянный помост источал резкий запах свежей смолы спиленных накануне сосен. Треугольное лезвие играло солнечными зайчиками, а рядом, проверяя растяжки, готовился палач Димитрий. Бредущий за Смородиным арестант упал в обморок, и его тут же окатили из приготовленного для таких случаев ведра с ледяной водой. Но затем в толпе ротозеев прокатился ропот, потому как колонну не остановили перед Бертой, а повели дальше, к входу в одну из крепостных башен. Арестанты удивлённо переглянулись, всё ещё не веря в небольшую отсрочку. каменная винтовая лестница вывела их на круглую площадку, окружённую зубьями из красного кирпича. Кроме разомкнувшихся вдоль стен гвардейцев, здесь их ждал всего один человек в красной, как полотнище кумача, военной форме.

– Кто это? – толкнул в бок Марко Смородин.

– Не знаю. Кто-то из воздухоплавателей.

– Воздухоплавателей? – переспросил Миша, решив, что ослышался. Он бы, скорее, такую форму причислил к пожарникам.

– А чего ты удивляешься? – откликнулся уже пришедший в себя Стефан.

– Почему красная, а не голубая или синяя?

– Причем здесь синий цвет? – теперь удивляться настал черёд Стефана. – У аэронавтов форма цвета огня, потому что горят они хорошо и далеко видно. Видать и вправду ты на передовой никогда не был. А там такое зрелище не редкость. Я его не знаю, но по эполетам – из генералов-аэронавтов.

Смородин остановился у края башни и выглянул через узкую бойницу. Далеко внизу раскинулся зелёный ковёр, скрывавший невысокие то ли холмы, то ли горы. Лес тянулся повсюду, куда только доставал глаз. А вдали, на горизонте, выглядывали белые шапки горных перевалов. Аббатство строили на самом высоком холме, отчего оно возвышалось над соснами, будто маяк для заблудших путников. Неприступные стены, соединяющие ещё более высокие башни, тянулись из леса в небо, позволяя видеть далеко вокруг.

У одной из бойниц стояла пушка, направленная на едва различимую нить дороги. Смородин уже успел свыкнуться, принимая, как необходимые правила пока ещё непонятной для него игры и необычную одежду окружающих, и странное оружие гвардейцев, скорее похожее на старомодные винтовки прошлого века, и даже то, что происходящее вокруг больше походило на театрализованное представление, чем на реальность, и всё это уже не так приводило его в ужас, как раньше. Он ждал, что ещё пройдёт совсем немного времени, и всему найдется объяснение. Нужно только набраться терпения. Но вид пушки всколыхнул в голове новый виток смятения. Бронзовый ствол сиял начищенным металлом, деревянные колёса чернели коваными спицами, а рядом аккуратной горкой лежали чугунные ядра.

– Где я? – очередной раз послал он вопрос, адресованный в никуда, голосом, полным отчаяния и страха.

Наконец все арестанты оказались наверху и молча ждали своей участи. Гвардейцы, выставив вперёд штыки, образовали внутренний круг, отжимая их к стенам и тоже молчали, ожидая приказов. В центре круга стоял, покачиваясь с носка на каблук, красный генерал. Он прошёлся брезгливым взглядом по оборванной одежде арестантов, и, похлопывая по ладони в лайковой перчатке тростью, ждал, когда наступит абсолютная тишина. Прислушавшись к едва различимому шороху ветра в бойницах, он удовлетворённо кивнул и, ничего не говоря, направился к стене, ползущей к следующей башне. Запрыгнув на узкую перемычку, соединяющую бойницу с гладкой вершиной крепостной стены, он обернулся и крикнул:

– Того, кто повторит, я буду ждать на той стороне!

Затем, не раздумывая и не обращая внимания на прокатившиеся внизу на площади испуганные крики, он уверенно, будто перед ним тянулся мощёный тротуар, ступил на узкие кирпичи и, поигрывая тростью, пошёл по гребню стены. Добравшись до середины, остановился и, оглянувшись, проверил: – появились ли желающие повторить его поступок?

Желающих не было.

Красный генеральский силуэт двинулся дальше, миновал узкий гребень и вскоре замер в ожидании на соседней башне.

– Зачем это нужно? – теперь Смородин со Стефаном стояли плечом к плечу, и Миша мог говорить, не выкрикивая через головы.

– Издевается. Знает, что пройти по стене невозможно, вот и бравирует.

– Но он же прошёл!

– Кто его знает, как он это сделал? Может, у него шипы в подошвах.

Смородин стоял рядом с выходом на стену и хорошо видел и её вершину, и внешнюю поверхность с идеально подогнанными друг к другу кирпичами. Внизу стена казалась широкой, не менее двух метров. Но кверху сужалась до узкой гладкой тропинки, не превышающей тридцати сантиметров. И высота её впечатляла. С одной стороны маячила площадь с гильотиной, уменьшившейся до размеров обувной коробки, а с другой зияла пропасть с вековыми соснами у подножия.

– Шипы здесь не помогут. Но сильного ветра нет – пройти можно. Главное, не бояться. Ты мне объясни, что он хотел этим сказать? Может, там спасение?

– Нет… – с сомнением качнул головой Стефан. – Хотят потешить толпу. От Берты уже пресытились, вот и выдумывают новые развлечения. Но от меня не дождутся. Уж лучше пусть голову рубят.

– А вдруг и вправду, там пощада! – встрял в разговор Марко. – Я слышал, что как-то уже так было. Но там давали револьвер с ополовиненным барабаном. Стефан, я думаю, нужно рискнуть.

– Да ты с ума сошёл! У меня от одного взгляда вниз ноги подкашиваются.

– А ты не смотри, – ободряюще улыбнулся Миша, хотя его бледное лицо красноречиво говорило, что ему тоже не по себе. – Представь, что высота стены не больше метра.

Но неожиданно их спор прервал возглас напротив.

– Я пойду!

Десятки лиц обернулись в сторону выступившего вперёд арестанта. В тот же миг гвардейцы развязали ему узел на руках и повели к стене. Офицер, командовавший караулом, ободряюще похлопал смельчака по плечу и помог взобраться на первую ступень.

Но арестант идти не торопился. Вначале он перекрестился, затем попятился назад, и показалось, что передумал, но в конце концов решился и сделал первый шаг.

– Я ни в чём невиновен! – выкрикнул он вниз, задравшей головы толпе. – Запомните, меня зовут Луйку! Господь спасёт меня и не даст мне упасть! А если кто потом поднимет на меня руку, то пойдёт против Господа!

Смородин молча пожелал Луйку удачи в его по-детски нехитром шантаже. Бедняга решил сыграть ва-банк и обезопасить себя от последующей неопределённости. Было бы обидно пройти такое испытание и после этого лечь на плаху.

Идти Луйку предстояло не меньше сотни метров, и глядя, как он нетвёрдо делает шаг за шагом, казалось, что на это у него уйдёт весь день. Внезапно порыв ветра, вырвавшийся из-за зубастого гребня башни, качнул его в сторону внутреннего двора. По ряду узников прокатился ропот, но Луйку, взмахнув руками, сумел выровняться и теперь зачастил по стене, семеня мелкими шагами. Суботин догадался, что Луйку понял главный алгоритм сохранения равновесия, и дальше идти ему стало гораздо легче. Он не отрывал ступни от гладкой поверхности, ощущая босой ногой каждый выступ. Шёл с небольшим наклоном во внешнюю сторону, парируя толчки ветра, и глядел только вперёд, выдерживая направление лишь боковым зрением, не замечая разверзшейся у ног пропасти. Остаток пути Луйку прошёл, едва ли не бравируя, как это делал генерал. Спрыгнув со стены уже на той стороне, он лихо козырнул и вытянулся рядом с красной фигурой воздухоплавателя. Когда оказалось, что его не ведут вниз к Берте и не связывают вновь руки, тут же нашёлся ещё один желающий.

– Отвязывай и меня! Я тоже пойду! – прозвучал уверенный голос рядом со Смородиным.

Но его уверенности хватило лишь до первого шага. А дальше он замер и, будто окаменев, не мог сдвинуться с места. Отойдя от края всего пару метров, он застрял, не решаясь идти ни вперёд, ни назад. Зря ему в спину кричали гвардейцы, запугивая и пытаясь подтолкнуть штыками. Он их не слышал. Как и не слышал вопли желающих приободрить арестантов. Он лишь беззвучно шевелил губами, затем неожиданно взмахнул руками и, не удержавшись, полетел вниз, рухнув на повозки на площади.

Теперь на башне вновь были слышны лишь завывания запутавшегося в бойницах ветра. Выдержав паузу, офицер недовольно оглянулся по сторонам и разочарованно спросил:

– Неужели больше не найдётся смелых?

К его удовольствию, ещё один из узников попросил развязать руки. Уже по его первым неспешным и уверенным шагам Смородин понял, что, пожалуй, и у этого есть все шансы остаться в живых.

– Я тоже пойду, – шепнул он Стефану.

– Не дури.

– Ты считаешь, что лучше лишиться головы? Ну уж нет. Ты видишь, что Луйку не трогают?

– Это пока.

– Я пойду с тобой! – откликнулся Марко. – Вдруг пощадят?

– Эй, вы куда! – всполошился Стефан. – Дьявол! Не бросайте меня! Я иду с вами, но я буду держаться за ваши руки.

– Так не пойдёт, – Смородин посмотрел на предстоящий путь, прикидывая собственные шансы. Высоты он не боялся, но её боялся Стефан. Запаниковав, он мог подобно тому, как утопающий топит спасателя, свалить его вместе с собой. – Станешь в двух шагах за мной! Ко мне не прикасайся и смотри только в затылок. Ты меня понял?

– Угу… – прошептал затравленно Стефан. – А если я гляну вниз?

– Лучше не смотри, – улыбнулся Миша и, подняв связанные руки, выкрикнул: – Мы тоже пойдём!

Он первым взобрался на гребень стены и уверенно глянул вниз – высоко, но лучше на этом не зацикливаться. Опора под ногами не раскачивается, ширина её вполне позволяет поставить рядом обе ноги, слегка вносит свои коррективы ветер, но он не порывистый и вполне предсказуемый. Так что это испытание больше психологическое, чем физическое. Смородин сделал два уверенных шага и прислушался – пошёл ли за ним Стефан? Кажется, за спиной зашуршали подошвы по камню, но затем Стефан остановился и уже начал было молиться.

– Святой Иезус, прости раба своего неразумного…

– Заткнись! – оборвал его Миша и, не оборачиваясь, приказал: – смотри мне в затылок!

– Да, да… – тут же подчинился Стефан.

– Что ты видишь?

– Я… я вижу… я вижу кровь у тебя за ухом.

– Хорошо. – Смородин сделал ещё три шага и снова спросил: – а теперь?

– На шее у тебя ещё одна рана.

– Молодец.

Кажется голос Стефана стал поуверенней. Тогда Миша решился идти без остановок.

– Не отставать, и не смотреть вниз. – Добавив голосу повелительных ноток, он жёстко скомандовал: – Только в мой затылок! – затем, вспомнив, что идти они собирались втроём, спросил: – Марко, ты с нами?

– Иду! – послышался в ответ сдавленный хрип.

– Вот и хорошо. А теперь не останавливаемся и шаг за шагом. Паровозиком, мужики, паровозиком… и друг друга не трогать. Каждый сам за себя.

Смородин прислушивался к тяжёлому дыханию Стефана, каждую секунду ожидая, что тот сломается и, взглянув вниз, сорвётся, оглашая горы диким воплем. Но, к его удивлению, Стефан держался. Лишь пару раз он попросил остановиться, но Миша был неумолим. Они прошли уже половину пути, и по голосу показалось, что Стефан даже осмелел. Он что-то пытался говорить невпопад, пожаловался, что солнце мешает видеть ему голову Смородина и спросил, сколько им ещё идти.

– Ещё чуть-чуть! – приободрил его Миша, глядя на увеличивающуюся фигуру красного генерала.

Теперь можно было рассмотреть его лицо. Приподняв над глазами козырёк огненного кивера, он внимательно наблюдал за приближающейся троицей. Расставив широко ноги и скрестив руки на груди, он не выказывал никаких эмоций. Не восторгался их смелостью и не изображал неудовольствия, что они до сих пор не сорвались и не полетели, кувыркаясь, вниз. Казалось, ему было совершенно безразлично – дойдут они или нет.

– Марко, – позвал тихо Смородин, скорее для того, чтобы убедиться, что тот ещё рядом.

– Иду, – прошелестело в ответ.

Ну что ж, и этот, судя по голосу, не склонен к панике.

– Ну тогда вперёд! Остался последний рывок!

Заключительный десяток шагов Смородин сделал, едва не сорвавшись на бег. Спрыгнув со стены рядом с генералом, он чуть не упал на подогнувшихся ногах. Сжатое в кулак напряжение теперь выдавали дрожащие колени и посиневшие губы. На спину Смородину повалился Стефан. Затем, не скрывая радости, упал Марко.

Пример оказался заразительным. Ещё один арестант решился повторить их путь и даже дошёл до финиша, хотя и на четвереньках. За ним последовал второй. Но одолев лишь треть пути, он упал на колени и, впившись пальцами в углы кирпичной кладки, оседлал стену. Встать он уже не смог. Вжавшись щекой в камни, он ничего не понимал, от страха потеряв остатки разума. Не помогали ни угрозы, ни уговоры.

Генерал, молча, с выражением крайней брезгливости на лице, наблюдал за его приступом паники. Подождав несколько минут, он подозвал охранявшего вход в башню гвардейца и снял с его плеча штуцер. Стрелял генерал так же хорошо, как и ходил по стенам. После раскатистого хлопка, арестант сполз на внешнюю сторону и полетел на деревья уже безжизненным телом.

Больше желающих испытывать судьбу не было.

Генерал смерил с ног до головы каждого из перебравшейся шестёрки и вновь начал раскачиваться с каблука на носок начищенных хромовых сапог, оценивающе разглядывая узников.

Тогда Стефан решился задать волнующий всех вопрос:

– Ваше превосходительство, что будет с нами?

Генерал оставил его вопрос без ответа и, выдержав длинную задумчивую паузу, наконец соизволил нарушить тишину:

– Я командэр Юлиус! А вы, заурядная, ограниченная серость, которую, к сожалению, наша цивилизация плодит миллионами во всех странах мира! Но у вас появился шанс подняться над этим плебейским обществом. Теперь вы возвыситесь над всеми в прямом и переносном смысле, потому что отныне вы – аэронавты!