Текст книги "Аэронавт"

Размазав по лицу набежавшие от ветра слёзы, Миша ещё раз пробежался взглядом вдоль аэродрома и лишь затем заметил что-то, отдалённо похожее на грязные шарики разрывов. Были они едва заметные, и Смородин хмыкнул, поняв всю бесполезность подобного авианалёта. Так бомбы не взрываются, и такая атака скорее напоминает беспокоящий противника демарш, чем результативный авиабомбовый удар. И хотя над крышей одного из эллингов в небо потянулся дым, но всё же это было далеко не то, что он рассчитывал увидеть. Да и взрывы вспыхивали редкие, одиночные и неэффективные. Если уж для налёта используются бомбы такого малого калибра, то для компенсации их слабости требуется увеличение количества, это ясно даже для человека далёкого от такого рода деятельности.

Миша смотрел на редкие вспышки, недоумевая, почему нельзя сбросить сразу сотню бомб? Судя по огромным ящикам, на борту «Августейшей династии» их было гораздо больше.

Аэродром внизу медленно уплывал назад, и Смородин решил, что пора заканчивать это так называемое бомбометание.

«Курам на смех!» – хотел он сказать в трубу, но рассудив, что, возможно, наверху никто большего и не ожидал, крикнул уже успевшим охрипнуть горлом:

– Хватит! Пролетели! Поднимайте наконец, вы меня уже заморозили!

– Второй заход!

Решив, что ослышался, Миша переспросил:

– Не понял?!

– Разворачиваемся на цель! Второй заход! – голос в переговорной трубе был категоричен и на этот раз совсем не похож на сипение боцмана.

А вот это уже был сюрприз! К тому, что придётся, коченея от холода, повторять всё сначала, Смородин готов не был.

За вторым заходом последовал третий. Потом ещё, ещё и ещё! Результат не заставил себя ждать, и пожары на аэродроме вспыхнули уже в нескольких местах. Чёрный дым скрыл добрую половину поля и потянулся в сторону города. Рухнула пара мачт. В казарме у леса, оголив тонкие стропила, обвалилась крыша. Но даже когда бурое пламя окутало так и не взлетевший дирижабль, Миша уже не испытывал никакой радости. Он жутко замёрз, онемел в неудобной позе и к тому же сорвал голос. На все его крики и просьбы наверху не обращали внимания и лишь требовали снова и снова выводить на цель. Наконец он перестал отвечать и лишь затем увидел, что земля исчезла и он снова погрузился в туман. Его поднимали, казалось, вечность. Измученный Смородин даже не поверил, что ещё жив, когда над головой увидел тень «Августейшей династии». Раскачиваясь, клетка ударилась о створки, и прежде, чем нырнуть в люк, заскрипела по дереву гондолы. Дождавшись, когда его окончательно втащат внутрь и откроют дверь, Миша вылез на окаменевших ногах и едва не упал. Он обвёл заторможенным взглядом командирскую рубку и молча вышел, хлопнув дверью. Хотелось сказать что-то резкое в надменное и снисходительное лицо командэра, но онемевшие губы не слушались. Толкнув кулаком следующую дверь, Миша оказался на камбузе и оглянулся в поисках хотя бы чего-нибудь, что может дать ему тепло. Но ни дымящего самовара, ни раскалённой печки здесь не было по определению. Тогда Смородин двинулся дальше по коридору. Растолкав подвешенные к потолку гамаки, он вдруг увидел в открытую дверь в грузовой отсек боцмана.

– Сволочь! – прошипел Миша, найдя выход собственной злости, и с решительностью носорога ринулся на ничего не подозревающего Томаса. – Тебе нравится издеваться, растягивая резину?! – Схватив его за отвороты кителя, он едва не столкнул боцмана в открытый бомбовый люк. – Говоришь – пьяный конюх в корчме под столом?! А ты сам пробовал?!

Боцман Томас на мгновение потерял дар речи. Опомнившись, он, широко размахнувшись, ударил Смородина кулаком в грудь и, выкатив из орбит глаза, заревел в ответ:

– Да я же тебя…!

Но и Миша сдаваться не собирался. Выдержав встречный удар, в свой он вложил куда больше злобы. На здоровяка Томаса это подействовало отрезвляюще. Огонь в глазах вдруг потух и сменился удивлением.

– Да ты не иначе разумом помешался? Такого ещё у нас не бывало!

– Помешаешься тут! – наступал на него Смородин. – Почему тянули время?! Я льдом покрылся, пока вы раздумывали да в носу ковырялись! Я с первого раза вас вывел точно на цель! Почему тянули? Почему не отбомбились с первого захода?

Боцман задумался, и неожиданно в его глазах мелькнуло понимание. Ничего не говоря, он перегнулся в полупустой ящик и, достав со дна бомбу, ткнул её в руки Мише. Кивнув на открытый люк, он произнёс:

– Бросай.

Не глядя, Миша вышвырнул болванку за борт и с вызовом ответил:

– Бросил!

Томас потемнел лицом.

– Где же тебя такого взяли на мою голову, – он тоскливо вздохнул и вдруг заревел Смородину в лицо: – А оголить взрыватель нашему умнику не пристало?! Так ты будешь брюкву свиньям швырять, а не с нашего дирижабля бомбы!

Теперь понимание пришло и к Смородину. Он достал ещё одну бомбу и тронул металлический стакан, предохраняющий взрыватель от случайного удара. Медный колпак, с нанесённым на него рифлением, легко повернулся по резьбе на один оборот. Но чтобы свинтить его полностью, даже при определённой сноровке нужно не меньше минуты. Вмиг Миша всё понял. Он висел в клетке и, скомандовав сброс, ожидал, что вниз разом полетит туча бомб, но увы… всё оказалось не так. Аэронавты доставали из ящиков бомбы и, сворачивая колпаки в меру своего проворства, швыряли их в люк. Ни о каком залповом ударе здесь не могло быть и речи.

– Вы додумались до пневморужей. Вы научились летать. Вы изобрели удивительные двигатели, – начал он уставшим голосом, полным разочарования. – Но не удосужились додуматься до такой мелочи!

– Наш шпион опять изволит умничать? – Боцману разговор уже порядком надоел, и, оглянувшись на не сводящих с них глаз аэронавтов, Томас лишь медлил, обдумывая: что лучше сделать со строптивым Смородиным – просто выбить зубы или вышвырнуть в люк?

– А ведь решение на поверхности. Нужно было всего лишь внимательней присмотреться к винтам ваших двигателей. – Игнорируя боцмана, теперь Миша обращался к аэронавтам, пытаясь перехватить хоть чей-то участливый взгляд. Но те лишь испугано отворачивались, боясь оказаться невольными соучастниками. Что со шпионом будет дальше, никто не сомневался.

Ещё секунда и терпение боцмана лопнуло окончательно. Он покраснел, замахнулся и вдруг увидел наблюдавшего за ними командэра. Неизвестно, сколько генерал уже стоял в дверях, и чтобы помешавшийся разумом шпион не успел произнести ещё какую-нибудь ересь, он вытянулся по стойке «смирно» и выкрикнул во всё горло:

– Молчать!

Командэр Юлиус привычно качнулся и, скрестив руки на груди, неожиданно произнёс:

– Пусть говорит.

Не дождавшись от Миши ответа, он ободряюще улыбнулся и спросил:

– Так до какой мелочи мы не додумались? Говори, если уж начал.

Смородин поднял перед собой бомбу и указал на предохранительный стакан.

– Вот здесь достаточно приварить, припаять, приклепать, как хотите… под углом небольшие лопатки, подобные вашим винтам. При падении, под напором набегающего воздушного потока предохраняющий колпак будет сворачиваться сам собой! И вам будет достаточно одного захода на цель, чтобы сбросить все бомбы разом, а не играться, утюжа небо над противником. Достаточно будет всего лишь вывалить этот ящик за борт! А остальное сделает её величество аэродинамика! Есть такая наука, если вы не слышали.

– Где ты такое видел? – Улыбка сбежала с генеральского лица, и Миша впервые увидел, какое оно бывает озадаченным.

Смородин чуть не выкрикнул, что «ветрянка» является обычной деталью любой свободнопадающей авиабомбы, но вовремя прикусил язык и лишь устало обронил:

– Поверьте, всё так и будет.

Боцман испуганно посмотрел на командэра, затем на Смородина, пытаясь предугадать решение генерала. Он был уверен, что за дерзость подчинённого аэронавта достанется и ему, но командэр Юлиус, обратив на него внимание, неожиданно приказал:

– Отнесёшь десяток бомб к кузнецам, и сделайте так, как он сказал – нужно проверить.

Затем, обхватив подбородок, генерал долго смотрел на хранившего молчание Мишу.

– Мне всегда было безразлично, кем были мои аэронавты в прошлом! Была бы польза на дирижабле, а на остальное – наплевать! – Командэр прошёл в отсек и жестом приказал закрыть бомболюк. – Но ты удивил меня сегодня дважды. Ты словно штурман ориентируешься в курсовых углах и изобретаешь улучшения к бомбам. Весьма любопытно. В то, что ты шпионишь на конфедератов, не поверил даже мой отец, но от этого интерес к тебе только возрастает. Так скажи мне наконец, кого я взял к себе в аэронавты?

Миша сглотнул в горле ком и неожиданно для самого себя выдавил:

– Не знаю.

– Ты не знаешь, кто ты?

– Раньше знал… теперь не знаю.

Глава четвёртая
Высочайшее доверие

Небо затянуло тучами. Из-под провисших облаков временами срывались ливневые столбы и барабанили по оболочке дирижабля, отчего внутри гондолы накатывал нарастающий гул. Поле покрылось глубокими лужами, и даже всегда дежурившие под камбузом бездомные собаки исчезли в поисках более уютных мест. Из-за ливня задерживалась подвода с обедом, и вечно голодный Стефан, свесившись с промокшего трапа, ворчал, бросая косые взгляды на дымившую трубой казарму.

– Михай, ну ты видел такое? Повара говорят, что мешкают, потому что сырые дрова! Мокнуть они не хотят, а не дрова виноваты! А нам тут подыхай с голоду!

Смородин не ответил и, проводив взглядом сверкнувшую молнию, прислушался, ожидая гром. Бабахнуло всего через пару секунд. Миша выглянул на вытянувшийся в небо штырь громоотвода и, поморщившись, захлопнул дверь.

«Почему я до сих пор не предложил им заземлять непосредственно дирижабли, а не надеяться на эту мачту, высота которой даже ниже „Мышонка“ не говоря уже об „Августейшей династии“?» – задал он вопрос сам себе.

Затем, тут же позабыв страх перед грозой, он прошёл в тёмный отсек команды и забрался в ещё тёплый гамак. Из-за дождливой погоды ни о каких вылетах не могло быть и речи, потому командэр Юлиус исчез ещё утром, а за ним постепенно потянулись остальные офицеры. Простым аэронавтам покидать территорию поля запрещалось, но команда, почувствовав настроение начальства, тут же расслабилась и, позабыв строгие правила, наслаждалась ничегонеделанием. В грузовом отсеке играли в кости. По захмелевшим выкрикам Миша догадался, что из казармы всё-таки кто-то приходил. На кухне тайно гнали самогон и при случае продавали командам дирижаблей.

«Война и бизнес – увлекательные игры!» – хмыкнул Смородин.

Из открытой настежь форточки потянуло прохладой и пахнуло дождём. Даже шевелиться не хотелось – так бы лежать безмолвно и слушать, как барабанят капли.

«Совсем как летняя ленинградская гроза!» – вздохнул он протяжно.

Только там так бывало летом, а здесь уже дышала осень.

Полтора месяца пролетели быстро.

Он легко прижился в экипаже, и даже всегда ворчавший боцман Томас теперь к нему обращался, слегка заискивая и взвешивая каждое слово. Так стало после того, как Смородин, оказавшись в командной рубке, посмотрел на компас и заметил, что рулевой с трудом удерживает требуемый курс. Указав на риски, находящиеся на внешней сфере, и на едва заметные точки на вращающемся шаре, он произнёс:

– Ему очень неудобно. А если ещё слабый свет…. Будет гораздо лучше, если всё поменять местами. Ещё не помешает одеть сверху подвижное кольцо с указателем. Совместив указатель с нужным направлением и зная ветер, можно учитывать снос, выставляя на шкале точный курс.

Теперь его слова принимались на веру и не требовали доказательств. В команде уже давно позабыли обидное прозвище «шпион» и за глаза Смородина называли «умник Михай». Он улучшил управляемость «Августейшей династии» сместив рули управления и расположив их в потоке винтов. Затем предложил установить овальные шайбы направления под углом, чтобы компенсировать инерционный момент от вращающихся пропеллеров. Были и другие мелочи. Невольно чувствуя себя мудрее других, Миша умело прятал некоторое удовольствие. Хотя и был во всём этом элемент лукавства. Когда-то что-то подобное с ним уже происходило.

…На службе он с другими лётчиками гурьбой однажды решали довольно сложный кроссворд. А через пару дней, лёжа на пляже и украдкой поглядывая на расположившихся рядом двух симпатичных девушек, Миша невольно прислушивался к их разговору. Без особого успеха красотки решали кроссворд, смешно наморщив гладкие девичьи лобики. Вдруг он услышал знакомые вопросы – это был тот самый кроссворд, который он уже решал, и знал ответы. И вот тут, как говорится, пошла масть! Глядя в небо и напустив на себя глубокомысленный вид, Миша нехотя подсказывал правильные ответы, давая себе на размышление не больше двух секунд, чем поверг девиц в мощное потрясение.

Тогда, как и сейчас, он им казался интеллектуальным гигантом.

Да… многое Смородин знал, для не знакомых с ещё не открытыми законами воздухоплавания аэронавтами. Не знал он только ответ на один мучивший его вопрос – что с ним произошло?

Генерал Юлиус к нему прислушивался и всегда удивительно быстро схватывал основную мысль. Вот и тогда командэр посмотрел на рулевого и спросил:

– Тебе действительно не видно курс?

– Никак нет, видно, ваше превосходительство! – бодро выкрикнул рулевой, но замявшись, добавил: – если токмо солнце не слепит глаза или тень не загораживает цифири.

– Как же ты выдерживаешь направление?

– А я, ваше превосходительство, штурвал держу ровно, пока опять чего не увижу! – не почувствовав угрозу в голосе генерала, признался рулевой. – А как замечу, так снова кручу туда, куда их благородие мичман Кутасов приказали.

Командэр насупился, затем брезгливо кивнул боцману:

– Убрать отсюда это животное! – и, ткнув пальцем в Смородина, добавил: – теперь ты рулевой!

Дождь хлынул с новой силой, и от его косых капель не спасал даже гигантский баллон аэростата. Сбегая по туго натянутой оболочке, вода затекала в открытое окно и собиралась под гамаком тусклой лужей. Миша выглянул на торчавший рядом с окном двигатель с застывшим пропеллером, закрыл глаза и, заложив руки за голову, в сотый раз крепко задумался. Нет, не было такого в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году и быть не могло! Пусть он и не историк, но уж такие прописные истины известны даже школьникам. Паровой двигатель был. Но чтобы на сжатом воздухе…. Да и одна карта чего стоит!

В очередной раз не найдя ответа, Смородин застонал, ворочаясь и тяжело вздыхая.

А ливень за бортом припустил с новой силой. Но, слушая раскаты грома и шипение капель по лужам, закрывать окно не хотелось. От врывающегося в душный кубрик озона приятно кружилась голова.

Вдруг, когда канонада на мгновение умолкла, Миша услыхал лошадиное ржание.

«Вот и обед приехал! – усмехнулся он, вспомнив беспокойство Стефана. – Повара всё же решились промокнуть».

Но вместо вестового, призывающего к столу, в кубрик вдруг ворвался насквозь промокший боцман и, переворачивая гамаки, бросился прямиком к Смородину.

– Благодетель наш, святой Иезус, это же надо такому случиться! – Он схватил Мишу за рукав и едва не сбросил на пол. – Что ж ты с формой наделал, Михай?! Я же тебе её только выдал, а она на вид, будто ею месяц полы мыли!

Смородин удивлённо посмотрел на свою красную робу, затем на начищенные воском подклеенные войлоком туфли. Ему они показались вполне пристойными, даже не лишёнными лоска. У других дела были куда хуже. Но боцман продолжал вертеть его со всех сторон и голосил, едва не теряя сознание.:

– Это конец! Эй вы, несите сюда всё, что у кого есть самое новое и чистое! – он зыркнул на ошарашенных не менее, чем сам Смородин, аэронавтов и наотмашь двинул первого попавшегося кулаком в ухо. – Живее, амброзию вам в печёнку! Нужно срочно его переодеть!

Казалось, боцман сейчас и вправду от волнения потеряет сознание. Он театрально хватался то за голову, то за сердце и, закатывая глаза, приговаривал:

– Горе, мне, горе! Это же надо такому случиться!

– Да что произошло-то?! – не выдержал наконец Смородин.

– Что произошло? – боцман на миг замер и, выпучив глаза, окатил его затравленным взглядом. – А то и произошло, что вызывают тебя, Михай, в столицу! Во дворец самого владыки Сигизмунда! Ой, ей богу, не выдержу, сердце… собирайся, за тобой карету прислали!

Грузный, но для своих уже немалых лет довольно энергичный владыка Сигизмунд подобрал с мраморных ступеней полы парчовой мантии и, проворно взобравшись на трон, лениво махнул застывшим вдоль стены подданным.

– Присаживайтесь, господа! Все уже здесь? А вам, граф, с дороги взбодриться бы штофом дворцовой наливки! Или откажетесь?

– Спасибо, великий князь! – Граф Горчаков, невзирая на гражданский наряд, по-гвардейски щёлкнул каблуками и поклонился. – О вашей наливке наслышаны даже в Санкт-Петербурге. Не берусь утверждать, что путь к вам был лёгок, а потому – не откажусь!

– Вот и ладно! И я с вами. А то мне доктора запрещают, будто и не владыка я вовсе, а какой-нибудь кролик для их медицинских забав. Но когда требует этикет, то тогда я их не слушаюсь. Слыхано ли – прибыл посланник самого российского императора! Да ещё сказали мне, что гнали вы без остановок всю неделю. Как тут не уважить? Вы не торопитесь, граф? Или сразу о делах?

– Простите, владыка, но я хотел бы дождаться великого князя Александра.

– Да послали уж! Хороший мальчишка. А шустрый какой! Моя охрана за ним не поспевает! – довольно хохотнул владыка Сигизмунд. – То ему скачки подавай на уланских скаковых жеребцах. А то стрельбы из наших новых пушек! То он на Дунае на канонерке, то над Дунаем в дирижабле. Не припомню, каким я был в четырнадцать лет, но ваш пострел совсем не похож на детей, выпестованных дворцовыми няньками. Помнится, Николай, нынешний наш император таким не был?

Граф Горчаков не ответил и замер, слушая шум дождя за окном. Ему показалось, что простучал цокот копыт, но, прислушавшись, он понял, что это только показалось. Граф нервно хрустнул сжатыми в кулаки пальцами и посмотрел на сидевших и стоявших вдоль стен зала генералов и министров. Вот уж кого он не хотел бы видеть, так это их.

– Да на вас лица нет! – хмыкнул владыка Сигизмунд. – Ничего, граф, сейчас наливку принесут, сразу порозовеете. Так что стряслось в стольном граде Санкт-Петербурге? Уж не загоняли ли вы лошадей, дабы принести нам дурные вести?

На этот раз Горчаков понял, что отмолчаться не получится и, скрепя сердце, постарался произнести так, чтобы слышал только владыка:

– Вы правы, ваше высочество, вести дурные. Но, простите, я имею предписание огласить их только в присутствии Александра.

В зале прокатился ропот, и граф понял, что глухотой в окружении владыки никто не страдает.

– Вот как? – насупился великий князь и, поманив Горчакова к себе, шепнул на ухо – Ты уж прости меня, братец, может, я не к месту со своей наливкой?

– Ничего, ваше высочество. Теперь уж ничего не исправить, хоть с наливкой, хоть без наливки. Преследующий нашего императора злой рок уже сделал своё дело.

Владыка Сигизмунд заёрзал, терзаемый нездоровым любопытством, и, покосившись на своих генералов, спросил:

– Может, мне их всех выгнать?

– Поздно. Слово уже сказано. Да и любопытно мне взглянуть, как ваш двор отнесётся к подобной вести.

– Да что ж ты, граф, меня изводишь?! – не сдержался владыка. – Ну хоть намекни, в чём-дело-то?

– Нет! – остался неумолим Горчаков. – Только при наследнике Александре!

– Наследнике?

Великий князь Сигизмунд, недоумевая, захлопал глазами и хотел спросить, что сталось с императором Николаем, но неожиданно распахнулась дверь и в зал вбежал мокрый с дождя великий князь Александр. Перепрыгнув через оказавшийся на пути стул, он брякнул о мрамор длинной, не по росту шпагой и, перекрикивая загалдевших придворных, швырнул уланский кивер в руки лакею:

– Вы посылали за мной, ваше высочество?

– Да… – нехотя проворчал владыка и кивнул на графа.

– Андрей Гаврилович? – Удивлённый Александр будто натолкнулся на стену. – Вы?

– Я, ваше высочество, – кивнул Горчаков. – А теперь, простите, господа, я прошу тишины!

Выдержав длинную паузу и дождавшись, когда утомлённые молчанием генералы вновь начали шептаться, граф поднял руку и, обращаясь скорее к великому князю Александру, чем к мундирам, скорбно произнёс:

– Тяжкое бремя взвалилось на ваши плечи, ваше высочество! Я приехал за вами, ибо ваш старший брат и наш великий император Николай почил, сражённый недугом! Вас срочно ждут в Санкт-Петербурге! Теперь ваш долг – немедля принять императорский жезл!

Горчаков обвёл стальным взглядом зал и обернулся к владыке:

– Мы отбудем завтра утром на рассвете! Я вас прошу обеспечить безопасность наследника Александра на протяжении всего пути по дорогам Дакии. А в устье Дуная нас ждёт российский флот.

Потрясённый владыка Сигизмунд невпопад промямлил пару бессвязных фраз, затем сочувственно вздохнул:

– Мой мальчик, прими моё искрение сочувствие. Как же не вовремя взвалилась на твою голову тяжесть имперской короны. Что поделать – императоры взрослеют рано. Да ещё эта война. Испытывает тебя наш всевышний мученик Иезус! Но я уверен, что ты выстоишь. Граф, а что за недуг одолел нашего благодетеля Николая?

– Туберкулёз, господа! Увы, даже наши дворцовые лекари оказались бессильны!

– Ты скажи, какая напасть. Туберкулёз… – тяжело прошептал владыка. – Я же помню Николашу, когда он здесь по залам на тростине скакал. И слабости здоровья я у него не замечал. Розовые щёки, прекрасный аппетит! Это всё ваш сырой климат. А за Александра, граф, не переживай. Конечно, к твоим казакам я ещё дам полк гвардейцев. Но, поверь, это лишнее. У нас его любят, и никто не посмеет бросить вслед даже косой взгляд.

Горчаков обнял за плечи растерянного наследника и взглянул на владыку Сигизмунда.

– Он – всё, что у нас есть! Потому и прошу вас, великий князь, исключить любую опасность. Даже хромая лошадь может оставить Россию без головы! Александр – единственный оставшийся в императорском роду по закону наследования!

За спиной Горчакова аншеф тайной инквизиции князь Станислав склонился к уху аббата Симеона и тихо произнёс:

– Любой закон – это всего лишь закон. И как всё в нашем мире, он легко меняется.

Но граф его услышал.

Резко обернувшись, он ткнул в главного инквизитора пальцем:

– Что вы хотели этим сказать, сударь?!

– Я хотел сказать… – слегка стушевался застигнутый врасплох аншеф Станислав, – что Россия никогда не погибнет! И даже если на нее нахлынут напасть за напастью, Господь не даст исчезнуть великой империи. Верно я говорю, ваша святость?

– Верно! – торопливо согласился аббат Симеон. – Ибо в священном манускрипте мучеником Иезусом сказано: – незаменим только я! А овцы в человеческом стаде могут меняться как им угодно!

Горчаков окатил аббата ледяным взглядом и, не удостоив ответом, обратился к владыке:

– Ваше высочество, идёт война. Я уверен, что одновременно со мной с вестью о кончине императора поскакали гонцы и в стан к нашим врагам. Кому как не конфедерации на руку, чтобы что-то случилось с наследником Александром? Это при живом императоре Николае он был им не интересен. Теперь же всё изменилось! По пути к вам я видел в горах и пропасти, и опасные перевалы. На любом из них можно устроить засаду, а то и просто обвал. Не поможет тогда даже вся ваша гвардия. Прорубить дорогу шашками своему будущему императору способны и наши днепровские казаки. Им к этому не привыкать, и не нам с вами их этому учить. Я опасаюсь другого – коварства! Удар в спину нашей империи враг попытается нанести скрытно и тогда, когда мы этого ожидаем меньше всего.

Владыка поджал губы и, не скрывая огорчения, бросил в зал:

– Граф прав! С коварством конфедератов нам приходилось сталкиваться не раз. Даже я не могу поручиться, что их пронырливые лазутчики не шныряют сейчас по лесам и горам Дакии. Но дать им оторвать с мундира Александра хотя бы пуговицу мы не позволим! – Князь Сигизмунд взволнованно ударил кулаками по перилам трона. – Пусть для этого я сам пойду с посохом впереди его эскорта! А вы! – Владыка привстал и ткнул увешанными перстнями пальцами в генералов, – будете толкать его карету вместо лошадей, если не придумаете, как провезти наследника российского престола к его броненосцам так, чтобы даже муха не смогла сесть на его камзол!

Слова владыки утонули в криках вскочивших с мест генералов. Громче всех взывал командующий флотом Дакии Мануил, и князь Сигизмунд первому дал ему слово:

– Говори, гранд-адмирал! Вижу, что прёт из тебя, как из прорвавшей дамбы.

– Только по реке, ваше высочество! Мы отвезём наследника Александра ко мне на канонерки, а затем спустимся по Дунаю к морю, на встречу с российским флотом! Только у меня наследник будет в такой же безопасности, как в вашем замке.

– Почему же только у вас? – возмутился генерал Казимир. – Мои ландскнехты готовы грудью проложить дорогу хоть сквозь полчища врагов, хоть сквозь непроходимые скалы! Скажете мне тоже – по воде! Да ваши канонерки и взрывать не нужно. Они сами тонут, стоит им только отойти от причала!

– Что?! – едва не задохнулся гранд-адмирал. – Да если бы не пушки моих канонерок, то что стало бы с вами и с вашими ландскнехтами под Слатиной?

– Замолчите оба! – застонал владыка. – Нашли время! А что скажешь ты, Август? – обратился он к самому молодому генералу в алой венгерке воздухоплавателя, стоявшему ближе остальных. – Мне уже передали, что ты со своими ястребами на днях сжёг вражеский дирижабль. В последнее время хотя бы аэронавты меня чем-то радуют.

Застывший невидимой тенью за спиной гранд-командэра Августа генерал Юлиус так громко и брезгливо хмыкнул, что в его сторону обернулся весь зал.

– Юлиус, что не так? – возмутился владыка.

– Удивительное дело, ваше высочество! – выступил вперёд командэр. – Стоит двоим подраться, как тут же найдутся пятеро героев и десять заслуженных ветеранов, утверждающих, что именно они играли первую скрипку в этой драке. Но при этом даже не скрывающих, что не понимают, о чём идёт речь?

Между гранд-командэром воздухоплавателей Августом и командэром Юлиусом тянулось старое противостояние, и друг друга они откровенно ненавидели. Открыто побаивающийся дирижаблей и поднимавшийся в воздух крайне редко, гранд-командэр Август пребывал в слабом здоровье, в раскачивающейся гондоле легко укачивался, а в своих решениях проявлял откровенную трусость. Но в противовес своим слабостям он был чрезмерно тщеславен и ничуть не стеснялся приписывать себе чужие подвиги. Стоило где-нибудь в небе Дакии сгореть венгерскому или австрийскому дирижаблю, как он тут же заявлял, что это именно его пуля положила конец врагу. Ну или в крайнем случае – это он вёл эскадру в бой. Не смущала его даже уйма свидетелей тому, что гранд-командэр даже не покидал столичный замок. В отличие от командующего воздушным флотом князя Августа, командэр Юлиус был и решителен, и смел, и лучше остальных разбирался в дирижаблях, но… отец его занимал пусть и высокую, но далеко не первостепенную в Дакии должность главного инквизитора. Гранд-командэр Август же был племянником самого владыки. Оттого и клокотала в груди генерала Юлиуса ярость от подобной несправедливости, и при любой возможности он старался показать истинную ценность гранд-командэра, на должность которого он давно примерялся в своих сокровенных мечтах.

– Тот австриец был прижат к земле «Августейшей династией», а завершили его агонию пушки генерала Казимира! – Командэр обернулся к благодарно кивнувшему генералу и, став перед владыкой, демонстративно заслонил собой гранд-командэра. – Ваше высочество, наверняка граф Горчаков хотел сказать, что, как обычно закрывая грудью гвардейцев нашего наследника Александра, обезопасить его в полной мере мы не сможем. Нужно нечто другое.

От владыки не ускользнуло, как бестактно поступил Юлиус в отношении Августа, но изменить что-либо он не мог. Он всё понимал, но был мягок, добр, сентиментален и очень любил племянника, прощая ему все его слабости. И лишить Августа алюминиевых эполет, от вида которых дамы на балах исходили томными вздохами, он тоже не мог. А потому смотрел на вражду воздухоплавателей сквозь пальцы, решив, что будь как будет, и пусть каждый занимается своим делом – Юлиус ведёт в бой дирижабли, а Август блистает на балах.

Подарив ободряющую улыбку поникшему племяннику, владыка нехотя кивнул Юлиусу:

– Продолжай.

– Конфедераты сильны хитростью! – Генерал посмотрел на графа и дальше обращался только к нему: – Но мы должны их перехитрить!

– Да не тяни уже! – недовольно одёрнул его владыка, давая понять, кто здесь главный и к кому Юлиус должен обращаться. – Если чего придумал, так выкладывай. А если нет, то не морочь голову ни мне, ни графу.

– Ваше высочество, отловить всех шныряющих в лесах конфедератов мы не сможем. А вот пустить по ложному следу – вполне!

На этот раз заинтересованность проявил граф Горчаков. Ему начинал нравиться дерзкий генерал и ход его мыслей. Что-то подобное хотел предложить и он сам.

– Говорите, сударь! Военную хитрость на языке военных, кажется, называют финтом?

– Именно так! Вы отбудете с наследником, как и хотели, с вашим эскортом на рассвете, но тайно и без лишнего апломба, как того требует этикет. А уже этой ночью во все газеты полетит известие, что великий князь Александр, дабы быстрее добраться в Россию, покидает Дакию на дирижабле. Скорее всего, дирижабль к морю не долетит. Его или собьют стерегущие вдоль границы Дуная венгры, или он рухнет сам, истратив по пути весь водород. Поэтому жертвовать хорошим боевым кораблём ради ложной цели я не буду. Отдам самый никудышний. Да и на моих флагманов тоже не рассчитывайте. Я их обучал и тренировал годами не для того, чтобы попусту разбрасывать на потеху врагу. Но есть у меня на примете один умник. Этакий флагман на один раз. Но это уже не ваша забота. Теперь о наследнике! Если газетчики захотят увидеть его отлёт, то на этот случай покажем им переодетого уличного беспризорника. А дабы обман не был опознан, покроем голову подменыша накидкой, объяснив требованиями безопасности.

Владыка брезгливо хмыкнул, но, заметив внимание на лице Горчакова, спросил:

– Что скажешь, граф?

– Прекрасный план, ваше высочество!

– Вот как? А как тебе предложение Юлиуса? – Дабы помочь племяннику сохранить лицо, владыка адресовал вопрос Августу. – Утверждаешь его задумку?

– Да, да… хороший план, – залившись пунцовой краской, торопливо согласился гранд-командэр Август. – Именно такой я и хотел предложить. Без моих дирижаблей наследника не спасти.

– Вот и ладно! – остался доволен князь Сигизмунд. – Иногда в ваших ветреных головах воздухоплавателей рождаются дельные мысли. – Увидев, что Горчаков хочет о чём-то спросить командэра Юлиуса, владыка добавил: – не генерал, а сорвиголова! Удивляюсь, как он её ещё не потерял. Спрашивай его, граф, о чём хочешь. Юлиус – хитрый лис, хотя подменять наследника на беспризорника мне кажется оскорбительным.