Электронная библиотека » Петрюс Борель » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 24 марта 2014, 00:55


Автор книги: Петрюс Борель


Жанр: Классическая проза, Классика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Шрифт:
- 100% +
VI
Enodatio[153]153
  Разъяснение (лат.).


[Закрыть]

– Чего вы от меня хотите, Везалий, зачем вы привели меня сюда? – твердила плачущая Мария. – Чего вы от меня хотите? Я не могу тут оставаться, я задыхаюсь от запаха всей этой гнили, отоприте и откройте дверь, выпустите меня, мне дурно!

– Какое мне до этого дело! Слушайте в свой черед: у вас было три любовника, не правда ли?

– Да, сеньор мой.

– Вы их поили моим вином, не правда ли?

– Да, сеньор мой.

– Так вот, вино это было с примесью; ваша дуэнья подливала в него зелья, опиума, и вам крепко спалось, и сон был глубокий, не правда ли?

– Да, сеньор мой, а когда я просыпалась, около меня никого не было.

– Никого, не правда ли?

– Да, сеньор мой, и я их больше никогда не видела.

– Никогда! Вот и хорошо! Подойдите-ка сюда!

И, схватив ее одной рукой, он поволок ее в глубь залы; там он отворил шкаф, где висел скелет, все сочленения которого были целы, белый, как слоновая кость.

– Узнаешь ты этого человека?

– Как! Эти кости?…

– Узнаешь ты эту куртку, этот бурый плащ?

– Да, сеньор мой, это плащ кавалера Альдерана!

– Вглядитесь-ка получше, сеньора, и постарайтесь узнать также и самого кавалера, носившего этот плащ, того, с кем вы так любезно танцевали на нашей свадьбе.

– Альдеран! – вскричала Мария так, что крик ее разбудил бы мертвого.

– По крайней мере, донья, вы видите, что все идет на пользу науке, – сказал он, повернувшись и холодно на нее глядя, – вы видите, наука вам премного обязана.

Потом, ухмыляясь, он подвел ее к чему-то вроде раки или клетки со стеклами, сквозь которые виден был на редкость хорошо сохранившийся человеческий скелет; места, где проходили артерии, были подцвечены красной жидкостью, а вены – синей; казалось, что остов весь окутан шелковой сетью; изучать его было удобно, сохранились даже кое-где клочья бороды и волос.

– А вот этот, донья, не припомните ли вы его? Поглядите-ка на красивую бороду и белокурые волосы.

– Фернандо!!! Вы его убили!..

– До сих пор, поелику еще не расчленяли живых людей, наука имела лишь смутное и неточное представление о кровообращении и о мышечной системе; но благодаря вам, сеньора, Везалию удалось сорвать с природы не один покров и приобрести бессмертную славу.

Схватив Марию за волосы, он подтащил ее к огромному ларю, крышку которого ему нелегко было поднять; он притянул несчастную ближе и заставил ее наклониться.

– На прощанье взгляните еще вот сюда! Это твой последний, не правда ли?

В ларе стояли банки, наполненные спиртом, в которых плавали куски трупа.

– Педро! Педро!.. И его вы убили!

– Да! И его!..

Со страшным стоном Мария рухнула на каменный пол.

На следующий день из ворот дома проследовала погребальная процессия. Могильщики, опускавшие гроб в склеп Санта-Мариа-ла-Майор, обратили внимание, что он был тяжел и гулок и что, когда его опускали, раздался стук, непохожий на стук тела.

А на следующую ночь сквозь просветы дверей можно было видеть, как Андреас Везалий в своей лаборатории расчленял на станке труп красивой женщины, чьи белокурые волосы ниспадали до самой земли.

VII
Affabulatio[154]154
  Послесловие (лат.).


[Закрыть]

При пышном мадридском дворе, наполненном всеми сокровищами Нового Света и могуществом своим превосходившем всю Европу, Андреас Везалий был прославлен, богат и чтим. Лавируя между инквизицией и Филиппом II, насколько то было возможно, он способствовал развитию анатомии, пока тяжкое обвинение не повергло его в ужасные бедствия.

Когда он публично производил вскрытие трупа одного дворянина, присутствовавшим показалось, что сердце вдруг забилось под скальпелем. Злопамятная инквизиция, обвинив ученого в человекоубийстве, потребовала его казни, и Филиппу II лишь с большим трудом удалось отстоять его жизнь и добиться замены казни паломничеством в святую землю. Везалий отправился в Палестину[155]155
  Везалий отправился в Палестину… – сведения об этом последнем путешествии Везалия и об обстоятельствах его смерти очень разноречивы. Борель использует данные одного из современников Везалия – Пиетро Биччари.


[Закрыть]
вместе с Малатестой, главою венецианских войск.


Избежав многих опасностей в этом многотрудном странствии, он на обратном пути был выброшен бурей на берега Занта, где и умер от голода 15 октября 1564 года.


Венецианская республика приглашала его в Падую, в университет, безвременно осиротевший в тот год после смерти его ученика Габриеля Фалоппия.[156]156
  Фаллопий, Габриель (1523–1562) – итальянский хирург и анатом, ученик Везалия. Когда Везалий стал подвергаться гонениям, Фаллопий был единственным, кто открыто объявил себя его последователем и продолжал его опыты.


[Закрыть]


Если верить Бургаву[157]157
  Бургав, Герман (1668–1738) – голландский ученый-медик, ботаник и химик; один из знаменитейших врачей XVIII века.


[Закрыть]
и Альбину,[158]158
  Альбин, Бернард (1697–1770) – немецкий анатом, также очень известный в XVIII веке. В 1725 году Альбин и Бургав издали «Сочинения» Везалия в 2-х томах.


[Закрыть]
Андреас Везалий стал жертвой своих вечных насмешек над невежеством, облачением и нравами испанских монахов и инквизиции, которая с жадностью ухватилась за возможность избавиться от столь неугодного ей ученого.


Большая анатомия Андреаса Везалия «De corporis humani fabrica»[159]159
  «О строении человеческого тела» (лат.).


[Закрыть]
вышла в свет в Базеле в 1562 году, украшенная рисунками, приписываемыми его другу Тициану.[160]160
  Первое издание книги «О строении человеческого тела», вышедшее в Базеле в 1543 году, было украшено рисунками не самого Тициана, а художников его школы.


[Закрыть]

Three Fingered Jack,[161]161
  Трехпалый Джек (англ.).


[Закрыть]
оби
Ямайка

… Изведав трепет,

Вам, смертным, всем, как псам, влачить придется цепи

И на дороге выть…

Иаков лишь обрел свободу вновь – в пустыне.

Александр Дюма[162]162
  Александр Дюма-отец (1802–1870), «Карл VII среди своих вассалов», V, 5.


[Закрыть]


When fortune means to men most good,

She looks upon them with a threatening eye.[163]163
Чем к нам Фортуна благосклонней,Тем нам в глаза глядит она грознее. (англ.).Шекспир, «Король Иоанн», III, 4.

[Закрыть]

Shakespeare


Честолюбца – ревнивице, корсара – еще более отчаянному корсару.

Андре Борель


I
Next night, at the three palm-trees[164]164
  Завтра ночью у трех пальм (англ.).


[Закрыть]

– Авигея, Авигея, ну расскажи, расскажи нам, пожалуйста, сказку!.. – кричали ребятишки; кожа у одних была как черное дерево, у других как слоновая кость, а у иных – цвета меди или самшита; они посасывали длинные стебли сахарного тростника, резвясь на зернистом песке у ног молодой негритянки, простодушно прекрасной, одетой в грубую холстину. Авигея, – это имя дал ей господин ее, пуританин, – сидя на земле у дверей богатого дома, держала вцепившегося ей в пальчик белого ару и поглаживала его; то она напевала ему вот эту креольскую песенку Французских Антильских островов, смысла которой она, безусловно, не понимала:

 
Mounché Béqué li un boun blan,
Quand li coque li payé comptant, Résonnablement![165]165
Месье Беке – французик славный,А уж когда прибьет исправно,Тогда подавно (испорч. франц.)

[Закрыть]

 

то, невозмутимая, грустно склонив голову на плечо, она, казалось, была погружена в рисовавшиеся ей картины будущего счастья, в мечты, которым любят предаваться все молодые женщины.

– Авигея, так расскажи нам сказку, – не отставала детвора, – мы будем умными, мы не станем больше обижать маленького Джона Блэкхита.

Девушка очнулась от сладостных мечтаний.

– Чего вы от меня хотите, детки?

– Сказку, Авигея!

– Сказку? Не знаю я никаких сказок, милые мои.

– Да, да, да, сказку про пикарунов,[166]166
  Пикарун – разбойник, корсар.


[Закрыть]
что тебя увозили, помнишь?… И еще про оби…

Тогда Авигея, продолжая водить пальцами по перьям своего ары, заговорила нараспев, и вся детвора уставилась на нее черными глазищами, раскрыв свои большие рты с рядами ослепительно белых зубов.

– В те времена шла война, и пикаруны из Испанского Сан-Доминго часто ночами совершали набеги на остров; они похищали мирно спавших в своих хижинах негров, чтобы продавать их на рынках своей страны. На этот раз, как ни зорко следили все шестнадцать сторожевых судов, они проскользнули в бухту и отважились подойти к самым подступам Сент-Энн. Пробравшись сюда, все до единого вооруженные до зубов, крадучись, проникли эти злодеи на плантации; они уже перетащили добрую сотню негров к себе в шлюпки, и вот они добрались до хижины, где спала Авигея, ваша нянюшка, которая вас любит, когда вы паиньки; несколько страшных мужчин, похожих на чудовищ, ворвались ко мне в темноте, схватили меня прямо со сна, связали мне руки и поволокли к берегу.


Заметьте себе хорошенько, миленькие мои, что эти злые люди были белые, только хоть и белые, да говорили они совсем не так, как здешние белые, и слова-то у них все такие были, как вот собаки лают, на конце непременно либо «о», либо «а».

Уже шлюпки, нагруженные бедными неграми, которые плакали и кричали, хоть у них были кляпы во рту, уплывали в открытое море, а сама я была в лодке с последними пикарунами. Едва только лодка снялась с якоря и отошла немного от берега, как вдруг мы услышали шум падающего в воду тела и тут же увидели негра, он быстро плыл к нам.

– Que viva?…[167]167
  Кто идет? (исп.).


[Закрыть]
– закричали пикаруны, что, конечно, на их тарабарском языке означает «берегись».

Негр стремительно проплыл под водой; когда он приблизился к лодке и ухватился рукой за борт, один из этих злодеев занес топор, чтобы ударить его, как вдруг, высунувшись из моря и всей своей тяжестью тряхнув лодку, он толкнул ее так, что она перевернулась и накрыла собою всех, кто в ней находился.

Я вскоре всплыла на поверхность и вдруг почувствовала, что меня хватают поперек туловища. Вынесенная на сушу тем высоким негром, который опрокинул лодку, я лежала там, простертая, едва дыша, а юный незнакомец в это время вытирал мне лицо и мокрые волосы.

– Вы спасли меня! Я вам обязана жизнью! – прошептала я.

– Мало кто мне ею обязан, – возразил он глухо.

– Позвольте же мне поцеловать ваши руки, скажите по крайней мере, как вас зовут, чтобы я благословила ваше имя.

– Мое имя… вы содрогнетесь!..

Вдруг он вскочил: послышалась пальба из мушкетов, приближавшиеся шаги и крики. То были соседние колонисты и местные жители, разбуженные шумом, поднятым пикарунами, и криками находившихся в лодках негров: они хоть и поздно, но прибежали на помощь.

– Прощай, прощай, – прошептал совсем тихо незнакомец, сдавив мне пальцы так, что они хрустнули в его грубой руке, – прощай!..

– Так как же ваше имя, как вас зовут, ради бога! Я – Авигея, дочь Джона Фокса!

– А я – для людей я хуже какого-нибудь сервала, за которым охотятся; я – Three fingered Jack[168]168
  Трехпалый Джек (англ.).


[Закрыть]
из Ливана.

– Three fingered Jack, обимен?[169]169
  Обимен – колдун.


[Закрыть]

– Да, обимен!

У меня вырвался крик ужаса; спаситель мой исчез в темноте, а я осталась совсем растерянная, точно с солнца свалилась. Тотчас на берег подоспели все колонисты; на причале не оказалось ни единой лодки, чтобы преследовать разбойников в море. Разъяренные, они дали по ним несколько залпов, однако не настигли их. Пикаруны издали их дразнили и распевали свои дикие песни, которые заглушались стонами сбившихся в кучу несчастных негров.


Детвора глядела на рассказчицу своими черными глазищами, открыв рты с рядами ослепительно белых зубов; в это время из-за хижины вышел метис и, проходя мимо, шепнул:

– Авигея, сегодня ночью у источника, где три пальмы.

II
Voices in the desert[170]170
  Голоса в пустыне (англ.).


[Закрыть]

Была глубокая ночь, все погрузилось в дремотное забытье, воздух, небо и земля – все притихло, и только там и сям в горах слышно было звучное пение птиц, поющих лишь тогда, когда умолкает все земное и внемлет им только небо. Да еще у источника под тремя пальмами мужской голос шептал:

– Авигея, подожди минутку. Любовь! Любовь!.. Все это хорошо, но я честолюбив. Видишь ли, я позвал тебя сегодня ночью, чтобы на время проститься с тобой и рассказать тебе, что я задумал. Да, я честолюбив, и под моей легкомысленной наружностью прячется сердце, снедаемое жаждой славы. В жилах моих течет кровь, которая меня принижает, и мыслящее чело мое и мощные чресла склоняются под бичом глупых и жестокосердных существ с белой кожей, для которых наслаждение видеть, как я обливаюсь потом, и радость насмехаться над моими хриплыми стонами, исторгнутыми изнеможением. Довольно я страдал! Эта подлая жизнь убивает меня, мне нужна другая! Раб хочет подняться и разбить оковы. Видишь ли, я горд, я честолюбив, что-то толкает меня, простого раба, добиваться власти; ребенком еще я мечтал быть царем, мечтал о золотых одеждах, о длинной сабле, коне…

Бедный Куошер! Мечта твоя несет тебе горе!

И вдруг такой случай, такое стечение обстоятельств – я могу разбогатеть, возвеличиться, могу купаться в золоте! Те, кто сегодня отталкивают меня, будут протягивать мне руку, и придет мой черед плюнуть им в лицо!

– О, мой Куошер, останемся лучше бедными, богатство делает людей злыми.

– За голову обимена, Трехпалого Джека, назначена награда, огромная награда!.. И она достанется мне!..

– Ты с ума сошел, Куошер! Тебе сражаться с Трехпалым Джеком, с оби, да ты с ума сошел!..

– Я знаю, что Джек и его оби сильны, но и Куошер тоже не трус. К тому же разве я не решил умереть, не жить совсем или жить свободным!

– Нет, нет, Куошер, прошу тебя, береги свою жизнь; если ты меня любишь, останемся бедными, одни только бедные счастливы, они счастливее своих господ; будем довольны тем, что нам послала судьба!..

– А зачем нам оставаться бедными?

– Ах. зачем, зачем! Ты сам отлично понимаешь, Куошер!

– Чего тебе бояться, Авигея? Я выкуплю тебя, выкуплюсь сам, мы будем свободны; у нас будет своя хижина, у нас будут рабы, мы сможем целыми днями любить друг друга, быть с тобой вдвоем, всегда и всюду, где нам захочется, понимаешь?… Мы будем свободны!..

– Мой Куошер, ты честолюбив, ты сам говорил, ты только что этим хвалился; стоит тебе разбогатеть, и ты отпихнешь от себя бедную негритянку, которая так тебя любит, тебе захочется взять в жены европейку, я чувствую, что теряю тебя.

– Выслушай, Авигея: женщина, которая способна расслабить сильного мужчину, – низкая женщина! Уж не думаешь ли ты, что твои чары достаточно могущественны, чтобы меня к себе приковать? Уж не думаешь ли ты склонить меня слезами? Нет! Твои поцелуи не помогут. Я так хочу. Коушер сказал: «Хочу!». Верь ему, он отдал тебе свою любовь, остался тебе верен. Клянусь богом и словом его, Куошер твой навеки. Не будь подозрительной и ревнивой, он придет и сложит золото к твоим ногам… Плачь, плачь, но не надейся расслабить меня. Прощай!..

III
Hatsarmaveth, abraham, westmacot[171]171
  Хацармавеф, Авраам, Уэстмэкот (англ.).


[Закрыть]

Оставшись одна, Авигея быстро поднялась, движимая жестокой ревностью; у нее было такое чувство, что она теряет своего любовника. Она боялась, и уж конечно не без основания, ибо знала его бешеное честолюбие и смелость, знала, что он либо погибнет в этой схватке, либо, выйдя из нее победителем и получив огромную награду, даст волю своим необузданным страстям, своей безумной гордости, и что, возомнив о себе сверх меры и разбогатев, он отвернется, когда она его позовет, что он вытолкнет ее за порог своего нового дома, ее – бедную черную рабыню с добрым сердцем, которой он предпочтет надменных белых красавиц, готовых продавать свои холодные сердца, свои низкие и подлые души любому юноше, на чье добро они зарятся как скорпионы на свою добычу. Боялась она еще и другого: чтобы, набравшись благоразумия, он не поторопился выбрать себе в жены богатую девушку, дабы прибавить к своему состоянию какое-нибудь большое наследство, большое приданое. Бедняжка понимала, что он неминуемо ее покинет, и эта мучительная мысль ее удручала.


Вместо того чтобы вернуться дорогой, которая вела к хижине, словно приняв какое-то внезапное решение, она углубилась в саванну и все шла и шла, направляясь в горы, прячась при приближении островитян, в особенности же избегая встреч с беглыми неграми и с кудхос. Трудный путь через горы, трясины, овраги, через лесную дремучую чащу вконец изнурил ее. Израненные ходьбою ноги отказывались идти. Всю ее пищу составляли плоды растущих по горам деревьев акажу, а пила она воду потоков, в которых и омывала свои красивые ноги, распухшие от ходьбы по раскаленной земле.


На третий день, в часы, что сочинители фортепьянных романсов торжественно именуют сумерками, а госпожа де Севинье попросту зовет «порой меж волком и собакой»,[172]172
  Севинье, Мари де Рабютен-Шанталь, маркиза де (1626–1696) – французская писательница, известная своими адресованными дочери «Письмами», в которых нашли отражение нравы светского общества. С точки зрения языка эти письма – образец прозы эпохи классицизма, однако госпожа де Севинье прибегает иногда к картинным народным выражениям. В числе их – и «пора меж волком и собакой» (entre chien et loup), т. е. сумерки, когда трудно отличить волка от собаки.


[Закрыть]
в часы, когда природа мрачнеет и укрывается от глаз, словно знатная красавица, опускающая вуаль и становящаяся загадкой для жадных взглядов, в часы, когда меркнут краски, а контуры становятся отчетливее, как причудливые тени на лазоревом штофе обоев, Авигея брела по крутой каменистой тропе, окаймленной, впрочем, даже скорее заросшей лиственницами, опустив голову, как те бедные путники, что к наступлению темноты добираются до предместья и потухшими глазами как утешенья ищут успокоительную вывеску «Постоялый двор». Пот струился с ее лица; она тяжело дышала и, натыкаясь ногой на булыжник, тихо стонала. Тропинка круто поднималась на вершину скалы и огибала ее. Будь путница не так утомлена и не так погружена в свои мысли, она заметила бы на этой вершине неподвижно распластавшуюся темную фигуру, похожую на сломанную мачту затонувшего корабля, а еще больше – на друидический пельван армориканских дюн старой Галлии.[173]173
  Арморика – кельтское название французской Бретани. Пельваны – кельтские памятники в виде вертикально стоящих камней. Друиды – каста кельтских жрецов.


[Закрыть]
Авигея была уже в каких-нибудь трехстах шагах от таинственного существа, когда внезапно все озарилось яркой вспышкой света, за которой последовал выстрел, – раскаты его еще долго отдавались в долинах; в отчаянии она вскрикнула и ничком упала наземь. Тотчас же с быстротою гончей, кидающейся на подстрелянную охотником дичь, черный призрак сбежал вниз по тропинке, устремился прямо к Авигее; при виде ее он в замешательстве отступил, обронив лишь одно слово: «Женщина!». Бия себя в грудь, став на колени, он приподнял ее и уложил на траву. Призраком этим был высоченный негр; в руках он держал длинный карабин, какие бывают у бедуинов, на поясе у него висела большая сабля и охотничий нож.

– Что с вами, женщина, вы ранены? – повторял он, пытаясь смягчить свой грубый голос.

Но Авигея онемела от боли: пуля вошла в голень. Негр приподнял ей юбку и, прильнув губами к ране, стал отсасывать бившую ключом кровь. Какой-нибудь путешественник, если бы ему привелось стать очевидцем этого странного зрелища, без сомнения, подумал бы, что это вампир насыщается женской кровью. Затем он полил водки из своей фляги на листья, приложил эту примочку на рану, а остатками жидкости потер ей виски. Вскоре Авигея открыла глаза и стала осматриваться.

– Не бойтесь, женщина, около вас друг.

– Но это вы меня подстрелили, – ответила она, приподнимаясь и прислоняясь к дереву.

– Не гневайтесь, женщина! У Джека столько врагов, что ему не следует никого подпускать близко к своему убежищу. Я не разглядел, было темно, мне показалось, что я стреляю в мужчину. Простите меня, я ненавижу мужчин, потому что они трусливы и свирепы, и чем свирепей, тем трусливей. Утешьтесь, рана не опасна.

– Вас зовут Трехпалый Джек?… О! Слава богу! Наконец-то я вас нашла, ведь я вас искала.

– А зачем?

– Я Авигея, вы такую не припомните?

– Нет.

– Вы позабыли женщину, что вы спасли два года назад от пикарунов, они увозили ее с собой?

– Так это вы!

– Джек, за вашу голову назначена награда.

– Я это знаю.

– Я вам обязана жизнью, и если я пришла сюда, в эти горы, чтобы вас найти, то для того, чтобы уплатить свой долг. Будьте осторожны, Куошер придет на днях выследить вас и убить, он хочет получить награду.

– Убить меня… – равнодушно повторил Джек.

– Смотрите, не попадайтесь ему, но и не убивайте его, прошу вас!

– Благодарю тебя, женщина, забудь то зло, которое я нечаянно тебе причинил.

– Мне ли еще прощать? Разве я вам не обязана жизнью? Вы только распорядились своей собственностью.

– Чего ты теперь хочешь, женщина? Что мне с тобой делать? Хочешь, отдохни у меня в убежище?

– Вот уже три дня, как я ушла из дома моего господина, он, должно быть, очень беспокоится; если бы не рана…

– О, если дело только за этим, – подхватил Джек, – на вот, возьми себе это на память обо мне и всегда носи на себе, и у тебя будет сила.


Это был заговорный мешочек оби. Осторожно приподняв Авигею, негр взвалил ее на свои крепкие плечи, спустился по тропе и исчез в ветвях акажу.[174]174
  Акажу – название одного из видов тропических деревьев.


[Закрыть]


День начинал брезжить, а между тем все в окрестностях Сент-Энн было объято сном, когда перед жилищем появился Трехпалый Джек с Авигеею на плечах. Он нес ее с такой же легкостью, как девушка несет к источнику кувшин. Приблизившись к хижине, он опустил ее у входа.

– Прощай, Авигея!

– Прощайте, Джек, поберегитесь!

Обимен с силой толкнул дверь ножом и убежал с быстротой оленя.

Хацармавеф Авраам Уэстмэкот вышел не один; наткнувшись на распростертую негритянку, которая была вся в крови, он вскрикнул от ужаса.

– Успокойтесь, не надо пугаться, господин, это ваша служанка Авигея!

– Авигея!

– Да!.. Беглые негры сначала ранили меня и утащили в горы, а потом подбросили к вашей двери.

IV
Tiresome chapter[175]175
  Скучная глава (англ.).


[Закрыть]

Прежде чем перейти к дальнейшему повествованию, коль скоро я уже заговорил об оби, обименах и заговорных мешочках оби, не мешает растолковать вам, европейцам, что же такое оби.

Что касается людей ученых, полагающих, что они все это знают, или тех, кто прочел то, что об этом говорится у доктора Мозли, им просто-напросто следует пропустить эту педантическую и по-академически скучную главу.

Доктор Мозли, которому я обязан этой ямайской историей, самым серьезным образом утверждал в своем «Treatise of Sugar»,[176]176
  «Трактат о сахаре» (англ.).


[Закрыть]
что оби, да еще плутовство или игра – единственные обнаруженные им примеры, в которых у уроженцев африканской земли могла проявиться способность комбинировать.

Ах, доктор Мозли, вы не любили негров! Бедняга! Пописывая на Ямайке о сахарном тростнике, он даже и не подозревал, что у него будут последователи, что в 1832 году вдруг заговорят и о нем, и о его «Treatise of Sugar», и о его рассказе о Джеке. О неисповедимая цепная связь событий! Нужно же было, чтобы родился альпийский горец, чтобы он спустился с гор и, пытаясь применить свои силы среди жителей долины, начал листать английскую книжонку!


Вообще говоря, слово оби обозначает колдовство и самого колдуна, однако в английских колониях колдуна называют словом обимен. Я ограничусь лишь одной из этимологии, точнее теорий, выясняющих происхождение и значение этого слова, вывезенного из Африки неграми в Новый свет, вот она: nobi по-арабски означает «пророк», и, несомненно, существует большая близость между этими двумя словами; отбросьте опускаемую в единственном числе начальную назализованную согласную, как это делают арабы, чтобы передать множественное число, и вы получите сходное слово; я не выдаю это за бесспорную истину, однако, откинув ложную скромность, я и впрямь почитаю себя весьма приемлемым этимологом. После того как я проделал немало палеографических и палеологических изысканий и, между прочим, еще в невинном шестнадцатилетнем возрасте написал большущий in folio, посвященный вопросу о происхождении имен собственных и географических названий, достойный бенедиктинцев ордена Святого Мавра,[177]177
  Монахи Бенедиктинской конгрегации Святого Мавра (XVII век) славились своей ученостью. Известны их объемистые основательные труды по самым разнообразным вопросам.


[Закрыть]
– небольшой артезианский кладезь премудрости и эрудиции, мне следовало поработать еще каких-нибудь пятнадцать лет, чтобы завершить его, а в качестве издателя иметь в виду королевскую типографию, которая вообще ничего не печатает, – но тут я забросил сей труд ради произведений куда более удобоваримых и более гармонирующих с нашей лощеной эпохой, нежели изучение Паскье,[178]178
  Паскье, Этьен (1529–1615) – французский писатель и политический деятель.


[Закрыть]
Фоше,[179]179
  Фоше, Клод (1530–1601) – французский историк, своими трудами заслуживший звание историографа Франции.


[Закрыть]
Менажа[180]180
  Менаж, Жиль (1613–1692) – французский писатель и филолог, автор «Этимологического словаря».


[Закрыть]
и П. Бореля 13 и т. п., и т. п.

В общем-то я искренне убежден, что эта этимология не хуже многих других, в том числе даже тех, что создал сам г-н Аруэ Вольтер, утверждающий, что слово «бульвар» (boulevard) происходит от игры в шары (boules) и от того, что он зелен (vert). Смотри его «Философский словарь» под философским словом «Бульвар».[181]181
  Бульвар – слово германского происхождения, и им первоначально назывался крепостной вал, сооружавшийся из толстых балок и земли, и только позднее – место для прогулок. Вольтер в своем «Философском словаре» действительно предлагает совершенно иную этимологию (Vоllаire. Dictionnaire philosophique. – Oeuvres complètes, t. 38. Paris, 1784, p. 343). Он утверждает, что слово «бульвар» (boulevard) произошло от слияния boule – «мяч» и verd – «зеленый газон» и что бульваром называлась зеленая лужайка на крепостном валу, на которой горожане во время прогулок и отдыха играли в мяч. Это и дает Борелю повод для насмешки.


[Закрыть]


Наука оби весьма обширна, куда обширнее, нежели фармакология и фармакохимия, и, если бы пришлось сдавать экзамен на звание оби, не один из наших блистательных фармакологов оскандалился бы и был бы выпихнут вон; из действительно достойных этого звания я могу упомянуть лишь господина Ру[182]182
  Ру, Филибер Жозеф (1780–1854) – известный французский хирург; предложенное им лекарство от зубной боли изготовлялось из парагвайского бальзама.


[Закрыть]
с его парагвайским снадобьем, магистра Герена[183]183
  Герен, Жюль Рене (1801–1886) – французский хирург.


[Закрыть]
с его микстурой да еще фармацевта Лабаррака[184]184
  Лабаррак, Антуан-Жермен (1777–1850) – французский химик, получивший в 1826 году золотую медаль за открытие дезинфицирующих свойств хлористых соединений. Этим открытием было подсказано новое средство борьбы с эпидемией холеры в 1832 году.


[Закрыть]
с его хлором; все трое собаку съели в науке оби, и тем не менее завистливые невежды рады были бы, если бы их с камнем на шее сбросили в закись водорода – иначе говоря в Сену.

Чтобы сделать оби, талисман, назначением которого является заколдовать наш бедный мир или наслать на него наваждение изнурительными недугами, сплином, – берется могильная земля, волосы, зубы акулы и каких-то зверей, кровь, перья, яичная скорлупа, восковые куклы, птичьи сердца, чудодейственные корни, травы и шипы, неизвестные европейцам, но которые еще древние употребляли для тех же целей. Взятые в определенных соотношениях, ингредиенты эти прокаливаются или закапываются очень глубоко в землю, подвешиваются к дымовой трубе или подсовываются под порог у двери того, кого следует подвергнуть действию чар; все это сопровождается заговорами и заклинаниями, произносимыми в полночь в соответствии с фазами и положением луны.

Негр, предполагающий, что его околдовали с помощью такого талисмана, обращается к обимену или колдунье, подобно тому как больной, заболевший по вине врача, обращается к аптекарю.

В Вест-Индии были введены иезуитские законы, каравшие смертной казнью тех, кто занимается колдовством с помощью общ меры эти ни к чему не привели. Глупые законодатели! Не вашим кровавым законам, пущенным в ход в вашей Вест-Индии, уничтожить последствия идей, берущих начало в центральной Африке, куда вы едете набирать рабов!

Наш старый знакомый, доктор Мозли, все в том же «Трактате о сахаре», «Treatise of Sugar», говорит, что он видел оби знаменитого негра, вора, как он называет Трехпалого Джека, грозу Ямайки 1780–1781 годов, который беглые негры, убившие Джека, ему потом принесли. Талисман этот состоял из обломка козьего рога, наполненного смесью могильного праха, крови черного кота и человечьего жира. Все это было растерто в виде теста; только в результате внимательного и длительного анализа он смог установить состав. В колдовском мешочке оказались также: сушеная жаба, кошачья лапа, тоже черная, свиной хвост и связка пергамента из козьей кожи, на котором кровью были начертаны какие-то буквы.

Эти вещи да еще затупившаяся сабля и два ружья, какие были у Робинзона Крузо, составляли весь его оби. С помощью этого оби да еще своей отваги, как истый хайлендер,[185]185
  Хайлендер – горец.


[Закрыть]
он спускался в низину, совершая набеги и грабежи, чтобы обеспечить себя необходимым для жизни. Ловкость, с какой он прятался в непроходимых зарослях, делавших убежище его неприступным, наводила ужас на жителей и в течение двух лет бросала вызов гражданским и военным властям соседних провинций.

У него никогда не было ни сообщников, ни сотоварищей; в лесах вокруг горы Ливан, на которой он укрывался, жило только несколько беглых негров; после того как он пометил им лбы своим оби, они уже не могли его предать. Он никому не доверялся, презирая всякую помощь; он воровал один, один вел свои сражения, всегда убивал тех, кто его преследовал, и он был единственным человеком, поднимавшимся выше горы Спартак.

Колдовские чары сделали его грозой негров, да и немало белых были убеждены, что он обладает сверхъестественной силой. В жарких краях женщины выходят замуж совсем молодыми, и часто разница в летах жены и мужа бывает весьма велика. Джек слыл виновником раздоров и неладов; ибо в то время, как, впрочем, и всегда, как и в наши дни, было много несчастных браков, супружеских измен и уже не знаю чего еще.

Дайте собаке скверную кличку и тогда остается только ее повесить – гласит английская поговорка: give a dog an ill name and hang him. Наветы, наветы и еще новые наветы оплетали жестокого колдуна, и почти все неудачные браки приписывались порче, напущенной Трехпалым Джеком в день свадьбы.

Видит бог, бедному Джеку и своих грехов хватало, нечего было взваливать на него чужие!

Он скорее решился бы устроить Медеин котел[186]186
  Медеин котел – с именем волшебницы Медеи связано много эпизодов греческого эпоса об аргонавтах. В одном из них речь идет о том, как, желая отомстить Пелию, правителю Иолка, Медея убедила дочерей Пелия зарезать отца и сварить в котле, уверив их, что из котла он выйдет живым и юным.


[Закрыть]
для жителей целого острова, заявляет тот же доктор Мозли все в том же своем «Трактате о сахаре», «Treatise of Sugar», нежели смутить счастье хотя бы одной-единственной женщины.

Сознаюсь чистосердечно, я не очень-то понимаю, что такое Медеин котел; будучи полнейшим ослом в мифологии и пуританином, я никогда даже ногой и то не касался словаря язычника Шомпре.[187]187
  Шомпре, Пьер (1698–1760) – французский писатель Борель имеет в виду его «Мифологический словарь» (1727).


[Закрыть]
Как бы там ни было, случай-то ему уж, конечно, бы представился, и, однако, несмотря на всю ненависть Джека к белым, никто никогда не слыхивал, чтобы он причинил малейшее зло ребенку или насилие женщине.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации