Текст книги "Золотой Сын"

5
Ужин

Скоро я умру.

Когда наш челнок начинает удаляться от флагманского корабля Августуса, пробираясь между кораблями армады Цептера, ни о чем другом я думать не могу. Сижу рядом с другими копейщиками, прекрасно понимая, что перестал быть одним из них. Они всё знают. Никто со мной не заговаривает, да и зачем? Политической ценности я собой не представляю. Слышу, что Тактусу предлагают пари: сколько дней я протяну без защиты Августуса. Кто-то из копейщиков говорит: три дня. Тактус бурно спорит с ним, показывая, насколько он предан мне еще со времен училища.

– Десять дней, – заявляет он, – минимум десять дней!

А ведь это он отдал приказ запускать эвакуационную капсулу, не дождавшись меня. Так и знал, что дружба золотых – штука ненадежная, но его поведение все равно меня ранит, заставляя ощутить невыразимое одиночество. Среди золотых мне всегда было одиноко, но я обманом заставил себя забыть об этом. Какое, на хрен, одиночество? Я не такой, как они! Поэтому я молчу, смотрю в окно на корабли армады и жду, когда появится Луна.

Срок действия моего контракта истекает в последний вечер перед саммитом. Все правящие семьи собираются на Луне, чтобы разобраться со всеми проблемами, как насущными, так и пустяковыми. У меня есть всего три дня, чтобы восстановить репутацию и дать им понять, что лорд-губернатор просто-напросто не смог оценить меня по достоинству. Однако для них я все равно буду бракованным товаром, пусть и довольно ценным. Мною попользовались, а потом выкинули за ненадобностью. Кому такой нужен?

От судьбы не уйдешь. Несмотря на облик и таланты золотого, я остался посредственностью. От одной мысли об этом хочется с кровью вырвать знаки, которыми отмечены мои руки. Раз уж из меня хотят сделать раба, надо соответствовать!

Мало того, за мою голову еще и назначена награда! Разумеется, неофициально. Это противозаконно, так как я не являюсь врагом Сообщества. Мой враг куда страшнее, он более жесток, чем любое правительство. Мой враг – женщина, пославшая Карнуса и Кэгни в Академию.

Ходят слухи, что каждый вечер с того дня, как я лишил жизни Юлиана во время Пробы, его мать, Юлия Беллона, садится во главе длинного стола в церемониальном зале семьи на склонах Олимпа, ждет, пока розовые прислужники не поставят перед ней серебряный поднос с полукруглой крышкой и не приподнимут ее. Каждый вечер поднос оказывается пустым. Каждый вечер она печально вздыхает, обводит грустным взглядом членов семьи и выносит им один и тот же приговор: «Вы меня не любите. Если бы любили, то здесь лежало бы сердце, вид которого удовлетворил бы мою жажду мести! Если бы любили, то убийца моего мальчика уже давно испустил бы дух! Если бы любили, то восстановили бы поруганную честь своего брата! Но вы меня не любите! Вы не любите его! Не любите! Что я сделала, чтобы заслужить такую ужасную семью?» А потом весь род Беллона молча наблюдает, как их матриарх с трудом поднимается из кресла и выходит из зала, скорее напоминая бестелесного призрака, чем женщину.

Все это время поднос Юлии Беллона был пуст лишь благодаря оружию, деньгам и имени лорда-губернатора. Все это время я оставался в живых лишь благодаря столь ненавистной мне политике. Не пройдет и трех дней, как я лишусь этой защиты, и о ней позабудут, вот тогда придется рассчитывать только на себя и на уроки, преподанные мне учителями.

– Дуэль будет, как пить дать, – шепчет один из копейщиков. – От такого вызова можно отказаться лишь ценой собственной чести, – продолжает он громче и увереннее. – Если Кассий вызовет Жнеца на поединок, тот не сможет увильнуть.

– Жнец тот еще пройдоха, что-нибудь придумает, – качает головой Тактус. – Тебя-то там не было, но уж поверь, Аполлона он убил не своей сногсшибательной улыбкой!

– Лезвием его чикнул, а, Дэрроу? – насмешливо спрашивает другой копейщик. – Что-то давненько тебя в фехтовальном зале не видать!

– Да он там вообще не появляется, – поддерживает его другой. – Эльф не занимается тем, что ему не дано, да?

Сидящий рядом со мной Рок сердито ерзает. Кладу руку ему на плечо, а потом медленно поворачиваюсь и пристально смотрю на насмешника. За его спиной сидит Виктра и с ленивым интересом наблюдает за сценой.

– Я не люблю фехтование, – по слогам произношу я.

– Не любишь? Или просто не умеешь? – со смешком спрашивает кто-то.

– Да отстаньте вы от него! Мастера лезвия – дорогое удовольствие, – замечает Тактус.

– Вот оно как, Тактус? – говорю я.

– Ой, ну ладно тебе! – морщится он. – Я же просто шучу! Ты чертовски серьезен, Дэрроу, раньше с тобой было веселее!

Рок что-то шепчет Тактусу на ухо, тот хмурится и отворачивается, но слов я не расслышал. Вспоминаю те деньки, когда все эти золотые игры казались мне детским лепетом. Что же изменилось? Рядом нет Мустанга, вот что…

– Ты достоин большего, – прошептала она, провожая меня в Академию. – Ты не должен становиться убийцей. Не должен развязывать войну, – продолжала она твердым голосом, глядя на меня полными слез глазами.

– Разве у меня есть выбор? – спросил я.

– Есть! Ты можешь выбрать меня! Останься со мной ради того, что у нас может быть! В училище за тобой пошли парни и девчонки, которые раньше даже не знали, что такое преданность. Если уедешь в Академию, то лишишься всего этого и станешь военачальником моего отца. Ты не такой! Ты – мужчина, который показал мне, что такое… – Она осеклась на полуслове и сжала губы в тонкую жесткую линию.

Любовь? Неужели именно это чувство возникло между нами в год после окончания училища?

Пусть так, однако слова застряли у нее в горле, потому что мы оба прекрасно знали: я не отдал ей себя целиком. Не раскрыл перед ней свою душу, ревностно хранил свои секреты. Как может девушка с таким чувством собственного достоинства подарить свое сердце тому, кто готов дать ей взамен лишь жалкие крохи? Мустанг прикрыла свои золотые глаза, вложила мне в руки лезвие и пожелала мне удачи.

Я ни в чем ее не виню. Она выбрала политику и управление – тот мир, который, по ее мнению, нужен народу. Я выбрал меч, потому что моему народу необходимо именно это. Ощущаю какую-то странную пустоту, думая о том, что она, в отличие от Эо, хотела просто быть рядом со мной, ей было бы этого достаточно. Рок прав. Я оттолкнул ее своими собственными руками.

Севро я отталкивать не собирался, наоборот, просил его остаться, но тут его, как и многих упырей, вдруг отослали на Плутон – охранять строительные работы от набегов каких-то там пиратов. Подозреваю, что и к этому руку приложил Плиний.

Еще никогда путь мой не был настолько одинок.

– Тебя не покинут, – наклоняется ко мне Рок. – Другие дома наверняка заинтересуются тобой, не слушай ты Тактуса! Беллона не осмелятся пойти против тебя.

– Конечно не осмелятся, – стараюсь я соврать поубедительнее, чтобы он не почувствовал мой страх.

– Насилие в цитадели под запретом, Дэрроу. Особенно кровная месть. Даже дуэли противозаконны, если только сама верховная правительница не даст своего согласия. Просто не выходи за пределы цитадели, пока не обретешь новый дом и все не наладится. Тяни время, делай что должен, и через год, когда ты воспаришь под покровительством другого дома, лорд-губернатор поймет, что остался в дураках. Наверх ведет множество путей, брат, не забывай об этом, – произносит он, беря меня за плечо. – Знаешь, я попросил бы мать с отцом тебя выкупить, но они… они не пойдут против Августуса.

– Понимаю, – киваю я.

Родители Рока и глазом не моргнув могли бы потратить миллионы на заключение контракта, но его мать уже двадцать лет не удостаивалась должности сенатора из-за своей благотворительности. Ее судьба в сенате полностью зависит от Августуса, поэтому она сделает все, что он пожелает.

– Ты прав, со мной все будет в порядке, – говорю я, но тут в иллюминаторе появляется Луна, и все на мгновение затихают.

Я с ужасом смотрю на приближающуюся планету. Вокруг нее вращаются спутники и металлические конструкции, подобно стальному нимбу над янтарной головой ангела, чей взгляд устремлен к солнцу.

– Все будет в порядке!

6
Икар

Приземляемся рядом с цитаделью. Липкий пыльный ветер пригибает к земле деревья рядом с посадочной площадкой. На шее, у высокого воротника, тут же выступают капельки пота. Это жуткое место не нравится мне с самого начала. Территория цитадели находится вдали от городов, среди лесов и озер, однако грязный воздух словно облепляет легкие противной пленкой.

На горизонте над острыми шпилями западных построек нависает Земля, распухший голубой шар, напоминая мне, как далеко я оказался от родного дома. Гравитация здесь слабее, чем на Марсе, и в шесть раз меньше, чем на Земле, поэтому мои движения становятся неуверенными и неуклюжими. Я не иду, а как будто парю над землей. Координация скоро восстанавливается, но тело продолжает страдать от собственной легкости и неприятного ощущения клаустрофобии.

На севере приземляется еще один корабль.

– Похоже на серебро Беллона, – вполголоса произносит Рок, щурясь от лучей закатного солнца, но я лишь нервно хихикаю. – Ты чего? – удивленно смотрит он на меня.

– Да просто представил себе, что у меня тут припасена ракета-пульсар.

– Что ж… мило с твоей стороны, – бросает он на ходу, а я держусь рядом, не спуская глаз с корабля. – Как же я люблю закаты на Луне! Как будто мы оказались в мире, воспетом Гомером! Посмотри на цвет небес! Словно только что отлитая бронза!

Чужое небо над нашими головами постепенно темнеет. Теперь эта сторона Луны не увидит дневного света целых две недели. Полмесяца здесь будет длиться ночь. Шикарные яхты исчезают в сумерках, мимо нас со свистом носятся туда-сюда патрульные челноки синих, похожие на склеенных из осколков эбенового дерева летучих мышей.

Гравитация всего в одну шестую долю земной позволяет жителям Луны строить дома так, как им заблагорассудится, и они своего не упускают. За территорией цитадели линия горизонта изрезана башнями и луноскребами. Повсюду винтовые лестницы, помогающие жителям легко перемещаться по воздуху. Лестницы извиваются между высокими башнями, словно плющ, соединяя райские кущи с геенной огненной – районами для низших цветов. Тысячи мужчин и женщин спешат по ступенькам, словно муравьи по лозе, а по самым оживленным улицам с жужжанием проносятся патрульные аэроботы серых.

Во владении Августуса находится вилла, хорошо спрятанная от посторонних глаз среди тридцати акров соснового леса. Красивое место, хотя не менее хороши сады, дорожки, фонтаны, скульптуры ангелочков и прочая ерунда.

– Как насчет спарринга по кравату? – спрашиваю я Рока, указывая на тренировочный зал неподалеку. – Помогает отвлечься.

– Не могу, – морщится Рок, пропуская вперед копейщиков и их адъютантов, которые один за другим исчезают в дверях виллы. – Надо идти на конференцию по капитализму в век управления.

– Скукотища! Если хочешь поспать, так кровати на вилле гораздо удобнее!

– Издеваешься? Да эту конференцию открывает сам регулус Солнца!

– Сам Квиксильвер?! – удивленно присвистываю я. – Будешь учиться, как делать бриллианты из гальки? Говорят, что у него на контракте два олимпийских рыцаря, слышал?

– Так и есть. По крайней мере, мать мне рассказывала. Помнишь, что Августус заявил верховной правительнице на коронации? «Мужчина никогда не бывает слишком молодым, слишком мудрым или слишком сильным, чтобы убить другого, а вот слишком богатому убивать незачем».

– Это Аркос сказал.

– Да нет же, Августус, точно тебе говорю!

– Обратись к первоисточникам, брат, – качаю головой я. – Это сказал Лорн Аркос, а верховная правительница обернулась и ответила: «Не забывай, Рыцарь Гнева, что я – женщина».

Для моего поколения Аркос уже не человек, а легенда. Человек, бывший Мечом Марса и Рыцарем Гнева более шестидесяти лет, теперь живет в уединении. Лучшие рыцари из ауреев предлагали ему золотые горы всего лишь за неделю обучения стилю ивы – особому виду кравата. Ему я обязан перстнем-бритвой, с помощью которого разделался с Аполлоном. После игры Лорн Аркос предложил мне присоединиться к его дому, но я предпочел славному старику Августуса.

– «Не забывай, что я – женщина», – повторяет Рок с почтением в голосе – он испытывает такой же трепет перед имперскими легендами, как и я перед историями о Жнеце и Долине. – Поговорим, когда я вернусь. Только без шуточек, а всерьез.

– Всерьез? То есть ты не станешь стонать, вспоминая детские влюбленности, пить вино, а потом перед сном нести бред о потрясающей форме губ Куинн и красоте захоронений этрусков? – спрашиваю я.

– Слово чести, – слегка покраснев, отвечает он, положив руку на сердце.

– Тогда прихвати с собой бутылку этого невероятно дорогого вина, вот и поговорим.

– С меня – три! – с готовностью соглашается Рок и уходит, а я с улыбкой смотрю ему вслед, но на душе у меня неспокойно.

Кое-кто из копейщиков тоже собирается на конференцию вместе с Роком, остальные устраиваются на постой, пока серая охрана Августуса прочесывает окрестности. Черные телохранители следуют за золотыми по пятам, словно бессловесные тени. Розовые из сада цитадели, грациозно покачивая бедрами, одна за другой входят в ворота виллы – члены свиты лорда-губернатора устали от долгого путешествия и жаждут развлечений.

Розовый слуга из цитадели провожает меня в мою комнату. Открыв дверь, я не могу сдержать смех.

– Наверное, это какая-то ошибка, – говорю я, окидывая взглядом крошечную комнатушку со смежной ванной и кладовкой. – Я не уборщик!

– Он не уборщик, нечего ему делать в этом чулане! – раздается у нас за спиной голос Теодоры. – Это ниже его положения! – восклицает она, оглядываясь по сторонам и презрительно морща нос. – На Марсе у меня гардеробная была побольше этой кладовки!

– Вы не на Марсе, а в цитадели, – сквозь зубы цедит слуга, внимательно изучая покрытое морщинами лицо Теодоры своими розовыми глазами. – Бесполезным вещам много места не положено!

Теодора обворожительно улыбается и показывает на знак в виде дерева из розового кварца на груди мужчины:

– Боже мой! Неужели черный тополь из сада Дриопы?

– Полагаю, раньше ты такого не видела, – надменно отзывается он, а потом поворачивается ко мне. – Не знаю, как у вас там в садах Марса воспитывают розовых, господин, но на Луне вашей покорной служанке стоило бы держать себя в руках!

– Разумеется! О, это было так невежливо с моей стороны, – извиняется Теодора. – Я просто решила, что ты можешь знать Матрону Карену.

– Матрону Карену?! – недоуменно переспрашивает слуга.

– Мы вместе воспитывались в садах. Передай ей привет от Теодоры, скажи, что я навещу ее, если позволит время.

– Вы Роза! – восклицает слуга, становясь белым, как стенка.

– Была Розой. Лепестки давно опали. О, но я же не спросила, как твое имя! Я должна сообщить подруге о том, какой радушный прием нам был оказан!

Он бормочет что-то неразборчивое и быстро уходит, на прощание поклонившись Теодоре куда ниже, чем мне.

– Оттянулась? – спрашиваю я у нее.

– Всегда полезно немножко поразмять мышцы. Особенно когда все остальное разминать уже бессмысленно.

– Похоже, что моя карьера заканчивается там, где когда-то началась твоя, – мрачно смеюсь я, подходя к видеоэкрану рядом с постелью.

– Я бы не стала, – останавливает меня она, и я прикусываю нижнюю губу – это наш тайный знак, указывающий, что за нами следят. – Ну да, разумеется… Да и в видеосети вам сейчас делать нечего.

– А что там про меня говорят?

– Спорят, где именно вас похоронят.

Не успеваю ответить, как раздается резкий стук в дверь.

* * *

Розовая служанка Виктры провожает меня на личную террасу своей хозяйки. Похоже, что у нее ванна размером с мою постель.

– Какая несправедливость! – раздается женский голос из-за белесого ствола лавандового дерева. – Тебя просто выкинули за ненадобностью, как какого-то серого наемника! – восклицает Виктра, поглаживая колючий кустарник.

– Виктра, с каких это пор тебя волнует справедливость?

– Ну что ты вечно задираешься! Присядь, – недовольно говорит она.

Идеальное, сияющее лицо не портят даже шрамы, отличающие ее от сестры. Виктра садится и прикуривает какую-то модную сигарету, от которой пахнет лесоповалом на закате. Она пошире в кости, чем Антония, выше ее ростом и напоминает мне острие копья, с холодным свистом рассекающее воздух.

– Ты ошибаешься, Дэрроу, – с раздражением смотрит на меня она, – я тебе не враг!

– А кто же? Друг?

– Ты не в том положении, чтобы разбрасываться друзьями.

– Сейчас мне больше пригодился бы десяток-другой телохранителей…

– Ну у кого же найдется столько денег! – смеется она.

– У тебя, например.

– Поверь, телохранители вряд ли смогут защитить тебя от тебя самого.

– Знаешь, меня сейчас больше волнуют лезвия Беллона.

– Волнение? Так вот что было написано у тебя на лице, когда мы заходили на посадку? – Она едва заметно вздыхает. – Забавно, а я-то решила, что это страх. Нет, скорее ужас! В общем, неприятное чувство, которое возникает с пониманием того, что на Луне тебя и похоронят.

– Ты вроде бы предлагала мне дружбу, – огрызаюсь я.

– Ах да, прости. Просто ты какой-то странный. Точнее, мне кажется, что ты очень странным образом выбираешь себе друзей, – медленно произносит она, присаживаясь на край фонтана прямо напротив меня и скользя ступнями по древнему камню. – Ты всегда держал меня на расстоянии в отличие от Тактуса и Рока. Ну Рок – ладно, еще могу понять, хоть он и мягок, словно сливочное масло. Но Тактус?! Дружить с ним – все равно что играть с гадюкой и надеяться, что она тебя не укусит. Ты считал его другом, потому что вы были в одной команде в училище?

– Друг?! – Мне смешно от одной этой мысли. – Однажды Тактус мне рассказал, как в детстве братья сломали его любимую скрипку, и я приказал Теодоре потратить половину всех моих сбережений и приобрести на аукционе Квиксильвера подлинного Страдивари. Тактус даже не поблагодарил меня, у него лицо было такое, будто я ему камень протягиваю. Спросил у меня зачем. Я ответил: «Чтобы ты на ней играл». Тогда он поинтересовался почему. «Потому что мы друзья». Он снова посмотрел на скрипку и ушел. Через две недели я узнал, что он продал ее и потратил вырученные деньги на розовых и наркотики. Какой он мне друг?

– Таким его сделали братья, – замечает она и умолкает, словно не решаясь о чем-то рассказать мне. – Думаешь, он хоть раз в жизни получал от кого-то подарок просто так? Ты поставил его в неловкое положение. Ведь от него всегда чего-то хотели взамен.

– Знаешь, почему я держал тебя на расстоянии, Виктра? – спрашиваю я, наклоняясь к ней. – Потому что ты всегда хочешь чего-то взамен, совсем как твоя сестра.

– А, ну ясно. Я так и думала, что это все из-за Антонии! Вечно она все портит! С самого рождения, когда эта волчица вылезла из утробы нашей матери и переоделась в человеческое платье. Хорошо, что я родилась первой, а то бы она меня в колыбели удавила. К тому же мы сводные сестры. У нас разные отцы, мать никогда не была приверженкой моногамии. Знаешь, кстати, что Антония взяла фамилию Северус, а не Юлия, просто чтобы позлить мать? Вот стерва! А я потом огребаю за все ее прегрешения! Так глупо!

Виктра крутит нефритовые кольца, в избытке унизывающие ее пальцы. Украшения странным образом контрастируют со спартанской суровостью ее испещренного шрамами лица.

– Зачем ты вообще решила поговорить со мной, Виктра? Мне нечего предложить тебе. Положения у меня нет. Я больше не командир. Денег нет. Репутации тоже. В общем, ничего из того, что представляет для тебя ценность.

– Дорогой, ты и понятия не имеешь, что для меня ценно. А вот насчет репутации ты ошибаешься, она у тебя есть! И еще какая! Плиний руки сложа не сидел.

– То есть он все-таки причастен к этим слухам? А я думал, что это Тактус не удержал язык за зубами.

– Причастен?! Дэрроу, да он охотится на тебя с того самого дня, как ты присягнул на верность Августусу! – смеется она. – Да нет, даже раньше! Он советовал Августусу разделаться с тобой еще в училище или, по крайней мере, отдать под суд за убийство Аполлона. Ты что, не знал? – Она качает головой, заметив мой растерянный взгляд. – Ясно. Ты и правда не знал. Теперь понимаешь, насколько ты не годишься для этих игр? Именно поэтому тебя и убьют. Вот почему я решила поговорить с тобой. А то так и будешь хандрить в четырех стенах, в этом чулане, куда они тебя запихнули. А потом придет Кассий Беллона, возьмет нож и воткнет его вот сюда… – она проводит по моей груди длинным ногтем, обводя контуры сердца, – и наконец-то преподнесет матери вожделенный ужин!

– И что же ты предлагаешь?

– Для начала перестань быть засранцем, – улыбается она, протягивая мне чип.

С жадностью хватаю тонкий металлический прямоугольник, но Виктра не выпускает его из рук, притягивая меня к краю фонтана, и я оказываюсь у нее между ногами. Приоткрывает рот, едва заметно проводя языком по верхней губе, и шарит взглядом по моему лицу, смотрит в глаза, пытаясь завести меня. Но тут у нее нет шансов. Я отстраняюсь, и она разжимает пальцы с кошачьим мурлыканьем. Провожу чипом по планшету, и на экране появляется реклама какой-то таверны.

– Она находится за территорией цитадели, – говорю я.

– И что дальше?

– А дальше считай, что сезон охоты за моей головой уже открыт.

– Тогда не афишируй свой уход.

– Сколько они тебе заплатили? – спрашиваю я, делая шаг назад.

– Думаешь, это подстава?!

– А разве нет?

– Нет!

– Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

– Большинству людей правда не по карману, а я вполне могу себе это позволить!

– Ах, ну конечно! Как я мог забыть! Ты же никогда не лжешь!

– Я из рода Юлиев! – Виктра медленно встает, и я вижу, как гнев поднимается в ней, словно готовый к удару хлыст. – Моя семья зарабатывает на торговле столько, что может позволить себе покупать континенты! Кто в состоянии купить мою честь? Если… если в один прекрасный день я стану твоим врагом, то сообщу тебе! Да еще и объясню, почему сделала такой выбор!

– Все говорят правду, пока их не поймают на лжи.

Она смеется низким, грудным смехом, и я внезапно ощущаю себя зеленым юнцом, вспоминая, что она на семь лет старше меня.

– Тогда оставайся здесь, Жнец! Доверься судьбе! Доверься своим так называемым друзьям! Прячься до тех пор, пока кто-то не выкупит твой контракт, а потом молись о том, чтобы покупатель не преподнес тебя Беллона на блюдечке!

– Ну, если ты настаиваешь, – соглашаюсь я, взвесив все за и против.

* * *

– Полковник Валентин? – обращается Виктра к одному из серых, ростом пониже.

Охранники ждут нас у входа в челнок. Настоящая консервная банка! В жизни не видал такого задрипанного флаера – просто груда металлолома, формой напоминающая башку рыбы-молота. Настороженно окидываю взглядом второго серого, того, что повыше.

– Да, госпожа. – Валентин кивает своей квадратной головой выверенным до миллиметра движением человека, который поднялся высоко, но знает свое место. – Вы уверены, что за вами не было слежки?

– Уверена на все сто, – отзывается Виктра.

– Тогда нам не стоит медлить с отправлением.

Вслед за Виктрой сажусь в челнок, оглядывая территорию за нашими спинами. Едва покинув пределы виллы Августуса, мы надеваем плащи-невидимки. Проносимся через десяток тайных коридоров, шесть допотопных гравилифтов, а потом оказываемся в пыльной, редко используемой секции взлетных площадок цитадели. Здесь Теодора покидает нас. Она хотела пойти с нами, но я не хочу брать ее с собой в то место, куда мы направляемся.

Серый офицер сканирует нас с Виктрой на наличие вирусов и разрешает посадку.

Дверь корабля скользит в сторону и закрывается у нас за спиной. В тесном пассажирском салоне челнока, кроме нас, еще двенадцать здоровенных серых. Впрочем, не элитные бойцы, простые ремесленники теневого мира.

Несмотря на наличие определенных стандартов, представители одного цвета отличаются друг от друга в силу человеческой генетики и различий экосистем внутри Сообщества. Серые с Венеры обычно более темнокожие и низкорослые, чем их соплеменники с Марса, но ведь и семьи, случается, меняют планету жительства. Уровень одаренности среди представителей каждого цвета еще более разнообразен, чем внешность. Большинство серых годятся лишь на то, чтобы патрулировать торговые центры и городские улицы. Некоторые из них идут служить в армию, другие попадают в шахты. Однако есть среди серых и такие, кто отличается особо дурным нравом и острым умом, – их с детства учат охотиться на золотых врагов их золотых хозяев, к этой категории принадлежат и наши попутчики. Они называют себя ищейками – были когда-то на Земле такие охотничьи собаки-полукровки, поразительно выносливые, хитрые и быстрые. Их натаскивали на убийство существ более крупных, чем они сами.

– Мы направляемся в Затерянный город, а вас всего двенадцать? – спрашиваю я, прекрасно понимая, что сопровождающих более чем достаточно.

Просто не люблю серых, вот и все. Не могу отказать себе в удовольствии подразнить их.

Они молча разглядывают меня со сдержанностью почтенного семейства, которому на дороге встретился незнакомец. Валентин – глава этого родственного клана. Он напоминает кубик грязного льда, высеченный ржавым лезвием: темное от загара лицо, бегающие глазки. Его лейтенант Сун-хва наклоняется к нам, крепкая и узловатая, словно оливковое дерево.

Оба они, судя по всему, родились на Земле – их выдают черты лица, характерные для континента. Эти серые не носят треугольных знаков Легиона Сообщества на гражданской одежде.

– Наша задача – защищать вас, господин, – говорит Валентин, пока Сун-хва заряжает необычный циркулярный импульсовик, пристегнутый к тыльной стороне левого запястья, – похоже, плазменный. – Моя команда разработала безопасный маршрут. Ориентировочное время в пути: двадцать четыре минуты.

– Если Плиний узнает, куда я собрался, или Беллона пронюхают, что я вышел за пределы цитадели…

– Ищейки в курсе дела, – успокаивает меня Виктра.

– А где их знаки? Они что, наемники?

– Просто мы достаточно хороши в своем деле и поэтому до сих пор живы, господин, – без всякого выражения произносит Валентин. – Мы готовы к любым неожиданностям. Разработан план действий в экстренных ситуациях, задействована группа поддержки.

– Сколько человек?

– Достаточно. Мы просто перевозчики, господин, – отвечает Валентин, и на его лице возникает некое подобие улыбки, так что я верю ему на слово. – Куда большей проблемой, чем Беллона, являются другие заинтересованные лица, готовые воспользоваться неожиданным случаем. Там, куда мы направляемся, будет чертовски много разных заинтересованных лиц, господин. А это увеличивает риски. Сун-хва?

– Переоденьтесь, – коротко говорит Сун-хва монотонным скрипучим голосом и бросает мне пакет с неприметной одеждой. – С вашим ростом мы ни черта поделать не можем, а вот быстренько перекрасить – вполне! – А вам, госпожа, – поворачивается она к Виктре, кидая ей другой пакет, – мы приготовили кое-что понаряднее!

Виктра со смехом открывает пакет.

– Врубаем двигатели, парни! – командует Валентин, корабль содрогается и поднимается в воздух. – Начали!

Сейсмовибраторы и форсунки находятся в надежных руках. Раздается стальное стаккато, как будто металлические костяшки трещат от ударов, и по кораблю расходится вибрация магнитного поля. Ищейки прячут оружие в потайных кобурах поверх облегающей брони из кожи скарабея. У троих – нелегальные, контрабандные бластеры на запястьях. Надеваю свой скарабей. Он тут же впитывает свет и становится еще более странного черного цвета, словно зрачок. Оттенок напоминает скорее отсутствие цвета, чем цвет как таковой. Эта броня намного прочнее доспехов, которые нам выдавали в училище, ее не пробьет ни лезвие, ни проекционное оружие, вроде обычных импульсных излучателей.

Корабль начинает трясти. Реактивные двигатели приведены в вертикальное положение.

– Талон и Минотавр, внимание! Икар пошел! – скрипучим голосом произносит Валентин в рацию. – Повторяю: Икар пошел!