Текст книги "Испытание седьмого авианосца"

– Там же есть перекрывающий клапан.

Данлэп устало вздохнул и закусил нижнюю губу.

– Перекроем… как только проверим, нет ли еще течи.

– Это все? – нетерпеливо спросил Брент.

– Нет, сэр, – отозвался Данлэп, ясно читая недовольство в глазах старшего помощника. И кивнул в сторону поста управления энергетической установкой. – Настоящие беды там. – Он провел Брента в соседнее помещение и остановился перед пультом. Рядовые расступились. – Где-то обрыв, а где – не можем найти.

– То есть… я не понял.

– Мы не можем переключить на электропривод. Даже если починим балластную цистерну, лодка не будет обеспечена питанием в подводном положении.

Брент понимающе кивнул. Теперь, больше чем когда-либо, они привязаны к поверхности и полностью зависят от дизелей.

– Я доложу командиру. – Он провел ладонью по лицу. – Электрики работают?

– Шестеро, мистер Росс. Но обрыв где-то под кормовой батареей, в трюме, возможно, в месте повреждения корпуса между сорок шестым и сорок седьмым элементами. Там до сих пор газ, и аварийная партия вынуждена работать в респираторах. Дело дрянь, сэр. Я думаю, взрывы повредили изоляцию, а теперь, когда вода в трюме прибывает, всю систему закоротило.

Наконец весь ужас ситуации дошел до Брента, и он почувствовал, как знакомые ледяные букашки поползли по спине.

– Черт! Хорошо еще, что ее не закоротило на четырехстах футах, а то бы там и остались. – Он ободряюще похлопал главного механика по плечу. – В любом случае мы привязаны к поверхности, лейтенант. Пока что на нашу плавучесть это не влияет.

– Да, сэр. Потому я и не стал беспокоить командира. У него и так хлопот по горло.

– Сейчас я сменю его на мостике и доложу обо всем.

– Благодарю, мистер Росс.

Брент повернулся и пошел к выходу, но уже у двери его настиг голос Данлэпа:

– Блестяще стреляли, мистер Росс. Вы с ребятами спасли нам жизнь.

Опять смущенно пробормотав что-то, Брент перешагнул через порог и быстро миновал все помещения в обратном порядке. На центральном посту его остановил техник по ремонту электронного оборудования Мэтью Данте, молодой черноволосый старшина первой статьи с большими карими глазами и приятным доброжелательным лицом. Он сидел перед машиной с клеймом американского флота WRL—8. В комплексе с мощным компьютером WRL—8 может автоматически распознавать и изолировать сигналы, определяя направление, частоту модуляции и длительность импульсов. Все эти данные проверяются по библиотеке потенциальных врагов для последующей идентификации. Словно бы на каждом выслеживающем тебя корабле имеешь своего шпиона.

Данте показал на пульт локатора.

– Вот, выловил только что большую рыбу.

– В зоне досягаемости?

– Пока нет, мистер Росс. Но скоро будет. Согласно моим данным, это эсминец номер первый. Наш друг кэптен Файт. Истинный пеленг ноль-три-семь. При нашей низкой посадке и покрытии, поглощающем лучи радара, ему трудно будет нас заприметить.

– Справится. А если это араб, нас можно считать покойниками.

В голосе Данте зазвучали металлические ноты, словно он сделался частью своего оборудования.

– Поиск осуществляется узконаправленным лучом с разбросом по азимуту не более одной целой пяти десятых градуса и частотой десять гигагерц. Его антенна на высоте сто восемь футов над ватерлинией, скорость вращения шестнадцать оборотов в минуту…

– Хорошо, хорошо, – прервал его Брент. – Так ты уверен, что это эсминец Файта?

– Абсолютно, сэр. Его почерк. – Он похлопал по компьютеру. – Эта машинка никогда не лжет.

Брент не мог не улыбнуться, глядя на открытое лицо техника.

– Ладно. Я немедленно доложу командиру, – повторил он и жестом усадил Данте.

Затем быстрым шагом миновал центральный пост и вышел в коридор, тянущийся вдоль всех офицерских кают. Уныние мгновенно рассеялось, как будто с него сняли оковы. На смену им приходили приятные воспоминания. Кэптен Джон Файт по прозвищу Тяжеловес как живой возник перед ним. Широкое волевое лицо под шапкой белоснежных волос, медвежья походка. Таких смельчаков не часто встретишь. Уже дважды – один раз в Средиземном море, а другой здесь, на Тихом океане, – Файт самоубийственными торпедными атаками своих «Флетчеров» спасал авианосец. Он потерял пять кораблей, не один раз побывал в таком пекле, из какого живыми не возвращаются, а его ничто не берет. Как будто ненависть даже смерть не в силах утолить. Единственный сын Файта служил переводчиком при американском посольстве в Дамаске. В 1981 году его похитили террористы и потребовали выкуп. Когда деньги были уплачены, тело юноши нашли в мусорной свалке на окраине города. С него заживо содрали кожу, а член по арабскому «обычаю» отрезали и засунули в рот. За это Файт никогда не устанет мстить.

Брент Росс вошел в свою тесную каюту, натянул вязаный свитер с высоким воротом, нахлобучил шлем, на ходу застегивая молнию на подбитой мехом куртке. Через секунду он уже поднимался по лестнице в рулевую рубку.

Помещение – шестнадцать футов высотой и восемь в диаметре – представляет собой как бы поставленный «на попа» корпус в миниатюре. Рулевая рубка в полном смысле нервный центр лодки; здесь находятся оба перископа (широкоугольный поисковый и командирский шестикратного увеличения), аксиометр, манометр, аппарат связи с машинным отделением, индикатор скорости, счетчики оборотов, панель телефонной связи, радар, сонар, компьютер управления торпедами (КУТ). Отсюда вахтенные операторы выводят лодку на позицию торпедной атаки. А сейчас в рубку набилась вся ударная группа. Сельди в бочке, подумал Брент.

Все, как по команде, повернулись, чтобы поприветствовать старшего помощника. Он подошел к энсину Роберту Оуэну, помощнику дежурного по судну, который стоял перед компьютером. Коренастый, с брюшком, несмотря на скудную кормежку, и неизменно разлитой по круглому лицу спокойно-приветливой улыбкой, энсин кивнул на КУТ.

– Зверь, а не машина, сэр! Я проверил – работает как хронометр.

Брент окинул взглядом сердце и мозг всей командной системы. Посмотрел на часы: заступать на дежурство еще рано. Тронул рычаг, и рубка сразу наполнилась гулом. Установка состоит из двух контрольных щитов. На верхнем светятся белой калибровкой двенадцать циферблатов, каждый из которых выдает информацию, необходимую для поражения цели: скорость, дальность, относительный пеленг, время, курс и прочее. В правом верхнем углу расположен замыкатель цепи стрельбы. На нем, когда машина переварит все данные, загорится красный разрешающий сигнал, и заданные глубина, скорость, угол пуска торпед будут автоматически сообщены торпедным аппаратам.

Брент повертел рукоятки на нижнем щите, поставив задачу компьютеру, и стал наблюдать за показаниями индикаторов. Наконец одобрительно кивнул.

– Техника, прямо скажем, допотопная, – заметил Оуэн. – Это вам не атомные подлодки. А все ж таки работает.

– Да уж, – откликнулся Брент, – спроси хоть у «Гефары».

В рубке засмеялись.

Брент выключил устройство и повернулся к связисту второго класса Гороку Кумано, тщедушному человечку лет сорока с черными редеющими волосами. Кумано прежде служил на торговом флоте и на судах «самооборонщиков». Умный, образованный, он проглатывает выпущенные в США инструкции по компьютерной технике, как будто английский его родной язык. Перед ним на маленьком приставном столике рядом с гидролокатором лежит разобранный блок радара надводного и воздушного поиска SPS—10. Брент склонился над ним.

– Ну что, Гороку? Неужто жесткий диск поврежден?

Японец ткнул острым, как скальпель, инструментом в блок питания.

– Да нет, лейтенант, диск в порядке, но во время глубинной атаки параллельные порты закоротило.

– А как насчет последовательных портов и программного обеспечения? Может быть, здесь есть какой-то выход?

Кумано поднял на него глаза, слегка удивленный осведомленностью старшего помощника, и покачал головой.

– Наше программное обеспечение не отличается большой гибкостью. На этот прибор нам нужны два последовательных порта. – Острием скальпеля он коснулся керамической дощечки. – Я пытаюсь переконфигурировать их с помощью этих переключателей.

– Ну и как? Будет работать? Что в руководстве сказано?

Японец повел плечами.

– Да чушь собачья.

– То есть?

Гороку поставил толстенную книгу на стеллаж, прибитый к переборке.

– Эта плата сингапурского производства… а вы же знаете, какие они остолопы. Написали руководство на смеси японского с китайским. Эти иероглифы никто не сможет понять, кроме автора. – Он обреченно вздохнул. – Нужна новая плата, вот что я вам скажу.

– А есть у нас запасная?

– Нет, сэр, нету.

– Черт! В следующий раз лично прослежу, чтобы брали дубликаты.

– Вот это разумно. Надо брать весь запасной комплект. – Он замолчал, и медленная улыбка, точно разлитое масло, расползлась по плоскому лицу. – Классно стреляли, мистер Брент.

Присутствующие поддержали его одобрительными возгласами.

Забормотав «спасибо, спасибо», Брент взлетел по трапу на мостик. Там вместо обычных шести вахтенных он увидел десять человек. Командир, несший дежурство по судну, рулевой, впередсмотрящие по левому и правому борту у ограждения, еще двое у перископов и четверо у 20-миллиметровых «Эрликонов» в кормовой части мостика. Уильямс глянул на часы и улыбнулся.

– Рановато, старпом. – (Из всего экипажа только он пользовался таким фамильярным сокращением.) – Не спится, что ли?

Уильямс, кажется, хочет наладить отношения. Подавив свои истинные чувства, Брент ответил с напускной веселостью:

– Да скучно там, командир. А здесь такое общество.

Оба засмеялись. Брент поставил его в известность о заклиненной крышке торпедного аппарата, о протекающем клапане и обрыве силовых кабелей, о потере электрической тяги и о том, что Данте опознал радар Тяжеловеса.

Негр слушал и угрюмо кивал.

– Н-да, конечно, в настоящий момент обрыв привода ничего не меняет. А все же хотелось бы, чтоб электродвигатели работали исправно. До Токийского залива еще далеко, всякое может случиться. – Он потянул носом. – А «кто он такой, ваш Тяжеловес? Командир эскорта?

– Да, сэр.

– Какова экономическая скорость хода у «Флетчеров»?

– Зная Файта, скажу почти наверняка: он гонит свою посудину на двадцати четырех узлах. Его второе прозвище Полный Вперед.

– Сколько ж у этого парня кличек?

– Он человек многогранный.

Уильямс прищурился.

– Если не свернет с курса и не сбросит скорость, то мы его увидим часа через четыре – к концу вашего дежурства.

– Да, скорей всего.

– РТР вызывает мостик! – донеслось из репродуктора.

Уильямс включил микрофон.

– Здесь мостик.

– Цель на ноль-три-семь движется к нам. Дальность девяносто семь миль. Сигналы идентифицированы: это первый эсминец из сопровождения «Йонаги». Командир – кэптен Джон Файт.

– Скорость?

– Двадцать четыре узла.

– Понял. – Уильямс оглянулся на Брента, и в глазах его мелькнуло что-то похожее на уважение. – Вы и впрямь хорошо его знаете.

– Я шесть лет плавал с кэптеном Файтом, сэр.

Взгляд Уильямса был прикован к скоплению туч у северо-западного горизонта – только они омрачали чистоту небесного купола. День выдался на диво; переменчивый бриз лишь изредка прочерчивал полоски ряби на водном зеркале.

– Бывает же такое, Брент, – задумчиво проговорил он.

– Вы о чем?

– Об этом самом. Подводная лодка времен Второй мировой с американо-японским экипажем, под командованием… чернокожего.

– Держимся однако.

Брент готов был поклясться, что Уильямс хотел сказать «черномазого» и в последний момент передумал. Обычно он не выбирает выражений. Брент унесся воспоминаниями в те времена, когда они жили в одной клетушке нью-йоркской казармы. Негр довольно много пил, а как выпьет, становился агрессивным и начинал по поводу и без повода изводить Брента своими придирками. В футбольных спорах дело едва до драки не доходило. Уильямс, подогретый виски, распалялся и орал: «Да я б тебя на поле дерьмом накормил!» А Брент в долгу не оставался: «Да я б об твою задницу и ноги бы не стал марать!» Подобный обмен любезностями вырос в прочную взаимную ненависть, которую оба старательно сдерживали.

– По-моему, люди притерлись друг к другу, – добавил Брент.

Уильямс с улыбкой кивнул.

– Чтоб я сдох, у меня лучшая команда на свете!

Враждебность вмиг растаяла в душе Брента.

– Не могу не согласиться, капитан. Ели б не команда, давно бы нам лежать на дне.

Резко сменив тон с романтического на деловой, Уильямс завел привычный монолог, произносимый при смене дежурства. Все это Брент и без него знал, но, согласно уставу, необходимо официально передать заступающему информацию.

– Идем на шестнадцати, курс ноль-три-ноль. Четыре главных дизеля работают на трехстах двадцати оборотах. Ветер северо-западный, два балла. Умеренная зыбь. Рации, передатчик системы «свой-чужой» и радар вышли из строя. Сонар действует. Опознавательные огни включены. – Он вытянул руку по направлению к сигнальному прожектору в кормовой части мостика. – FM—10 до сих пор не наладили, так что Файту придется обойтись световыми сигналами. Его позывные «Альфа, Альфа», наш отзыв «Зулу, Оскар».

– «Зулу, Оскар», – повторил Брент. – Понял, сэр.

– Так или иначе, когда он появится, я буду на мостике. Но на всякий случай подготовьте сигнальщика. Не хотелось бы, чтоб командир родного эсминца сдул нас с воды.

Брента опять кольнула обида: в тоне он уловил некое назидание, однако выдавил из себя почтительное:

– Слушаюсь, сэр.

– Мы тащим семьдесят тонн воды в балластной цистерне, – продолжал Уильямс, – но насосы пока справляются. Я не стал затоплять вторую цистерну – и так уж зарываемся носом. Крен выравниваем за счет второй и четвертой дифферентных цистерн. Ваш помощник – энсин Бэттл отвечает за пост погружения. Двадцатиммилиметровки в боевой готовности, пятидесятый калибр заряжен и поставлен на предохранитель. В случае тревоги до прибытия расчетов к пулеметам станут впередсмотрящие. Вопросы есть?

– Солнце? Смена курса?

– Я поговорю с Каденбахом и по системе оповещения передам вам точное время заката. Смены курса за время вашего дежурства не предвижу, но после вечерних астрономических наблюдений штурман даст вам знать. – Он кивнул на микрофон, подвешенный к ветрозащитному экрану. – Его уже починили – большое удобство для голосовых связок. При сильном волнении закрыть и задраить люк.

Брент уже с трудом обуздывал раздражение. Есть же постоянно действующая инструкция: люки задраиваются только по особому приказу командира. К чему повторять прописные истины. И все-таки Брент по форме отрапортовал:

– Есть задраить люк при сильном волнении моря или поступлении особого приказа.

– Хорошо! Пост сдал.

– Пост принял, командир.

– Мостик! – послышался в репродукторе голос Крома.

– Здесь мостик! – Уильямс нагнулся над микрофоном.

– «Свой-чужой» работает, сэр.

– Слава Богу! – облегченно вздохнул Уильямс. – Уже легче, старпом. Хотя бы от наших можно не ждать сюрприза.

– Хорошая новость, сэр.

По стальным ступеням загрохотали ботинки; из рулевой рубки поднималась смена. Через минуту Уильямса не было на мостике. Брент подошел к ограждению и стал смотреть на нос лодки. Тем временем к штурвалу встал старший матрос Джей Оверстрит. Двое впередсмотрящих заняли позиции по обеим сторонам мостика; еще двое матросов поднялись к перископам; четверо прошли к «Эрликонам». Все в теплых куртках и шлемах, на шее бинокли. Впередсмотрящие уже начали обследовать свои сектора. Брент предупредил смену о приближающемся эсминце, хотя знал, что это уже ни для кого не тайна: подпольный судовой «телеграф» – самая быстрая и надежная система оповещения.

Он сообщил старшине-сигнальщику второго класса Тодду Дорану пароль и отзыв. Маленький белокурый юнец, утопающий в теплом обмундировании, повторил позывные и снова приставил к глазам бинокль. Брент и сам умел обращаться со световой сигнализацией, однако дежурный офицер не имеет права отвлекаться на такие пустяки, ведь на нем вся ответственность за происходящее на судне. Брент тоже поднес к глазам бинокль.

Лодка уверенно режет форштевнем невысокую волну, обдавая борта зеленоватыми брызгами. Вода вливается в незакрытые сейчас шпигаты[13]13
  Отверстия в балластной цистерне подводной лодки.


[Закрыть] по всей длине корпуса, что позволяет осуществлять и быстрый дренаж и не менее быстрое затопление при погружении. Уходя под воду, выхлопные трубы с бульканьем выпускают отработанный газ, а противоположные номера, еще незахлестнутые водой резким стаккато изрыгают синий дым и белые фонтаны. В кильватере остается длинный веерообразный шрам.

Откуда ни возьмись накатил огромный вал, достигнув площадки перископа. Из сходного люка послышались панические крики. Брент захлопнул тяжелую бронзовую крышку и включил микрофон.

– Командир!

– Слушаю! – без промедления откликнулся голос.

– Волнение усиливается. Только что окатило мостик. Разрешите «поработать» горизонтальными носовыми рулями.

– Потеряем скорость, мистер Росс.

– А если нас утянет под воду, останемся без питания.

Перспектива не слишком заманчивая. Все молчали, глядя на старшего помощника. Напряжение сделалось почти осязаемым.

– Хорошо, старпом. Сейчас распоряжусь. Угол определите сами.

Через несколько секунд лодка с шумом выпустила горизонтальные рули, похожие на слоновьи уши. Брент поглядел на нос и проговорил в микрофон:

– Пост погружения!

– Здесь пост погружения! – отозвался энсин Герберт Бэттл.

– Угол дифферента на нос четыре градуса!

– Есть угол дифферента на нос четыре градуса!

Брент вздохнул свободнее, хотя слышал, как ритм дизелей замедлился от добавочной нагрузки. Осадка все равно велика, иначе и быть не может с поврежденной балластной цистерной, но по крайней мере палуба теперь в относительной безопасности. Он отодвинул предохранительную защелку на люке и отступил на шаг, когда тугие пружины со звоном откинули крышку.

Обеими руками ухватился за экран. Облако на горизонте клубилось зловещим грибом. В этих широтах грозы возникают мгновенно. Он уже видел свинцовую завесу дождя, пронзенную стрелами молний. Как ни странно, косые солнечные лучи играли со струями ливня, расцвечивая их радужными бликами.

Штормовой фронт проходит пока вне их курса. Но угроза очевидна. Если они попадут в шторм, поврежденная цистерна быстро заполнится, и лодку не удержать на поверхности. А под водой без электроэнергии им каюк. Смерть будет медленной и ужасной.

Брент пристально вглядывался в границу моря и неба. Невзирая на близкий шторм, повреждения судна и нелады с командиром, у него вдруг потеплело на сердце. Там, за горизонтом Тяжеловес Файт, а дальше «Йонага». Скоро он увидит боевых товарищей и живой анахронизм – адмирала Фудзиту. По крайней мере есть надежда.

Ничто так не дает почувствовать реальные грани жизни и смерти, как море. Именно в море человек вступает в извечное единоборство с чуждой, враждебной стихией, даже когда на первый взгляд она тиха и покорна. Человека здесь постоянно подстерегает самая мучительная гибель, однако море тысячелетиями влечет его к себе.

Почти два часа вахта шла спокойно. На мостике царила тишина; время от времени рулевой снимал показания барометра, термометра и заносил их в судовой журнал. К счастью, шторм не набрал нужной силы и теперь обрывки его смещались к западу, поливая море жемчужным дождем и отступая перед лучами солнца. Опасность миновала; Брент расслабил напряженные мышцы и позволил ветру развеять остатки недавнего уныния.

С потрясающей отчетливостью перед глазами возникла Дэйл Макинтайр. Вот ведь взяла моду приходить и мучить его! Хотя бы прикрылась чем-нибудь, а то вечно является в костюме Евы. Роскошно вылепленное тело так близко, что стоит протянуть руку – и коснешься его. Округлые груди с бутонами сосков, осиная талия, бедра и ягодицы, достойные кисти Гойи. Пылающая кожа струится как шелк под его руками, голову кружит слабый аромат духов. Он закрыл глаза и будто наяву почувствовал сладкую тяжесть воспаленного страстью женского тела.

– Расстояние до эсминца тридцать семь миль, истинный пеленг тот же – ноль-три-семь, – сообщили из репродуктора.

Дэйл скрылась.

– Хорошо, – буркнул он и затряс головой, разгоняя мечты, словно туман.

Файт уже близко, на курсе перехвата. Впервые за много месяцев он заметил ни с чем не сравнимую красоту открытого моря. Взгляд полетел вдаль по курсу Файта. Темно-синяя, как отшлифованный аквамарин, линия горизонта, воду морщит легкая зыбь, ослепительно сверкая на солнце. Красиво, но никогда нельзя доверять этой коварной красоте.

Волны катятся мимо, обдавая лицо солеными брызгами. Он впустил в легкие чистый воздух, облизнул губы. Ветер холодит щеки и нос. После пережитого ужаса, когда жуткая смерть на дне была близка, дыхание ветра казалось манной небесной и постепенно вытравило смешанный запах блевотины, экскрементов, горелой нефти, который осквернил внутренности лодки. Как друг и утешитель, бриз что-то тихонько шептал на ухо. Брент внезапно ощутил себя в раю и застыл на палубе, наслаждаясь гармонией вне времени и пространства. Я жив, молод, силен! – хотелось крикнуть всему миру.

После битвы начинаешь больше ценить жизнь. Гибель врагов и друзей как бы подчеркивает дарованное тебе счастье остаться в живых. Как только стихает канонада, в голове настойчиво звучит рефрен: «Все кончено, я жив!» И как долго ему еще будет везти?..

Последний час вахты пролетел быстрее трех предыдущих. От шторма не осталось и следа, волнение улеглось. Солнце скатилось к горизонту, синева неба стала еще насыщенней. Данте время от времени докладывал о приближающемся эсминце. Когда «первый» был уже в двадцати милях, на мостике появился Реджинальд Уильямс.

– Истинный ноль-три-семь, относительный ноль-один-ноль, дальность девятнадцать, – сообщил он Бренту.

– Да, командир. Скоро увидим грот-мачту. – Брент поднял глаза к перископу. – Эй, ребята, глядите в оба!

– Есть, сэр! – хором отозвались впередсмотрящие.

Уильямс проговорил в микрофон:

– РТР, доложить обстановку! – Пальцы, точно гребешок, зарылись в многодневную щетину на подбородке.

В голосе Данте Брент уловил озадаченные ноты.

– Цель на ноль-три-семь прибавила до тридцати двух узлов!

– А курс?

– Прежний, сэр.

– Хорошо. Это его предельная скорость, старпом?

– Так точно.

– Странно.

Действительно, странно. Брента охватило недоброе предчувствие, какое возникает у людей, прошедших огонь, воду и медные трубы, задолго до появления опасности.

– Я бы объявил плюс один, – тихо проговорил он.

Уильямс тут же прокричал в люк:

– К бою готовсь!

Немедленно раздался топот по трапам и стальному настилу. В течение минуты артиллеристы заняли боевую позицию, водонепроницаемые люки корпуса были плотно задраены. Брент одел каску, снял с предохранителя «Браунинг» и поводил стволом из стороны в сторону. Боумен вскрыл новый ящик боеприпасов. Кром возился с пулеметом пятидесятого калибра по правому борту мостика. Расчет пятидюймовки загонял снаряд в казенную часть. Уильямс перешел к дальномеру, а самый опытный рулевой Гарольд Сторджис встал к штурвалу и сигнализатору. Аварийную группу, по приказу командира, возглавил матрос первого класса Тацунори Хара. На площадке перископа появились новые впередсмотрящие.

Из репродуктора монотонно звучало тысячу раз слышанное:

– Носовой торпедный отсек к бою готов! Пост управления энергетической установкой к бою готов! Центральный пост к бою готов! Носовой дизельный отсек к бою готов!..

После рапорта энсина Роберта Оуэна из рулевой рубки главный механик Данлэп доложил о том, что несмотря на все усилия электриков обрыв все еще не найден. Уильямс выругался сквозь зубы.

Из люка донесся новый голос:

– Эй, наверху! Прошу разрешения подняться на мостик. – Это был капитан авиации Колин Уиллард-Смит. – Хочу заметить, командир, что здесь я свою задачу выполнил на славу. Не могу ли быть чем-нибудь полезен?

Лицо Уильямса скривилось в подобии улыбки.

– Разрешаю!

Уиллард-Смит, одетый в теплое обмундирование адмирала Аллена, выбрался из люка.

– Чертовски любезно с вашей стороны, сэр, – сказал он, выпрямляясь.

Уильямс указал на горизонт.

– На нас оттуда чешет консервная банка, точно бродвейская бикса за хмырем в субботний вечерок.

– Бикса за хмырем? – переспросил англичанин. – Вы имеете в виду: проститутка за возможным клиентом?

Уильямс и Брент хмыкнули; рядовые лишь поджали губы.

– Точно бес, изгнанный из Вестминстерского аббатства, капитан, – пояснил Брент.

– А-а, понятно. – Уиллард-Смит поднес к глазам бинокль и небрежно махнул в сторону правого борта. – Это что же, вон та, на красной шестидесятке?

– Что-что? – не понял Уильямс.

Брент слишком резко повернул голову и опять почувствовал боль в шее.

– Примерно триста градусов, капитан.

– В самую точку.

Сигнальщик прокричал:

– Эсминец, пеленг три-ноль-ноль, дальность одиннадцать!

Бинокли взметнулись вверх; Брент тут же отыскал его: корпус пока не виден из-за земной кривизны, а надстройка уже показалась. Наверняка эсминец использовал в качестве прикрытия шторм. Брент привстал на мыски. Леденящий страх снова пополз вдоль позвоночника.

– Араб, капитан.

– Откуда такая уверенность?

– Модернизированный «Джиринг». На носу одно пятидюймовое орудие, по миделю нарастили четырнадцать футов для бункеровки. У нас таких нет. В нашем сопровождении одни «Флетчеры».

– Расчеты! Вести цель по пеленгу три-ноль-ноль. Орудия к бою! – Уильямс обратился к Бренту: – Видать, выключил всю электронику и втихую выслеживал нас.

– Нет, не думаю, командир.

– А что думаете?

– Думаю, он охотится за Файтом. Скорее всего, патрулировал поблизости и с одного из самолетов получил сообщение об эсминце. Нас теперь трудно заметить – мы слишком низко сидим. Он хочет захватить Файта врасплох.

– Много хочет! Файт как пить дать засек его на радаре.

– Совсем недавно, когда он вынырнул из полосы шторма. Потому «первый» и прибавил скорость.

– А наш «свой-чужой»?

– Арабы вряд ли могут его запеленговать из-за скачков частоты.

– Верно, старпом. – Уильямс постучал кулаком по лбу и растерянно проговорил: – Что это со мной? Память стала подводить.

– Судно, пеленг ноль-один-ноль, дальность двенадцать!

Брент снова вскинул бинокль.

– Топ марса. «Флетчер», командир. Это наш, не сомневайтесь.

Уильямс прокричал в люк:

– Курс ноль-один-ноль! По левой скуле к нам движется вражеское судно на десяти часах. Пеленг буду сообщать по ДПЦ. Мистер Оуэн, переносите мои сведения на КУТ. Обоим торпедным отсекам приготовиться к атаке. – Он рявкнул в микрофон: – Главный механик Данлэп!

– Слушаю, сэр!

– Сколько мы можем делать в час, чтоб не потонуть.

– Узлов двадцать, сэр.

– Как подшипники главного гребного вала?

– Холодные, капитан.

– И на том спасибо. Средний ход!

– Есть средний ход!

Сторджис переложил руль, дизели заработали в усиленном ритме. Волна ударила в борт и окатила расчет пятидюймовки.

– Горизонтальные рули вверх на три градуса!

Нос лодки слегка вздернулся.

– Капитан, – донеслось из рубки, – идем двадцать узлов, четыреста десять оборотов.

– Отлично.

– Они открыли огонь! – хором взвыли впередсмотрящие.

Араб выпустил два коричневых облака. В воздухе просвистели снаряды весом в пятьдесят пять фунтов. На расстоянии сотни ярдов по носу «Блэкфина» выросли две водяные башни.

– Черт, мы уже в створе! Эй, Сторджис, право на борт! Держать равновесие! Ответим залповым. – Он взглянул на ДПЦ. – Курс ноль-девять-восемь.

Сторджис повторил команду, глядя на индикатор угла перекладки руля.

– Простите, мистер Росс, – сказал Уиллард-Смит, – у нас ведь тоже есть пятидюймовое орудие. Почему мы не открываем огонь?

– Отсюда его не достать. Наша пятидюймовка заряжается вручную. Двадцать пятый калибр. А у него четыре орудия тридцать восьмого калибра заряжаются механически. Мы можем делать десять залпов в минуту, а он – больше двадцати на каждое орудие. Следующий залп будет с недолетом. Они попытаются взять нас в вилку, а потом откроют беглый из всех орудий.

– То есть больше ста выстрелов в минуту?

– Да.

– Недурной переплет, да?

Вспышка, клубы дыма, короткий свист – и два зеленых столба взмыли вверх в пятидесяти ярдах по левому и правому борту.

– Ну вот, мы в вилке, – сказал Брент.

– Можно поздравить друг друга? – усмехнулся Уиллард-Смит.

– Курс ноль-девять-восемь взят, сэр, – доложил Сторджис.

– Что на ДПЦ, командир! – прокричал из люка Оуэн.

– Пока ничего. Следите за своими приборами, мистер Оуэн.

– На цели! – хором воскликнули горизонтальный и вертикальный наводчики пятидюймовки.

– Он в створе, сэр, – сообщил командир орудия.

– Беглым – огонь! Хрен с ним – куда попадете! Но я не дам ему потопить нас, как котят.

Из короткого ствола вырвалось пламя. Люди на мостике застонали, держась за уши. Ноздри защекотал запах кордита. Новый снаряд со скрежетом ушел в казенную часть. По левому борту «Джиринга» тоже выплеснулась колонна воды. Брент услышал приказ командира орудия:

– Вверх на два градуса, восемьдесят ярдов по нормали, поправка тридцать!

Пушка дала новый залп.

– Берет право на борт, командир! – крикнул Брент.

– «Первый» на подходе, сэр!

Серый «Флетчер» выплыл из-за горизонта по левому борту лодки. Брент всегда восхищался величавой грацией «Флетчеров». На корпусе четко видна черная единица. Два орудий в носовой части изрыгают огонь. Вокруг арабского судна замелькали короткие вспышки. Но как ни странно, арабы проигнорировали их. Главная батарея «Джиринга» вела беглый огонь по лодке.

Бренту показалось, что он заглянул в адову бездну. Орудия палили с такой скоростью, что, казалось, весь эсминец объят пламенем. Вопили, стонали, шипели, визжали снаряды. Море дыбилось невысокими всплесками. Низкий борт лодки – трудная мишень, поэтому арабы пытаются задавить ее огневым напором.

– А почему они в нашего не стреляют? – прокричал Уиллард-Смит в ухо Бренту.

– Наверно, хотят сперва отомстить за «Гефару».

– Вот дураки!

– Право на борт! – приказал Уильямс Сторджису. – Курс два-шесть-пять! – А потом наклонился к люку. – Мистер Оуэн, как только выправим курс, я начну давать вам пеленг для торпедной атаки. Мне нужна стопроцентная точность.

Брента удивили такие маневры. Уильямс подходит почти вплотную к «Джирингу», хочет ввести в действие все шесть носовых торпедных аппаратов. Но ведь пока они подойдут на идеальное расстояние для торпедной атаки, – эсминец успеет их потопить. Стопроцентное растворение означает, что торпеды пойдут открытым веером: одна по носу, четыре по миделю и одна по корме. Если обеспечить попадание, Файту не составит труда добить араба. Все-таки крепкий мужик этот Уильямс. Другой бы на его месте бросился под прикрытие эсминца. Да, такое решение было бы самым логичным и разумным. Но логика и разум выиграли гораздо меньше сражений, чем смелость и неожиданная тактика. Должно быть, это и имел в виду Уильямс, когда сказал: «Я не дам ему потопить нас, как котят!»