Текст книги "Первый крестовый поход: Зов с Востока"

Насилию подверглись главным образом представители столичной элиты. Сенаторов стаскивали с коней, некоторых из них раздевали догола и униженными таким образом оставляли на улицах{109}109
  John Zonaras, XVIII.20, 3, p. 729.


[Закрыть]. Сам император безропотно сдался, едва выскользнув из дворца, а его императорские одеяния были похищены царедворцами, которые надели их на себя и насмехались над ним{110}110
  Анна Комнина. С. 113–115.


[Закрыть]. Когда Никифора доставили к братьям-мятежникам, те приказали отправить его в монастырь, где он, как рассказывали, посвятил свою жизнь молитвам и благочестивым размышлениям, хотя и был не очень доволен предложенной ему строго вегетарианской кухней{111}111
  Там же. С. 116–117.


[Закрыть].

Вскоре после того как Алексей получил контроль над Константинополем, он был коронован и стал императором ромеев Алексеем I. Пышная церемония коронации прошла в соборе Святой Софии в соответствии с ритуалом, изложенным в тексте X века. Алексей прибыл на место, переоделся в императорские одежды, после чего вошел в собор с патриархом. После того как за него помолились и, исполнив песнопение «О, великий император и властитель! Желаем тебе царствовать долгие годы!», провозгласили императором, Алексей был коронован. Затем сановники один за другим подходили к нему, чтобы поцеловать его колени{112}112
  De Cerimoniis, I.38, 1, pp. 191–6.


[Закрыть].

Для того чтобы укрепить свое положение, новый император быстро поставил на ключевые должности своих союзников. Были назначены новый командующий армией в западных провинциях и новый правитель города Диррахий[16]16
  Дуррес в современной Албании. – Прим. пер.


[Закрыть], который был основной целью наступающих с запада норманнов{113}113
  Анна Комнина. С. 122–123, 145–146.


[Закрыть]. Чтобы обеспечить поддержку со стороны Никифора Мелиссена, его успокоили, во-первых дипломатично назначив на выгодную должность, и, во-вторых, позволив забрать в свою пользу налоговые поступления в Фессалонике – одном из крупнейших городов империи. Исаак Комнин тем временем был назначен на вновь созданную должность, оказавшись в результате на втором по значимости посту после императора в византийской иерархии. Многие из близких родственников нового басилевса также получили назначения на высокие должности и щедрые подарки, что сделало их частью нового истеблишмента{114}114
  Там же. С. 122–123; John Zonaras, XVIII.21, 3, p. 732.


[Закрыть]. Создание нового слоя лояльных соратников обеспечило Алексея I мощной политической силой – именно в ней он нуждался для борьбы с внешними угрозами, а также с экономической катастрофой, которая надвигалась на империю.

Алексей I с самого начала взял на себя руководство армией, не перекладывая его на плечи своих подчиненных, как делало большинство его предшественников. Через несколько месяцев после восшествия на престол он лично повел армию в Эпир, чтобы дать отпор норманнам. Последние в октябре 1081 года нанесли Алексею I и его войску унизительное поражение в битве при Диррахии. В следующие два года, когда норманны проникли вглубь территории Македонии и Фессалии, император провел несколько изнурительных кампаний, в итоге вынудив захватчиков вернуться в Италию. В 1084 году, когда норманны начали второе наступление на западном фланге империи, именно Алексей I снова лично выступил из Константинополя, чтобы отразить угрозу, – в данном случае намного успешнее. После того как византийцы перерезали пути снабжения и коммуникации армии норманнов, ряды последних начали выкашивать голод и болезни, после чего захватчики отступили и перестали тревожить византийские провинции на Балканах. «Греция после изгнания врагов была свободна и ликовала», – признал норманн, современник и очевидец этих событий{115}115
  Geoffrey Malaterra, III.41, p. 82. О норманнах и Византии см.: W. McQueen, 'Relations between the Normans and Byzantium 1071–1112', Byzantion 56 (1986), pp. 427–76; H. Taviani-Carozzi, La Terreur du monde – Robert Guiscard et la conquête normande en Italie (Paris, 1997); G. Loud, The Age of Robert Guiscard: Southern Italy and the Norman Conquest (Singapore, 2000).


[Закрыть].

Успех в борьбе с норманнами стал мощным подспорьем для молодого узурпатора. Он взошел на трон, обещая дать империи новое будущее, и, несмотря на то что войны с норманнами не обходились без поражений, сделал то, чего не смогли сделать мусульмане Сицилии и король Гарольд в Англии, – успешно противостоял крупномасштабному вторжению норманнов.

Затем в 1083 году новый император обратил взор на печенегов, нападения которых не прекращались несмотря на большие успехи византийцев, достигнутые одним из новых назначенцев Алексея Григорием Пакуриани. «Я убежден, – написал этот командир об одной из таких своих побед, – что даже через много лет после моей смерти это чудесное деяние Господа Всемогущего не будет забыто»{116}116
  Gregory Pakourianos, p. 43. Масштаб победы был огромен, император щедро вознаградил Пакуриани за его успех. Но генерал ошибался по поводу того, как долго будут помнить о его успехе. Вскоре о нем забыли и не вспоминали почти тысячу лет. P. Frankopan, 'A victory of Gregry Pakourianos against the Pechenegs', Byzantinoslavica 57 (1996), pp. 278–81.


[Закрыть]. Он ошибался: печенеги оставались огромной проблемой в 1080-х годах, регулярно совершая опустошительные набеги на территорию Византии. «Их набег – удар молнии, – писал современник, – их отступление тяжело и легко в одно и то же время: тяжело – от множества добычи, легко – от быстроты бегства. Нападая, они всегда предупреждают молву, а отступая, не дают преследующим возможности о них услышать… если бы кто навел мост на Истре и стал искать скифов – все одно, он безумно погнался бы за недостижимым»{117}117
  Theophylact of Ohrid, p. 111. Цит. по: Васильевский В. Г. Избранные труды по истории Византии. Кн. 1. – М., 2010. С. 10.


[Закрыть].

Алексей I неоднократно выводил армию навстречу завоевателям, но толку от этого было мало. Зимой 1090 года положение стало критическим – огромная армия кочевников-печенегов вторглась на территорию империи и достигла южной Фракии с намерением поселиться постоянно на богатых пастбищах около устья реки Энез (современная Марица) в опасной близости от Константинополя. Император собрал войска откуда только смог, встал лагерем у подножия холма под названием Левуний и приготовился к битве.

Сражение, которое произошло 29 апреля 1091 года, завершилось одной из самых ошеломляющих побед в истории Византии. «В тот день произошло нечто необычайное, – писала Анна Комнина. – Погиб целый народ вместе с женщинами и детьми, народ, численность которого составляла не десять тысяч человек, а выражалась в огромных цифрах. Это было двадцать девятого апреля, в третий день недели. По этому поводу византийцы стали распевать насмешливую песенку: "Из-за одного дня не пришлось скифам увидеть мая"»{118}118
  Анна Комнина. С. 236–237.


[Закрыть]. Можно сказать, что печенеги были уничтожены практически поголовно. Тех, кто уцелел в сражении, вскоре казнили, оставшиеся рассеялись по Балканам. Они никогда больше не представляли угрозу империи{119}119
  Там же. С. 237; John Zonaras, XVIII.22, 3, p. 741.


[Закрыть].

Таким образом, первое десятилетие пребывания Алексея I у власти оказалось на удивление успешным. Угроза со стороны двух агрессивных и опасных соседей была устранена, причем в случае с печенегами – навсегда. Император уверенно чувствовал себя на троне в окружении надежных членов семьи, интересы которых близко совпадали с его собственными. Более того, нам практически неизвестны документы, указывающие на наличие внутренней оппозиции его власти – ни со стороны тех, кого он сверг в 1081 году, ни со стороны других претендентов на трон. Нет сомнений в том, что внутренний мир стало результатом мер, предпринятых Алексеем I, чтобы держать аристократию под контролем. Основных конкурентов император брал с собой на войну, держа их поближе к себе и подальше от Константинополя{120}120
  Например, главные придворные предыдущих императоров были отправлены на войну с норманнами в 1081 году, и многие из них погибли в сражении при Диррахии в 1081 году: Анна Комнина. С. 151–152.


[Закрыть]. На время отсутствия Алексея в столице власть там переходила в руки Исаака, который имел недвусмысленные инструкции о том, как реагировать на любую критику в отношении новой правящей семьи{121}121
  Анна Комнина. С. 145.


[Закрыть]. Несмотря на очевидный страх Алексея I перед возможным бунтом или заговором, население страны приветствовало его восшествие на престол, а его правление стало глотком свежего воздуха для империи, которая в XI веке скатилась в застой.

Алексей I определенно не был сибаритом в отличие от некоторых его предшественников: тех больше волновало, что носить и как питаться. Например, Константин VIII (правил в 1025–1028 годах) мало занимался государственными делами и почти все время проводил в императорских кухнях, где бесконечно экспериментировал со специями и пищевыми красителями{122}122
  Michael Psellos, II.1–2, 1, p.25; II.7.1, p.29.


[Закрыть]. У Алексея были солдатские привычки и непритязательный вкус, он отвергал роскошь. Суровый и серьезный, император не любил болтать и всегда держал свои планы в секрете{123}123
  John the Oxite, p. 31


[Закрыть]. Кроме того, по словам его зятя Никифора Вриенния, Алексей с презрением относился к зеркалам, потому что считал, что «для мужчины и воина лучшими украшениями являются оружие, простота и праведная жизнь»{124}124
  Никифор Вриенний. С. 73.


[Закрыть]. Так же сдержанно он относился к прославлению себя в исторических хрониках. Его вовсе не впечатлило желание старшей дочери писать о его правлении – вместо этого Алексей I посоветовал ей заняться сочинением элегий и погребальных песен. А жене, когда та поведала императору о поручении написать рассказ о его жизни для будущих поколений, император ответил еще более резко: «Пусть они лучше оплакивают мою судьбу и скорбят о постигших меня бедствиях»{125}125
  Анна Комнина. С. 425.


[Закрыть].

Алексей I был очень набожным человеком, лучшим отдыхом для него было чтение Библии. Зачастую он засиживался допоздна, читая в тишине Священное Писание вместе с супругой, разделявшей его интересы{126}126
  Там же. С. 394.


[Закрыть]. Другие члены его семьи также были очень набожны; духовенство восхищалось и благочестием Исаака, брата Алексея{127}127
  Никифор Вриенний. С. 73; John the Oxite, pp. 37–9; A. Lavriotes (ed.), 'Historikon zetema ekklesiastikon epi tes basileias Alexiou Komnenou', Ekklesiastike Aletheia 20 (1900), p. 412.


[Закрыть]. Такой же набожной была их мать. В Константинополе Анна Далассина основала церковь (с прекрасными фресками) и монастырь, обращенный к бухте Золотой Рог, а также оказывала серьезную поддержку монахам и духовенству по всей стране, часто вступаясь за них и договариваясь об их освобождении от налогов. Ее печать называет ее не просто матерью императора, но и монахиней. Дочь императора писала, что именно благодаря стараниям Анны Далассины ее сын «имел в сердце страх божий», когда был еще ребенком{128}128
  Анна Комнина. С. 124; Miklosich and Müller, 6, pp. 27–8, 33.


[Закрыть].

С приходом Алексея I к власти Византия вступила в эпоху сурового аскетизма. Вскоре после восшествия на престол в 1081 году император принял решение носить коротко остриженные волосы и спать на каменном полу, чтобы искупить буйство своих солдат во время переворота. В следующем году он принес извинения духовенству за реквизицию неиспользуемых церковью ценностей для финансирования войны против норманнов и пообещал никогда больше не совершать подобных действий. В самом императорском дворце на смену «безудержному разврату» пришли торжественное распевание церковных гимнов и еда в строго определенное время{129}129
  Анна Комнина. С. 125–126, 158–159; V. Grumel, 'L'affaire de Léon de Chalcédoine, le Chrysobulle d'Alexis Ier sur les objets sacrés', Revue des Etudes Byzantines 2 (1944), pp. 126–33; Анна Комнина. С. 130.


[Закрыть].

Кроме того, Алексей I приложил все усилия к тому, чтобы максимально распространить свои ортодоксальные религиозные воззрения. С самого начала его царствования принимались строгие меры против тех, чьи мнение или верования были осуждены как еретические, причем суверен регулярно лично председательствовал на судах и выносил наказания тем, кого признавали виновными. Защита интересов церкви была, конечно, вполне целесообразна, особенно для узурпатора, захватившего трон силой. Но Алексей I делал это искренне.

Император тем не менее без колебаний выступал против самых высокопоставленных представителей духовенства: в течение первых трех лет пребывания у власти он сменил даже не одного, а двух патриархов Константинополя, пока с назначением Николая III Грамматика не получил человека, желающего сотрудничать с ним. С другими священнослужителями поступали жестко: например, епископа Халкидонского, который критиковал императора и его политику, осудили и отправили в ссылку. Более того, как мы уже видели, Алексей I был движущей силой возобновления дружественных отношений с Римом в конце 1080-х годов, председательствуя на заседаниях собора в столице и фактически настояв на примирении с папой.

Силой своего характера Алексей изменил облик империи. Под его руководством она вернулась к принципам X века – эпохи, когда императоры были полководцами, а армия являлась опорой Византии. Сам Алексей I чувствовал себя в солдатском облачении лучше, чем в роскошных императорских одеждах, и предпочитал общество небольшой группы близких людей присутствию на долгих и пышных церемониях, характерных для константинопольского двора{130}130
  J. Darrouzès, Georges et Dèmètrios Tornikès – Lettres et Discours (Paris, 1970), pp. 234–5.


[Закрыть].

Алексей I отказался от сложного церемониала, правила которого диктовали, где кому следует сидеть во время обедов во дворце, и его трапезы стали проходить более скромно. Император часто приглашал за свой стол людей самого низкого звания, больных и увечных. Он обедал с эпилептиками и, по рассказам очевидцев, так хотел им помочь, что сам забывал о еде{131}131
  Manuel Straboromanos, pp. 182–3.


[Закрыть]. Даже те из современников, которые во всем были настроены против Алексея I, признавали, что его отношение к беднякам было необычно и достойно похвалы. К тому же «он никогда не пил и не мог быть обвинен в чревоугодии»{132}132
  John Zonaras, XVIII.29, 3, pp. 765–6.


[Закрыть]. Вместо того чтобы перекладывать дела на плечи чиновников, он всегда сам обсуждал проблемы с приближенными и даже иностранцами; он встречался с каждым, кто хотел видеть лично его, часто ради это засиживаясь допоздна{133}133
  Анна Комнина. С. 383–385.


[Закрыть].

Несмотря на то что суровый контроль, установленный императором, приносил империи пользу, зачастую его можно было назвать удушающим. Перед Первым крестовым походом внутри империи наметилась жесткая оппозиция его манере управлять государством, и, как мы увидим ниже, это обстоятельство сыграло важную роль в призыве Алексея I, обращенном к папе. Акцент на военных кампаниях забирал все ресурсы империи. В годы правления Алексея I в искусстве, архитектуре и литературе наблюдался застой. То немногое, что делалось в области изобразительного искусства, выглядело сурово и мрачно: фреска, нарисованная в Большом Влахернском дворце, изображала императора в роли наместника Иисуса Христа в день Страшного суда{134}134
  R. Romano (ed.), Nicola Callicle, Carmi (Naples, 1980), pp. 101–2; P. Magdalino and R. Nelson, 'The Emperor in Byzantine art of the 12 th Century', Byzantinische Forschungen (1982), pp. 123–6.


[Закрыть]. Эта фреска отразила представление Алексея I о самом себе как о верном слуге Господа в темные времена.

Если не считать отчеканенных за время правления Алексея I монет, в нашем распоряжении есть всего лишь два изображения императора. Но мы можем попытаться понять, как он выглядел, основываясь на впечатлении, которое производит его идеализированное описание, приведенное в «Алексиаде». Несмотря на то что Алексей шепелявил, он выглядел очень внушительно: «Когда он, грозно сверкая глазами, сидел на императорском троне, то был подобен молнии: такое всепобеждающее сияние исходило от его лица и от всего тела. Дугой изгибались его черные брови, из-под которых глаза глядели грозно и вместе с тем кротко. Блеск его глаз, сияние лица, благородная линия щек, на которые набегал румянец, одновременно пугали и ободряли людей. Широкие плечи, крупные руки, выпуклая грудь – весь его героический облик вселял в большинство людей восторг и изумление. В этом муже сочетались красота, изящество, достоинство и непревзойденное величие»{135}135
  Анна Комнина. С. 121. Два известных изображения Алексея имеются в манускрипте, который хранится в Ватиканской апостольской библиотеке: Vaticanus Gr. 666, f. 2r.; 666, f. 2v.


[Закрыть].

Таким был человек, спровоцировавший Первый крестовый поход – предприятие, ставшее поворотным моментом в истории и развитии нашего мира в Средние века. Но после отражения наступления норманнов и окончательного разгрома печенегов империя ромеев, казалось бы, пошла на поправку. Почему же в таком случае в 1095 году Византии потребовалась помощь извне для защиты от турок?

3. Стабильность на Востоке

Когда Алексей I взошел на трон, Византийская империя находилась под сильным давлением – ей угрожали набеги агрессивных соседей, ее ослабленная экономика рушилась, она была охвачена распрями. Если смотреть на ситуацию через искажающую призму Первого крестового похода, то может показаться, что основная из грозящих империи опасностей исходила от турок, наступающих с востока. Именно такое впечатление возникает после прочтения труда Анны Комнины. Ее слова заставляют предположить, что к моменту прихода Алексея I к власти турки уже полностью овладели Малой Азией. На самом же деле в 1080-х годах ситуация в Анатолии была относительно стабильной, ведь отношения между Византией и турками в первые годы правления Алексея I были, в принципе, прочными, а бывшие противники вели себя прагматично и учитывали интересы друг друга. Лишь в начале 1090-х годов, то есть непосредственно перед началом Первого крестового похода, ситуация в восточных провинциях империи начала резко ухудшаться. Иными словами, конфликт с мусульманским миром никоим образом не был неизбежным; создается впечатление, что разрыв отношений между христианами и мусульманами в конце XI века стал результатом непредсказуемых процессов – политических и военных, а не конфликта двух культур. Однако в интересах Анны Комнины было создать противоположное впечатление, и это впечатление сохраняется на протяжении многих столетий.

В первые годы царствования внимание нового императора было обращено на норманнов и печенегов. Положение Византии в Малой Азии выглядело довольно устойчивым: там было много населенных пунктов, которые за десятилетие после сражения при Манцикерте оказывали серьезное сопротивление туркам и продолжали держаться и после восшествия Алексея I на престол. Во многих случаях причиной успешного сопротивления были эффективные действия местных властей, а не помощь Константинополя. Например, обороной области вокруг Трапезунда на северном побережье Малой Азии руководил Феодор Гавра, отпрыск одного из самых могущественных семейств города. Ярость, с которой Гавра защищал земли вокруг Трапезунда, была такова, что турки с восхищением упоминали ее спустя столетие в лирической поэме о завоевании Малой Азии{136}136
  I. Mélikoff (ed.), La geste de Melik Danismend, 2 vols. (Paris, 1960).


[Закрыть]. Обширным районом вокруг города Амасья в 1070-х годах в высшей степени эффективно управлял норманн Руссель де Байоль, который сначала находился на императорской службе, но затем провозгласил независимость от Византии, так был выведен из себя отсутствием поддержки от правительства. Этот чужеземец пользовался огромной популярностью у местного населения, которое буквально носило его на руках в благодарность за защиту, которую он обеспечивал{137}137
  В середине 1070-х годов Алексея направили восстанавливать власть императора после мятежа Русселя де Байоля, и жители Амасьи освистывали его, когда он захватил в плен норманна. Анна Комнина. С. 58–60.


[Закрыть].

Византийские полководцы удерживали населенные пункты далеко на восточных окраинах Анатолии и даже на Кавказе. Трое сыновей Мандала, по словам одного закавказского летописца, «римские магнаты», в 1080–1081 годах занимали опорные пункты в районе Кесарии, вероятно действуя от имени империи, а не с выгодой для себя{138}138
  Matthew of Edessa, II.72, p. 144.


[Закрыть]. Василий Апокап контролировал важный город Эдессу как до узурпации власти Алексеем I, так и после нее, если судить по свинцовым печатям, отлитым в его честь{139}139
  J-C. Cheynet and D. Theodoridis, Sceaux byzantins de la collection D. Theodoridis (Paris, 2010), pp. 26–8.


[Закрыть]. Подобным образом, назначение Никифором III (предшественником Алексея на троне) нового правителя Месопотамии в 1078 году указывает на то, что в области, расположенной в сотнях километров восточнее Константинополя, у Византии были интересы, которые она считала необходимым защищать{140}140
  Никифор Палеолог все еще занимал этот пост в 1081 г. См.: Никифор Вриенний. С. 128–129.


[Закрыть].

Некоторые византийские военачальники отлично устроились в восточных провинциях. Самый известный из них – Филарет Врахамий. Карьера этого талантливого полководца остановилась, когда он отказался поддержать Михаила VII Дуку, преемника Романа IV Диогена, ставшего императором в 1071 году. Пока империю в 1070-х годах сотрясали один мятеж за другим, Филарет подчинил много городов, крепостей и территорий, обеспечив себе мощную политическую поддержку. После прихода к власти Алексея I его власть ничуть не уменьшилась: к началу 1080-х годов Филарет контролировал важные города Мараш[17]17
  Кахраманмараш в современной Турции.


[Закрыть] и Мелитену[18]18
  Малатья в современной Турции.


[Закрыть], а также бо́льшую часть Киликии[19]19
  Область в юго-восточной части Малой Азии.


[Закрыть]. В 1083 году Филарет Врахамий присоединил к своим владениям Эдессу{141}141
  J-C. Cheynet and J-F. Vannier, Etudes Prosopographiques (Paris, 1986), pp. 57–74; Cheynet and Theodoridis, Sceaux byzantins, pp.54–6; C. MacEvitt, The Crusades and the Christian World of the East: Rough Tolerance (Philadelphia, 2008), pp. 41–2.


[Закрыть].

Наши представления о ситуации в Малой Азии во время захвата власти Алексеем I сформировались на основе подробного и очень критического описания положения на востоке страны, приведенного в «Алексиаде». Историки пришли к общему мнению относительно того, что в начале 1080-х годов восточные провинции были захвачены турками. Также многие уверены (опираясь опять же на труд Анны Комнины) в том, что накануне Первого крестового похода Византия пришла в себя, что в сочетании со смертью багдадского султана в 1092 году обеспечило благоприятные возможности развить успех в Малой Азии{142}142
  Напр.: Michael Angold, The Byzantine Empire 1025–1204 (London, 1984), pp. 112–13; France, Victory in the East, pp. 155–6; J. Flori, La Première Croisade: l'Occident chrétien contre l'Islam aux origines des idéologies occidentales (Paris, 2001), p. 64; P. Magdalino, 'The Medieval Empire (780–1204) ' in C. Mango (ed.), The Oxford History of Byzantium, p. 185; J. Harris, Byzantium and the Crusades (London, 2003), pp. 47, 55. Phillips, Holy Warriors, p.15.


[Закрыть]. Однако к изложенной в «Алексиаде» версии следует относиться с осторожностью. Ее автор стремился отметить ужасное состояние империи в 1081 году, чтобы на этом фоне подчеркнуть достижения Алексея I и указать, что он спас Византию, находившуюся на грани катастрофы. Была у этой версии более конкретная цель: снять с императора вину за серию катастрофических поражений, которые произошли не до того, как он взошел на престол, а как раз в начале его правления. Об этих поражениях Анна умолчала.

Но она невольно проговорилась и дала понять, что в 1081 году позиции империи были крепки. Когда император начал подготовку к отражению наступления норманнов в Эпире, он собрал огромную армию, призвав мужчин со всех концов империи собраться в Константинополе. Это предполагало привлечение войск, развернутых в Малой Азии: Алексей «понимал, что должен быстро призвать всех топархов [старших офицеров] на востоке, то есть тех, кто в качестве правителей крепостей или городов мужественно сопротивлялись туркам». Император, не колеблясь, отдал приказ, согласно которому военачальники, например в Пафлагонии и Каппадокии, должны обеспечить безопасность вверенных им территорий: «Он приказывает им проявить нужную заботу о подвластных землях, укрепить их, оставить там необходимое число воинов, а с остальными явиться в Константинополь и привести с собой также как можно более многочисленное свежее и здоровое пополнение из новобранцев»{143}143
  Анна Комнина. С. 134.


[Закрыть]. В других регионах Малой Азии также были офицеры, которые сражались против турок, и они тоже получили приказ отправить солдат новому императору, занятому подготовкой армии к отражению нападения норманнов{144}144
  Там же.


[Закрыть]. Столь масштабный отзыв солдат из Малой Азии позволяет предположить, что Византия достаточно успешно контролировала ситуацию в этом регионе.

На самом деле исторических свидетельств «турецкой опасности» в то время имеется крайне мало. Мы знаем о бандах, досаждавших таким городам, как Кизик, которые были слабо защищены и почти не оказывали сопротивления{145}145
  Там же. С. 94–95.


[Закрыть]. Но даже существование таких отрядов не всегда было нежелательно: когда некий аристократ натолкнулся на один из них по пути к армии братьев Комнинов, которые как раз подняли мятеж, он не вступил с ними в бой, а убедил присоединиться к нему в качестве наемников{146}146
  Там же. С. 104.


[Закрыть].

Существуют и другие свидетельства, которые прямо противоречат представлениям о том, что на момент захвата власти Алексеем византийская оборона на востоке страны развалилась. Например, Атталия (современная Анталья), важный торговый город и военно-морская база на южном побережье Малой Азии, в начале 1080-х годов получила статус архиепископского города. Этот факт не только подтверждает ее принадлежность Византии, но и свидетельствует о росте экономического и стратегического значения{147}147
  J. Darrouzès, Notitiae episcopatuum ecclesiae constantinopolitanae (Paris, 1981), pp. 123–4, 134–5.


[Закрыть]. Археологи находят многочисленные подтверждения того, что епископы, судьи и чиновники занимали свои посты в разных городах и провинциях Малой Азии как непосредственно перед приходом к власти Алексея I, так и после него. Это демонстрирует, что ущерб, нанесенный турками администрации провинций, едва ли можно считать существенным в то время{148}148
  J-C. Cheynet, 'La résistance aux Turcs en Asie Mineure entre Mantzikert et la Première Croisade', in Eupsykhia: Mélanges offerts à Hélène Ahrweiler, 2 vols. (Paris, 1998), 1, pp. 131–47.


[Закрыть].

По сути, ситуация на востоке страны после восшествия Алексея I на престол в первой половине 1080-х годов существенно улучшилась благодаря возвращению стабильности на большей части территории Малой Азии. В этом заключалось главное достижение нового императора, особенно если принять во внимание хрупкость его положения: во время входа в Константинополь в 1081 году многие сомневались, что войска поддержат узурпатора. Вскоре после коронации Алексея I часть его могущественных союзников подумывала об измене. Императору не удалось добиться того, чтобы его супруга Ирина была коронована вместе с ним, что вызвало негодование ее могущественных родственников. Дуков разгневала попытка Алексея I продемонстрировать свою независимость. Это недовольство не осталось без последствий: Ирину короновали неделей позже{149}149
  О страхах Алексея относительно собственных войск в 1081 году: Анна Комнина. С. 109; об обстоятельствах, стоящих за запоздалой коронацией супруги Алексея I Ирины, см.: Анна Комнина. С. 118–120.


[Закрыть]. Кроме того, высшие слои константинопольского духовенства требовали от Алексея I публичных извинений, а также покаяния за поведение его людей, которые занимались грабежами и бесчинствовали в столице во время организованного им переворота{150}150
  Анна Комнина. С. 25–126.


[Закрыть]. Так что, как мы видим, в начале 1080-х годов главные проблемы Византийская империя испытывала на западных границах, где шло наступление норманнов в Эпире, и на севере, где продолжались непрерывные набеги печенегов.

Что касается Малой Азии, то императора волновали не турки, а намного более серьезная проблема, возникшая в этом регионе в предыдущее десятилетие: мятежи византийских аристократов. Восточные провинции были родиной большинства крупных землевладельцев Византии, и с момента сражения при Манцикерте среди них постоянно зрело недовольство. Новый император опасался мятежей в Малой Азии, пока он находится далеко от Константинополя, сражаясь с норманнами и печенегами. Именно поэтому в самые первые недели своего царствования Алексей обратил взор на восток. Как говорится в «Алексиаде», он направил экспедицию в Вифинию[20]20
  Историческая область на северо-западе Малой Азии. – Прим. пер.


[Закрыть] с задачей отбросить турок. Он лично дал подробные указания подчиненным: в частности, о том, как бесшумно грести, чтобы сохранить элемент внезапности, и как понять, в каких узких горных ущельях может скрываться враг{151}151
  Там же. С. 137.


[Закрыть].

Чтобы гарантировать стабильность в регионе, Алексей I обратился к своему старому знакомому. Он вовсе не желал поручать слишком большую армию какому-нибудь византийскому аристократу – ведь Комнин сам пошел свергать императора, когда был наделен такими же полномочиями. Поэтому Алексей I искал возможность достигнуть соглашения с союзником совсем другого рода. Турок по имени Сулейман был вождем, который в 1070-х годах появился в Малой Азии в поисках славы и добычи. Он быстро обрел и то и другое – Константинополь неоднократно нанимал его для борьбы с мятежными аристократами и щедро расплачивался за это{152}152
  Напр.: Никифор Вриенний. С. 16.


[Закрыть]. Алексей Комнин впервые обратился к услугам Сулеймана, когда тот отправил своих людей помочь будущему императору подавить мятеж на западе Балкан. Турецкие наемники проявили себя как верные, отважные и очень эффективные бойцы, сыграв решающую роль в подавлении восстания против императора Никифора III Вотаниата, и даже смогли поймать его вожаков{153}153
  Никифор Вриенний. IV. 4, p. 265; IV.10–13, pp. 275–9.


[Закрыть].

Тот факт, что Алексей I полагался на помощь турка, был, если хотите, сильным ходом нового правителя, не уверенного в прочности своего положения. Выбор Сулеймана, то есть человека, не являвшегося частью византийской элиты, для того, чтобы сделать его самым влиятельным военачальником Малой Азии, был не лишен логики, хотя и казался необычным. Относительно чужеземцев Алексей I отличался не характерной для его придворных широтой взглядов. Византийцы обычно с неприязнью относились к иностранцам, независимо от их происхождения, считая наемниками. На чужеземцев смотрели как на грубиянов, движимых низкими страстями и корыстных. Это в корне отличалось от позиции Алексея I. На протяжении своего царствования он неоднократно демонстрировал, что гораздо охотнее доверяет решать деликатные задачи иностранцам, живущим в Византии, нежели уроженцам империи. Один писатель отметил, что император ничего не любит так, как быть окруженным «варварами, потомками рабов»{154}154
  J. Darrouzès (ed.), Georges et Dèmètrios Tornikès – Lettres et Discours (Paris, 1970), pp. 234–5.


[Закрыть]. Слухи о такой позиции нового императора распространялись по всей Европе и дошли даже до далекой Нормандии{155}155
  Orderic Vitalis, X.12, 5, p. 274.


[Закрыть]. Алексей I комфортно чувствовал себя рядом с теми, кто, подобно ему, имел за плечами военное прошлое и приехал в Константинополь, чтобы служить империи. Национальность и религиозная принадлежность не имели для него особого значения, вероятно, из-за того, что Алексей вырос рядом с турчонком Татикием, которого захватил в плен его отец. Со временем Татикий стал ближайшим советником императора{156}156
  О пленении отца Татикия см.: Анна Комнина. С. 145.


[Закрыть].

Проведя несколько небольших сражений в Вифинии, летом 1081 года Алексей I прибыл к Сулейману и договорился с ним. Он преподнес Сулейману щедрые дары в обмен на данные тем гарантии установить и удерживать границу по реке Дракон[21]21
  Современное название – Анамур.


[Закрыть], пересекать которую туркам не позволялось. Таким образом, Сулейман фактически был назначен наместником императора в западной части Малой Азии с задачей пресекать вторжения в регион не только собственных подчиненных, но и других турок{157}157
  Там же. С. 138.


[Закрыть]. Кроме того, Алексей I заручился обещанием Сулеймана своевременно предоставлять ему военную помощь. Когда в 1083 году во время боев у Лариссы[22]22
  На территории современной Греции..


[Закрыть] император понял, что его армия, пытавшаяся снять осаду города норманнами, терпит поражение, он «обратился к [Сулейману] с просьбой прислать солдат с опытными командирами. Турок немедленно отправил на помощь Алексею 7000 солдат и офицеров»{158}158
  Там же. С. 165–166.


[Закрыть]. Турецкие наемники, сражавшиеся бок о бок с Алексеем против норманнов во время других войн начала 1080-х годов, также, скорее всего, были предоставлены Сулейманом{159}159
  Там же. С. 145–146; 152; 169; William of Apulia, IV, pp. 222, 226.


[Закрыть].

Алексей I получил от этого соглашения значительную выгоду. Он мог спокойно разбираться с проблемами в западных провинциях, отбивать нападения норманнов и печенегов. Он также был уверен в том, что даже по недосмотру не оставил в тылу базу, на которой какой-нибудь амбициозный византийский аристократ сможет бросить вызов его власти.

Ну и самое главное – Сулейман оказался замечательным союзником. Во-первых, перемирие, объявленное в 1081 году, соблюдалось неукоснительно. Набеги турецких банд на территорию Византии немедленно прекратились. Сулейман внимательно следил за выполнением мирного соглашения. Как говорилось в послании багдадского султана императору, договор, заключенный Алексеем и Сулейманом, оставался в силе по меньшей мере до середины 1085 года и, возможно, даже дольше{160}160
  Анна Комнина. С. 196–197.


[Закрыть]. Он обеспечил стабильность в Малой Азии в момент, когда в других районах империя балансировала на грани катастрофы. Можно сказать также, что выгоды, полученные императором, не ограничивались западной частью Малой Азии. Современник тех событий, живший на Кавказе, писал, что, вскоре после того как была достигнута договоренность, «вся Киликия перешла под контроль „известного эмира Сулеймана, сына Кутлумуша“»{161}161
  Matthew of Edessa, II.78, pp. 147–8.


[Закрыть]. Судя по комментариям другого автора, писавшего на сирийском языке, расширение власти Сулеймана было полезно для Византии. «В 475 году [1082 г.], – писал он, – Сулейман выступил с территории Византии и захватил города на побережье, а именно Антарадос[23]23
  Тартус в современной Сирии. – Прим. пер.


[Закрыть] и Тарсус[24]24
  Тарсус в современной Турции. – Прим. пер.


[Закрыть]»{162}162
  Bar Hebraeus, ed. and tr. E. Budge, The Chronography of Gregory Abul Faraj, 2 vols. (Oxford, 1932), 2, p. 227.


[Закрыть]. Есть один нюанс, на который не все обращают внимание: Сулейман не атаковал цели, которые удерживали византийцы, он освобождал города, захваченные турками. Другими словами, благодаря заключенному в 1081 году договору Сулейман, по существу, стал доверенным лицом Алексея I, защищавшим стратегически важные области Малой Азии в качестве наместника императора.

Хотя такое доверие императора к туркам выглядело его личным свойством, оно не было таким уж необычным для внешней политики Византийской империи. В наставлении по искусству дипломатии X века четко обозначено: настраивать соседние народы друг против друга и нанимать племенных вождей для нападений на непокорных врагов – это вполне допустимый способ поддерживать благоприятный для империи баланс в отношениях с народами, проживающими за ее границами{163}163
  De Administrando Imperio, ed. and tr. G. Moravcsik and R. Jenkins (Washington DC, 1967).


[Закрыть]. Сотрудничество Алексея I и Сулеймана было смелым, но совсем не революционным шагом.

Однако за услуги турецкого вождя надо было платить свою цену. Ценой этой стала Никея (современный Изник) – один из самых важных городов Малой Азии. Город был расположен на редкость удачно: его защищали огромные стены и укрепления. Прилегавшее к городу с запада озеро обеспечивало дополнительную защиту и, кроме того, обеспечивало его автономным источником воды. Благодаря своему расположению Никея служила воротами в богатые речные долины Ликии и Фригии, а также стояла на пути к процветающим южному и западному побережьям Малой Азии. Она же прикрывала выход на Анатолийское плато. Таким образом, город представлял собой важнейший пункт, в котором пересекались все коммуникации между Константинополем и востоком Византии.