Текст книги "Основа привязанности. Как детство формирует наши отношения"

– Что ж, они ошибаются, – сказал он. – И их советы опасны для детей. Я не хочу преувеличивать, но дети очень устойчивые: за исключением реального жестокого отношения или пренебрежения большинство последствий почти не связаны со стилем родительства. Все эти «не отдавайте ребенка в садик» – чушь. Это бессмысленно. И это социальная регрессия.

Я спросил, исходит ли такое мнение из его личного опыта родительства.

– Мне так не кажется, – сказал он, – но возможно. Не думал об этом.

Его старшая дочь, которой три года, ходит в садик?

– Да, и все отлично.

И младшая тоже?

– С шести месяцев. Знаешь, как отличить хороший садик? В нем долгое время одни и те же воспитатели. В плохом садике коллектив постоянно меняется. Знакомство и постоянство, вот что важно. Дети привыкают к большому количеству людей, но не могут адаптироваться к большому количеству незнакомых людей, – Джим продолжил. – У моей дочери в садике была одна и та же группа воспитателей все два с половиной года. Воспитатель целует их и говорит «я люблю тебя», когда уходит домой вечером. Именно это важно.

После всего, что я читал о теории привязанности, точка зрения Джеймса шла вразрез с мнением большинства экспертов, но была интересной и новой. Его утверждение о том, что в парах «недостаточно людей» друг для друга, было похоже на правду. Я и сам часто ощущал это во время своего брака. Также меня заинтриговало, имеем ли мы как вид необходимость в одном значимом взрослом или в нескольких. Изначально Боулби был против детских садов, но затем начал принимать эту идею, если уход за детьми осуществлялся одними и теми же людьми и был хорошо организован, что в целом соответствует позиции Джеймса. Мне захотелось глубже в этом разобраться.

* * *

Вернемся к лаборатории, где Сара закрепила электроды на моей лодыжке.

Джеймс описывал томограф как «опасную среду»: «Ты находишься в зоне действия огромного магнита, сила притяжения которого в тридцать раз больше нашей планеты. Любой металлический предмет притянется к нему, и, если твое тело будет на пути, он пройдет насквозь. Поэтому необходимо убедиться, что на тебе нет металла. Даже скрепка для бумаг может быть опасной».

Меня попросили убрать все металлические предметы: часы, ручки, диктофон, – и опустошить карманы.

– А почему магниты не влияют на мозг? – спросил я.

– Они влияют не на мозг, – сказал Джеймс, – а на атомы водорода в нем.

Это несильно успокоило, но Джеймс заверил меня, что был в томографе «десятки раз», и все будет хорошо.

Что касается тока, все получают одинаковый разряд, – четыре миллиампера, – но поскольку у всех разный болевой порог, каждый реагирует по-своему.

– Мы не регистрируем моменты, когда тебя бьет током, – сказал он. – Нас интересует реакция ожидания удара.

В таком случае, подумал я, можете замерять уже сейчас, потому что я волнуюсь.

Интересно, кого я буду держать за руку? Джим сказал, что по протоколу это должен быть «незнакомец», так что он не может ничего сказать.

Я подписал соглашение, освобождающее университет от какой-либо ответственности за мой опыт в аппарате.

Электроды на мне, карманы пусты, соглашение подписано. Пока лаборант готовил томограф, был небольшой перерыв: Сара занималась документами, Джеймс сидел на табурете в углу, проверяя сообщения в телефоне.

Лаборант ответил на звонок.

– Слушай, я сейчас кладу человека в томограф, – услышал я, – перезвоню позже.

Он отложил телефон.

– Все готово.

– Хорошо, – Джеймс поднял глаза. – Удачи, Питер!

Я пошел за Сарой к томографу, стоящему в отдельном помещении. Она попросила меня лечь на спину, головой к отверстию в устройстве, а затем подложила подушку мне под колени, закрепила ограничители по обеим сторонам головы, надела на меня наушники и накрыла мое лицо чем-то, похожим на маску хоккейного вратаря.

Я подумал, что мне повезло, ведь я оказался здесь ради исследования, а не по причине болезни.

Несколько секунд я лежал неподвижно в тихой и узкой камере и не испытывал дискомфорта. Кажется, клаустрофобия не должна стать препятствием.

– Как дела, Питер? – в наушниках раздался голос Сары из операторской.

Я ответил, что все хорошо.

– Отлично. Сейчас мы начнем анатомическое сканирование. Оно даст нам трехмерное изображение мозга.

Передо мной появилось изображение, которое, видимо, проектировалось на экран при помощи зеркал: лес, реки и горы.

– Отлично, сэр, – я услышал голос техника. – Это займет примерно четыре с половиной минуты.

Почти сразу я услышал громкие, глубокие повторяющиеся шумы: «Аах-аах-аах», – похожие на пожарную сигнализацию. Я попытался представить атомы водорода в моем мозге, которые притягиваются к окружающим меня гигантским магнитам, но это было сложно.

Звуки продолжались: «Аах-аах-аах…»

По какой-то причине мне в голову пришла фраза Джеймса, которую он сказал о «плохих» садиках: «…коллектив постоянно меняется».

Мне стоило спросить Джеймса, знал ли он, что сам Джон Боулби прошел через это в детстве. Боулби и его братья и сестры выросли в традиционной английской семье среднего класса, где родители держали дистанцию. За детьми присматривали няни. Минни, – сиделка, к которой Джон привязался, – уволилась, когда ему было три года. Ее заменила другая, холодная и строгая, и к ней ребенок так и не привык. Спустя годы вдова Боулби предположила, что муж «похоронил свое горе» от потери Минни⁵⁷. (Имеется в виду, что он так и не проработал свою потерю. – Прим. ред.)

«Аах-аах-аах…» – эти звуки.

У нас с Боулби было кое-что общее: люди, которые о нас заботились в детстве, «постоянно менялись». На самом деле, я видел четкую связь между ограниченной способностью моей матери ухаживать за мной из-за полиомиелита, внезапной смертью мисс Келли – няни, которая действительно заботилась обо мне, уволенной женщиной, которая ее заменила, и моим интересом к теории привязанности и нахождением в томографе.

Я заполучил копию свидетельства о смерти мисс Келли и информацию о том, где ее похоронили. Так и не выйдя замуж, она умерла в семьдесят лет, 3 июля 1954-го, спустя три месяца после моего первого дня рождения. Причина смерти – острый инфаркт миокарда.

 
СТАБИЛЬНОЕ ПРИСУТСТВИЕ одних и тех же значимых взрослых позволяет ребенку развить надежный стиль привязанности.
 

Не так давно мы с сестрой обедали с отцом в ресторане. После этого он сказал, что хотел бы навестить нашу маму. Я мог бы поехать с ними, но в тот день я планировал найти могилу мисс Келли, так что туда я и отправился вместо посещения могилы своей родной матери. На кладбище Гроба Господня, где я никогда раньше не был, я отыскал плоский камень из серого мрамора, укрытый осенними листьями. Наклонившись, я смел листья и прочитал: «ЭЛИС Ф. КЕЛЛИ 1883–1954». Я провел пальцами по возвышающимся над поверхностью камня металлическим буквам ее имени.

– Как у тебя дела, Питер? – в наушниках раздался голос Сары.

Они были готовы начать эксперимент.

– Будет всего два подхода, – сказала Сара, – первый, где ты будешь держать за руку незнакомого человека, и второй, где ты будешь один. Тебя будет бить током.

Она также напомнила условия: если я увижу голубой круг, удара не будет, но, если я увижу красный крест, это будет означать двадцатипроцентную вероятность удара током в следующие несколько секунд.

Сара попросила меня протянуть правую руку, чтобы анонимный участник подошел и взял ее.

Затем раздался новый звук, низкий и вибрирующий, не такой громкий, как предыдущий, но достаточно слышимый и почему-то нервирующий. Я высунул руку из аппарата и почувствовал чужую, мягкую. Возможно, женскую. Я подозревал, что это была Сара, но не был уверен – это мог быть и кто-то из аспирантов Джеймса.

На экране передо мной теперь был голубой круг. Хорошо, подумал я, значит, удара током не будет. Не так уж и плохо, если не обращать внимания на раздражающий вибрирующий звук.

Но круг исчез, и на его месте появился яркий красный крест. Я напрягся, но ничего не произошло. Джеймс и Сара говорили, что вероятность всего 20 %, так что может быть… и внезапно я ощутил удар током по левой ноге, который длился целую вечность. Я попытался отдернуть ногу от боли, но не мог, потому что электрод был закреплен.

Удар прекратился, и я с трудом восстановил дыхание. На экране появился голубой круг. Передышка. Я не хотел получить еще один удар. Мог ли я себя как-то успокоить? Я вспомнил, что перед родами жены мы изучали дыхательную технику «Пирамида десяти», которая помогает справиться с болью. Нужно считать до десяти и обратно, затем до девяти и обратно, и так далее, пока боль не пройдет. Я начал, – один, два, три, четыре, – но тут снова появился красный крест. Мои ноги дернулись. Я крепко сжал руку в ожидании, но удара не последовало. Снова появился голубой круг. Я надеялся, что давил не слишком сильно, но рука незнакомца была единственным, на что я мог влиять, будучи обездвижен и подвержен ударам тока, которые, как я понял, были запрограммированы заранее и не поддавались ничьему контролю.

Еще один красный крест! Я вцепился в руку и вновь почувствовал, как ноги пронзает электричество. Затем снова появился голубой круг. Я забыл, что надо считать. Еще один голубой круг. Сколько времени прошло? Около пяти минут? Я не знал, и вот снова красный крест, хорошо, – один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, девять, восемь, – и я сжал руку еще сильнее.

Еще два голубых круга, один красный крест, удар током, словно финальный залп фейерверка, и рука незнакомца ускользнула от меня. Экран погас. Шум прекратился.

– Как дела, Питер? – раздался голос Сары.

Она попросила меня нажать кнопки на консоли, чтобы отметить уровень дискомфорта, который я испытал. Мне уже объясняли, как это сделать, но я не мог вспомнить и нажимал не туда.

– Ты можешь просто сказать, – сказала она. – По шкале от одного до десяти, где десять – максимальная боль, как бы ты оценил удары тока?

– Девять.

– Хорошо, Питер, во второй части ты будешь в томографе один.

Я не ответил.

– Все в порядке?

Я крепко задумался.

– Ты хочешь продолжить?

– Не очень, – сказал я. – Может, собранных данных будет достаточно?

Я слышал, как Сара спросила что-то у Джеймса в блоке управления.

– Хорошо, ничего страшного, – сказала она. – Мы вынимаем тебя.

* * *

В операторской Джеймс спросил меня о моих ощущениях в томографе.

– Удары током мне вообще не понравились, – сказал я.

– Слишком сильные?

Я ответил, что они были сильнее, чем я ожидал, а их ожидание было гораздо более неприятным, чем я думал.

Сара до этого говорила, что все воспринимают удары током по-разному и кто-то совсем не реагирует на них: «Иногда мне приходится проверять, работает ли система вообще».

Исследования показывают, что люди откликаются на физическую боль в соответствии со стилем привязанности: так испытуемые с тревожным и избегающим стилем сильнее, чем испытуемые с надежным стилем, реагировали на родовую боль, больше страдали после хлыстовой травмы и мучились головной болью после выполнения утомительных заданий. А когда добровольцев в рамках эксперимента просили опустить руки в контейнер с ледяной водой на минуту или больше, участники с тревожным стилем привязанности демонстрировали низкий болевой порог и говорили о более сильных страданиях, чем люди с надежным или избегающим стилем привязанности⁵⁸.

Еще до того, как Джеймс проанализировал данные томографии, я предположил, что интенсивность боли, которую я ощутил от ударов током, и мое решение прекратить эксперимент были показателем скрытого тревожного стиля привязанности.

Я спросил Сару, ее ли я держал за руку.

Она подтвердила мою догадку и сказала, что это был первый раз, когда она выступала в этой роли.

Пока я слушал отчет Джеймса и Сары, я понял, что мне тяжело сосредоточиться: мысли как будто то залетали в мою голову, то вылетали, и я не мог их поймать.

– Честно говоря, – сказал я, – кажется, мой мозг немного поджарился.

– Да, – сказал Джеймс, – это очень бодрящий опыт. Повышается уровень кортизола и адреналина, и ты чувствуешь себя более живым. А еще это страшно, – он усмехнулся. – Мы здорово тебя встряхнули. В какой-то степени даже слегка напугали, так что сейчас ты борешься с последствиями.

– Я возненавидел этот красный крестик, – добавил я.

Джеймс громко рассмеялся.

– Прости, друг! Понимаю тебя. Очень. Я вижу этот крестик уже двенадцать лет и по-прежнему терпеть его не могу.

Я был рад это услышать.

– Красный крестик – это абстракция, – сказал Джеймс, – но он означает именно то, что интересовало Боулби больше всего: страх. В этом отношении он был прав: система привязанности в значительной степени отвечает за управление страхом и нашу реакцию на угрозы.

Джеймс сказал, что обработка результатов исследования может занять несколько недель.

– Вероятность того, что у нас будет много конкретной и полезной информации от одного сканирования, очень мала, но мы сделаем все, что в наших силах, – пообещал он.

 
ЛЮДИ С ТРЕВОЖНЫМ и избегающим стилем привязанности имеют более низкий болевой порог.
 

Я поблагодарил Джеймса и Сару и пошел обратно в отель. Несмотря на интенсивность ощущений в томографе, меня больше занимала первая половина дня. Джеймс задал несколько важных вопросов: могут ли романтические отношения в паре быть «достаточными» для двоих людей? Кто должен заботиться о детях, чтобы помочь им сформировать надежную привязанность? Должен ли это быть один человек или их может быть несколько, если они не будут меняться? Конечно, мне было интересно, что покажет МРТ. Возможно, исследование подтвердит, что у меня приобретен надежный стиль привязанности – или нет, но именно эти более масштабные вопросы о романтических отношениях и воспитании детей наполняли мой оживленный кортизолом и адреналином мозг.

Хорошо, что эти вопросы так заинтересовали меня, потому что несколько недель спустя мне позвонил Джеймс и сказал, что сканирование не дало достаточного количества данных для оценки моего стиля привязанности. Что ж, в таком случае можно было обойтись и без ударов током.

Часть II
Привязанность в нашей жизни

Глава 5
Встреча за чашечкой кофе: привязанность и свидания

Селеста Соммерс, двадцатишестилетняя студентка из колледжа Бетесды в Мэриленде, где я преподавал писательское мастерство, производила впечатление вдумчивой, доброй и умной девушки. Она увлекалась антропологией и говорила на шести языках. Отправившись в годовое кругосветное путешествие по гранту Томаса Дж. Уотсона, она изучала далекие племена и то, как они используют технологии для сохранения своей культуры. Во время одной из остановок в Арктике Селеста встретила молодого инуитского мужчину. В своей работе она представила великолепное описание эскимосских поцелуев, которое я цитирую с ее разрешения:

«Поцелуй» эскимосов – это неправильное название, но оно гораздо лучше «потирания носами», о котором нам рассказывали в детстве. Это больше напоминает полноценное обнюхивание лиц, негигиеничное прижимание носами и ртами одновременно.

Он предложил мне попробовать. В ту ночь я почти потеряла сознание от того, как сильно обнюхивала его смуглые круглые щеки. Я боялась, что они просто отвалятся. Моя кожа горела от тысяч этих непоцелуйных поцелуев.

Однажды после занятий Селеста спросила, над чем я работаю. Когда я рассказал ей о книге про привязанность, она воскликнула:

– Ого! Моя соседка буквально только что заставила меня пройти онлайн-тест о привязанности. Она сказала, что это может помочь мне с поиском партнера.

Соседка Селесты была права.

– И каков результат теста? – спросил я.

Тест под официальным названием «Опыт близких отношений» измеряет тревожную и избегающую привязанность по шкале от 1 до 7⁵⁹. Человека просят согласиться или не согласиться с утверждениями вроде «Мое желание сблизиться иногда отпугивает людей» или «Я предпочитаю скрывать чувства от своего партнера».

– Я набрала около 4 баллов по шкале тревожности, – сказала Селеста.

Это ненадежный тревожный стиль привязанности.

И тут мне в голову пришла мысль: зная стиль привязанности Селесты, я мог бы познакомить ее с кем-то, кто мог ей подойти по крайней мере с точки зрения стиля привязанности. У меня был кое-кто на примете, и теоретически он был идеален. Но я сомневался. Сводить людей рискованно и чревато неприятными последствиями.

В Мидраше, комментариях к части Танаха, есть история о женщине, которая приходит к старому раввину и спрашивает:

– Ребе, в Торе говорится, что Бог создал небеса и землю за шесть дней. Что же он делал все остальное время?

– Пытался найти каждому пару, – сказал раввин. – Это очень сложно⁶⁰.

Тем не менее новая информация о Селесте дала мне важный инструмент для повышения шансов на успех. А все потому, что романтическая любовь – это взаимодействие привязанностей.

Джон Боулби писал: «Зарождение связи описывается как влюбленность, поддержание связи как любовь, а потеря партнера как скорбь»⁶¹. Безусловно, взрослая любовь – это не только привязанность, но все же привязанность является ее неотъемлемой частью. Начиная с флирта на свиданиях и заканчивая браком, «проблемы привязанности широко распространены в отношениях внутри пар», отмечают исследователи Марио Микулинчер и Филипп Шейвер⁶². Таким образом, стили привязанности «будут влиять и на качество» романтических взаимодействий, «и на их судьбу»⁶³. Поэтому знания о своем собственном стиле привязанности и о стиле привязанности партнера могут повысить шансы построения успешных и длительных отношений.

Некоторые комбинации стилей привязанности работают лучше других, но отношения с партнером с надежным стилем в любом случае имеют высокие шансы на успех. Как говорил своим студентам Гарри Рейс, «если вам повезет встретить кого-то с надежным стилем, вы на пять шагов впереди».

– Тебя заинтересовало бы знакомство с человеком с надежным стилем привязанности? – спросил я Селесту.

Она сказала, что да, вероятно.

– А если он известен среди исследователей по всей стране как «эталон надежного стиля привязанности»?

– Эталон надежного стиля привязанности? – спросила она. – Это как?

Я даже не был уверен, свободен ли он, но если да, будет ли ей интересно познакомиться с ним?

– Он не в отношениях?

– Не думаю, – ответил я. За несколько недель до этого я встретил его в кофейне с девушкой, но не понял, вместе они или нет.

– Он примерно твоего возраста, – сказал я, – и работает в сфере визуализации данных.

Селесту это заинтересовало.

– И он отлично выглядит, – добавил я. – Высокий, темноволосый, худой. Симпатичный.

– Высокий – это хорошо, – сказала она.

На самом деле, они оба были привлекательными.

– Так что скажешь? Если мне удастся с ним связаться, и он окажется свободен, согласишься ли ты выпить с ним кофе?

– Да, конечно, – сказала она, – дам шанс эталону.

Так я посвятил себя тому, над чем Бог работал с момента Сотворения.

Подходящие стили привязанности

Партнеры с надежным стилем привязанности имеют наибольшие шансы поддерживать успешные и стабильные отношения в паре. Как отмечают Амир Левин и Рэйчел Хеллер, они запрограммированы на ожидание от партнера любви и отзывчивости. <…> Им максимально комфортно в близких отношениях, и они имеют поразительную способность сообщать о своих потребностях и реагировать на нужды партнера⁶⁴.

 
ИМЕННО ЛЮДИ с ненадежным стилем привязанности чаще всего остаются в поисках партнера после тридцати лет.
 

Как уже отмечалось, любая пара, где один партнер имеет надежный стиль привязанности, имеет большие шансы на успех. Отношения с таким партнером со временем помогают другому партнеру тоже обрести более надежный стиль привязанности.

Людям с ненадежным стилем привязанности предстоит столкнуться с трудностями на пути к успешным отношениям.

Партнеры с избегающим стилем уверены в своей самодостаточности и поэтому меньше вкладываются в отношения, а в конфликтах часто отдаляются. На практике они обычно не встречаются друг с другом, а предпочитают или партнеров с надежным стилем, или тех, чей тревожный стиль привязанности дает им возможность чувствовать себя сильными и независимыми. Если в отношения вступают два человека с избегающим стилем привязанности, они склонны отстраняться друг от друга при возникновении проблем.

Люди с тревожным стилем хотят стать единым целым со своим партнером. Они способны на глубокую близость и яркие положительные эмоции, особенно на ранних этапах отношений. Но у них проблемы с доверием, а их желание близости работает по принципу «тяни-толкай», что отражает большую потребность быть с кем-то и в то же время недовольство от чувства внешней незащищенности. Динамика отношений двух людей с тревожным стилем может выражаться в обоюдной навязчивости и контроле, когда партнеры не помогают друг другу полностью раскрыть свой потенциал.

Но награда за худшую комбинацию стилей привязанности достается тому, что Амир Левин и Рэйчел Хеллер назвали тревожно-избегающей ловушкой. Это ситуация, когда один из партнеров имеет избегающий стиль привязанности, а второй – тревожный. У каждого свои ожидания от отношений: тревожный пытается сблизиться, а избегающий отдаляется. Когда потребности не реализуются, реакции партнеров кардинально противоположны, что создает порочный круг, расшатывающий отношения.

Учитывая распределение стилей привязанности в популяции (55 % с надежным стилем, 25 % – с избегающим, 15 % – с тревожным, остальные – с неорганизованным), число людей, попавших в тревожно-избегающую ловушку больше, чем можно ожидать. Этому есть несколько причин.

Во-первых, во взрослом возрасте люди с надежным стилем обычно состоят в отношениях, так что после тридцати в поиске партнера находятся именно люди с ненадежными стилями.

Во-вторых, отношения людей с избегающим стилем обычно короче, а после разрыва они не тоскуют так же долго, как надежные или тревожные, потому что они меньше вкладываются в отношения. Быстро восстановившись, они вскоре готовы к новым знакомствам. Левин и Хеллер отмечают, что, когда вы знакомитесь с кем-то на более поздних этапах жизни, вероятность того, что у этого человека будет избегающий стиль привязанности, выше, чем доля этого стиля в популяции⁶⁵.

Наконец – и это в каком-то смысле противоестественно, люди с разными ненадежными стилями привязанности часто привлекают друг друга. Человек с избегающим стилем привязанности в отношениях с партнером с тревожным стилем укрепит свою веру в то, что он сильный и самодостаточный, а партнер – нуждающийся и зависимый. А для людей с тревожным стилем близкое знакомство с избегающими подтвердит, что в вовлеченность второй половинки верить нельзя.

Более того, люди с тревожным стилем могут так сильно хотеть отношений, что готовы согласиться на человека, который их не особо привлекает. В любом случае их ожидания, своего рода неизбежное негативное пророчество, будут оправданны. Одно лонгитюдинальное исследование установило, что пары, состоящие из женщины с избегающим стилем и мужчины с тревожным, были «с высокой вероятностью предрасположены» к разрыву в течение трех лет наблюдений⁶⁶.

Тем не менее ни одну комбинацию стилей привязанности нельзя считать обреченной. Даже в сложных ситуациях возможно построить крепкие отношения, особенно если партнеры понимают, как ментальные модели влияют на них, и готовы работать над собой, например с помощью терапии.

* * *

Крис Уилсон жил на третьем этаже многоквартирного дома недалеко от модного района Ю-стрит в центре Вашингтона. Я думал, что он ровесник Селесты Соммерс, но ошибся: он был на шесть лет старше. Но я верно запомнил его внешность: рост около 190 сантиметров, темные волосы, квадратное лицо, модные очки и низкий голос. Его шикарная внешность ассоциировалась у меня с Кларком Кентом из «Приключений Супермена» в исполнении Джорджа Ривза.

Я немного рассказал Крису о Селесте, в том числе о том, что она была антропологом и говорила на шести языках. Оказалось, что он был свободен, и да, хотел бы встретиться с ней.

– Но я должен предупредить, – сказал он. – Я женат.

Ох.

Примерно за восемь месяцев до этого он разошелся с женой после двух лет брака. Развод был не за горами.

Надежный стиль привязанности, конечно, не гарантирует долговременное счастье в отношениях. Я не знал, какой у его жены стиль привязанности, а Крис сказал, что предпочитает не говорить об этом.

– Есть шанс, что вы снова сойдетесь? – спросил я, надеясь, что нет.

– Я бы сказал, что вероятность перемирия примерно нулевая.

На самом деле он уже начал ходить на свидания. Летом он встречался с кем-то несколько месяцев, но прекратил отношения.

– Я знал, что не должен тратить время других людей, если чувствую, что мое сердце не откликается, – сказал он.

Я отметил, что именно так рассуждал бы человек с надежным стилем привязанности.

Я рассказал Крису чуть больше о Селесте и спросил, хотел бы он увидеть ее фотографию.

Он отказался. Ему не нужна была фотография. Я подумал, является ли это еще одной особенностью надежного стиля привязанности, но затем он добавил, что не ищет какой-то конкретный типаж и фотография просто ни к чему.

Я спросил, какие черты характера женщины ему интересны.

– Главное, чтобы она меня не воспитывала, – сказал он. – Это сводит с ума. Мне не нужна мать, она у меня уже есть.

Я не мог не спросить:

– Крис, ты упоминаешь на свиданиях, что ты тот самый эталон надежного стиля привязанности?

– Честно говоря, – сказал он, – я очень мало знаю о теории привязанности за исключением терминологии и пары экспериментов. – Несмотря на то что его отец возглавлял отделение психологии в Виргинском университете, где Крис учился, он занимался лингвистикой и не прошел ни одного курса по психологии. – До недавнего времени я даже не осознавал, что своего рода знаменитость в сфере теории привязанности. Так или иначе я даже не знаю, как начать разговор об этом, если только не заявить что-то вроде: «Ты, возможно, видела меня в фильме „Кристофер, 3 года“».

 
У ТРЕТИ ЛЮДЕЙ стиль привязанности остается неизменен на протяжении всей жизни.
 

Фильм, о котором говорил Крис, был снят как часть исследования, посвященного поиску способов оценки стиля привязанности у детей. Этим занималась Джуд Кэссиди, на тот момент аспирант в Виргинском университете. Она работала под руководством Мэри Эйнсворт, создавшей тест «Странная ситуация», который используется для оценки стиля привязанности у маленьких детей. Изучая, как этот тест будет работать с детьми постарше, доктор Кэссиди пригласила местных матерей и их детей в качестве волонтеров. Мать Криса согласилась принять участие, и так он вошел в науку.

Спустя годы, Джуд Кэссиди, в то время уже ведущий международный исследователь привязанности, пригласила меня посетить ее лабораторию в Мэрилендском университете в день, когда она показывала студентам фильмы с Крисом.

– Многие из вас, как и большинство исследователей привязанности в нашей стране, знают Криса, – начала она.

За тридцать лет с тех пор, как были сняты эти фильмы, она неоднократно показывала их на конференциях и семинарах по всему миру.

Кэссиди прокомментировала, что в последнем эпизоде теста, когда мать возвращается в комнату, маленький ребенок с надежным стилем привязанности побежит к ней и попросится на руки.

– Но у трехлетки, – сказала она, – гораздо меньше потребности в физическом контакте, хотя присутствие матери по-прежнему желанно. Есть исследование, которое показало, что дети с надежным стилем улыбнутся матери, покажут ей, что они делают, и назовут это. Дети с ненадежным стилем выполнят один или два пункта, но не все три. Посмотрите, разве не интересно, что Крис в возрасте трех лет делает все? Давайте понаблюдаем, – в фильме трехлетний Крис, темноволосый и счастливый, стоит и играет у коробки с игрушками. Он часто широко улыбается.

– Никто не улыбается чаще, чем Крис, – прокомментировала Кэссиди. – Это настоящая, искренняя улыбка. Пока Крис играет, его мать сидит рядом. Заметно, насколько она сонастроена со своим сыном. Она следует за ним. Она внимательна, но не подавляет его. Мать не говорит: «Ой, ты такой чудесный! Такой умный!». Вместо этого она нежно подбадривает его и дает ему пространство для исследований.

В финальном эпизоде, когда мать возвращается в комнату, маленький Крис улыбается ей, показывает ей свою игрушку и парой слов описывает свою игру, тем самым проявляя все три реакции, которые характеризуют ребенка с надежным стилем привязанности. На этой записи и на другой, где ему шесть лет, Крис был помечен как Б-3, самый высокий уровень надежного стиля детской привязанности.

Именно так маленький темноволосый мальчик с привлекательной улыбкой стал, по словам Кэссиди, эталоном надежного стиля привязанности для поколений исследователей.

* * *

У себя дома, когда мы посмотрели фильмы с ним, Крис сказал, что хочет однажды стать отцом.

– Я думаю, я был бы хорошим папой, – сказал он, – и я хотел бы жениться еще раз, но не знаю, как скоро.

Три четверти из нас проживают жизнь с одним и тем же стилем привязанности, сформированным в раннем детстве, и я подозревал, что у Криса так и было. Но я чувствовал ответственность перед Селестой, так что Крис по моей просьбе согласился пройти тот же онлайн-тест, который она прошла по настоянию соседки.

Пока Крис проходил тест, он предложил мне осмотреться в его квартире. Около выходящих на оживленную 14-ю улицу окон стояло электрическое фортепиано. Позже Крис рассказал мне, что он купил его как подарок себе после разрыва с женой. Рядом были саксофон, гитара и труба. Одну стену украшали обложки альбомов джазовых артистов Джона Колтрейна и Майлза Дэвиса, на другой висел портрет маслом русского композитора Дмитрия Шостаковича. Крис сказал, что нарисовал его сам по фотографии. На обеденном столе лежала толстая стопка бумаг – большой роман, который Крис написал, но еще не опубликовал; рядом расположилась механическая печатная машинка. Когда я спросил, почему кто-то, работающий в современной сфере визуализации данных выбирает для написания книги старую печатную машинку, Крис сказал, что ему нравится эстетика.

В тесте он набрал 2,9 по шкале избегания и 2,7 по шкале тревожности. При диапазоне оценок от 1 до 7 это означало, что он по-прежнему находится в пределах надежного стиля.

– Если бы моя жена не ушла восемь месяцев назад, – сказал он, – думаю, я был бы еще более надежен.

Наша беседа снова вернулась к Селесте.

– Итак, ты хотел бы пригласить ее выпить кофе? – спросил я.

Он сказал, что с удовольствием сделает это и свяжется с ней, чтобы договориться о времени. Это должно было случиться не позднее предстоящих выходных, потому что на следующей неделе Крису предстояла операция.

– Ничего серьезного, – сказал он.