Текст книги "Буря в летнюю ночь"

– Я тебе весьма признательна, – сообщила Дженифер и торопливо добавила: – Теперь я действительно чувствую, что здесь – мой дом. Ты знаешь, как мне не хватало всего этого там, в Лондоне – и моря, и холмов… те долгие недели в Брэдфорде… – Она заторопилась, слова запрыгали, как горошины. – Эти годы, эта вечность среди пыли и копоти, дымного воздуха и грохочущих машин, и эти рабочие, шаркающие ногами, и невеселые дети со сморщенными личиками, стоящие у ткацких станков… и богатей, такие самодовольные…

– Поосторожнее, дитя, – перебила ее Пруденс. – Не говори ничего дурного о прогрессе.

– Извини. Я забыла. Да ведь и в Лидсе я видела то же самое. – Грустное выражение исчезло с лица Дженифер. Девушка повернулась так стремительно, что ее юбка обернулась вокруг ног, раскинула руки и воскликнула: – Здесь все так чудесно! Каждый лепесток светится, словно фонарик, паук ловит бриллианты в свою паутину, малиновка проносится, как метеор… – Она, пританцовывая, помчалась от кустов к деревьям, потом к цветочным клумбам, распевая на ходу:

Усталый век, И гневный век, Дождями исхлестан он. Но мрак уйдет, И солнце взойдет, Станет мир, как зеленый газон. Динь-дон, динь-дон, колокольчик звенит. Нас с подругой лес зеленый манит.

– Потише, мистрис! Это уж слишком большая вольность! – предостерегла ее Пруденс. Но Дженифер не слышала слов компаньонки.

Пчелки, деревья, Табор цыган – Все веселятся с нами. Птицы поют, Ручьи бегут, Мир они хором славят. Динь-дон, динь-дон, колокольчик звенит. Нас с подругой лес зеленый манит.

– Ей ведь всего семнадцать, – пояснила Пруденс, обращаясь к небу, и попыталась догнать девушку, не сбиваясь при этом на бег. – И старшие должны следить за тем, чтобы сатана не подсунул ей аппетитную приманку.

Ветерок принес Ароматы роз, В небе жаворонок парит. Позвольте ж девице Гулять без опаски, Ведь в мире любовь царит. Динь-дон, динь-дон…

Резкое пыхтение заглушило голос девушки. Дженифер умолкла и остановилась. Пруденс настигла ее. Вместе они уставились на сарай. Из его дверей вырвался и тут же растаял густой клуб дыма.

Рабочий в замасленной одежде вышел из дверей и распахнул их пошире. Из сарая, звякая и фыркая, выкатился локомотив.

Его черный паровой котел, почти десяти футов в длину, возвышался над огромными красными колесами. Из трубы валил дым, летели искры и пепел. Отчаянно звонил бронзовый колокольчик. На открытой платформе стояли четверо. Дженифер узнала сэра Мэлэчи Шелгрейва, машиниста и кочегара, бросавшего уголь в топку, – но четвертого человека она не знала: смуглого, необычайно высокого роста юношу, чей орлиный взгляд был сосредоточен на действиях машиниста; и еще Дженифер увидела сидящих на тендере паровоза четверых солдат. Локомотив тащил за собой дубовый вагон с высокой крышей. Сквозь свинцовые стекла можно было рассмотреть внутренность вагона, обставленного, как контора.

– Ох, дядя, ты собираешься на прогулку? – Дженифер снова пустилась бегом. – Можно и мне с тобой?

Шелгрейв похлопал машиниста по спине:

– Притормози-ка.

Паровоз пыхнул дымом и остановился. Кочегар сел и провел рукой по лбу, оставив светлый след на закопченной коже. Руперт по-прежнему смотрел на машиниста и задавал вопросы. Шелгрейв наклонился через поручни, окружавшие платформу.

– Привет, Дженифер, – сказал он. – Как дела в Брэдфорде?

– Просто ужасно, – ответила она. – Я так рада, что вернулась!

Шелгрейв погрозил ей пальцем.

– Ты не должна искать удовольствий, – назидательно произнес он. – Но ты должна на коленях благодарить Господа, победа которого дала тебе возможность вернуться сюда.

Руперт, услышав это, нахмурился и шагнул к Шелгрейву. Но тут он заметил девушку и поклонился.

– Ваше высочество, – сказал Шелгрейв, – позвольте представить вам мою племянницу и подопечную, высокочтимую Дженифер Элайн.

Дженифер залилась краской и присела в реверансе. Шелгрейв обратился к ней:

– Благодари за честь, ведь ты стоишь перед его высочеством Рупертом, племянником нашего короля, принцем Рейнским, герцогом…

Дженифер судорожно вздохнула и прижала ладонь к губам. Глаза ее стали огромными.

– Храни нас Господь, это Руперт! – взвизгнула Пруденс и упала без чувств.

Дженифер опустилась рядом с ней на колени.

– Она в обмороке, бедная старушка! – сказала девушка, положила седую голову к себе на колени и принялась обмахивать ее краем плаща. – Ну, ну, не надо бояться, – приговаривала она.

Ресницы Пруденс затрепетали, женщина издала негромкий стон. Мужчины расхохотались. Дженифер бешено уставилась на них.

– Нечего тут смеяться! – резко бросила она. – У нее есть причины для страха!

Руперт спрыгнул на землю, подошел к женщинам, присел рядом с ними на корточки и принялся растирать руки Пруденс.

– Увы, на самом-то деле никаких причин нет, – сказал он, язвительно скривив губы. – Я знаю, конечно, что в памфлетах меня называют Принцем-грабителем, князем разбойников, и так далее; и, без сомнения, вы были встревожены, когда до вас дошел слух, что я продвигаюсь к Йорку… – Он весело взглянул на девушку. – Но мне лишь однажды пришлось воевать с женщиной…

Дженифер изумленно уставилась на него.

– Я не знал, с кем сражаюсь, – пояснил принц. – В самом начале войны, с небольшим отрядом, я пытался захватить один повстанческий дом, но его защитники сражались отчаянно и сопротивлялись нам до тех пор, пока у них не иссяк порох. И лишь тогда я выяснил, что защитников было всего несколько человек, а командовала ими хозяйка поместья! Я предложил ее мужу присоединиться к нам, но он отказался. И я оставил их в покое, не тронув их имущества. Она заслужила это право. – Принц вздохнул. – Но вообще… да, мне часто приходилось реквизировать разное, как это принято во время войн на континенте, но – это было необходимо, для поддержки нашего дела. Когда мы победим, мы возместим стоимость реквизированного. – Он едва заметно улыбнулся. – А пока что я пленник, и совершенно безопасен.

– Вы говорите с таким благородством, лорд, – прошептала девушка. Краска отхлынула с ее щек, она побледнела.

Пруденс, пришедшая в себя, села и, расхрабрившись, принялась браниться.

– Безопасен, он?! Да он страшней Сатаны!

Руперт усмехнулся:

– Ну, позвольте дьяволу помочь вам встать на ноги.

Пруденс ничего не оставалось, как подчиниться. Но, встав, она тут же покачнулась.

– Ей нужна поддержка, – решила Дженифер. – Прошу прощения, сэр.

И она обняла горничную за плечи.

– Пусть она идет в дом, и ты с ней, – решил Шелгрейв. – Ваше высочество, не продолжить ли нам прогулку?

– До вечера, Дженифер Элайн, – сказал Руперт. Он взял руку девушки и поцеловал ее. Там, откуда принц прибыл, это было обычным проявлением вежливости; но у Дженифер подогнулись колени. И без того перепуганная Пруденс теснее прижалась к девушке, и обе женщины застыли, не сводя глаз с принца.

Руперт, не обратив внимания на подвесную лесенку, одним прыжком очутился на платформе паровоза. Поезд тронулся с места и, пыхтя, направился через мост и дальше на юг.

– Нам бы следовало уйти в дом, милая Дженифер, – едва слышно пробормотала Пруденс.

Девушка не отводила взгляда от удаляющегося паровозного дымка.

Пруденс насторожилась.

– Дженифер! – громко окликнула она. Девушка вздрогнула.

– Ох! – Она повернулась к компаньонке. – Да. Действительно. Я иду.

У перекидного моста она задержалась, чтобы приласкать сторожевых псов. Собаки отчаянно завиляли хвостами и принялись тыкаться влажными носами в ее юбку и облизывать ей руки.

– Вы слишком уж нежничаете с этими гадкими псами, – сердито заметила Пруденс. – Они опасны!

– Ну, только не для меня, – рассмеялась Дженифер, к которой уже вернулась вся ее живость. – Кто еще любит их? – Она почесала собак за ушами, погладила их. – Привет, Скулл! Ах ты, хороший Бонс!

– Это глупо – любить животных, – сказала Пруденс. Ее взгляд вернулся к рельсам и к удалявшемуся поезду. – А он – зверь из Апокалипсиса…

Дженифер направилась к дому. Горничная последовала за ней. Дворецкий закрыл за ними двери.

Глава 3

БАШНЯ-ОБСЕРВАТОРИЯ. НОЧЬ

Руперт оторвался наконец от телескопа.

– Я и вправду видел луны Юпитера и горы на нашей собственной луне, – пробормотал он. – Как это странно…

– Вы не знали этого до сих пор? – спросил Шелгрейв.

– Я слышал об этом, конечно, – ответил Руперт. – Но у меня редко выпадало время подумать о подобных вещах, если не считать трех лет в Линце, когда я был в плену; да и тогда я слишком был занят другим. Да я и не видел телескопов такой силы. Я многое могу вам простить, сэр Мэлэчи, за то, что вы открыли передо мной небеса.

Он окинул взглядом небо и землю. Луна была уже в последней четверти, ее свет приглушал звезды, но планеты были неплохо видны. Серебристые лучи ложились на лужайки, далекие поля и холмы, подчеркивали черные купы деревьев; река в их свете казалась лентой живого серебра. Зато фонарь, висевший над входом в большой сарай, потускнел.

На крыше башни и на парапете находилось множество разнообразных инструментов. А неподалеку от телескопа, в тени, смутно поблескивали каски и кирасы стражей, той четверки, что охраняла пленника в ночное время. Можно было не сомневаться – солдаты весьма не одобряют астрономические забавы.

Тихая, теплая ночь пахла зеленью. Внизу стрекотали цикады.

Руперт, положив руки на влажные от росы камни парапета, взглянул вверх и медленно продолжил:

– Теперь я и в самом деле могу представить, как мы поднимемся на борт корабля, способного долететь до Солнца.

Шелгрейв нахмурился, хотя этого и нельзя было увидеть, поскольку широкие поля шляпы закрывали его лицо.

– Поосторожнее, – резко бросил он. – Хотя Господь и милостив к нам и позволяет нам услаждать наши измученные заботами и бессонницей души – что мне слишком хорошо известно, – наблюдая небесные явления, но и Сатана не дремлет, стараясь увлечь нас… Утверждение о движении Земли прямо противоречит Священному Писанию.

Руперт вздернул брови:

– Я не богослов, но я знавал вполне благочестивых людей, которые утверждали прямо противоположное. – Глаза принца нечаянно скользнули по стражникам, и Руперт невольно передернул плечами. – Не сомневаюсь, вы станете отрицать даже то, что Земля круглая.

– О нет, не стану! Это было известно уже в древние времена. Даже в языческой Британии, до прихода римлян, этот факт был признан.

Руперт откровенно заинтересовался:

– Как это?

– Но разве разгневанный Лир не воскликнул: «Разящий гром, расплющи шар земной!»? Я бы не осмелился утверждать, что великий историк говорит неправду.

– Мне давно хотелось в этом разобраться, – сказал принц. – На континенте так много записей и хроник сгорело во время нашествия римлян, что Шекспир остался чуть ли не единственным нашим источником… да есть немногое о более давних временах, о греках, первом королевстве Богемии, имевшей тогда выход к морю, или о прежней России… Но что записывал великий историк – факты или всего лишь легенды? Да и может ли подлинная правда пройти через испытания веками?

– Может, если она предназначена для избранного Богом народа, – торжественно произнес Шелгрейв. – Этот народ – англичане, а он – их историк.

В глазах Руперта сверкнула насмешка:

– Ну, я наполовину англичанин. Продолжайте.

Шелгрейв прошелся взад-вперед, сложив руки за спиной, и заговорил торопливо:

– Но разве вы не согласны с тем, что англичане избранный народ, ведь это видно из их национального характера, из языка, возвышенной речи благородных людей и простолюдинов… он существовал еще до того, как воздвигнуты были стены Трои, до Афин Тезея… А когда мы тщательно изучаем нашу английскую Библию, нетрудно увидеть, кем были наши предки: не кто иной, как одно из десяти племен Израиля! Их потомки в других местах смешались с местными племенами и почти утратили свою первоначальную природу, однако тут, в удаленной Британии, они остались сами собой, не смешиваясь с римлянами, саксонцами, датчанами – хотя, все они родственной нам крови. И хотя их много раз обманывали, как израильтян во времена Абрахама, они всегда хранили зерно истины, расцветшее в душе Великого Историка.

Руперт потер подбородок:

– Да, это может быть… Я однажды ночевал в его доме.

Шелгрейв резко выпрямился:

– Вы?!

– Да, около года назад. Королева незадолго до того вернулась в Англию с войском и деньгами. Я сопровождал ее до Оксфорда, где находился ее супруг-король. И так уж случилось, что я провел одну ночь в Стратфорде. Его внучка с мужем по-прежнему живут в том доме, и они оказали нам гостеприимство. На следующий день я помолился на его могиле.

Руперт снова посмотрел через парапет вниз. Перед ним лежали развалины аббатства. Принц указал на них.

– Если вы так уважаете старину, – сказал он, – почему вы стремитесь уничтожить былую славу подобных мест?

Шелгрейв подошел ближе. Голос пуританина прозвучал резко и хрипло:

– Мы восстановим истинную древность – вернем времена Иеговы-Громовержца и его Сына, изгнавшего менял из храма… и лишь Он один останется в душах людей. О мой лорд, я думал, вы были протестантом.

– Прежде всего я просто христианин, – заметил Руперт, стараясь говорить спокойно. – И вопреки всем ошибкам, те стены были оплотом правды.

– Когда закончится эта братоубийственная война, я разрушу их, сровняю с землей и поставлю там железные моторы.

– Варварство! Зачем?

– Чтобы изгнать тех духов, что время от времени являются туда и которых видят преданные им люди, бродящие в развалинах и вон в том лесу, – Шелгрейв указал вдаль. – Да, верно, римская церковь сначала была непорочна – в те времена, когда блаженный Августин проповедовал в Саксонии. Но явился Змий, вместе с ересью и язычеством – и сильнее всего его влияние сказалось в западных землях, где так называемые христиане кельты творили свои обряды в Ирландии, Уэльсе и в самом Гластонбери…

– Говорят, Гластонбери был Авалоном короля Артура.

– Если и так, то после Артура там все разложилось. И здесь произошло то же самое, и вскоре католики примирились с язычеством. Святые являлись весной, чтобы благословить поля – какая им была разница, кого считали святым? Танцы Мая и Морриса стали в конце концов просто непристойными, а вместо Рождества праздновали зимнее солнцестояние. Местные жители продолжали подносить молоко и зерно эльфам, а священники закрывали на это глаза… ох, да ведь они требовали уже, чтобы Пака произвели в христианские святые! – Шелгрейв вцепился в рукав Руперта. – Но не ошибитесь, – прошипел он, – все эти твари и вправду существуют, и ведьмы, и дьяволы, и Люцифер, они насмехаются над Творцом и строят ловушки ада… У меня есть одна немецкая книга, которую вам следует прочесть, – Malleus Maleficarum, в ней объясняется все, и рассказывается, с какими муками добывается правда, и лишь огонь и вода могут уничтожить зло, лишь веревка и перекладина – задушить его!

Руперт некоторое время молча разглядывал Шелгрейва, потом сказал:

– И вы еще изучаете астрономию! Думаю, мне лучше вернуться вниз, в мою камеру!

Глава 4

КОМНАТА В БАШНЕ

За стенами стоял серый день, солнце пряталось за низкими облаками, время от времени начинал моросить дождь. Коровы, пасшиеся на ближайшем выгоне, казались невероятно красными на фоне мокрой зеленой травы. Сквозь открытое окно в комнату проникала промозглая сырость, которой храбро противостоял стреляющий искрами огонь в очаге.

Конечно, назвав свою комнату камерой, Руперт был слишком энергичен в выражении. Это была широкая палата, удобно обставленная, устланная коврами. Но принц отодвинул в стороны большую часть обстановки, чтобы освободить место для рабочего стола. И теперь Руперт стоял возле него, осторожно ведя резцом по воску, наложенному на медную пластинку. Время от времени он брал кусок хлеба или мяса или делал глоток эля из стоящего рядом кубка.

Раздался стук в дверь, едва слышный сквозь ее дубово-металлическую толщу. Руперт раздраженно откликнулся. Но его раздражение растаяло, когда он увидел Дженифер. Один из стражей, стоявших на площадке лестницы, тут же занял пост в дверях.

– О, добро пожаловать, леди! Какой приятный сюрприз! – принц поклонился.

Хотя Руперт был одет в запятнанные кислотой рабочую блузу, бриджи и домашние туфли, а на девушке был хотя и темный и строгий, но очень дорогой наряд, принц выглядел более изысканным. Девушка вспыхнула, сжала руки и опустила глаза.

– Чем обязан вашему визиту? – спросил Руперт. И добавил с усмешкой: – И где ваша дуэнья?

– Я… я от нее сбежала, – прошептала Дженифер. – Она бы ни за что сюда не пошла.

– А, боится испачкать свои крахмальные юбки и свою непорочность в моей пропитанной серой берлоге? Бедная Пруденс! – Руперт громко расхохотался. – Но ведь и вы пришли сюда впервые с тех пор, как я заключен в этой башне, а прошло уже четыре недели! – Веселость принца угасла. Шагнув ближе к девушке, он осторожно сказал: – Вашему дядюшке это не слишком понравится, даже если он и ничего не скажет… ему давно не по душе то, что мы с вами слишком много гуляем вместе, играем в шашки и шахматы – и все это на глазах у всех. – Тут принц вспомнил о Круглоголовом, стоявшем в дверном проеме, и одарил его язвительным взглядом, добавив: – А впрочем, вас все равно охраняют.

– Но в том нет необходимости. – Дженифер говорила, уставясь на собственные пальцы. – Ваше высочество – человек чести. Я пришла… потому что вы давно не выходили… я боялась, что вы заболели. – Зеленые глаза внимательно глянули на Руперта. – Но у вас здоровый вид.

– Я здоров.

– Слава Богу… – Она произнесла эти слова так, словно молилась.

– Как мило с вашей стороны, что вы обо мне беспокоились. С того дня как зарядил дождь, за дверью просто нечего делать, и я занялся искусством, как я это делал когда-то в Линце, и я настолько увлекся делом, что мне не хотелось отрываться от него. – Руперт внимательно посмотрел на девушку. – Я только теперь понял, как мне не хватало вас.

– Ох… – Она нервно сглотнула. – Можно мне взглянуть, что вы делаете, ваше высочество?

– Это гравюра, изображающая святого Георгия и дракона, но это еще не победа, это сама схватка. – Дженифер следом за принцем подошла к столу. Ее нетренированный взгляд не мог разобраться в линиях на медной пластинке, и она посмотрела на рисунок, с которого делалась гравюра.

– Как это прекрасно, все как живое! – вздохнула она.

– И весьма современно, – сказал Руперт, усмехнувшись. – Ну, спасибо вам, Дженифер. – Он встряхнул головой, пытаясь сбросить уныние. – Может быть, посидите немного со мной, поболтаем?

Он придвинул к очагу два кресла. Девушка подождала, пока не сел принц, и лишь после того опустилась в кресло. Руперт улыбнулся, глядя на нее, и улыбка смягчила обычную суровость его черт.

– Во многом это место напоминает мне Линц, – заметил он. – Включая и присутствие прекрасной дамы.

Дженифер застыла. Огонь бросал отблески на ее лицо; голос девушки прозвучал едва ли громче треска искр в очаге:

– Кто это был? – И, помедлив немного, Дженифер смущенно добавила: – Простите мою бесцеремонность, лорд.

– Вам не за что просить прощения, моя леди. Хотя это странно… разве я не рассказывал вам о дочери графа Куфштайна? Вы так горячо расспрашивали меня о прошлом – а это лестно любому мужчине, – что я думал, вы знаете все подробности моей биографии.

– Нет, вы ничего не говорили о тех трех годах, когда вы были в плену в Австрии, – сказала девушка и наклонилась к принцу: – Я это понимаю. Сходство ситуаций… – Голос ее чуть дрогнул. – Так что не нужно мне рассказывать об этом, принц Руперт.

– Думаю, я бы с удовольствием рассказал, если вы не возражаете, – медленно произнес он.

– Тогда говорите.

Их глаза встретились. Но тут же Руперт перевел взгляд на огонь в очаге.

– Такое сердечное тепло, – задумчиво проговорил он, – для сына Ледяного короля…

– Ледяной король?..

– Вы не знали о его прозвище? – Руперт с легким удивлением посмотрел на Дженифер. – Да, моего отца звали именно так в то время, когда он правил в Богемии. Уверен, вы знаете, как Англию раздражала политика пфальцграфства.

– Я не слишком образованна, ваше высочество, – смущенно откликнулась Дженифер. – Вы же знаете, я выросла на диком и пустынном побережье в Корнуэлле. До четырнадцати лет я не училась в школе, а после того жила в монастыре, а в этой тюрьме немногому меня научили. – Она весело глянула на принца и хихикнула. – Только, пожалуйста, не повторите это при моем дядюшке Мэлэчи.

Руперт тоже рассмеялся и глянул в сторону стражников. Они находились достаточно далеко, чтобы можно было говорить без опаски, хотя и не слишком громко.

– Вы почти ничего не рассказывали о себе, – заметил Руперт.

Девушка глубоко вздохнула:

– Да ведь и рассказывать-то нечего, ваше высочество.

Принц очень серьезно посмотрел на нее.

– Дженифер, – сказал он, – вы так веселы и очаровательны, и… так заботливы, вы словно звезда, путеводная звезда. Сегодня я понял, что до сих пор принимал все это как нечто само собой разумеющееся. Я не думал, что задержусь здесь… – Заметив, как она поражена его словами, он кивнул: – Да. Из донесений ясно, что Рыцари повсюду проигрывают Круглоголовым. Вскоре дороги на Лондон будут свободны, и меня увезут… Ну, моя леди, если я для вас и вправду рыцарь, хотя и нахожусь на стороне ваших врагов – дайте мне что-нибудь на память, как это делалось в старые добрые времена… что-нибудь, маленький сувенир. И расскажите о себе, обо всей вашей жизни, с самого раннего детства. Неважно, если что-нибудь я уже знаю. – Он чуть скривил губы. – И напомните, в каком родстве вы состоите с Шелгрейвом?

То ли она покраснела, то ли это был отсвет огня из очага… Довольно долго Дженифер смотрела на пылающие поленья, потом вдруг резко повернулась к Руперту и сказала:

– Только если в ответ вы расскажете все о себе, принц.

– Справедливое условие, – ответил он, заставив себя улыбнуться; потом наклонился к девушке и положил руку на ее пальцы. Дженифер судорожно вздохнула и вцепилась в руку принца; слезы выступили у нее на глазах. Пуританин, стоявший у входа и не сводивший с нее глаз, обернулся назад и что-то негромко сказал своим товарищам.

Руперт отпустил руку Дженифер и откинулся на спинку кресла.

– Впрочем, вы проиграете, – сказал он. – Ведь я услышу нечто совершенно новое для меня, а вы… вам придется выслушать старую избитую историю.

– Но разве может состариться история подвигов?

Руперт поморщился.

– Начинайте! Леди – первая.

Дженифер неуверенно заговорила:

– Вы уже знаете – моя мать и тетушка были дочерьми Горацио Бинстока, йоркширского купца; он был конгрегационистом, но веселым и добрым человеком, а не упрямым реформатором. Моя тетушка вышла замуж за сэра Мэлэчи, но у них не было детей. Моя мать была моложе, не отличалась послушанием, и сбежала с Фрэнком Элайном, наполовину французом, наполовину корнуэлльцем, капитаном корабля… и католиком. Ее отец умер, и сэр Мэлэчи отомстил ей за ее неблагоразумный поступок, устроив так, что капитан лишился работы. После этого мои родители вернулись на родину отца, в маленькую деревушку на скалистом, поросшем диким лесом берегу, где он стал совладельцем рыболовного суденышка; иной раз он перевозил какие-то грузы, иной раз занимался контрабандой, похоже… – Дженифер робко взглянула на принца, но, увидев, что тот пристально смотрит на нее, тут же снова опустила глаза. – Я тем временем подросла… я была старшей из четверых детей. Я научилась лишь французскому языку – от отца и его друзей с той стороны канала. Когда мама умерла, мне – в десять лет – пришлось стать хозяйкой дома, присматривать за младшими и за отцом, а он стал много пить… Он утонул четыре года спустя, осенью. Боюсь, наша семья редко бывала в церкви; но все же священник был настолько добр, что написал в Лондон, моим дяде и тете. И они, будучи бездетными, взяли нас под опеку.

– И как вам с ними жилось?

– О, они были вполне добры – по крайней мере, с нами; но их слуги пребывали в вечном страхе. А мы… до того мы и не слыхали о такой пище, такой одежде, таких, домах. И мы учились писать, читать, и… нас учили истинной вере. Да, в Лондоне просто сказочная жизнь… ну, насколько я могла видеть…

– А где сейчас остальные дети?

– Остались в Лондоне, с миссис Шелгрейв, а сэр Мэлэчи в прошлом году отправился на север, у него там дела. Он, как и многие, боялся, что ужасный принц Руперт… вскоре доберется до Лондона… начнутся грабежи… Ну, он ошибался, теперь я вижу. Моя сестра еще совсем маленькая, братья – тоже; но мне, решил дядя, лучше перебраться сюда… из осторожности.

– Но, похоже, безопасность жены его не слишком беспокоит, – сухо заметил Руперт.

Круглоголовые у двери собрались в кружок, о чем-то посовещались, а потом один из них отправился вниз. Но принц и Дженифер не заметили этого.

– Вот и вся моя короткая жизнь, ваше высочество, – сказала девушка.

– Нет, это лишь голый скелет.

Она подняла голову. Огонь бросил алые блики на ее золотые волосы.

– Ваша очередь, мой лорд, – с вызовом сказала она. – Пока хватит и голого скелета, о плоти – позже… – Она умолкла, покраснела и закрыла лицо руками.

Руперт поспешил заговорить, чтобы помочь ей справиться со смущением:

– Ну, тогда я брошу свои кости, и посмотрим, что нам выпадет. Вы наверняка часто слыхали их стук и гадали на судьбу… Итак, моя матушка была дочерью короля Якоба и Анны Денмаркской. Она вышла замуж за Фредерика, курфюрста Рейнского пфальцграфства. Они были любящей парой… и родили тринадцать детей, несмотря на все невзгоды. Я – четвертый. Ну, когда протестанты в Праге выбросили императорского посланника из дворцового окна и предложили моему отцу занять трон Богемии, он согласился. Там я и родился. Потом имперская армия лишила его короны, и мои родители стали беглецами, пока не нашли приюта в Нидерландах, благодаря тому, что в венах моего отца текла кровь Вильяма Тихого. Его вдова и отпрыски тоже знавали невеселые времена. Я, вместе с моим братом Маврикием, довольно рано начал воевать, сначала за Фредерика-Генри, принца Оранского, потом, с помощью шведов, мы пытались восстановить курфюршество нашего старшего брата. Но там мне не повезло, и я провел три года в плену в Линце, у фон Куфштайна, пока мои друзья прилагали все усилия, чтобы освободить меня. – И, увидя, что девушка уже успокоилась, он добавил: – Но вам все это хорошо известно.

Собравшись с духом, Дженифер сказала:

– Нет, я ничего не знаю о той девушке.

– О, это была дочь Куфштайна, высокородная Сюзанна. Граф был добрым стариком, он любил меня и надеялся, что я присоединюсь к Римской церкви. В общем, пока он властвовал, мои цепи были не слишком тяжкими… если не считать того, что это были все-таки цепи – почти такими же, как здесь, и там тоже я встречался с прелестной девицей, о которой всегда буду вспоминать с любовью и уважением.

– Я не осмелюсь надеяться стать… новой Сюзанной.

– Вы будете жить в моей памяти, пока моя голова держится на плечах.

Дженифер резко выпрямилась:

– Что вы имеете в виду?

– Ничего, – смущенно ответил Руперт. – Это просто фраза.

– Фраза… ох, нет… вы такой серьезный человек… – Она встала. – Вы боитесь Парламента… но вы ошибаетесь!

Он тоже поднялся на ноги.

– Я не боюсь этих трусливых дворняжек, чем бы они там ни занимались, – сказал принц. – Но, будучи дворняжками, они рады укусить, когда уверены в своей безнаказанности, а я вполне заслужил их ненависть.

– Но вы – королевской крови, – дрожащим голосом произнесла Дженифер.

Руперт презрительно скривил губы:

– Однако эта банда послала на виселицу лорда Страффорда под совершенно надуманным предлогом и держит в тюрьме своего собственного лондонского архиепископа.:. нет, моя леди, я не совершу им на радость королевского самоубийства.

Девушка едва сдержала крик ужаса. Слезы хлынули из ее глаз. Она бросилась к принцу.

– Они не могут… вы… они не должны… Господь им не позволит…

Он осторожно, с непривычной для него нежностью обнял девушку.

– Нет, нет, – утешающе заговорил он. – Не тревожьтесь, малышка. Возможно, я слишком мрачно рассуждаю. – Он ласково погладил ее волосы. Дженифер крепче прижалась к нему.

Солдат у входа стукнул алебардой об пол. В комнату торопливо вошел сэр Мэлэчи.

– Что тут происходит? – прошипел он. – Что это за бесстыдство? – Он грубо схватил девушку за плечо. – Вавилонская блудница!

Руперт отшвырнул руку Шелгрейва с такой силой, что затрещала ткань рукава сэра Мэлэчи.

– Оставьте, сэр! – произнес принц сквозь сжатые зубы. – Если тут и есть чья-то вина, то лишь моя. Я говорил о вещах, которые слишком расстроили девушку.

Дженифер опустилась на пол, закрыв лицо руками. Руперт и Шелгрейв на какое-то время замерли, яростно глядя друг на друга. Наконец пуританин заявил:

– Я вынужден поверить вам, мой лорд, но должен также потребовать, чтобы она больше не виделась с вами, и надеюсь, что скоро вас здесь не будет.

– Я тоже, – рыкнул в ответ Руперт. Дженифер вздрогнула, подняла голову, с трудом поднялась на ноги и теперь стояла, сжав кулачки и задыхаясь от рыданий.

– Идем! – приказал ей Шелгрейв. Он развернулся и направился к двери.

Дженифер взглянула на Руперта невидящими глазами.

– Прощайте… – прошептала она. Немногим довелось слышать, чтобы принц говорил с такой нежностью:

– Удачи вам, прекрасная леди…

Оставшись один, принц подошел к окну и долго стоял там, глядя на дождь. Мысленно он обращался к Дженифер…

«Милая, добрая девушка… но – ох, как же она молода и беззащитна! Я едва ли на семь лет старше ее, но я так много сражался и странствовал, что нынче чувствую себя рядом с ней глубоким стариком, которого собираются обезглавить… Надеюсь, она найдет новую любовь, которая принесет ей безопасность, и родит много детей, похожих на нее саму, и лишь изредка будет вспоминать обо мне, и всегда – с улыбкой…

Возможно, и Мэри Вилльерс вспоминает обо мне в Оксфорде?

О герцогиня Ричмонд, я был твоим слугой… всего лишь слугой великолепной бабочки… и твой муж всегда был моим твердым сторонником… я не стыжусь этой дружбы, и неважно, что я ощущал страшную пустоту, находясь рядом с тобой…»

Принц выпрямился и негромко сказал:

– Настанет день, моя милая, когда мы попытаемся изобразить на воске небеса – о, они вовсе не оплакивают нас, как нам это кажется, они просто хнычут без причины… А колесо фортуны катится и катится, и где оно остановится – известно одному лишь Творцу…