Текст книги "Патруль Времени (сборник)"

3

– Ну и что теперь? – Ван Саравак тяжело опустился на койку и уставился в пол.

– Будем им подыгрывать. – Эверард помрачнел. – Любым способом нужно добраться до роллера и бежать отсюда. Когда освободимся, тогда и разберемся, что к чему.

– Но что здесь произошло?

– Я же сказал – не знаю! На первый взгляд что-то случилось с греко-римским миром, и победили кельты, но я не могу понять, что именно.

Эверард прошелся по камере. У него созревала печальная догадка.

– Вспомни основные теоретические положения, – начал он. – Каждое событие – результат взаимодействия множества факторов, а не следствие единственной причины. Поэтому-то изменить историю так трудно. Если я отправлюсь, скажем, в Средние века и застрелю одного из голландских предков ФДР[18]18
   ФДР – Франклин Делано Рузвельт, президент США.


[Закрыть], он все равно родится в конце девятнадцатого века, потому что его гены и он сам сформированы целым миром предков, – произойдет компенсация. Но время от времени случаются ключевые события. В какой-то точке переплетается такое множество мировых линий, что этот узел определяет все будущее в целом… И вот, где-то в прошлом, кто-то зачем-то разрубил такой узел.

– Не будет голубых вечеров возле канала, – бормотал ван Саравак, – нет больше Города Вечерней Звезды, нет виноградников Афродиты, нет… Ты знаешь, что на Венере у меня была сестра?

– Заткнись! – Эверард едва не сорвался на крик. – Знаю. К черту все это! Нужно думать о другом… Слушай, – помолчав, продолжал он, – и Патруль, и данеллиане пока вычеркнуты из истории. (Не спрашивай, почему они не вычеркнуты навсегда, почему мы, вернувшись из прошлого, впервые попадаем в измененное будущее. Мы здесь, вот и все.) Но как бы то ни было, управления и курорты Патруля, находившиеся до ключевой точки, должны уцелеть. А это – несколько сот агентов, которых можно собрать.

– Если нам удастся туда вернуться…

– Тогда мы сможем найти это ключевое событие и предотвратить вмешательство в историю, в чем бы оно ни состояло. Мы сделаем это!

– Прекрасная мысль. Но…

Снаружи послышались шаги. В замке щелкнул ключ. Пленники отступили к стене. Затем ван Саравак внезапно просиял и, шаркнув ногой, галантно поклонился. Эверард изумленно разинул рот.

Девушка, которую сопровождали трое солдат, была сногсшибательна: высокая, с гривой медно-красных волос, ниспадавших до тонкой талии, зелеными глазами, сиявшими на прекрасном лице, вобравшем в себя красоту не одного поколения ирландок… Длинное белое платье облегало фигуру, словно сошедшую сюда со стен Трои. Эверард уже заметил, что здесь пользуются косметикой, но девушка в ней не нуждалась. Он не обратил внимания ни на золотые и янтарные украшения, ни на пистолеты охранников.

Смущенно улыбнувшись, девушка спросила:

– Вы меня понимаете? Здесь решили, что вам, возможно, знаком греческий.

Она говорила скорее на классическом, чем на современном языке. Эверард, которому довелось как-то поработать в Александрии, не без некоторого напряжения разобрал то, что она сказала.

– Конечно понимаю, – торопливо ответил он, глотая окончания слов.

– Что ты там бормочешь? – требовательно спросил ван Саравак.

– Это древнегреческий, – ответил Эверард.

– Что и следовало ожидать! – Глаза венерианина блестели, недавнего отчаяния как не бывало.

Эверард назвался и представил своего товарища. Девушка сказала, что ее зовут Дейрдре Мак-Морн.

– Нет! – простонал ван Саравак. – Это уж слишком. Мэнс, немедленно научи меня греческому!

– Помолчи, – попросил Эверард. – Мне не до шуток.

– Но я ведь тоже хочу с ней пообщаться!

Эверард перестал обращать на него внимание и предложил девушке сесть. Сам он устроился рядом, а его напарник в отчаянии метался вокруг них. Охранники держали оружие наготове.

– Неужели на греческом еще говорят? – спросил Эверард.

– Только в Парфии, да и там он сильно искажен, – ответила Дейрдре. – А я занимаюсь классической филологией. Саоранн Синит ап Сеорн – мой дядя, и он попросил меня, если удастся, поговорить с вами. В Афаллоне мало кто знает язык Аттики.

– Что ж… – Эверард невольно улыбнулся, – я очень признателен вашему дяде.

Она посерьезнела.

– Откуда вы? И как вышло, что из всех существующих языков вы знаете только греческий?

– Я знаю и латынь.

– Латынь? – Она нахмурилась. – Это ведь язык римлян? Боюсь, здесь о нем почти никто не знает.

– Греческого достаточно, – твердо сказал Эверард.

– Но вы так и не ответили, откуда вы? – настойчиво повторила девушка.

Эверард пожал плечами.

– С нами тут обошлись не очень любезно…

– Мне очень жаль. – Она казалась искренней. – Но люди сейчас так взвинчены… Особенно при нынешней международной обстановке. И когда вы появились прямо из воздуха…

Эверард кивнул. Международная обстановка? Знакомые слова, хотя и не очень приятные.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Разве вы не знаете? Вот-вот начнется война между Хай Бразил и Хиндураджем, мы беспокоимся о последствиях. Когда воюют великие державы…

– Великие? Но, если судить по карте, Афаллон тоже не очень мал.

– Силы нашей конфедерации подорваны еще двести лет назад в изнурительной войне с Литторном. Из-за бесконечных разногласий штатов невозможно выработать единую политику… – Дейрдре посмотрела ему в глаза. – Почему вы этого не знаете?

Эверард проглотил комок.

– Мы из другого мира.

– Что?

– Из другого мира. Наша планета… – «Нет, по-гречески это „странник“…») – Наше небесное тело вращается вокруг Сириуса. Так мы называем одну звезду…

– Но… что вы имеете в виду? Мир, связанный со звездой?

– Неужели вы не знаете? Звезды – это такие же солнца.

Дейрдре отшатнулась, сделав пальцем какой-то знак.

– Великий Ваал, охрани нас! – прошептала она. – Или вы безумцы, или… Звезды прикреплены к хрустальной сфере.

«Нет!»

– Какие блуждающие звезды вам известны? – медленно спросил Эверард. – Марс, Венера и…

– Этих названий я не знаю. Если вы говорите о Молохе, Ашторет и других, это, конечно, миры вроде нашего, и они также связаны с Солнцем… На одном обитают души мертвых, другой населен ведьмами, третий…

«Все это наряду с паровыми автомобилями!»

Потрясенный, Эверард выдавил из себя улыбку.

– Раз вы мне не верите, то кто же мы, по-вашему?

Дейрдре взглянула на него широко открытыми глазами.

– Должно быть, вы – колдуны.

Ответить на это было нечем. Эверард задал еще несколько вопросов, но узнал не слишком много. Этот город назывался Катувеллаунан и был промышленным и торговым центром. Дейрдре полагала, что в нем живет около двух миллионов человек, а во всем Афаллоне – миллионов пятьдесят. Сказать точнее она не могла – переписей здесь не проводили.

Неясна была и дальнейшая участь патрульных – сейчас по этому поводу шли горячие дебаты. Военные конфисковали роллер и другие их вещи, но так и не посмели к ним притронуться. У Эверарда сложилось впечатление, что все правительство, включая руководство вооруженных сил, занято здесь бесконечным выяснением отношений. Сам Афаллон представлял собой конфедерацию бывших колоний Бриттиса и индейских племенных государств (индейцы быстро переняли европейскую культуру), и каждый субъект ревниво относился к своим правам. Древняя империя майя, потерпевшая поражение в войне с Техасом (Теханной), была аннексирована, но еще не забыла своего былого величия и направляла в Совет конфедерации самых упрямых делегатов.

Майя хотели заключить союз с Хай Бразил – возможно, потому, что те тоже были индейцами. Штаты западного побережья, опасаясь Хиндураджа, старались задобрить эту империю, подчинившую всю Юго-Восточную Азию. На Среднем Западе (и в этой истории) царил изоляционизм, а восточные штаты, несмотря на мелкие различия политического курса, находились в целом под влиянием Бриттиса.

Здесь существовало рабство – правда, не на расовой основе. Когда Эверард узнал об этом, он было подумал, что историю могли изменить рабовладельцы Юга, но тут же оставил эту мысль.

Ему хватало собственных забот.

– Мы с Сириуса, – надменно повторил он. – Ваши представления о звездах неправильны. Мы пришли сюда как мирные исследователи, и если с нами что-нибудь случится, то наши соплеменники отомстят вам.

Дейрдре так испугалась, что ему стало стыдно.

– А детей они пощадят? – взмолилась она. – Ведь дети не виноваты…

Эверард сразу догадался, какая картина стоит перед ее мысленным взором: маленькие плачущие пленники, которых ведут на рынки рабов в мире ведьм.

– Вам ни о чем не придется беспокоиться, если нас освободят и вернут наше имущество, – сказал он.

– Я поговорю с дядей, – пообещала девушка, – но, даже если и смогу его убедить, он один ничего в Совете не решит. Когда люди узнали о вашем оружии, то прямо посходили с ума.

Она поднялась. Эверард взял ее за руки (они были теплыми и мягкими) и широко улыбнулся.

– Не дрейфь, крошка, – сказал он по-английски. Она вздрогнула, выдернула руки и снова сделала тот же охранительный жест.

Когда патрульные остались одни, ван Саравак насел на Эверарда:

– Ну давай выкладывай, что ты выяснил?

После рассказа он погладил подбородок и промурлыкал:

– Редкостное сочетание синусоид. Есть миры и похуже.

– И получше, – оборвал его Эверард. – Здесь нет атомных бомб, но, готов поспорить, нет и пенициллина. А наша работа состоит не в том, чтобы корчить из себя богов.

– Конечно, конечно. – Венерианин вздохнул.

4

День прошел беспокойно. А ночью в коридоре замелькали фонари, и охранник в мундире отпер их камеру. Без лишних разговоров пленников вывели через заднюю дверь – там уже ждали два автомобиля. Их посадили в первую машину, и отряд двинулся через город.

Улицы в Катувеллаунане не освещались, и по ночам на них было довольно пустынно. Возможно, поэтому погруженный в темноту город казался нереальным. Эверард заинтересовался устройством машины. Как он и предполагал, двигатель был паровым, топливом служил измельченный уголь. Колеса с резиновыми шинами, обтекаемый корпус с заостренным носом, на котором красовалась фигура змеи, – машина была добротно сделана и проста в управлении, хотя ее конструкция и оставляла желать лучшего. Очевидно, в этом мире техника пребывала на кустарном уровне, а в знаниях не было никакой системы.

По уродливому металлическому мосту они проехали на Лонг-Айленд, который и здесь населяли состоятельные люди. Скорость они не снижали, несмотря на то что масляные фары почти не давали света. Дважды они чуть было не столкнулись с другими машинами: никаких дорожных знаков здесь не существовало, а водители, по-видимому, презирали осторожность.

Управление государством, уличное движение… Все это очень напоминало Францию, конечно исключая те редкие периоды, когда ею управляли Генрих Наваррский или, скажем, Шарль де Голль. В мире Эверарда даже в двадцатом веке Франция оставалась типично кельтской страной. Он никогда всерьез не относился к болтовне относительно врожденных расовых различий, но, надо признать, у людей действительно существуют неистребимые привычки, столь древние, что они становятся неосознанными. Если представить, что в западном мире возобладали кельты, а германские народы сохранились лишь в виде небольших групп… Да это же Ирландия из его мира! Можно вспомнить и восстание Верцингеторига, которое погубила племенная рознь… А как же Литторн? Стоп! В его мире в раннем Средневековье Литва была могущественным государством: долгое время она сдерживала немцев, поляков и русских и вплоть до пятнадцатого века не принимала христианства. Если бы не соперничество с немцами, Литва могла бы продвинуться далеко на восток…

Несмотря на свойственную кельтским странам политическую нестабильность, этот мир состоял из крупных государств, которых было гораздо меньше, чем в мире Эверарда. Это говорило о более древней культуре. Если в его мире западная цивилизация возникла на развалинах Римской империи, скажем, в шестом веке от Рождества Христова, то здесь кельты должны были возобладать гораздо раньше.

Эверард начал понимать, что случилось с Римом, но делиться своими выводами пока не торопился.

Машины остановились около украшенных орнаментом ворот в длинной каменной стене. Водители обменялись несколькими словами с вооруженными охранниками, которые были одеты в ливреи и носили тонкие стальные ошейники рабов. Ворота распахнулись, и машины двинулись по аллее, мимо деревьев и лужаек. В самом конце аллеи, почти у берега, стоял дом. Сопровождающие жестами приказали патрульным выйти из машины и повели их к нему.

Здание трудно было отнести к какому-то определенному стилю. В свете газовых фонарей у входа виднелись его деревянные стены, раскрашенные разноцветными полосами. Конек крыши и концы опорных балок украшали резные головы драконов. Слышался шум моря. Убывавшая луна давала достаточно света, и Эверард сумел разглядеть шедшее к берегу судно с высокой трубой и носовым украшением – по-видимому, грузовое.

Из окон лился желтый свет. Раб-дворецкий пригласил их войти. Стены внутри были обшиты резными деревянными панелями, на полу лежали толстые ковры. Пройдя через прихожую, они оказались в уставленной мебелью гостиной. Здесь висело несколько картин, написанных в довольно традиционной манере, в огромном камине весело плясал огонь.

Синит ап Сеорн и Дейрдре сидели в креслах. Как только вошли патрульные, девушка отложила книгу и поднялась им навстречу. Улыбнувшись, она предложила им сесть. Саоранн с мрачным видом курил сигару. Он проронил несколько слов, и охранники исчезли. Дворецкий принес вино и бокалы.

Эверард отпил из своего бокала (превосходное бургундское!) и прямо спросил:

– Зачем мы здесь?

Дейрдре ослепительно улыбнулась.

– Этот дом наверняка будет приятнее тюрьмы.

– Конечно. Он красивее. Но я все же хочу знать – мы освобождены?

– Вы… – Она замялась, но ее природная искренность в конце концов победила. – Вы здесь гости, но покидать это имение вам нельзя. Мы надеемся, что вы согласитесь оказать нам помощь. Вас щедро наградят.

– Помощь? Какую?

– Покажите нашим ремесленникам и друидам, как делать ваше оружие и волшебные повозки.

Эверард вздохнул. Объяснять было бесполезно. У них не было инструментов, чтобы изготовить инструменты, с помощью которых только и можно изготовить то, что им надо, но как втолковать это людям, верящим в колдовство?

– Это дом вашего дяди? – спросил он.

– Нет, мой, – ответила Дейрдре. – Мои родители умерли в прошлом году. Они были из очень богатого и знатного рода, а я их единственная наследница.

Ап Сеорн снова что-то сказал. Дейрдре перевела, встревоженно нахмурившись.

– О вашем появлении знает уже весь Катувеллаунан, а в нем полно шпионов. Здесь мы можем вас от них спрятать.

Эверард поежился, вспомнив, как вели себя спецслужбы союзников и держав оси в маленьких нейтральных государствах вроде Португалии. Когда надвигается война, эти люди готовы на все, и в отличие от афаллонцев церемониться они не будут.

– О каком конфликте вы говорили? – спросил он.

– Конечно, о контроле над Айсенийским океаном! В частности, над богатыми островами, которые мы называем Инис ир Лайоннах. – Дейрдре плавно поднялась и показала на глобусе Гавайи. – Литторн и западные союзники (и мы в том числе), – продолжала она серьезно, – истощили свои силы в войне. Главные силы сегодня – это Хай Бразил и Хиндурадж, которые враждуют между собой. В их конфликт вовлечены и менее значительные государства, потому что дело здесь не столько в амбициях, сколько в соревновании двух систем – монархии Хиндураджа и теократии солнцепоклонников Хай Бразил.

– А можно узнать, какова ваша религия?

Дейрдре удивленно подняла брови. Вопрос показался ей не относящимся к делу.

– Более образованные люди полагают, что существует Великий Ваал, который сотворил меньших богов, – сказала она наконец. – Конечно, мы сохраняем древние культы, а также почитаем чужих верховных богов: Перкунаса и Чернебога из Литторна, Вотана Аммона из Симберленда, Брахму, Солнце… Лучше не гневить их.

– Понятно.

Ап Сеорн предложил сигары и спички. Ван Саравак затянулся и недовольно сказал:

– Черт побери, почему-то история изменилась именно так, что здесь не говорят на известных мне языках. – Его лицо прояснилось. – Но я быстро их выучу, даже без гипноза. Меня научит Дейрдре.

– Так я тебя с ней и оставил одного, – оборвал его Эверард. – Послушай, Пит…

И он рассказал товарищу все, что узнал.

– Гмм… – Юноша потер подбородок. – Не слишком здорово, как считаешь? Конечно, если они подпустят нас к роллеру, мы запросто удерем. Почему бы не подыграть им?

– Они не дураки, – ответил Эверард. – В магию они еще могут поверить, но в чистый альтруизм – вряд ли.

– Странно, что при такой отсталости они додумались до двигателей внутреннего сгорания.

– Это как раз понятно. Потому-то я и спросил об их религии. Они всегда были язычниками. Иудаизм, по-видимому, исчез, а буддизм не оказал на них особого влияния. Как указывал Уайтхед, средневековое представление о едином всемогущем Боге сыграло важную роль в развитии науки – с ним связана идея законосообразности природы. А Льюис Мэмфорд дополнил Уайтхеда, показав, что механические часы, скорее всего, были изобретены в монастырях – незаменимая вещь, чтобы молиться в нужное время. В этот мир часы пришли, по-видимому, гораздо позже. – Эверард криво улыбнулся. – Странно говорить об этом. Ведь Уайтхеда и Мэмфорда здесь никогда не было…

– Тем не менее…

– Подожди. – Эверард повернулся к Дейрдре. – Когда открыли Афаллон?

– Белые? В четыре тысячи двадцать седьмом году.

– Мм… откуда вы ведете летосчисление?

Дейрдре уже ничему не удивлялась.

– От Сотворения мира. То есть от даты, которую называют философы, – пять тысяч девятьсот шестьдесят четыре года назад.

Это соответствовало знаменитой дате архиепископа Ашшера – 4004 год до Рождества Христова. Возможно, простое совпадение… но все же в этой культуре определенно имеется семитический элемент. Миф о Сотворении мира в Книге Бытия тоже ведь вавилонского происхождения…

– А пар, – (Эверард произнес «пневма»), – в ваших машинах когда начали использовать? – спросил он.

– Около тысячи лет назад. Великий друид Бороим О’Фиона…

– Понятно.

Эверард несколько раз затянулся, собираясь с мыслями, а затем повернулся к ван Сараваку.

– Картина вырисовывается такая, – сказал он. – Галлы вовсе не были варварами. Они многое переняли от финикийских купцов, греческих колонистов, а также в Цизальпинской Галлии, от этрусков. Очень энергичное и предприимчивое племя. А у флегматичных римлян никогда не было особых интеллектуальных запросов. В нашем мире технический прогресс стоял на месте вплоть до Темных веков, пока окончательно не развалилась Римская империя.

Но в этом мире римляне сошли со сцены гораздо раньше. Иудеи тоже, уверен в этом. Я думаю, что без Рима с его «разделяй и властвуй» сирийцы уничтожили Маккавеев: это чуть не случилось и в нашей истории. Иудаизм исчез, и поэтому христианство так и не появилось. Во всяком случае, после устранения Рима в Европе возобладали галлы. Они начали путешествовать, строить все более крупные корабли и в девятом веке открыли Америку. Но они не слишком опережали в развитии индейцев, и те легко догнали их… Индейцы получили толчок и смогли создать даже собственные империи, такие как сегодняшняя Хай Бразил. В одиннадцатом веке кельты начали сооружать паровые машины. По-видимому, у них был и порох – скорее всего, из Китая. Потом они изобрели еще что-нибудь. Но все это на уровне ремесла, без какой-либо научной основы.

Ван Саравак кивнул.

– Думаю, ты прав. Но что произошло с Римом?

– Не знаю. Пока. Но наша критическая точка лежит где-то там.

Эверард снова обратился к Дейрдре.

– Вы сейчас, наверное, удивитесь, – вкрадчиво начал он. – Почти два с половиной тысячелетия назад наши люди посещали этот мир. Поэтому я и говорю по-гречески. Но мне неизвестно, что случилось потом. Я хотел бы услышать это от вас – ведь вы так много знаете.

Она вспыхнула, и ее длинные темные ресницы, столь редко встречающиеся у рыжеволосых, дрогнули.

– Буду рада помочь вам всем, чем могу. – И уже почти просительно: – А вы… вы нам поможете?

– Не знаю, – с трудом произнес Эверард. – Мне бы очень хотелось, но я не знаю, сможем ли мы…

«Потому что, в конце концов, моя задача – приговорить вас и весь ваш мир к смерти».

5

Когда Эверарда отвели в его комнату, он обнаружил, что местное гостеприимство не знает пределов. Правда, сам он слишком устал, чтобы им воспользоваться…

«Ладно, – подумал он, засыпая, – рабыня, поджидавшая Питера, уж точно не будет разочарована».

Встали они рано. Из своего окна Эверард увидел внизу расхаживавших по берегу охранников, но это не помешало ему насладиться утренней свежестью. Вместе с ван Сараваком они спустились к завтраку, состоявшему из яичницы с беконом, тостов и кофе, который прогнал остатки сна. Дейрдре сказала, что ап Сеорн уехал в город на какое-то совещание. Она словно позабыла свои страхи и весело болтала о пустяках. Эверард узнал, что она играет в любительской драматической труппе, которая иногда ставит классические греческие пьесы в оригинале, – отсюда ее беглая речь. Еще она увлекалась верховой ездой, охотой, парусным спортом и плаванием…

– А вы? – спросила она.

– Что?

– Хотите поплавать?

Дейрдре вскочила с кресла (они сидели на лужайке под огненно-красными кленами) и стала непринужденно раздеваться. Эверарду показалось, что он услышал стук отвалившейся челюсти ван Саравака.

– Пойдем! – засмеялась она. – Кто последний, тот жалкий бриташка!

Она уже кувыркалась среди серых волн, когда к берегу подошли дрожащие Эверард и ван Саравак. Венерианин застонал.

– Я с теплой планеты. Мои предки – индонезийцы. Тропические пташки.

– А голландцы тоже из тропиков? – усмехнулся Эверард.

– Они догадались перебраться в Индонезию.

– Ладно, уговорил. Можешь оставаться…

– Черт! Если она смогла, то могу и я!

Ван Саравак попробовал воду пяткой и снова взвыл.

Эверард собрал волю в кулак и, вспомнив тренировки в Академии, ринулся в море. Дейрдре плеснула в него водой. Он нырнул и, схватив ее за стройную ногу, потащил вниз. Они побарахтались еще несколько минут, а потом помчались в дом под горячий душ. Посиневший ван Саравак тащился сзади.

– Танталовы муки, – бормотал он. – Рядом самая красивая девушка всех веков и народов, а я не могу поговорить с ней, к тому же она – наполовину белая медведица.

После того как рабы растерли его полотенцами и облачили в местные одежды, Эверард вернулся в гостиную и встал возле камина.

– Что это за рисунок? – спросил он, показав на свой килт.

Дейрдре вскинула рыжую голову.

– Это цвета моего клана, – ответила она. – Почетного гостя, пока он в доме, всегда считают принадлежащим к клану, даже если он кровный враг. – Она нерешительно улыбнулась. – А между нами, Мэнслах, вражды нет.

Эти слова снова повергли его в уныние. Он вспомнил о своей задаче.

– Мне бы хотелось поговорить с вами об истории, – начал он. – Я ею очень интересуюсь.

Она кивнула, поправила золотую ленту, стягивающую волосы, и достала с плотно заставленной книжной полки увесистый том.

– На мой взгляд, это лучший курс мировой истории. По нему я смогу уточнить любые интересующие вас детали.

«И подскажешь мне, как вас уничтожить».

Эверард сел на диван рядом с ней. Дворецкий вкатил столик с закусками. Еда показалась патрульному безвкусной… Наконец он решился.

– Рим и Карфаген воевали когда-нибудь между собой?

– Да, два раза. Сначала они были союзниками против Эпира, но затем союз распался. Рим выиграл первую войну и захотел помешать развитию Карфагена. – Словно прилежная ученица, девушка склонилась над книгой. – Вторая война началась двадцать три года спустя и продолжалась… мм… в общей сложности одиннадцать лет, хотя, после того как Ганнибал на девятом году войны взял Рим, боевые действия почти не велись.

«Ага!» Известие об успехе Карфагена почему-то не особенно обрадовало Эверарда.

Вторая Пуническая война (здесь ее называли Римской) или, точнее, какая-то ее битва – именно она и была тем самым поворотным пунктом. Однако из любопытства, а также опасаясь нарушить ход беседы, Эверард не стал выяснять сразу, где произошло отклонение. Сначала ему следовало разобраться в том, что случилось здесь. (Или… не случилось. Нет, реальность – вот она, рядом с ним: теплая, живая… Призраком был он сам.)

– А что было потом? – как можно спокойнее спросил он.

– Карфагенская империя присоединила Испанию, южную Галлию и носок итальянского «сапога», – сказала девушка. – После того как развалился италийский союз, остальная часть полуострова была обескровлена и ввергнута в хаос. Но продажные правители Карфагена не смогли удержаться у власти. Ганнибал был убит – кому-то его честность стала поперек горла. Тем временем Сирия и Парфия схватились из-за восточного побережья Средиземного моря. В войне победила Парфия, которая в результате попала под еще большее влияние эллинов.

Примерно через сто лет после Римских войн в Италию вторглись германские племена (по-видимому, это были кимвры со своими союзниками, тевтонами и амбронами, – в мире Эверарда их остановил Марий). Они разорили Галлию, что вынудило кельтов сняться с места – сначала в Испанию, а затем, по мере упадка Карфагена, и в Северную Африку, где они многому научились у карфагенян.

Начался длительный период войн, в ходе которых Парфия слабела, а кельтские государства росли. Гунны разбили германцев в Центральной Европе, но и сами потерпели поражение от парфян. Галлы вытеснили германцев отовсюду, кроме Италии и Гипербореи (по-видимому, Скандинавского полуострова). Корабли становились все совершеннее, ширилась торговля с Дальним Востоком – как через Аравию, так и напрямую, вокруг Африки (в мире Эверарда Юлий Цезарь был поражен, узнав, что венеты строят лучшие во всем Средиземноморье корабли). Кельтанианцы открыли южную часть Афаллона, которую сочли поначалу островом (отсюда «инис»), но майя их оттуда изгнали. Однако колонии Бриттиса на севере выстояли и впоследствии добились независимости.

Тем временем разрастался Литторн. Одно время ему принадлежала значительная часть Европы. Только западная ее окраина смогла снова освободиться в результате Столетней войны. Азиатские страны изгнали своих европейских хозяев, чьи силы были подорваны войнами, и стали быстро развиваться, в то время как западные государства приходили в упадок.

Дейрдре оторвалась от книги, в которую заглядывала во время своего рассказа.

– Но это только общая схема, Мэнслах. Продолжать?

Эверард покачал головой.

– Нет, спасибо. – Немного помолчав, он добавил: – Вы честно оцениваете положение своей страны.

– Большинство не хочет признавать правды, но я предпочитаю смотреть ей в глаза, – резко ответила Дейрдре и тут же взволнованно попросила: – Расскажите о вашем мире. В такое чудо невозможно поверить…

Эверард вздохнул, запрятал подальше совесть и принялся врать.

…Нападение произошло после полудня.

Ван Саравак немного успокоился и с помощью Дейрдре увлеченно изучал афаллонский язык. Держась за руки, они расхаживали по саду и называли различные предметы и простейшие действия. Эверард тащился за ними следом, подумывая, не является ли он третьим лишним; правда, сейчас его больше всего волновало местонахождение роллера.

В безоблачном бледно-голубом небе ярко светило солнце. Алели клены, ветер гнал по траве охапки желтых листьев. Старик-раб не спеша сгребал их граблями, а рядом лениво прохаживался моложавый индеец-охранник с винтовкой на плече; возле забора дремала пара овчарок. Глядя на эту мирную картину, с трудом верилось, что совсем рядом люди замышляют что-то недоброе.

Но в любом мире человек остается человеком. Быть может, здесь нет той безжалостной и изощренной жестокости, что присущи западной культуре, – эта цивилизация и впрямь казалась до странности неиспорченной. Но вовсе не потому, что ей не хватало инициативы. И если настоящая наука здесь не возникнет, то люди так и будут без конца повторять один и тот же цикл: война, империя, распад, снова война… В истории Эверарда человечество все-таки вырвалось из этого порочного круга.

Ну и что? Положа руку на сердце, он не стал бы утверждать, что этот континуум хуже или лучше его собственного. Он был другим – и все. И разве эти люди не имеют такого же права на существование, как… как его собственное человечество, которое будет осуждено на смерть, если он потерпит неудачу?

Эверард сжал кулаки. Проблема чересчур сложна. Подобные решения – выше человеческих сил.

Он знал: если все же решать придется ему, то руководить им будет не абстрактное чувство долга, а память – память об обычных вещах и обычных людях его мира…

Они обошли вокруг дома, и Дейрдре показала на океан.

– Аварланн, – сказала она.

Ветер трепал пламенеющую гриву ее волос.

Ван Саравак рассмеялся.

– Это что, «океан», «Атлантика» или просто «вода»? Пойдем разбираться.

Он повел девушку к пляжу. Эверард поплелся следом. Какой-то длинный пароход быстро скользил по волнам в миле-другой от берега. За ним летела туча белокрылых чаек. Патрульный подумал, что на месте здешнего командира он обязательно держал бы тут сторожевой корабль.

Неужели именно ему придется принимать решение? Есть ведь и другие патрульные – в эпохах до римской цивилизации. Если они отправятся в родные столетия…

Эверард замер. Холодок пробежал у него по спине, внутренности смерзлись в ледяной ком.

Если они туда отправятся и увидят, что произошло, то попытаются восстановить ход событий. И если кто-нибудь из них в этом преуспеет, здешний мир мгновенно исчезнет из пространства-времени – и он вместе с ним.

Дейрдре остановилась. Вспотевший Эверард встал рядом с ней, не понимая, на что она так пристально смотрит, но тут девушка вскрикнула и взмахнула рукой. Тогда и он посмотрел в сторону моря.

Пароход был уже недалеко от берега, из высокой трубы валил дым и сыпались искры, на носу сверкал золоченый змей. Эверард разглядел фигурки людей на борту и что-то белое, с крыльями… Привязанное веревкой к корме корабля, это устройство поднялось в воздух. Планер! Кельтское воздухоплавание уже достигло такого уровня.

– Чудесно, – сказал ван Саравак. – Думаю, у них есть и воздушные шары.

Планер отцепился от буксировочного каната и направился к берегу. Один из охранников закричал. Остальные выскочили из-за дома. Их винтовки блестели на солнце. Пароход повернул и двигался теперь тоже прямо к берегу. Планер приземлился, пропахав на пляже широкую борозду.

Офицер закричал и замахал рукой. Эверард мельком увидел бледное недоумевающее лицо Дейрдре. Затем на планере повернулась турель (уголком сознания Эверард отметил, что управляют ею вручную), и сразу же заговорила легкая пушка.

Эверард упал на землю. Рядом свалился ван Саравак, увлекая за собой девушку. Шрапнель скосила нескольких афаллонцев.