Текст книги "Голова, полная призраков"

Глава 4

Посреди спальни у меня стоял картонный домик для игр. Он был белый, с черными полосками, которые обозначали шиферную крышу, и с нарядными лотками для цветов под окошками со ставнями. Наверху была приземистая кирпичная труба, явно маловатая для Санты. Впрочем, к тому времени я уже не верила в Санту, лишь притворяясь, что все еще верю, чтобы угодить другим людям.

По идее, мне нужно было раскрасить белую основу моего картонного домика, но я этого не сделала. Мне как раз нравилось, что домик стоит весь белый под лазурным небосводом голубых стен моей комнаты. Фасад так и оставался нераскрашенным, зато внутри у меня было уютное гнездышко: все пространство усыпано одеялами и мягкими игрушками, а стены увешаны рисунками, изображавшими меня и родных в различных сценах и образах (Марджори чаще всего представала как воинственная принцесса).

Я сидела с книгой на коленях внутри моего картонного домика за плотно закрытыми окнами и дверкой. В руке я сжимала маленький складной фонарик для чтения.

Свинки с их несуразными пикниками меня никогда особо не волновали. Восторга у меня не вызывали и нелепые бананомобили, огурцы-машины и хот-доги на колесах. Лихач за рулем Пес Динго и бесконечно преследующая его офицер полиции Флосси порядком раздражали меня. Мои глаза вечно пытались найти этого пройдоху, Золотого Жучка, хотя к тому моменту я уже давным-давно нашла и запомнила все места, где он был: за рулем желтого бульдозера на обложке, потом в самой книжке – сзади, в грузовике козлика Микеля Анджело, и на водительском месте красного Volkswagen Beetle, который рассекал воздух на буксире грузовика-тягача. Чаще всего все, что было видно, – лишь пара желтеньких глаз, взирающих на меня из окна машины. Папа рассказывал, что когда я была совсем маленькой, я доводила себя до исступления, если у меня не получалось найти Золотого Жучка. Я ему верила, хотя мне было непонятно, что значит «дойти до исступления».

Мне было восемь лет – уже слишком взрослая, чтобы зачитываться книжкой «Машины, грузовики и все, что ездит» Ричарда Скарри[9]9
  Упоминавшиеся ранее транспортные средства и связанные с ними персонажи – как раз из этой книги, которая была опубликована на русском языке под названием «Книжка про машинки» (Карьера Пресс, 2017 г.).


[Закрыть], о чем мне постоянно напоминали родители. Самые большие тревоги семьи Барретт прежде, до событий с Марджори, были связаны с тем, что я читала или не читала. Родители беспокоились, что, несмотря на заверения нашего врача, мой левый глаз не укреплялся и не успевал за соседом в глазнице справа. Они предполагали, что именно из-за этого в школе я училась так себе и не проявляла интереса к книгам, которые больше подходили мне по возрасту. Читала я как раз хорошо, но интересовали меня больше всего истории, которые мы с сестрой придумывали сами. Маму и папу я успокаивала, расхаживая повсюду с состоящими из детских рассказов «хрестоматиями», как называла их учительница нашего второго класса миссис Халбиг. Я изображала, что читаю и книги для ребят постарше. Чаще всего я носила с собой что-нибудь из тех нескончаемых серий слащавых приключенческих книг, где все повороты простоватых сюжетов раскрывались уже в названии и где повествование обычно было завязано на некоей волшебной твари. Мне не составляло труда ответить на вопрос мамы, о чем эта книжка.

Так что я не читала и не перечитывала вечно одни «Машины, грузовики и все, что ездит». Поиски Золотого Жучка в тишине моего уединения были ритуалом, которым мы с Марджори предваряли добавление новой истории в книгу. Прямо на страницах книги мы уже вписали десятки сюжетов, которые затрагивали почти всех эпизодических персонажей, населявших мир Ричарда Скарри. Конечно же, все истории я не помню, однако была история о кошке, чья машина застряла в луже патоки. Коричневая масса пролилась из автоцистерны, для удобства снабженной надписью черными буквами «Патока». На кошкиной мордочке я пририсовала массивные очки в черной оправе. Точно такие, какие я носила сама. Эти же очки появлялись у всех персонажей, для которых мы писали истории. В пустое место вокруг кота и автоцистерны с патокой я вписала своим мелким аккуратным почерком (но жутко безграмотно) следующий сюжет: «Кошка Мерри опаздывала на работу на обувную фабрику, и тут бац – умудрилась застрять в вязкой патоке. Она так разозлилась, что у нее с головы слетела шляпа! Она простояла в патоке не один день и не одну ночь. Она так и стояла посреди дороги день за днем, пока ей на помощь не пришли множество дружелюбных муравьев, которые съели всю патоку. Кошка Мерри была в восторге и пригласила муравьев к себе домой, где она построила для них огромную муравьиную ферму, чтобы они остались жить с ней. Кошка Мерри постоянно с ними разговаривала, придумывала им имена, начинающиеся на букву М, и всегда давала им их самую любимую еду. Патоку!».

Истории в моей книжке Скарри были короткие и фантастичные со странно счастливыми или вселяющими надежду концовками. Сюжеты в основном придумывала Марджори, которая, естественно, всех персонажей-животных называла моим именем.

Обнаружив Золотого Жучка на последней картинке, я пулей выскочила из моего картонного домика. С книгой в руках я выбежала из спальни и понеслась по длинному коридору в сторону комнаты Марджори. Я специально бежала босиком и сильно топала ногами по паркету, чтобы она услышала, как я приближаюсь. Не предупредить ее о моем наступлении было бы нечестно.

Той осенью у нас дома был введен абсолютно новый режим приватности. Марджори стала закрывать дверь в свою спальню, что следовало понимать как «Мерри, держись подальше, а то я за себя не ручаюсь!». Дверь обычно была заперта, когда она делала домашку, и по утрам, когда она собиралась в школу. Марджори было четырнадцать лет. Она училась уже в 9-м классе школы[10]10
  В американской системе образования старшие классы средней школы – с 9-го по 12-й.


[Закрыть]. Новоиспеченная старшеклассница теперь утром тратила гораздо больше времени на сборы, чем в только недавно закончившемся детстве. Она оккупировала ванную комнату на втором этаже и потом уединялась в своей комнате вплоть до того момента, пока ожидающая ее в холле мама не начинала орать, что мы опоздаем в школу или на некую встречу по милости Марджори, которая ведет себя слишком высокомерно и «хватит уже прятаться в своей раковине». Я неизменно хихикала, когда слышала последнее, потому что мама выдавала всю эту тираду настолько быстро, что слова превращались в сплошной поток образов. Я каждый раз разочаровывалась, когда самая что ни на есть обычная Марджори, не спрятанная за створками морской ракушки, стремительно сбегала вниз по лестнице.

Был ленивый субботний день, так что я не ожидала, что дверь в ее спальню будет закрыта. Как и любая младшая сестра, я максимально уважала желание Марджори не держать дверь в комнату открытой, но Марджори определенно должна была услышать, как я несусь по коридору.

Слегка запыхавшись после бега, я остановилась перед большой дверью в спальню Марджори. Это была единственная дверь в нашем старом доме, которую мы не меняли. Дверь из массива дуба, выкрашенная в тон с полом в темный цвет, была той же толщины, что и стена, и могла спокойно выдержать натиск и полчищ варваров, и таранов, и маленьких сестричек. Дверь в спальню Марджори сильно отличалась от моей дверки-дешевки из пиломатериалов, которую с разрешения родителей я могла украшать и осквернять на свое усмотрение.

Ну и что с того, что это дуб? Так как это была суббота, я имела полное право в рамках четко обозначенных нами в ходе долгих дискуссий договоренностей постучаться в дверь к Марджори. Я так и сделала. Поднеся сложенную в рупор руку ко рту, я прокричала в замочную скважину:

– Читать пора! Ты мне обещала вчера!

До меня донесся ее пронзительный смех. Она, казалось, была в восторге, что ей что-то сойдет с рук.

– Что тут смешного? – Я грозно нахмурилась. Все внутри меня как-то неприятно сжалось. Дверь, видимо, была забаррикадирована, потому что она решила подшутить надо мной, писать со мной новый сюжет она явно не собиралась. Я снова выкрикнула: – Ты же обещала!

Марджори наконец ответила своим обычным голосом, от которого уже не было того впечатления, как от смеха, звучавшего, будто бы она надышалась гелием.

– Ладно, ладно. Проходите, мисс Мерри.

Я позволила себе небольшой победоносный танец, который я подсмотрела у Губки Боба. «Ура! Ух!». Я прижала книгу подбородком и удерживала ее у груди локтями, поскольку уронить ценный груз на пол я не хотела (плохая примета для книг). Для поворота дверной ручки мне нужны были обе руки. Потребовалось более одного удара плечом в неподатливую дверь и, наконец, под звуки моего собственного кряхтения я все же пробилась внутрь спальни.

Поскольку я была убеждена, что буду такой же, как Марджори, когда вырасту, посещение ее комнаты казалось мне взглядом в мое собственное будущее, которое походило на живую карту с постоянно меняющимися очертаниями. Марджори все время переставляла местами кровать, комод, письменный стол, разнообразные книжные шкафы и ящики из-под молочных бутылок, которые служили хранилищами новейших атрибутов ее жизни. Она также меняла местами постеры, календарь и украшения в виде небесных тел на стенах. Следуя примеру сестры, я каждый раз устраивала перестановку и в моем картонном домике. Правда, ей я об этом никогда не рассказывала.

В ту субботу кровать в комнате Марджори была задвинута до самого упора в дальний угол, прямо под единственное окошко в комнате, где вместо занавесок уже висела простая тонкая кружевная завеса белого цвета. Наложенные друг на друга постеры неаккуратно висели в произвольном порядке на стене напротив ее кровати. Все остальные стены были голые. Ее комод и зеркало были сдвинуты в другой угол, а книжные шкафы, прикроватная тумбочка и ящики из-под бутылок с молоком расставлены по оставшимся углам так, что середина комнаты оставалась полностью свободной от вещей. На чертеже обстановка комнаты была бы похожа на букву «X», но без крестика по центру.

Я медленно вошла в комнату на цыпочках, чтобы не задеть ненароком какую-нибудь невидимую мину замедленного действия и вызвать гнев Марджори, перемены настроения которой было все сложнее предугадывать. Любая предполагаемая провинность с моей стороны могла привести к ссоре, которая заканчивалась или слезами и моим бегством в картонный домик, или грубоватыми попытками папы выступить посредником между мной и сестрой. Папины увещевания обычно сводились к тому, что он орал громче и дольше нас обеих (в этом ему равных не было). Я остановилась посередине комнаты, ровно по центру «X». Мое сердце громыхало, как попавшая в сушилку монетка. Но я получала несказанное удовольствие от каждой секунды происходящего.

Марджори сидела, скрестив ноги, на кровати, спиной к окну. Пробивавшийся снаружи сероватый свет оттенял ее силуэт. На ней была белая футболка и новенькие треники, которые она получила от своей футбольной команды. Треники были оранжевого цвета, напоминая о Хэллоуине. Сбоку на одной из штанин была черная трафаретная надпись «Пантеры». Темно-каштановые волосы Марджори убрала в тугой хвостик.

На коленях у нее лежала большая книга. Под словом «большая» я имею в виду не толстая, как словарь, а широкая: разворот книги полностью закрывал ее скрещенные ноги. Длинные и крупные страницы книги были красочно оформлены. По формату каждая страница книги была примерно того же размера, что и книжка Скарри, которую я все еще держала у груди, будто бы отгораживаясь щитом.

Я сказала:

– Откуда она у тебя?

Вопрос был явно лишним. Очевидно, что у Марджори в руках детская книжка, значит, – это одна из моих книжек.

Марджори верно уловила судорожные мысли, витавшие у меня в голове, и начала тараторить со скоростью четыреста слов в минуту.

– Только прошу тебя, Мерри, не злись на меня, умоляю. Мне просто пришла в голову замечательная история, и я поняла, что для нее не хватит места в твоей книжке. У нас же уже там есть история про патоку, помнишь? Извини, уже раскрыла часть сюжета. Да, это еще одна история о патоке, но она абсолютно другая, Мерри, скоро сама убедишься в этом. Да к тому же книжка Скарри уже скорее всего заполнена до конца, и нам пора взяться за другую книгу. Поэтому я сходила к тебе в комнату. И знаешь, Мерри, я нашла идеальную книгу! Я понимаю, что неправильно было заходить к тебе в комнату без спроса, особенно когда я знаю, что рассердилась бы на тебя, если бы ты так пришла ко мне. Прости-прости, малышка Мерри, но ты только посмотри, что я написала и нарисовала.

Лицо Марджори было сплошной улыбкой с белоснежными зубами и широко открытыми глазами.

– Когда ты заходила ко мне в комнату? – Мне совершенно не хотелось ругаться, но мне нужно было понять, как она умудрилась пробраться в мою спальню. Я постоянно отслеживала, в какой части дома находилась Марджори, и когда ее дверь была заперта, я всегда направляла одно ухо как локатор в сторону ее комнаты, ожидая, когда дверь снова откроется со скрипом.

– Я прокралась, пока ты играла у себя в домике.

– Нет, этого не может быть. Я бы услышала.

Ее улыбка резко сменилась ухмылкой.

– Мерри. Это было поразительно просто.

Я охнула с тогда свойственной мне актерской наигранностью, уронила книгу и собрала руки в кулачки.

– Неправда!

– Я услышала, как ты говоришь сама с собой и игрушками, и тихонько вошла на цыпочках. Конечно же, пришлось сдерживать дыхание, чтобы не выдать себя. Я порыскала у тебя среди книжек, а потом я даже заглянула через трубу к тебе в домик, где ты все еще разговаривала сама с собой. Я была эдакая великанша, которая подумывает о том, не раздавить ли крестьянский домик. Но я оказалась доброй великаншей. Рррррр!

Марджори спрыгнула с кровати и стала со стуком шагать по комнате.

– Фи-фай-фо-ферри, чую вонючие ножки девочки Мерри.

Я крикнула в ответ:

– Это у тебя вонючие ноги! – Я захохотала, сама разразилась потрясающим рыком и стала носиться вокруг нее, уклоняясь от ее слишком медлительных «великанских» рук, тыча в бока сестры пальцами и шлепая ее по попе. Наконец, она подхватила меня на руки и повалилась на кровать. Я успела залезть к ней на спину и обхватить ее шею.

Марджори потянулась за мной, но не смогла меня успокоить.

– Ты слишком сильно дергаешься! Ладно, хватит, Мерри. Пора заняться нашей историей.

Я выкрикнула «Йей!», хотя у меня и было чувство, что меня переиграли. Марджори легко отделалась, хотя она умудрилась пробраться ко мне в комнату, выкрасть книжку и, что хуже всего, подслушать мой разговор с собой.

Марджори подтянула к себе на колени книгу. Она называлась «Вокруг света». На каждой странице была представлена оживленная рисованная сцена настоящего города или страны. Об этой книге я не думала уже давно, что уж говорить о чтении. Она никогда не была среди моих любимых.

Я ухватилась за книгу, но Марджори резко оттолкнула мои руки.

– До того, как ты посмотришь на мои художества, тебе нужно послушать историю.

– Хорошо. Рассказывай! – Я была почти вне себя от возбуждения.

– Помнишь, когда мы посещали этим летом океанариум и Норт-Энд в Бостоне[11]11
  Район Бостона, также известный под названием Маленькая Италия.


[Закрыть]?

Конечно же я помнила: сначала мы побывали в океанариуме, где Марджори и я, прижавшись лицами к стеклу трехэтажного резервуара в форме трубы, выжидали, пока мимо нас не проплывет одна из местных крючкозубых серых акул. Позже хмурая я болталась с поникшими руками (как щупальца у медузы) по сувенирному магазину после того, как мама и папа отказались купить мне резинового осьминога. Потом мы прогулялись до Норт-Энда и поужинали в каком-то модном ресторане с черными скатертями и белыми льняными салфетками. По дороге к крытой парковке мы наткнулись на кондитерскую, которая считалась лучшей в Бостоне. Мама заказала нам канноли[12]12
  Сицилийский десерт в виде вафельной хрустящей трубочки с кремовой начинкой, часто из сыра рикотта.


[Закрыть], но я отказалась их есть, заявив, что они похожи на раздавленных гусениц.

Марджори начала:

– Итак, эта история произошла где-то сто лет назад в Норт-Энде. В те стародавние времена всю патоку хранили в огромных металлических цистернах высотой метров пятнадцать и шириной метров двадцать пять с лишним – гигантских, как целые здания. Патоку завозили поездами, а не грузовиками, как у тебя в книжке. – Марджори сделала паузу, чтобы удостовериться, что я слушаю ее. Я внимала ей, хотя мне и хотелось узнать, зачем людям было нужно так много патоки, которую я раньше видела только на страницах книги Скарри. Но я ничего не спросила. – Была середина зимы. Больше недели до начала истории стояли жуткие морозы. Было так холодно, что когда люди выдыхали, то пар в виде облачков сразу же замерзал прямо в воздухе, падая и разбиваясь на кусочки о землю.

– Круто. – Я изобразила, будто бы выдыхаю такое же обледеневшее облачко изо рта.

– Но после этого долгого мороза в Бостоне наступил один из тех странных зимних дней, когда неожиданно становится очень тепло. Жители Норт-Энда поговаривали: «Какой же замечательный день!» и «Не правда ли, самый прекрасный день в жизни?». Было так тепло и солнечно, что многие люди, оставив пальто, шляпы и перчатки дома, высыпали на улицу, и в их числе – десятилетняя Мария ди Стасио, которая вышла в любимом свитере, том самом, с дырочками на локтях. Она играла в классики. Ее братья подтрунивали над ней, но не делали ничего сверх обычной для них жестокости, поэтому она не обращала на них внимания.

Вдруг до всех в городе донесся какой-то рокот; никто не понимал, что происходит. Тем временем из цистерны с патокой выстрелили заклепки, металлические листы сложились, как листы оберточной бумаги, и сладкая липкая патока потекла во все стороны. Огромная волна покатилась по Норт-Энду.

– Ого. – Я нервно хихикнула. От образа огромной паточной волны захватывало дух. Но в этой истории было как-то слишком много странностей. Марджори говорила о конкретном времени и месте, а вместо смешных зверушек из книжки Скарри основными персонажами стали люди, которые не были названы в мою честь. К тому же история как-то слишком затянулась, и мне ни за что не удалось бы все это записать в книжке. Куда можно было бы вместить всю эту историю?

– Волна поднялась на высоту четыре с половиной метра и сокрушала всех и вся на своем пути. Она погнула стальные балки на Атлантик-авеню, переворачивала вагончики на железной дороге, вырывала здания из фундамента. Патоки на улицах было по пояс. Подхваченные волной лошади и люди тщетно пытались высвободиться из потока, но чем больше они сопротивлялись ему, тем сильнее застревали.

– Подожди секунду… – Я прервала ее. Что же происходило с этой историей? Обычно я могла вставить немного от себя в сюжет. Я высказывала свое неудовольствие или качала головой, и Марджори возвращалась к прошлому эпизоду, меняя историю, пока она не приходилась мне по вкусу. В этот же раз, вместо того, чтобы попросить ее начать с начала, я спросила: – А что случилось с Марией и ее братьями?

Марджори перешла на шепот:

– Когда цистерна взорвалась, братья Марии убежали в поисках безопасного места. Она тоже пыталась унести ноги, но бежала слишком медленно и обогнать поток не могла. Первой ее настигла тень волны, взобравшаяся по задней части ее ног и вверх по ее любимому свитеру к голове. Патока закрыла собой солнце, и самый прекрасный день сменила тьма. А потом Марию догнала и сокрушила и сама волна.

– Что? Она умерла? Зачем ты это говоришь? Какая ужасная история! – Я спрыгнула с кровати и засеменила, чтобы подобрать валявшуюся на полу книжку Скарри.

– Знаю. – По голосу Марджори можно было бы подумать, что она соглашается со мной, но ее рот снова растянулся в улыбку, а глаза сияли. Она выглядела гордой собой, будто бы только что рассказала самую лучшую из всех историй.

Я снова плюхнулась на кровать, усевшись напротив Марджори.

– Как ты могла придумать что-то подобное?

– Я ничего не придумывала. Это реальная история. Она на самом деле произошла. Мария и еще двадцать человек действительно погибли под волной патоки в Бостоне.

– Это выдумка, такого не было.

– Нет, это было.

– Не было!

– А вот и было.

После еще двух заходов спора в том же духе я все-таки уступила.

– Хорошо. Кто тебе об этом рассказал?

– Никто.

– Тогда ты узнала об этом из Интернета? Ты же понимаешь, не все, что пишут в Интернете, правда. Моя учительница говорит…

– Ты сама можешь посмотреть про затопление патокой в Интернете, я уже проверяла, там есть вся информация. Ну, по крайней мере, по большей части. Но узнала я об этом не из Сети.

– Тогда где?

Она пожала плечами, потом захихикала, перестала и снова пожала плечами.

– Не знаю. Проснувшись вчера, я просто знала об этой истории, будто она всегда была у меня в голове. Мне кажется, так бывает со всеми сюжетами. Даже из реальной жизни. Я понимаю, это неприятная, ужасная, нехорошая история, но я… Я не могу не думать о ней, понимаешь? Я представляю себе, как это ощущалось тогда, каково было бы мне на месте Марии, видеть, вдыхать, слышать и чувствовать то же, что и она в ту секунду, когда над ней нависла волна. Прости, не получается это объяснить. Я просто хотела рассказать тебе об этом, Мерри, поделиться с тобой историей. Понимаешь? – Она добавила в голос металла, который звучал всякий раз, когда она сидела над домашним заданием или кричала мне, чтобы я отстала от нее. – Ты можешь принять это, мисс Мерри?

– Наверно. – Я не верила ей и не понимала, почему она так силилась убедить меня, что об этой истории она узнала не из Интернета. Мне уже было восемь лет, и я больше не была наивной девчушкой. Когда я была совсем маленькой, Марджори рассказывала мне, что все вещи в ее комнате менялись местами сами по себе ночью, пока она спала. Причем она сообщала мне об этом с такой серьезностью, изображая досаду и потрясение, что я переживала вместе с ней ту же досаду и потрясение. Мои эмоции разрастались до почти критических значений, но как раз в тот момент, когда грозили политься слезы, Марджори умела остановить меня одной фразой: «Да ладно тебе, шучу я, шучу. Не переживай, Мерри-мартышка». Мне не нравилось, когда она называла меня «Мерри-мартышка».

– Посмотри, что я нарисовала. – Марджори придвинулась к месту, где я сидела, раскрыла «Вокруг света» и положила книгу нам обеим на колени. На страницах был изображен Амстердам, но она хорошенько потрудилась и переписала буквы названия, чтобы превратить подпись «Амстердам» в некое подобие «Бостона». Она нарисовала гигантскую цистерну, спереди у нее зияла ужасающая дыра с зазубринами, из которой на город изливались струи накаляканной коричневым фломастером патоки. Марджори также изобразила облаченных в спортивные курточки и при галстуках кошек и собак в стиле Ричарда Скарри. Завязшие в патоке животные барахтались, пытаясь спастись. Волна патоки нависла над обреченным поездом, его пассажиры, тоже переделанные в кошек и собак, вопили от ужаса.

Мне хотелось ударить Марджори, двинуть по ее тупому улыбающемуся лицу. Она издевалась надо мной, над моей глупенькой книжкой с ее нелепыми историями. И все же я не могла отвести глаз от страницы. Это было жуткое зрелище, которое сулило мне кошмары, но в этом безумии было что-то завораживающее.

Марджори сказала:

– Смотри. Вон Золотой Жук. – Она указала на желтенькую фигурку с перечеркнутыми глазками и протянутыми в поисках помощи тоненькими как прутики ручками, которые вздымались над паточным потоком. Он одновременно взывал ко всем и ни к кому конкретно.

Я молча захлопнула книгу. Марджори водрузила книгу ко мне на колени и потрепала меня по спине.

– Прости. Может быть, мне не стоило рассказывать тебе эту историю.

Я поспешно, возможно, даже слишком быстро, ответила:

– Нет. Ты можешь со мной говорить обо всем. Рассказывай мне истории. Но можно ли завтра историю, как раньше? Придуманную тобой?

– Да, Мерри. Обещаю.

Я медленно сползла с постели, намеренно стараясь не смотреть в сторону Марджори и глядя на скопление постеров на стене. Сначала, когда я вошла в комнату, я не заметила, что постеры теперь висят на стене внахлест. Виднелись только отдельные фрагменты собранной плеяды певцов, спортсменов и звезд кино. Разрозненные руки, ноги, волосы, пара глаз. Посреди этого коллажа из частей тел, будто бы на самом видном месте, выделялся рот, то ли в улыбке, то ли в злобной гримасе.

– Эй, как тебе мои постеры?

С меня всего этого было довольно. У меня в руках были обе книги, они были невыносимо тяжелыми.

– Так себе, – сказала я, надеясь, что мои слова ее хоть немного заденут.

– Не рассказывай маме и папе, они взбесятся. Но когда я проснулась, клянусь, в моей комнате все было именно так. Если посмотреть на постеры в зеркале…

– Заткнись! Несмешно! – Я выбежала из комнаты. Я не хотела, чтобы она увидела мои слезы.