Текст книги "Заговор богов"

Раковский сдерживал себя из последних сил, чтобы не броситься к двери. Спокойно надо уходить, с достоинством. Он оторвал ногу от пола. Скрипнула плитка паркета. Из гостиницы – вторая дверь, на застекленную веранду. За верандой сад, дорожка к калитке на задворках. На цыпочках прошел в гостиную, снял с плеча сумку. В гостиной никого, кроме девочки с персиками и девочки с горностаем… Одинокая чашка с кофе на журнальном столике. Пепельница, горка окурков. Ни дымка, ни пара…

Анджей подкрался к двери на веранду, осторожно потянул на себя. Полезная штука – интуиция! Тень мелькнула между окнами. Он распахнул дверь и, когда некто в сером, с гладко выбритой головой (а у таких людей приметы размыты) ринулся в проем с веранды, с силой захлопнул дверь! Лопнуло стекло, окатив пришельца осколками. Бритый закричал. Анджей допрыгал до центра помещения, обернулся. «Маломерка» с окровавленным лицом ворвался в гостиную, заметался. Свалить такого – штука несложная. Раковский ринулся в контратаку, чтобы нокаутировать одним ударом, но тот махнул рукой, в которой что-то блеснуло. Страх многократно усилился. Такого лучше не касаться! Раковский ушел в сторону, сумка потянула в другую. Свалился на колени, перевернув журнальный столик, о который немедленно запнулся бритый. Рука с баллоном рассекла воздух. Сверкнула тонкая игла. Пришелец что-то прошипел, провел рукой по окровавленному лицу. Вскричал от боли, напоровшись на осколок. Анджей откатился к дивану – очень кстати. Бритый кинулся, выставив смертоносную иглу. Раковский швырнул ему под ноги сумку, прыгнул вбок, отбив колено. Тот запнулся – не повезло, треснулся черепом об основание камина. Крепкий орех. Когда Анджей поднялся, подобрав сумку, этот «киборг» тоже вставал – пошатываясь, аппетитно слизывая кровь с губ. Оружие с иглой он держал перед собой, на вытянутой руке. Злой огонек поблескивал в его глазах…

Еще немного, и можно опять начинать геройствовать. Но героями не рождаются, героями умирают. Анджей попятился, хрустнув осколками, оттянул ногой дверь на веранду, пробкой вылетел в сад…

Гравийная дорожка, переулок… Он отбежал от дома метров тридцать, когда раздался топот на веранде. Раковский юркнул в боковой проезд, помчался мимо зеленых насаждений, еще раз свернул, выбежал на окраину поселка, пересек мостки над оврагом, пустую баскетбольную площадку (куда все люди пропали?!), ворвался в лес…

Минут через пять выбрался из кустов на проселочную дорогу и перевел дыхание. Лес отступил, проезжая часть укатана, но машин не видно – это еще не трасса в аэропорт. Дорога дальше, за поворотом, в нее и вливалась второстепенная дорога. Раковский сделал несколько шагов и встал как вкопанный: взревел мотор, подмяв молодняк можжевельника, на дорогу взгромоздился темно-синий «Паджеро» с тонированными стеклами! Сердце ухнуло в пятки. Бессмысленно бежать: при наличии у пассажиров огнестрельного оружия игра в пятнашки закончится на восьмом метре…

Он стоял и ждал, что будет. Джип загородил дорогу, рывками сдал назад, едва не провалившись в водосток, криво встал на своей полосе. Открылась дверь, выявилось бледное лицо Замойского.

– Хвала Иисусу, Анджей, мы с вами не разминулись…

Он выглядел ужасно. Ни кровиночки, правая сторона лица искривлена, слова давались с трудом, глаза блуждали. Чтобы выйти из машины, потребовались титанические усилия.

– Садитесь в машину, Анджей, это Провидение вас сюда послало…

Раковский не трогался с места. Ноги приросли к земле, отодрать их можно было только домкратом.

– Это ваш человечек там резвится, пан Кажимеж?

Замойский пытался вымучить доверительную улыбку. Но мышцы лица не работали. Побелели костяшки пальцев.

– Вы спятили, Анджей… Что за чушь? Живо садитесь в машину…

– Не сяду, – покачал головой Анджей.

– Объяснитесь…

– Хорошо, – согласился Раковский. – Объясняю. На пальцах. Средний видите?

– Тупица… – проскрипел Замойский. Он запустил дрожащую руку в пиджак, вытянул компактный серый пистолет, направил на визави. Анджей почувствовал, как всё внутри сжалось.

– Это не зажигалка, поверьте. У вас железные нервы, Анджей, а все железное когда-то ржавеет… Не уходите…

– И все же я попробую, пан Кажимеж, не нравятся мне ваши игры, – Раковский развернулся, сделал шаг.

Тявкнуло, словно собачка из-под колеса. Промазал? Анджей встал и медленно повернулся. Пистолет в руке Замойского подрагивал, казалось, вот-вот выпадет.

– Не искушайте судьбу, Анджей, могу случайно и не промахнуться… Где ваша хваленая интуиция, художник? Живо прыгайте в машину, глупец, пока нас тут не засекли!

Они проехали меньше километра, встали на обочине. Со лба Замойского стекал пот. Он конвульсивно вздрагивал, держался за руль обеими руками, не видя, что оставил включенным указатель поворота.

– На особняк напали, Анджей… Лукаш как раз собрался ехать за вами… – мужчине не хватало воздуха, он задыхался. – Двоих охранников почему-то не оказалось на месте… Лукаш открыл… Парализующий яд, и через пару минут смерть… Я спустился со второго этажа, он уже расправился с Шиманской, бросился на меня… Я увернулся, но все же царапнул по руке, паршивец… Яд попал в организм, недостаточно, чтобы сразу умереть, но он разносится… Что-то отвлекло его, наверное, Корвич, была заминка, мне удалось добраться до машины… – Взгляд Замойского ненадолго сделался осмысленным, он с надеждой смотрел на Анджея. – Вам нельзя возвращаться домой, я не знаю, на кого работает этот ублюдок… Мы совершили ошибку, ума не приложу где… Посторонние выйти на нас не могли, это свои… Не спорьте, Анджей, я отвезу вас в аэропорт, должен довезти… Улетайте в Чехию, ждите инструкций. Расскажете обо всем тем, кто с вами свяжется…

– Какой аэропорт! – вскричал Анджей. – В ближайшую лечебницу! Посмотрите на себя!

– Где они найдут противоядие? – он горько ухмехнулся. – Не помогут даже в лучшей больнице… А если помогут, то пока мы до нее доберемся… Я не сказал вам самого главного… Им не удалось добыть то, за чем они пришли в дом… Оракул лежал в багажнике джипа, уже готовый к отправке… Об этом не знали даже Шиманская с Корвичем… Словно чувствовал – извлек из сейфа, упаковал в цинковый ящик – на час раньше срока… Так уж вышло, Анджей, Оракул должен был лететь в Прагу одним с вами рейсом… Но не полетит, слишком опасно…

Замойский явно лукавил. Он что-то интуитивно подозревал, а может, втайне от партнеров решил разыграть комбинацию. Но это уже не имело значения. В больницу ехать бессмысленно, он прав. Возвращаться домой – тоже не лучший вариант.

– Оракул зарыт на шестнадцатом километре Гржанской дороги, десять шагов на север от километрового знака, край леса, под поваленным дубком… Пусть лежит, не трогайте его… Расскажете в Праге…

– С кем я должен встретиться в Праге?

– Там узнаете…

Приключенческий триллер какой-то…

– Но вы не можете ехать в таком состоянии, – настаивал Анджей.

– Могу, пан Раковский… – Замойский вымученно улыбнулся, включил передачу. – Довезу… Бегите на регистрацию, она уже идет, а я навещу медицинский пункт в аэропорту…

Он медленно вел машину. Приходилось помогать поддерживать руль. Человек слабел. До выезда на трассу, идущую в аэропорт имени Шопена, уже рукой подать. Километра четыре, дорога уперлась в здание аэровокзала. Рывками машина проехала мимо контрольного поста, вползла на площадь, едва не ткнулась в бок таксисту, встала посреди проезжей части – напротив остановки.

– Выметайтесь, Анджей… – нога Замойского на педали тормоза дрожала, машина порывалась тронуться с места. Сзади кто-то сигналил, орал. Серый «Форд» с серебристым радиатором, фырча и чертыхаясь, пошел на обгон.

– Да кто тебя ездить учил, дубина?! – бурный поток замысловатых польских ругательств…

Жизнь Кажимежа Замойского подходила к концу. Он пытался продохнуть – тщетно. Жалобно уставился на Анджея, собрался что-то сказать, обмяк, расплылся по сиденью… Насторожились двое полицейских, мирно курящих у входа в здание. Автомобиль в неправильном месте им чем-то не понравился. Один нахмурился, что-то бросил другому. Коллега кивнул. Вынимая руки из карманов, служители закона отправились наперерез автомобилю. Водитель уже не дышал, рот был открыт, глаза широко распахнуты. Руки сползли с руля. Нога соскользнула с педали. Коробка передач автоматическая – машина медленно тронулась. Бравая полиция уже шагнула с бордюра… Спас пропащее положение экскурсионный автобус, обогнувший джип и вставший у обочины. Разноцветная публика потекла на тротуар. Большущий автобус заслонил полицейских. Анджей спохватился, выскочил из машины. Слева остановка, людям не до него – подошел двухэтажный автобус, граждане брали его штурмом. Он перебежал проезжую часть, слился с толпой. За спиной сквер, аллейки, можно сделать крюк и пройти в здание. Раковский обернулся, прежде чем шагнуть за кустарник. Полицейские обогнули автобус, остановились, озадаченные. Джип, ведомый мертвецом, медленно въезжал в крыло экскурсионному автобусу…

Глава 3

Анджей сидел у иллюминатора, тщетно пытался отвлечься. Трупы перед глазами, бесконечные трупы, трупы… Он настраивал себя на жизнь в Чехии, но не мог избавиться от наваждения. Не доставят ему удовольствия прогулки по древнему городу, основанному славянским вождем по имени Чех. Да и бывал он уже в этой стране…

Раковский не реагировал на внешние раздражители – гул моторов компактного «Боинга», тряску в хвосте (лучше уж в хвосте, чем под хвостом), не слышал, как любознательная туристка из Лодзи засыпает его вопросами. Возможно, часть сознания что-то улавливала, он односложно отвечал, но то, о чем говорили, память не удерживала.

Весь перелет занял меньше часа. В древней Великоморавской державе моросил дождь, небо затянуло серыми облаками. Пассажиры, оживленно переговариваясь, тянулись к выходу.

– Дождь? – разочарованно проговорила туристка из Лодзи и уставилась на Анджея с надеждой – словно он мог разогнать тучи. – Послушайте, а это действительно Чехия?

– Ну… – он сделал неопределенный жест. – Не скажу, что такой уж непреложный факт…

– Шутите, – догадалась сообразительная девушка. – Послушайте, – проговорила она раздумчиво, – а что здесь исповедуют?

– Туризм, – улыбнулся Анджей.

– Правда? – сказала девица. – А вы не из нашей группы? – она опять готова была завалить соседа вопросами. А он еще не соскучился по соотечественникам, да и голова была занята другим.

– Простите, пани, – он начал выбираться в проход. – Это точно Чехия. Исповедуют христианство, а я из другой группы. Простите, надо срочно бежать – компания, куда меня пригласили на должность кризис-менеджера, с минуты на минуту должна развалиться…

В аэропорту Рузыне он долго не задержался. Таможенник мельком глянул на документы, потом на несчастную физиономию предъявителя. Спросил практически по-польски:

– Профессор Раковский?

– Конечно, – удивился Анджей. Тот же вопрос ему задавали в родном аэропорту, и он не стал молчать – прочел работнику таможни краткий курс по мировоззрению Питера Брейгеля, по коему проводит важную исследовательскую работу с чешскими коллегами.

– Добро пожаловать, – таможенник выдал дежурную улыбку и протянул бумаги.

Подробности насыщенного дня остались далеко за кадром. Анджей ходил с пустой головой, не понимая, как оказался в чужой стране, почему никому нет до него дела. Стаканчик кофе из автомата, такси с шашечками, «кодовая» фраза: «Староместская площадь»… Он ехал по старинному городу, в архитектуре и колорите которого переплелись готика, ренессанс, барокко. Хуже настроения придумать было невозможно. А ведь в этом городе множество музеев! Музей на горе Витков, эффектное белое здание, стоящее на том месте, где в 1420 году чешские войска, ведомые Яном Жижкой, в пух и прах разбили крестоносцев. Национальный музей – со знаменитым «Праздником чёток» Альбрехта Дюрера. Уйма великолепных памятников, архитектурных шедевров – крепость Вышеград, Кремль, рыцарский замок Карлштейн на южной окраине в долине реки Беруонки, Еврейский квартал, Еврейское кладбище. Можно неделями бродить и получать удовольствие. Почему не хочется?

Он знал этот город почти наизусть. За три года Прага не изменилась. Машин на улицах прибавилось, заведения уплотнялись. В одном из заведений он и отобедал, расставшись с таксистом. Потрясающая кухня, отличное маринованное «колено», превосходное пиво «Кельт». Анджей отмечал это машинально, без умиления. В гостиницу «Маргот» идти не хотелось – он оттягивал «удовольствие» до последнего. Дождик кончился, Раковский бродил по старинным улочкам, толкаясь в толпе, чувствовал, как проходит головная боль, оживает организм. За несколько часов он исходил почти весь центр. Древнейшая часть Праги: Градчаны, Мала Страна – на левом берегу Влтавы; Старо Място – на правом. Между ними – знаменитый Карлов мост, самый старый мост в Центральной Европе, построенный еще при Карле Четвертом. Примечательная предмостная башня. Южнее Старого града – Новый город: Новое Място, появившееся в Праге еще в Средние века… Он полюбовался на Кремль, красующийся на высоком холме левого берега Влтавы, обошел собор Святого Витта – едва ли не самое древнее здание в городе, шедевр готического зодчества. Стоя рядом с такими монстрами, понимаешь, что небо не слишком высоко. Напрасно готическую архитектуру многие исследователи производят от арабской. Из последней она заимствовала лишь одно – сообщать тяжелой массе роскошь украшений и легкость. Но сама эта легкость передается иначе. Здесь все взаимосвязано: стройный лес сводов, узкие, с бесчисленными переплетами окна, сцепление с массой мелких, пестрых украшений, паутина резьбы от подножия до иглы шпиля…

Анджей бродил по узким улочкам средневекового Старого города, глазел на соборы и обычные здания, ко многим из которых приложил старание знаменитый ваятель Петр Парлерж. Три года назад он не обращал внимания, что в Праге такое количество роскошных пятизвездочных отелей. «Богемия», «Ренессанс», «Пахта Палас», «Мариотт», роскошный «Квестенберг» – практически все в историческом центре Златы Праги. Битый час он провел на Староместской площади, смоля сигарету за сигаретой. У старинной ратуши толпились люди – ожидали представления. Они смотрели на часы пятнадцатого века, с них всегда туристы не сводят глаз. Периодически отворяются створки, появляются фигурки двенадцати апостолов. За апостолами является скелет – Смерть собственной персоной. Она зовет за собой двоих – у одного кошелек, у другого гитара и зеркало. Оба всячески отнекиваются, мотают головами, но Смерть тащит их за собой на аркане. Разражается воплем петух, начинают красиво бить часы…

«Странно, – лениво думал Анджей, – в Праге столько приличных отелей, а меня поселили в какой-то дыре. Неспроста, наверное…»

К шести часам он опять проголодался. Побрел к Вацлавской площади, заглянул в подвальный кабачок, где к вящему изумлению обнаружил на витрине тридцать сортов местного абсента, отзывчивых официанток и все условия для потребления этого алкогольного напитка. С едой это как-то слабо вязалось.

– Драго, пан? – состроил участливую мину бармен.

– Ну что вы, – отозвался Анджей, – вовсе не драго. Деньги надо тратить, а то что-то многовато их стало… – он на пальцах объяснил работнику заведения, что не прочь бы покушать. На столе появился поднос с комплексным обедом. Но это не умаляло достоинств последовавшего за обедом абсента. Оказалось, что, помимо тридцати видов чешского абсента, в заведении предлагают сорок коктейлей на основе последнего. Выпить такое количество он не мог. Пришлось бы оккупировать столик на неделю. Но Раковский старался, и, когда вышел из заведения, в голове основательно шуршало. Изменилось восприятие Праги. Он заметил, что в городе существуют люди. Много красивых девушек. Туристы всех мастей и наций. Музыканты, хиппи, наркоманы, карамельные попрошайки в одеяниях ветхозаветного покроя (не артисты ли местных театров?). Ссорились парень с девушкой, на испанском языке. Основательно перебравший, но гордый римлянин тыкался в переулки, тщась найти хоть одну дорогу, ведущую в Рим…

Анджей погулял по Вацлавской площади, по примыкающим к ней проулкам, отметив интересную особенность – если с наступлением вечера на тесных улочках Старого города тихо и спокойно, то Вацлавская площадь преображается в центр мироздания. Оживают рестораны, театры, кинотеатры. Клубятся толпы. Лафетную улицу он давно заприметил, пару раз прошелся в угрожающей близости от объекта, потом решил, что воздухом свободы он еще не надышался, отправился в сторону заката…

Он шел куда глаза глядят, выбрался из знакомого района. Пропали стрельчатые шпили здания, рококо и ренессанса, потянулись стандартные коробки – современные комфортабельные трущобы. «Народные» автомобили на подъездных дорожках, бродячие собаки, белье на веревках. Двое за столиком, никого не чураясь, употребляли желтый напиток из квадратной емкости без знаков различия, заедали полуфабрикатами. Далеко я забрался, удивился Анджей и осмотрелся, прежде чем повернуть обратно.

На углу коробочки стоял человек и курил. Сбросил пепел, неторопливо отвернулся, стал рассматривать облезлую стену. Сердце тоскливо сжалось…

Анджей торопливо шагал по дорожке, свернул в переулок между серыми коробками, побежал мимо ветхих производственных строений. Погони не было. Без приключений (какая ни есть, а цивилизованная страна) он выбрался из злополучного района, направился в центр. Полчаса спустя нашел Лафетную улицу, убедился в отсутствии слежки. Улочка сравнительно широкая: можно пройти с разведенными руками, уставлена без просветов пряничными домиками с островерхими крышами, вымощена крупным булыжником, она петляла по всем координатам трехмерного пространства. Гостиница «Маргот» выделялась четырьмя этажами, орнаментированными пилястрами, была окрашена в мутно-желтый цвет и вряд ли могла удовлетворить взыскательный вкус привередливого клиента.

Но внутри было чистенько. Переизбытком постояльцев заведение не страдало. Посапывал швейцар на подоконнике, подтверждая правило, что на хорошей работе и сны интересные снятся. Портье, представительница прекрасного пола, за стойкой – второе правило: нет беспомощнее женщины, чем женщина с невысохшим маникюром. Анджей застал ее врасплох. Она выставила перед собой дюймовой длины ногти и смотрела так, словно он явился опечатывать заведение. Но все прошло благополучно. Дама немного понимала по-английски. Для «профессора» из Польши нашелся одноместный номер на третьем этаже. Дама представилась Зденой Тарантовой и уверила клиента, что всегда к его услугам (характера услуг не уточняла). А еще он может положиться на швейцара Збышека, горничных Квету, Веру и Ярмилу. Поужинать здесь можно через дорогу – не такая уж даль – в заведении Янки Комарковой; там же имеется суши-бар, кафе, а на последнем этаже – уютный интим-салон, где молодые массажистки в любое время суток избавят клиента от избытка наличности…

Окончания перечня предоставляемых услуг Раковский не слышал – поднимался на третий этаж. Мутило от абсента, страха, одиночества в чужой стране. Он вставил ключ дрожащей рукой, вошел. В помещении было чисто, не придраться. Салфеточки, вазы, статуэтки, национальный колорит. Анджей бросил сумку, которая до боли натерла плечо. Сил хватило, чтобы запереться и нырнуть под шерстяное покрывало. Уснул мгновенно.

Проснулся тоже сразу, будто кто толкнул – проснись, все пропало! Он не помнил, чтобы в дверь стучали. Ворвалась какая-то Черная Мамба, явно перепутав его с вожделенным Биллом. А может, и не так – вежливо постучали, а когда никто не открыл, решили не беспокоить постояльца, воспользовались отмычкой. Когда он открыл глаза, над ним стояло что-то черное, похожее на балясину с тонкой перемычкой, и простирало к нему загребущие руки. Возможно, его просто хотели потрясти за плечо. Или потрогать. Но страх, пропитавший художника, как формалин мертвеца, не мог оставить равнодушным. Анджей перекатился на другую сторону кровати, рухнул на пол. Женщина ругнулась по-чешски. Ей-богу, женщина – не балясина! Темнота кругом, только звезды мерцали, да с тротуара что-то отсвечивало… Он чувствовал, что за «Черной Мамбой» кто-то стоит. Откуда взялись силы? Раковский резко перевернул кушетку, кого-то придавив. Не женщину, увы. Черная фигурка проворно сделала акробатическую петлю и, когда он поднимался, чтобы броситься в угол, свалилась на него, обняв за горло. Синие круги поплыли в глазах. Удавка стремительно сжималась.

– Идиот… – с чудовищным прононсом зашипела женщина. – Вы точно сошли с ума! Вкрутите лампочку в голове, Раковский. Никто не собирается вас убивать…

– Так я и поверил… – Он выгнулся мостиком, чтобы сделать сальто, но его схватили за ноги. Показалось, что шея с хрустом переламывается. Женщина ослабила удавку, больно хлестнула ладошкой по щеке. Ох уж эта нестабильная женская психика…

Потом на него спокойно надели ботинки, вывели из гостиницы. Урчал мотор, машина ехала и часто сворачивала. Темный двор, лестница, скрипящие половицы. Стесненные условия, мерцание настольной лампы. В тусклом свете было видно, что обстановка предельно спартанская, из удобств лишь два старомодных жестких кресла. В одном из них сидел высокий угрюмый человек: седой, осанистый, породистый. Он внимательно смотрел на доставленного живописца. Глаза поблескивали.

– Сожалею, что так случилось, Анджей, – тихо сказал человек. – Понимаю и разделяю ваше желание двинуть мне в харизму. Что за методы, Ружана? – переходя на английский, сказал он и вскинул глаза.

Женская фигура в темной одежде почти сливалась со стеной. Дама была невысока, коротко пострижена, с острым скуластым лицом, похожим на маску. Такой бы фурии больше подошло имя Фатима, а не Ружана.

– Объект не разобрался, – ровным голосом сообщила женщина. – Пытался оказать сопротивление…

– И оказал, – не без гордости сообщил Анджей.

– Оказал, – согласилась женщина. – У Карела что-то с коленом, а еще придется заплатить за кушетку.

– В следующий раз еще окажу, – буркнул Раковский, – если без стука повалите.

– Ладно, не буйствуйте, Анджей, – вздохнул носитель харизмы. – Инцидент исчерпан. Нормально долетели?

– Спасибо, господин Ангерлинк. Вот только порадовать вас нечем.

Глава тайной организации несколько минут пытливо его разглядывал. Он неважно выглядел. То ли был болен, то ли чем-то расстроен. А в целом за прошедшие две недели господин Ян Ван Гедерс, предпочитавший являться миру под именем Ангерлинк, изменился мало.

– Присаживайтесь, – кивнул он на свободное кресло, – и постарайтесь всё хорошенько припомнить.

Анджей покосился на женщину. Та осталась в комнате. Прислонилась спиной к стене, скрестила руки на груди. Видно, пользовалась высоким доверием. Раковский прилежно пересказал события последних суток. Ангерлинк выбрался из задумчивого состояния, покачал головой, вытащил из кармана плоскую коробочку с сигариллами, закурил, окутав комнату терпким дымом.

– Неприятности, господин Ангерлинк? – угрюмо поинтересовался Анджей. – Не только у меня, но и у вас? Некая сила успешно противостоит вашим попыткам заполучить коллекцию умбара?

На виске Ангерлинка пульсировала жилка – явное подтверждение печального резюме.

– Давайте еще раз, Анджей, – он раздавил сигариллу в пепельнице. – Итак, вы подъехали к особняку, в котором обнаружили наших мертвых людей. Опишите подробно все, что вы увидели.

Раковский описал. И драку с наемным убийцей, и бегство из поселка, и умирающего Замойского на «Паджеро». Ангерлинк испытывал чудовищный дискомфорт – словно тарантул забрался за шиворот, а прогнать не позволяют строгости этикета. Женщина за спиной безмолвствовала, сверля взглядом в черепе Анджея дырочку.

– Что вам известно об Оракуле? – понизил голос Ангерлинк.

– Я видел его в сейфе, – он скорчил лицо честного человека. – Зрелище неважное. О судьбе Оракула мне не известно ничего. Оракул находился в подвале, но после атаки на особняк… не знаю.

Это был отчаянный риск. Прожженный физиономист, Ангерлинк мог пресечь его ложь без особых трудностей. Но Анджей напрягся, призвал на помощь все свои актерские способности. Очень хотелось иметь в проигрышной игре хоть один козырь.

– Замойский перед смертью ничего не говорил об Оракуле? – мрачно спросил Ангерлинк.

– Не говорил… – Раковский придал лицу задумчивое выражение. – Я думал об этом, господин Ангерлинк. Об Оракуле не было ни слова, ни звука. Была мысль, что пану Кажимежу удалось спрятать болванчика, в противном случае он не стал бы отмалчиваться. Думаю, Замойский недооценил свое состояние, считал, что сможет перебороть действие яда, полагался на медицину…

Ложь, похоже, прокатила. Ангерлинк сосредоточенно поигрывал позолоченной зажигалкой.

– Позвольте вопрос, господин Ангерлинк, – нарушил молчание Анджей. – Имеет ли смысл после пропажи Оракула заниматься сбором остальных статуэток?

– Имеет, – очнулся от задумчивости Ангерлинк. – Условно будем считать, что ничего не было. В обозримом будущем мы совершим поездку в Варшаву, попробуем восстановить события рокового дня и, думаю, справимся с логической задачкой. Но данное мероприятие состоится в будущем. Разорваться, к сожалению, мы не можем.

– Будем ждать, пока нас разорвут другие? – спросила Ружана.

Со строптивостью и ужасным характером этой маленькой химеры Ангерлинк, похоже, научился мириться.

– Если оппонентам не достался Оракул – а он, уверен, не достался, в противном случае не стали бы они сидеть и дальше в засаде, – то уже и не достанется, – глубокомысленно изрек Ангерлинк. – Первый уровень они не одолели, хотя настырно лезут на второй. А в чем правила игры, Анджей? На следующий уровень можно попасть, только перебив всех конкурентов на предыдущем. По счастью, они этого не сделали. А теперь о светлом и радостном, – Ангерлинк располагающе улыбнулся. – У вас имеется шанс оставить с носом противника и подняться на новый уровень.

– Я просматривал Библию, – поморщился Анджей. – «И будут последние первыми, а первые – последними…» Вы любите дергать за ниточки, господин Ангерлинк, совершенно не думая, как относятся к этому ваши марионетки. У меня по-прежнему нет альтернативы?

– Есть, – глухо произнесла женщина.

– Ценю ваш черный юмор, – кивнул Анджей.

– Не обижайтесь, мой друг, – сказал Ангерлинк. – Не стоит вспоминать о правах человека. Двадцать второго числа, фактически уже завтра, вы вылетаете в Каир. Запомните номер, – Ангерлинк продиктовал цифры. – Это прямая связь со мной. И забудьте все остальные номера. Можете звонить в любое время суток, но… лучше не затем, чтобы в очередной раз пожаловаться на жизнь.

«А сами уходят в глубокое подполье, – подумал Анджей. – Не желают лишний раз светиться. Он чувствует, что вокруг организации происходит нездоровая возня, и не понимает, с чем это связано».

– Не стоит нервничать, Анджей, – тихо сказал Ангерлинк. – Скоро вас доставят обратно в гостиницу. Надеюсь, вы простите нас за это ночное… мероприятие. При свете дня возможны осложнения, поэтому мы выбрали темное время суток. А пока располагайтесь удобнее, обсудим некоторые технические и финансовые детали дела. Ружана, спасибо большое за присутствие, дальше мы справимся без тебя. Отдохни.

– Хорошо, фрейграф, – смиренно склонила голову Ружана…

В районе трех часов ночи черный автомобиль с мигающим голубым огоньком над рулевой колонкой доставил его до гостиницы. Анджей угрюмо смотрел, как автомобиль будто растворяется в черноте. Совсем отбили сон. Фрейграф… Он подавил непроходящий зубовный стук и спустился в питейное заведение Янки Комарковой. По уверению Здены, оно работало до последнего посетителя и открывалось по первому зову случайного прохожего. Заведение, как ни странно, работало. Уютный погребок с оленьими рогами и бочками, чистенькие столики, одинокий посетитель в дальнем углу, сидящий неподвижно, обхватив голову руками. «Не шпик, – подумал Анджей. – Кто же знал, что я сюда завалюсь?» Девушка в переднике мыла пол ультрасовременной, оснащенной рычажками и кнопками шваброй. Над стойкой возвышался мускулистый субъект с лоснящимся черепом (неужели Янка Комаркова?).

– May I come in? – поинтересовался Анджей.

– Конечно, – на дикой смеси польского и чешского сказал работник. – Проходите, располагайтесь. Вы польский турист-профессор, который поселился в «Марготе»?

Анджей ответил кривой улыбочкой. Если скоро вся Прага будет знать, что «турист-профессор» поселился в «Марготе»…

– Чего изволите, профессор? У нас имеются пятнадцать сортов чешского пива, коньяк «Мартелл», «Реми Мартин» из Шампани, виски «Джек Дэниэлс», «Чивас Регал», шотландский скотч, текила «Сауза», «Херенсия»… А может, по ночам вы предпочитаете шампанское? Тогда к вашим услугам имеется нежнейшее Moёt & Chandon, «Вдова Клико»…

– Всего понемногу, дружище, – вздохнул Анджей. – Начинаем с малого и вперед – до полной победы над здравым смыслом…

Он понял, что такое организация Ангерлинка. Проклятая эрудиция, куда от нее спрячешься?.. Судебные тайные общества впервые возникли в германской империи после изгнания Генриха Льва. Середина XIII века. Самым зловещим из тайных образований было тайное судилище в Вестфалии: Vehm-Gerichte – священное судилище. Императорский суд уже не заседал, власть императора теряла влияние, безобразничали феодалы. Функции карающего меча переходили к тайным судам, никем официально не разрешенным. Принимались к «сведению» все преступления против христианской религии, Евангелия, десяти заповедей. У посвященных имелся тайный язык, шифрованные письма. Согласно мифам, за обедом члены судилища узнавали друг друга по вилкам, острие которых обращали к центру стола. Посвященные приносили клятву: «Клянусь в вечной преданности тайному судилищу, клянусь защищать его от самого себя, от воды, солнца, луны, звезд, всех живых существ, поддерживать его приговоры и способствовать приведению их в исполнение…» Стартовала судебная процедура с обвинения, которое делалось Вольным заседателем. Названному лицу предписывалось предстать пред судом и лично председателем фрейграфа, пред которым на столе лежали обнаженный меч и ивовая веревка. Не являлся – приговаривали заочным решением, соответственно законам, изложенным в «Саксонском Зерцале». Приговор приводился в исполнение немедленно. Изгнание, разжалование, смерть. Шея приговаривалась к веревке, тело – к съедению птицам и зверям, имущество – к конфискации. Судилище внушало людям такой суеверный ужас, что вызова к вестфальскому Вольному графу боялись больше, чем к императору. Суды ликвидировали, последний – во Франции, в 1811 году. Но только формально. Священные судилища продолжали существовать – скрытно от глаз. Из уст в уста передавались страшные подробности приведения в исполнение «справедливых» приговоров: жертву спускали в подземелье, приказывали целовать гигантскую статую Святой Девы. Когда осужденный прикасался к святыне, она раскалывалась пополам, обнажая полость, утыканную гвоздями и лезвиями. Жертва с помощью механизмов втягивалась внутрь, дверцы закрывались. Несчастного пронзали гвозди и ножи. Через минуту разверзался пол, жертва падала вниз. Под люком крутились шесть больших, попарно расположенных барабанов. Каждый барабан был снабжен острыми клинками. Расстояние между барабанами сужалось по вертикали. Под страшным аппаратом имелось отверстие, в котором слышался плеск воды. Жертва – изувеченная, с выколотыми глазами – пролетала между барабанами и в виде мелко нарезанного фарша уносилась протекающим под «плахой» ручьем. Следов экзекуции не оставалось…