Текст книги "Спиноза"

Пол Стретерн
Спиноза. Философия за час

© Paul Strathern 1998

© Гольдберг Ю., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2014

КоЛибри®

Введение

Спиноза – величайший из философов. Он создал метафизическую систему поразительной стройности и красоты, еще более удивительную оттого, что она не была основана ни на реальности, ни на опыте. Спиноза был глубоко религиозным человеком, хотя, по всей видимости, не принадлежал ни к одной из конфессий. Его философия пронизана идеей Бога, а сам он прожил жизнь святого. Вот почему при жизни Спиноза был ненавистен всем религиям, а после смерти его труды очернили, обвинили в ереси и сожгли.

Сегодня, когда философы не обязательно верят в Бога, ведут, подобно всем нам, неправедную жизнь и не могут полностью отрешиться от реальности, Спиноза предстает перед нами как образец мыслителя. Если бы когда-нибудь его канонизировали, он бы стал святым покровителем лицемеров.

Основу философии Спинозы составляет его всеобъемлющая система. Она объединяет иерархический мир средневековой определенности и зарождающееся убеждение, что для достижения истины достаточно одной лишь логики. Его математически рассчитанная система включала Deus sive Natura[1]1
  Бог, или Природа (лат.).


[Закрыть]. Начинается она с основополагающих допущений, из которых при помощи геометрических доказательств конструируется вселенная, которая также является Богом. Это классический пример пантеизма: веры в единство Бога и природы. Любопытно, что подобные убеждения перекликаются с предложенной экологом Джеймсом Лавлоком современной гипотезой Геи, которая рассматривает нашу планету как один огромный организм, или саморегулирующуюся клетку. Система Спинозы также включает холистическую этику, подобную той, что предпочитают современные экологи. Причиняя вред природе, ты причиняешь вред Богу; причиняя вред другому человеку, ты причиняешь вред себе.

Политическая теория Спинозы также опередила свое время. Он верил, что назначение государства – лишь защищать человека, чтобы он мог свободно развивать себя и свои идеи при помощи просвещенной логики.

Систематический теизм Спинозы придает его философии анахроничное своеобразие. Но, как ни парадоксально, выводы, которые он делает из этой устаревшей системы, во многом совпадают с современным направлением мысли – от науки до политики. И система, и выводы отличаются завораживающей красотой, не имеющей равных в истории философии. Будь «в прекрасном – правда, в правде – красота»[2]2
  Джон Китс. Ода греческой вазе. Перевод Г. Кружкова.


[Закрыть], как говорил Китс, философией Спинозы исчерпывалось бы все, что мы знаем, и все, что нам нужно знать.

Жизнь и труды Спинозы

Барух (или Бенедикт) де Спиноза родился 4 ноября 1632 г. в Амстердаме в семье португальских евреев-сефардов – их фамилия происходит от названия города Эспиноса на северо-западе Испании. Его семья иммигрировала в Голландию, где они смогли отказаться от христианства, которое приняли под давлением инквизиции, и вернуться к вере своих предков, иудаизму. Отец Спинозы был успешным торговцем и жил в красивом доме на улице Бургвал, недалеко от Старой португальской синагоги. Его мать, тоже родом из Португалии, умерла при родах, когда Спинозе было шесть лет. Его детство, похоже, было омрачено семейными трагедиями. В двадцать два года у него умер отец, успевший к тому времени похоронить трех жен и четырех детей.

Спиноза воспитывался в строгой еврейской традиции того времени, по многу часов в день проводя за изучением Торы (Ветхий Завет в христианской Библии) и Талмуда, свода законов, правил и традиций иудаизма. Несмотря на утомительную скуку этого ограниченного курса, Спиноза, похоже, учился с удовольствием, и его отец предполагал, что он станет раввином. В свободное время юного Спинозу поощряли брать уроки латыни и древнегреческого. Окружающая действительность и современный мир, видимо, играли совсем небольшую роль в его образовании – как впоследствии и в его философии. Но Барух Спиноза не был «молодым стариком». Еврейские студенты, отличавшиеся независимым мышлением, начинали роптать на ортодоксальные ограничения и запреты. Они считали, что их духовные потребности переросли обычаи и традиции доисторических азиатских кочевников, и начали ставить под сомнение Тору.

Лидеры еврейской общины были глубоко обеспокоены этой тенденцией. Республика Соединенных провинций Нидерландов отличалась веротерпимостью – но лишь в сравнении с ментальностью ку-клукс-клана, преобладавшей в остальной Европе. (Именно у испанской инквизиции той эпохи ку-клукс-клан позаимствовал свои капюшоны.) Евреи по-прежнему не считались гражданами Голландии, и критика евреями Библии расценивалась как оскорбление христианства.

Поэтому еврейская община вряд ли обрадовалась, когда Спиноза стал излагать свои неортодоксальные взгляды за пределами синагоги. Он утверждал, что Пятикнижие (первые пять книг Библии) несостоятельны не только с научной, но и с богословской точки зрения. В довершение всего двадцатидвухлетний Спиноза заявил, что в Библии отсутствуют доказательства, что у Бога есть тело, что душа бессмертна, что ангелы действительно существуют (по всей видимости, борьба Иакова с ангелом была чем-то вроде эпилептического припадка).

Спиноза был необычайно умным молодым человеком, и спорить с ним было практически невозможно, поэтому лидеры еврейской общины решили действовать иначе. Поначалу он пытались заткнуть ему рот туманными угрозами, но когда увидели, что Спиноза упрям и не откажется от своих идей, то предложили ежегодное содержание в 1000 флоринов при условии, что он уедет и будет держать свои мысли при себе. (В те времена на 2000 флоринов студент мог прожить целый год.) Учитывая серьезность богохульства Спинозы, реакцию еврейской общины можно считать на удивление мягкой. Но Спиноза отверг щедрое предложение. Обычно этот поступок приводят как пример его праведного отказа скрывать истину. Впрочем, в XVII в. еврейская община Амстердама могла иметь другое мнение, и это вполне объяснимо. Но как заставить Спинозу замолчать?

Однажды вечером, когда Спиноза выходил из Португальской синагоги, к нему подошел какой-то человек. Спиноза успел заметить кинжал в поднятой руке незнакомца и отпрянул, вытянув вперед руку в плаще, чтобы защитить себя. Кинжал пропорол плащ, но сам юноша не пострадал (говорят, он сохранил разрезанный плащ как память). Человека, напавшего на Спинозу, обычно причисляют к фанатикам, и, вполне возможно, это соответствует действительности. С другой стороны, он мог быть человеком безрассудной храбрости, который решил избавить общину от серьезной опасности, совершив преступление, за которое его почти наверняка поймают и повесят. Святость и мученичество – и то и другое требует равной гордыни.

И тут Спиноза, словно ему этого было мало, публикует открытое письмо к раввинам синагоги. В нем он подробно излагает свои взгляды, подкрепляя их цепочкой логических доказательств, по его утверждению, неопровержимых.

Руководители общины решили, что теперь выбора у них нет: они должны продемонстрировать христианам, что больше не имеют ничего общего со Спинозой. По их мнению, Спиноза теперь никто, бывший иудей. В июле 1656 г. состоялась торжественная церемония отлучения, и Спинозу исключили из еврейской общины. В синагоге протрубили в рог, одну за другой погасили свечи и произнесли древнее проклятие: «По произволению ангелов и приговору святых мы отлучаем, отделяем и предаем осуждению и проклятию Баруха. Да будет он проклят и днем и ночью, да будет проклят, когда ложится и встает; да будет проклят и при выходе и при входе! Да сотрет Адонай имя его под небом и да предаст его злу, отделив от всех колен Израилевых со всеми небесными проклятиями, написанными в книге законов! Никто не должен говорить с ним ни устно, ни письменно, ни оказывать ему какие-либо услуги, ни проживать с ним под одной крышей, ни стоять от него ближе чем на четыре локтя, ни читать ничего им составленного или написанного!» Неудивительно, что после такой рекомендации произведения Спинозы по сей день вызывают живейший интерес у еврейских (и не только) читателей.

Между тем двадцатитрехлетний Спиноза оказался в стесненных обстоятельствах. Его отец умер годом раньше, оставив ему все деньги. Однако в полном соответствии с обычаями того времени (как у евреев, так и у христиан) другие члены семьи были очень недовольны завещанием. Сводная сестра Спинозы Ребекка подала в суд, утверждая, что все имущество по праву принадлежит ей.

Будучи святым, Спиноза не нуждался в незаслуженном богатстве. Но он был еще и философом и поэтому не мог допустить и мысли о поражении в споре. Спиноза оспорил иск. Потратив много времени, а также денег на юристов, Спиноза выиграл тяжбу – а затем сообщил сестре, что она все может взять себе (за исключением кровати на четырех столбиках с пологом, которая нравилась ему самому). Поступив так, как подобает философу, Спиноза остался без гроша. А после церемонии отлучения у него не было даже достойного еврейского дома для своей кровати.

Спиноза был вынужден остановиться у своего друга-христианина по имени Афиниус ван ден Энде, который содержал в своем доме частную школу. Бывший иезуит, ван ден Энде теперь превратился в либерала. Высокообразованный человек, прекрасно знающий классическую литературу, он был не только учителем, но также считал себя хорошим поэтом и драматургом. Школа Афиниуса ван ден Энде пользовалась уважением, хотя некоторые чрезмерно осторожные родители забрали из нее детей, опасаясь, что их научат самостоятельно мыслить. Свободомыслие официально считалось абсолютно недопустимым, но неофициально на него смотрели как на часть образовательного процесса, стадию, которую ученики скоро перерастут – как это происходит и в наши дни.

За кров и стол Спиноза расплачивался с ван ден Энде преподаванием в его маленькой частной школе. Он также не упускал возможности учиться самому: совершенствовал латынь и греческий, быстро наверстывал свое отставание в математике, познакомился со схоластическими взглядами Аристотеля. Примерно в это же время он начал изучать комментарии к Аристотелю выдающихся еврейских ученых, Моше бен Маймона (нам он больше известен как Маймонид) и Хасдая Крескаса из Сарагосы (большинство о нем вообще не знает). Крескас придерживался мнения, что материя вечна, а акт Творения представляет собой просто наведение порядка – эта теория оказала серьезное влияние на философию самого Спинозы.

По вечерам ван ден Энде знакомил Спинозу с последними работами Декарта, которые произвели революционный переворот в философии. Жесткая механистическая модель, описывающая устройство вселенной, окажет решающее влияние на взгляды Спинозы, хотя он и проигнорирует субъективную составляющую философии Декарта (которая в первую очередь и делает ее революционной). Вероятно, именно в это время Спиноза прочел труды Джордано Бруно, великого представителя свободного духа и оригинального мыслителя XVI в. Присущая Бруно поразительная смесь оккультных идей и передового научного мышления привела к тому, что его отлучили от церкви как протестанты, так и католики (которые, помимо всего прочего, сожгли его на костре). И снова Спиноза проигнорировал удивительные по своей оригинальности аспекты его философии (а также фантастическую черную магию), но принял метафизическую идею о бесконечной и пантеистической вселенной. Спиноза последовательно усваивал разнообразные ингредиенты, которые в жаркой печи его интеллекта превратились в непревзойденное философское изделие, бесконечно сладкое, с аппетитными философскими «вишенками», со «сливами» наблюдений в густом теологическом креме, с прослойкой из «марципанизма», покрытое твердой глазурью геометрии и увенчанное единственной горящей свечой своей уникальности. (Чуть позже мы узнаем, каково оно было на вкус.)

Тем не менее в этот период своей жизни Спиноза увлекался не только философией. Говорили, что он влюбился в Клару Марию, дочь ван ден Энде. Судя по портретам и описаниям, в зрелые годы Спиноза должен был производить странное впечатление, но в юности эта манерность гения почти наверняка еще не пробудилась ото сна. Современники говорили, что он был невысок, со смуглым лицом и черными курчавыми волосами. Один из них утверждал, что «по его внешности можно было сразу узнать потомка португальских евреев», другой говорил, что у него лицо «сефардского гранда».

Клара Мария ван ден Энде преподавала классическую литературу и музыку в отцовской школе. По свидетельству одного источника, «она не была красавицей, но обладала острым умом, озорным юмором и большими способностями» (к чему именно, не уточняется). К сожалению, девушка питала нежные чувства к одному из учеников, юноше по имени Дирк Керкринк, за которого в конечном счете вышла замуж.

Другие источники опровергают эту версию, указывая, что в то время Кларе Марии было всего двенадцать лет. Неизвестно, был ли Спиноза-Гумберт влюблен в Клару-Лолиту, но другие свидетельства указывают, что Спинозу не назовешь равнодушным к женским прелестям гением, каким его любили изображать первые биографы. В отличие от других великих философов, Спиноза очень точно, с глубоким пониманием психологии, пишет о любви и ревности. Одна из теорем его «Этики» гласит: «Чем более аффект, который, по нашему воображению, питает к нам любимый нами предмет, тем более мы будем гордиться»[3]3
  Здесь и далее «Этика» цитируется в переводе Н. Иванцова.


[Закрыть]. В следующей теореме он утверждает: «Если кто воображает, что любимый им предмет находится с кем-либо другим в такой же или в еще более тесной связи дружбы, чем та, благодаря которой он владел им один, то им овладеет ненависть к любимому им предмету и зависть к этому другому». И далее определяет ревность как «колебание души, возникшее вместе и из любви и ненависти, сопровождаемое идеей другого, кому завидуют».

Человек, написавший эти слова, несомненно испытывал чувства, которые они передают. И маловероятно, что эти чувства были связаны с двенадцатилетней девочкой. Почему? В «Трактате об очищении интеллекта» Спиноза упоминает, не вдаваясь в подробности, травматическое переживание, изменившее его жизнь: «На самом деле я увидал себя подвергающимся величайшей опасности и вынужденным с напряжением всех сил искать против нее средства, хотя бы даже недостоверного. Так больной, страдающий смертельной болезнью и предвидящий неизбежную смерть, если он не примет средства против нее, вынуждается искать этого средства с напряжением всех своих сил, хотя бы оно было и недостоверным, так как в нем лежит вся его надежда»[4]4
  Здесь и далее «Трактат об очищении интеллекта» цитируется в переводе В. Половцовой.


[Закрыть]. Это подвигло его на поиски совсем другой любви – ведь «любовь к вещи вечной и бесконечной питает дух исключительно радостью, притом радостью свободной от всякой печали; и эта радость является в высшей степени желательной и достойной напряжения всех сил к ее отысканию». (В философии Спинозы эта любовь предстает в виде одной из воодушевляющих поэтических идей – amor intellectualis dei[5]5
  Познавательная любовь к Богу (лат.).


[Закрыть].) Судя по тому, что нам известно о Спинозе, он вряд ли считал любовь между мужчиной и женщиной «смертельной болезнью», которой нужно избегать «с напряжением всех сил». Но дальнейшие фрейдистские гипотезы требуют бо́льших знаний о его жизни и личности, чем те, которыми мы располагаем.

Вскоре после предполагаемого эпизода с Кларой школа ван ден Энде закрылась – ее директор неожиданно исчез, как это часто случается с директорами частных школ, – по всей видимости, где-то во Франции. Там его ждал печальный конец, когда он стал участником нелепого заговора с целью свержения Людовика XIV и создания утопической республики, был схвачен и публично повешен.

В 1650-х гг. Спиноза начал обучаться ремеслу шлифовщика линз. В то время в Голландии линзы пользовались большим спросом. Они были нужны для изготовления микроскопов, которые использовали в такой процветающей отрасли, как торговля бриллиантами, для морских подзорных труб и очков для чтения (в Средние века они быстро стали модным аксессуаром, как сегодня мотоцикл с двигателем объемом 1000 кубических сантиметров). Оставив преподавание, Спиноза всю дальнейшую жизнь был вынужден зарабатывать шлифовкой линз. Говорили, что он стал искусным мастером и что за его линзами буквально охотились. Первое утверждение вполне может относиться к разряду мифов, а вот второе соответствует действительности – хотя никакой выгоды Спинозе это не принесло. В XIX в., когда расцвела торговля сувенирами, имевшими отношение к знаменитым людям, антиквар из Амстердама по имени Корнелиус ван Халевейн начал продавать ошлифованные Спинозой линзы богатым еврейским предпринимателям, заезжим немецким профессорам и другим коллекционерам. Эти исторические линзы были невысокого качества, и теперь подсчитано, что Халевейн продал, по всей видимости, несколько сотен штук. Должно быть, он наткнулся на запасы линз, шлифовку которых Спиноза не успел закончить.

Спиноза удалился в деревню, чтобы всерьез заняться шлифовкой линз. Теперь количество линз уже не уступало количеству оригинальных идей. К этому времени бо́льшую часть его немногочисленных друзей составляли ремонстранты, члены христианской секты, подобной секте меннонитов, независимый, богобоязненный образ жизни которых привел к тому, что против них объединились все остальные христиане Голландии. Именно в этот период Спиноза сменил имя на Бенедикт (которое, как и имя Барух, означает «благословенный»). Однако нет никаких свидетельств, что он перешел в христианскую веру.

В конечном счете Спиноза нашел пристанище в деревне Рейнсбург еще у одного ремонстранта, хирурга Германа Хоумана. В те времена это было глухое местечко на берегу Рейна в окрестностях Лейдена. Тот дом до сих пор стоит напротив картофельного поля на тихой улице пригорода, которая теперь носит имя Спинозы. Окно в комнате Спинозы, должно быть, выходило на плоскую равнину с полями и каналами, уходящими вдаль под серым небом до самого горизонта. Здесь Спиноза написал две работы, заложившие основы всей его философии. Одной из них была «геометрическая версия» декартовских «Первоначал философии». Эта обширная, несколько беспорядочная работа была написана французским философом в конце жизни, и в ней он изложил все свои философские и научные теории. Спиноза хотел преобразовать рассуждения Декарта в последовательность геометрических доказательств, верность или ошибочность которых была бы сразу понятна каждому. На Спинозу произвели огромное впечатление идеи Декарта, который изменил философию так, как больше не удавалось ни одному философу ни до, ни после него. Но Спиноза хотел создать свою, стройную и оригинальную, философию и поэтому должен был избавиться от мощного влияния Декарта. С этой целью он преобразовал легкий и ясный стиль французского философа в почти непреодолимое нагромождение математических рассуждений.

Другое сочинение Спинозы этого периода называется «О Боге, человеке и его счастье». Написанная на голландском языке, эта работа содержит многие идеи, которые вскоре появятся в его зрелой философии. К сожалению, когда Спиноза приступил к созданию своих главных трудов, он отказался от понятного голландского в пользу латыни и выбрал «геометрический» стиль, которым изложил работу Декарта. Это сделало его шедевр, «Этику», очень трудной для чтения. Вся книга, подобно «Геометрии» Эвклида, представляет собой последовательность определений, аксиом, теорем и доказательств. Например:

Определение

1. Книга – это то, что вы можете прочесть.

2. Стиль – это способ, выбранный автором для написания книги.

Аксиомы

1. Мы читаем книгу, потому что нам интересно узнать, что хотел сказать автор.

2. Стиль книги играет важную роль в ее привлекательности.

Теорема

Этот стиль неудобочитаем.

Доказательство

Вероятно, большинство людей уже отказались читать это доказательство (см. аксиому 1). Если вы дочитали до этого места, то, вне всякого сомнения, скоро бросите, если я продолжу использовать этот стиль (см. аксиому 2). Таким образом, этот стиль неудобочитаем. Что и требовалось доказать.

Всего в «Этике» больше двухсот страниц подобных рассуждений. Даже самый терпеливый читатель не выдержал бы такого обращения. Неудивительно, что немногие сумели дочитать «Этику» до конца (Часть V. Теорема XLII с ее доказательством, которое включает ссылки на пять предыдущих теорем, одно предыдущее определение и на следствия двух последующих доказательств. Что и требовалось доказать). Лейбниц, один из немногих, кому это удалось, утверждал, что, несмотря на тесную взаимосвязь элементов всей философской системы Спинозы, не все доказательства следуют одно за другим с безупречной математической строгостью. В фабуле книги имелось несколько неожиданных поворотов, и просто нужно было знать, где их искать.

Но какова же фабула книги? Спиноза начинает с восьми определений. Они составляют основу его представлений о мире и его философии. В них определяются:

1. причина самого себя

2. вещь, конечная в своем роде

3. субстанция

4. ее атрибуты

5. ее модусы

6. Бог

7. свобода

8. вечность

Как видно из самого характера этих определений, Спиноза рассматривает мир с исключительно рациональной и абстрактной точки зрения. Это становится еще более очевидным, если взглянуть на некоторые определения:

– Под причиною самого себя (causa sui) я разумею то, сущность чего заключает в себе существование, иными словами, то, чья природа может быть представляема не иначе, как существующею.

– Конечною в своем роде (in suo genere finita) называется такая вещь, которая может быть ограничена другой вещью той же природы. Так, например, тело называется конечным, потому что мы всегда представляем другое тело, еще большее. Точно так же мысль ограничивается другой мыслью. Но тело не ограничивается мыслью, и мысль не ограничивается телом.

Далее Спиноза определяет два самых главных для своей системы понятия: Бог и вечность.

– Под богом (Deus) я разумею существо абсолютно бесконечное, т. е. субстанцию, состоящую из бесконечно многих атрибутов, из которых каждый выражает вечную и бесконечную сущность.

– Под вечностью (aeternitas) я понимаю самое существование, поскольку оно представляется необходимо вытекающим из простого определения вечной вещи.

Объяснение. В самом деле, такое существование, так же как и сущность вещи, представляется вечной истиной и вследствие этого не может быть объясняемо как продолжение (длительность) или время, хотя и длительность может быть представляема не имеющей ни начала, ни конца.

На основе этих определений Спиноза при помощи доказательств, подобных геометрическим доказательствам Эвклида, конструирует необходимую, детерминистскую и неопровержимую систему, которая включает всю Вселенную. Каждый аспект существования логически необходим, а каждая непротиворечивая логическая вероятность должна существовать. (Современная физика доказала, что существуют также логически противоречивые системы, такие как квантовая теория света, – сегодня вселенная Спинозы была бы погружена во тьму.)

Мир Спинозы пантеистический – то есть вселенная тождественна Богу, и наоборот. Он называет это Deus sive Natura: Бог, или Природа. Это единственная субстанция. Бог-Природа имеет бесконечное число атрибутов. Мы же способны воспринимать только два из них: протяженность и мышление. Эти два атрибута ограничивают наш мир как два измерения, и мы остаемся в неведении об остальных измерениях, число которых бесконечно (минус два).

Спинозе удается разрешить трудную проблему, с которой не справился Декарт: каким образом разум (основу которого составляет логика) взаимодействует с телом (им управляют законы механики)? Согласно системе Спинозы, «душа и тело составляют один и тот же индивидуум, представляемый в одном случае под атрибутом мышления, в другом – под атрибутом протяжения». Разум и тело просто разные аспекты одной и той же субстанции, Deus sive Natura, воспринимаемые с точки зрения всего двух из бесконечного числа атрибутов.

Наше понимание ограничено лишь двумя из бесконечного числа атрибутов Бога, но оба они подтверждают общую логику. «Порядок и связь идей те же, что порядок и связь причин». Причина и следствие в природе связаны так же жестко и неотвратимо, как и в процессе мышления. Таким образом, в бесконечной вселенной Спинозы причина и следствие становятся частью более общей логической необходимости. Наш мир, описываемый протяженностью, логически предопределен, цепочки причин и следствий в нем логически необходимы, необратимы и неотвратимы (точно так же, как в логических построениях нашего мышления). Аналогичным образом конечные вещи с неизбежностью следуют из бесконечной субстанции. Тем не менее они остаются частью Deus sive Natura (Бога, или Природы).

В таких обстоятельствах вопрос «Откуда мы знаем, что эта божественная субстанция существует?» может показаться излишним. Представьте, что в мире, который мы ощущаем, нет божественного существа. Но без этой основы мы жили бы в мире, лишенном метафизической субстанции, в неупорядоченной вселенной. Сегодня многие из нас полагают, что такой мир возможен, – в отличие от Спинозы. Ему нужно было доказать свою идею Deus sive Natura. И он прибегнул к доказательству, характерному для его противоречивой позиции между иерархией средневековой определенности и отвагой нового мышления зарождающегося века разума.

В Средние века для доказательства существования Бога часто использовали онтологический аргумент. Вкратце его можно сформулировать так: идея Бога является величайшей из всех идей, которые мы способны вообразить. Если эта идея не включает атрибут существования, тогда должна быть еще более величественная идея, которая его включает. Таким образом, величайшая из всех возможных идей должна существовать – в противном случае возможно существование превосходящей ее идеи. Что и требовалось доказать. Бог существует. В описании уникальной бесконечной субстанции, которую он назвал «Бог, или Природа», Спиноза использовал несколько вариантов этого аргумента. Во-первых, это идея субстанции: «…если кто скажет, что он имеет ясную и отчетливую, то есть истинную, идею о субстанции, но тем не менее сомневается, существует ли таковая субстанция, то это будет, право, то же самое, как если б он сказал, что имеет истинную идею, но сомневается, однако, не ложная ли она». Из этого следует: «Так как затем природе субстанции… свойственно существовать, то ее определение должно заключать в себе необходимое существование и, следовательно, из простого определения ее можно заключать о ее существовании».

Средневековая софистика? Критикам такого подхода можно ответить, что он в значительной степени остается элементом современного мышления. Сегодня ученые используют подобную аргументацию для обоснования нескольких важнейших гипотез, в том числе теории Большого взрыва и единой теории. Даже такой выдающийся современный физик, как Стивен Хокинг, задавался вопросом: «Достаточно ли убедительна единая теория в том, что касается ее собственного существования?» Подобный аргумент предполагает неизбежный вывод: вселенная должна быть такой, какая она есть, и она должна была быть создана, поскольку существование другой вселенной (или ее отсутствие вообще) невозможно. Вне всякого сомнения, Спиноза согласился бы с этим метафизическим аргументом. Будучи высшей метафизической идеей, Deus sive Natura Спинозы относится к той же категории, что и теория Большого взрыва. Ее евклидова математика может устареть, но неотразимая красота этой идеи неоспорима.

Несмотря на сознательные усилия Спинозы облечь свою метафизическую систему в геометрические формы, она несет в себе глубоко поэтичные черты. Вот лишь несколько примеров: цель мудреца – попытаться увидеть вселенную как видит ее Бог, sub specie aeternitatis[6]6
  Под формой вечности (лат.).


[Закрыть]. Тело любого человека – это часть тела Бога, и, причиняя вред другим людям, мы вредим себе. Счастье каждого из нас зависит от счастья всех. Вселенную невозможно объяснить посредством чего-то другого, даже Бога, потому что вселенная – это Бог. Таким образом, вселенная не имеет смысла и одновременно является смыслом самой себя.

Многие идеи Спинозы находят живой отклик и понимание у тех, кто не верит в Бога и не принимает его систему. Пророческой оказалась его теория чувств. В отличие от большинства философских теорий, появившихся до наступления XX в., представления Спинозы не выглядят неадекватными или наивными (или просто неверными) в свете современной психологии. Желание он определяет как «сущность человека». А удовольствие – «такое пассивное состояние, через которое душа переходит к большему совершенству». Страдание – это противоположность удовольствия. Удивление «есть воображение какой-либо вещи, приковывающее к себе душу вследствие того, что это единственное в своем роде воображение не имеет с другими никакой связи». Сравните это высказывание со знаменитой фразой Платона, что философия начинается с удивления. Нетрудно представить, как охваченный удивлением Спиноза размышляет о Боге, который не связан ни с чем другим, потому что он и есть все. Однако его определение любви, которая «есть удовольствие, сопровождаемое идеей внешней причины», похоже, не согласуется с концепцией amor intellectualis dei. По мнению Спинозы (с ним согласна современная психология), эта познавательная любовь к Богу должна включать элемент любви к себе – если Бог и Природа одно и то же. И этот элемент не имеет внешней причины. Спиноза пытается разрешить противоречие, утверждая, что «познавательная любовь души к Богу составляет часть бесконечной любви, которой Бог любит самого себя». Но этот аргумент, похоже, лишь подтверждает изъян в его аргументации.

Несмотря на эти очевидные противоречия, Спиноза переходит к «доказательству» нескольких глубоких догадок. «Нет ни надежды без страха, ни страха без надежды». И уверенность, и отчаяние проистекают «из идеи будущей или прошедшей вещи, причина сомневаться в которой исчезла».

Как бы то ни было, тот же самый вопрос о сомнении (и ошибке) обнаруживает серьезный изъян в философии Спинозы. Сам он не сомневался в истинности и непреложности своих идей: «Я вовсе не претендую на то, что открыл наилучшую философию, но я знаю, что постигаю истинную. Если же вы спросите, каким образом я знаю это, то я отвечу: таким же образом, каким вы знаете, что три угла треугольника равняются двум прямым»[7]7
  Спиноза Б. Письмо Альберту Бургу. Перевод В. Брушлинского.


[Закрыть]. Спиноза относился к сомнению и ошибке так же, как неоплатоники, считая их следствием нашего непонимания или недостаточного понимания истины (которая является единственной реальностью). Это утверждение не более состоятельно, чем заявление о геометрической неоспоримости его философии. (Спиноза этого знать не мог, но в неевклидовой геометрии, которая описывает криволинейные поверхности, сумма углов треугольника не обязательно равна двум прямым углам.)