Текст книги "Страстная и непокорная"

– Наверняка иначе, – прервала его Грейс. – Не удивлюсь, если в конце концов капитан вспомнит о каком-нибудь срочном деле, которое нельзя отложить. – И она обернулась к Джайлзу, искренне раскаиваясь за свою резкость. – Простите нас, капитан.

Джайлз прочистил горло и смущенно огляделся, раздумывая, что скажет ее отец, если Джайлз просто предложит завтра же забрать Грейс с собой и обвенчаться с ней как можно скорее в Порт-Рояле.

Лицо Эдмунда прояснилось.

– Уверен, вам надо сделать какие-нибудь приготовления. Пригласить друзей, отложить на несколько недель дела…

– Ты о чем? – спросила Грейс.

Джайлз мигнул. Черт побери! Трудно было найти более неподходящее время и место для обсуждения его брака с Грейс.

– Э… У нас с Грейс не было возможности… э-э-э… поговорить, – пробормотал он.

– О чем? – резко спросила Грейс.

Мату издала странный, исполненный страдания звук, а Иоланта подалась вперед, чтобы лучше услышать.

– О свадьбе, дорогое дитя, – приторным голоском проговорила она, но в ее тоне чувствовалась насмешка. – Твой отец и капитан Кортни договорились, что ты должна выйти замуж через три недели.

– Как? – слабо вскрикнула Грейс. Сердце Джайлза бешено забилось.

– Я просил у вашего отца позволения… – начал он.

– А вам не пришло в голову спросить и меня? – в гневе воскликнула Грейс.

– Разумеется, я собирался просить вас…

– Когда?

«Ну хватит, – решил Джайлз. – Господи, что за путаница!»

– Ну конечно, не у постели умирающего ребенка!

– А когда же вы нашли время обсудить это с моим отцом? Господи, неужели вы обсудили это с ним сразу, как приехали? Вы же меня совсем не знали! И сейчас не знаете. Ничего обо мне не знаете!

– Я знаю все, что мне нужно! – резко ответил Джайлз, но затем остановился, молча посчитал до десяти и решил, что не позволит ситуации выйти из-под контроля, по крайней мере не дальше, чем это уже произошло. – Грейс, нельзя ли нам обсудить это утром? Мы оба устали. И я думаю, вам надо прежде поговорить с отцом.

– Капитан, нет смысла это обсуждать. Вы пока не удостоили меня предложением, но я вам отказываю. Если вы намереваетесь остаться у нас и продолжать ухаживания, то лучше не трудитесь. Так что не важно, услышите вы или нет наш с отцом разговор.

– Еще одно слово, Грейс, и ты пожалеешь! – сквозь зубы прорычал Эдмунд.

Она бросила на него гневный взгляд.

– И что ты тогда сделаешь, отец?

– Отрекусь от тебя.

Джайлз был потрясен. Отречься от дочери?

– Сэр, я не хочу, чтобы Грейс выходила за меня замуж по принуждению.

– Я вам отказываю, – повторила Грейс.

– Ни слова больше! – с угрозой в голосе проговорил Эдмунд.

– Мистер Уэлборн… – произнес Джайлз. Но тут вмешалась Мату и прекратила ссору.

– А-а-а! – закричала она, размахивая руками. Смотрела она при этом на Эдмунда, но показала на себя, потом на Грейс, потом на заднее окно комнаты и видневшуюся в нем кухню. Эдмунд резко кивнул в ответ.

Грейс смотрела на него с недоверчивым видом.

– Меня с няней ссылают на кухню?

– Ты ведешь себя как строптивый ребенок! – выпалил Эдмунд.

Грейс задохнулась от возмущения, но Мату опять жалобно вскрикнула и жестом позвала девушку за собой. Ее темно-карие глаза впились в Эдмунда, переметнулись на Иоланту и снова на хозяина.

– А мы с тобой, Иоланта, пойдем прогуляться, – проворчал Эдмунд.

– Эта черная сука – не моя нянька! – прошипела Иоланта. – Я не позволю, чтобы она мной командовала.

– Не твоя, – согласился Эдмунд, – но зато я – твой муж, и я еще не отправил твой последний заказ портнихе и не уверен, что вообще отправлю.

Сердито фыркнув, Иоланта выплыла из комнаты, предоставив мужу идти следом. Эдмунд пожал плечами:

– Простите, капитан, что оставляем вас наедине. В корзинке вы найдете ужин. – Он указал на стол. – Мату всегда была единственной, кто мог справиться с Грейс. Но я уверен, что вы и она… Э-э-э… то есть я хочу сказать, что с вами она будет совсем другой. Просто сейчас девочка немного расстроена. Я сам виноват, не сообразил, что у вас не было времени сделать ей предложение. Переволновался, в этом все дело. – Голос Эдмунда звучал все неувереннее. Потом он бросил взгляд на дверь, которую не закрыла его жена, расправил плечи и добавил: – Приятного аппетита, капитан. – И вышел вслед за Иолантой.

В безмолвном удивлении Джайлз стоял посреди покинутого обитателями зала. В чем смысл происшедшего? Что он делает? Будь у него хоть капля здравого смысла, он немедленно погрузился бы на «Надежду», доплыл до Порт-Рояля, отправился в таверну «Морская нимфа» и заплатил бы какой-нибудь блуднице за ее честные услуги. Конечно, можно уплыть, но он не был уверен, что желает объятий другой женщины.

Пожалуй, стоит остаться и отыскать свой бриллиант среди осколков битого стекла, которые впиваются в ноги каждому, ступающему на землю плантации Уэлборна. После событий сегодняшнего вечера, когда Джайлз имел возможность наблюдать за Грейс и ее родителями в таких странных обстоятельствах, он окончательно убедился, что Грейс – поразительная женщина. В ней есть огонь, мужество, острый ум – и все это в целости и сохранности, несмотря на чудовищный эгоизм Эдмунда и Иоланты. Он потратил слишком много лет своей жизни, занимаясь поисками сокровищ, чтобы ошибиться и не рас познать это сокровище, когда оно неожиданно попалось ему на пути. Джайлз признавал, что в душе он по-прежнему пират, а потому своего не упустит.

Моряк провел рукой по взъерошенным волосам, почесал голову и опустил взгляд на корзинку с едой. Он вдруг осознал, что ароматный дух копченой рыбы и свежего ромового кекса поднимается как раз оттуда. Интересно, справится он с целой корзиной?

Глава 5

Кейя только что закончила убирать кухню, собиралась погасить последнюю лампу и, прихватив фонарь, отправиться спать. Угли в большом круглом очаге медленно умирали, распространяя тусклый призрачный свет, от них все еще веяло жаром, нагревавшим и без того теплый ночной воздух. Увидев Грейс и Мату, Кейя остановилась.

– Вы давно не приходить болтать. – Она поставила лампу на стол и неохотно двинулась к двери. Даже ее худая спина выражала непомерное любопытство.

Не обращая внимания на кухарку, Мату завела Грейс в освещенный круг, ребром ладони резко провела вдоль своего носа, потом постучала пальцами по зубам цвета слоновой кости.

Грейс довольно жалобно вздохнула. Это случалось так часто, что у Мату выработался особый знак, означающий, что она понимает, как Грейс ненавидит Иоланту.

– Дело не в Иоланте, – возразила Грейс.

Мату издала фыркающий звук и скрестила на груди руки.

– Ничего не изменилось, Мату. Старые причины никуда не делись. Я не выйду замуж.

Мату вытянула перед собой руки, одну ладонью вверх, другую сжала в кулак. Еще один понятный для девушки жест.

– Тут есть разница? Но почему? – требовательным голосом спросила Грейс. – Неужели ты думаешь, что наш святой капитан смотрит на тебя и не видит цвета твоей кожи? И это лишь потому, что у него самого нет рабов? Поверь, ты ошибаешься.

Мату недовольно покачала головой и изобразила рукой большой живот – свой знак для Эдмунда. Дальше последовал жест, означающий разницу.

– Отец совсем не такой? – спросила Грейс.

Мату указала на Грейс, потом сделала вид, что надевает кольцо на левый указательный палец, затем повторила пантомиму в обратном порядке и махнула рукой в сторону открытой кухонной двери.

– Что-что? – спросила Грейс.

В проеме возникла Кейя, ее появлению предшествовал световой круг от фонаря. Значит, она еще не ушла.

– Моя слышать, хозяин говорить с его жена за ужин. Хозяина говорить, что этот месяц не выходить замуж – он отправлять тебя в поле и смотреть, чтобы в голове чисто.

Глаза Грейс сузились, в них блеснули слезы, которые она не желала сдерживать. Отец обещал никогда ее не продавать, но он не обещал не посылать ее в поле!

– Прекрасно! – в гневе выкрикнула Грейс. – По крайней мере я буду знать свое место!

Только что девушка стояла, давая волю своей ярости, а в следующее мгновение она ощутила, как вспыхнуло ее лицо, а из глаз посыпались искры. Мату подавила рыдание и словно в недоумении уставилась на свою руку. Казалось, она удивилась, что посмела ударить Грейс, не меньше, чем сама Грейс – тому, что ее посмели ударить. Прижав ладонь к лицу, она смотрела на свою няню, которую знала всю жизнь. За все это время Мату ни разу ее даже не шлепнула.

Тихим голосом, в котором звучали нотки прежнего ребенка, каким она когда-то была, Грейс прошептала:

– Мне больно.

– Ты думать, это больно, мисси? – злобно спросила Кейя. – Попробовать бич на твой красивый спина! Она не знать боль, Мату. – И с выражением отвращения на лице она хмыкнула и захлопнула за собой дверь.

Грейс следила за ее уходом, голова у нее шла кругом.

– Ты думаешь, она знает? – У нее вырвался горький смешок. – Конечно, знает. Эх, отец с его страшной тайной! Он считает всех рабов тупыми, думает, что никто не догадывается. Плантатор не послал бы свою белую дочь на поля.

Мату протянула руку и нежно погладила горящую щеку Грейс, в глазах негритянки отражалась глубокая печаль.

– А если у меня будет ребенок? – негромко спросила Грейс. – Что, если он будет слишком темным?

Мату отвела взгляд и пожала плечами.

– Он меня убьет.

Мату покачала головой. Жестами показала плывущую в море лодку, потом знак разницы.

– Он такой, как все, – снова повторила Грейс, но сама понимала, что это неправда. Капитан Кортни ужаснулся, увидев, как обращаются с рабами. Его тронули страдания негритянской девочки, до которой никому не было дела. Но это не значило, что он обрадуется, узнав, что в жилах его жены течет африканская кровь. По горящей щеке наконец покатилась слеза. – Он не убьет меня, – согласилась Грейс, – но возненавидит.

Мату снова пожала плечами. Она сделала вид, что качает ребенка, потом провела пальцем по светлой коже на руке Грейс. Грейс кивнула.

– Отец говорит то же самое. Он уверен, что мои дети будут белыми, – всхлипнув, произнесла девушка, но все же сжала голову руками.

Какая она трусиха! Другие женщины ведь терпят. Терпят снова и снова. Свидетельство тому их бесконечные беременности. И она, разумеется, выдержит. От этой мысли Грейс содрогнулась. Как объяснить это Мату? Пусть Мату лучше знакома боль от кнута, но, насколько Грейс знает, ее никогда не касалась рука мужчины. Ей не знаком ужас и стыд, когда под покровом ночи кто-то вторгается в твое тело.

Бичевания можно избежать, а если нет, то оно все равно кончается и не повторяется снова, по крайней мере не повторяется долго, или даже совсем никогда, если человек ведет себя разумно, не поднимает головы и выполняет все, что нужно.

Но с другой стороны, разве она только что не узнала, что рабыни не защищены от этого унижения? Конечно, отец никогда не станет так ее использовать, но ведь общая кровь не остановила ее дядю. Грейс опустилась на земляной пол и разрыдалась, но Мату не подошла к ней, чтобы успокоить. Девушка услышала, как открылась и закрылась кухонная дверь, и она осталась одна.

Газон перед домом окутывала ночная тьма. В листве садовых деревьев носились крошечные огоньки, соперничая со звездами, мерцавшими надлунным серпом. Эдмунд и Иоланта стояли на берегу, сияющий звездами небосклон спускался к горизонту и пропадал в шелестящей пустоте, ее соблазнительный шепот был голосом самого моря.

Резкие вопли древесных лягушек почти заглушали напряженные, страстные, но негромкие голоса хозяина и хозяйки плантации.

– Черт возьми, Иоланта! – со сдержанной яростью говорил Эдмунд. – Без твоей помощи я могу провалить все дело.

– Ты чудовище! – шипела в ответ его жена. – Это бессовестный обман!

– Смотри-ка, – насмешливо проговорил Эдмунд, – у тебя, оказывается, есть совесть, Иоланта!

Иоланту душил гнев. Да как он смеет?! В чем она провинилась? Это он поднял из грязи плод своего греха, и поднял его на недопустимую высоту! И вот теперь, если Эдмунду удастся добиться своего, Грейс выйдет замуж за капитана! Будет путешествовать по миру, увидит места, о которых она, Иоланта, только мечтает! Разве это справедливо?!

– Бог этого не допустит, Эдмунд. Это просто мерзость! Эдмунд покачал головой:

– Нет, Бог на стороне Грейс. Только бы она не упрямилась и поняла это! Парень в нее уже почти влюбился.

Иоланта почувствовала тошноту.

– Он просто не знает! – выкрикнула она. – А если узнает, сразу отвернется!

Эдмунд схватил жену за руку и развернул к себе лицом, хотя наползавшая мгла уже скрывала ее черты.

– По крайней мере черная потаскуха не лежит в постели с мужчиной как бревно! – прокричал он ей в лицо. – А если она не хочет, у нее хватает ума бороться, чтобы было хотя бы интересно!

– Я не позволю так с собой разговаривать! Не позволю! – Иоланта в гневе топнула ногой. – Грязная свинья! Ты пропадешь из-за собственного скудоумия! Не будет тебе никакого толка от этой шлюхи, разве только послать ее в поле, для этого Господь ее и создал. Ничего у тебя не получится, останешься на своей дрянной плантации с носом!

Пальцы Эдмунда глубже впились в руку жены. Утром наверняка будут синяки, с удовлетворением подумал он.

– Если у меня не будет наследника, Иоланта, – хрипло прорычал он, – клянусь, я… – Он на мгновение замолчал.

– И что же ты сделаешь? – ехидно поинтересовалась Иоланта. – Земля, конечно, принадлежит тебе, но все остальное, включая тебя самого, – моему отцу!

Лицо Эдмунда вдруг разгладилось и стало обманчиво мягким.

– Будет печально посылать твоему отцу письмо со скорбной вестью. «Дорогой мсье Рено! Мне выпала тяжелая обязанность сообщить вам, что наша дорогая Иоланта пала жертвой желтой лихорадки. Все произошло так стремительно, что у нас не было времени даже вызвать врача». И разумеется, никто меня не осудит, если после годичного траура я стану искать себе молодую жену. Это будет твой последний подарок – возможность произвести на свет дюжину абсолютно белокожих ребятишек совместно с какой-нибудь свеженькой красоткой, у которой в жилах настоящая кровь, а не прокисший компот.

Иоланта обернулась и обожгла его презрительным взглядом.

– Только сначала убедись, что у нее есть деньги, потому что мой отец заберет все назад.

– Может, оно того и стоит.

– Она никогда не выйдет за него замуж, Эдмунд. Твои планы разрушит Грейс, а не я.

Еда издавала очень аппетитный запах, но Джайлз лишь разок откусил. Он размышлял о несчастной малышке, о бедности и отчаянии, свидетелем которых стал, и прекрасная свежая рыба казалась ему горькой. Усталость и жажда мести боролись в его душе. Джайлзу хотелось лечь спать, а потом проснуться и обнаружить, что ужасное происшествие оказалось лишь ночным кошмаром. Впервые Джайлз понял, почему жена Джеффа Фейт не выносит вкуса сахара. Она много месяцев провела на плантации сахарного тростника, причем хозяин и хозяйка там были куда мягкосердечнее, чем здесь. Но рабство в любом случае жестокая вещь. И сейчас он чувствовал это как никогда ясно.

Джайлз снова заглянул в корзинку, обнаружил там бутылку с вином, налил себе в стакан и выпил. Виноградное, с надеждой подумал он, во всяком случае, поможет притупить душевную боль.

Хлопнула задняя дверь, в комнате появилась Мату. Она скользила вдоль стенки, явно избегая его взгляда.

– Есть хоть какая-нибудь надежда? – спросил Джайлз. Мату остановилась, но пламя свечи, озарявшее обеденный стол и чайный столик, не достигало ее лица, и Джайлз не мог видеть выражение лица Мату, однако заметил, что рабыня пожала плечами.

– Я буду с ней хорошо обращаться, – продолжал моряк. – Думаю, здесь ей плохо. Здесь плохо любому.

Женщина покачала головой и пошла к лестнице на второй этаж. Они заберут ее с собой, решил Джайлз. У Грейс будет служанка, а у служанки – свобода. Может быть, со временем он научится общаться с Мату, а та, в свою очередь, поможет ему разгадать душу женщины, на которой он, Джайлз, намерен жениться.

Интересно почему? Почему он так упрямо стремится к этому? Джайлз покачал головой и отхлебнул вина. Влюбился он, что ли? Значит, вот оно как… Вот что значит любовь. А если и так, то это совсем не похоже на то, что было между Джеффом и Фейт.

Нельзя сказать, чтобы он не думал о гладкой золотистой коже Грейс, о том, как будет дотрагиваться до нее руками… Но не похоть заставляла его мечтать о времени, когда эта девушка будет принадлежать только ему. Сама по себе победа не имела для него такой уж ценности, да и невинность Грейс не слишком его привлекала. Джайлз не сомневался в ее добродетели, но было что-то в облике Грейс, что говорило об опыте. Нет, не сексуальном. Джайлзу казалось, что она лучше, чем он, понимает природу зла и ненависти.

Именно так. У нее ангельское личико, но взгляд проницательный, а улыбка на юном прекрасном лице слишком цинична для девушки ее возраста и положения.

Она, конечно, выйдет замуж. Когда-нибудь. За кого-нибудь. Она ведь женщина, и таков уж естественный порядок вещей. Джайлз лишь считал, что ей нельзя оставаться на плантации, не только на этой – на любой. Ему хотелось забрать Грейс с собой на океанский простор, чтобы безбрежная синева укачала ее, поглотив все печали, как это часто случалось с его собственными бедами. Возможно, он не любит море так страстно, как некоторые моряки, но все же оно вносит в душу покой, дает жизнь новым перспективам.

Джайлз прикрыл глаза и представил лицо Грейс в ореоле ясного солнечного дня на море Во взгляде никакого напряжения, на губах – радостная улыбка. Джайлз вообразил, как она будет выглядеть, если хоть когда-нибудь посмотрит на него так, как Фейт смотрела на Джеффа. Он же погибнет! Джайлз ощутил, как от одной только мысли у него пересохло во рту, и скривился в мрачной усмешке.

Задняя дверь негромко хлопнула, Джайлз обернулся и в мягком свете канделябра увидел Грейс. Сейчас девушка ничем не напоминала образ из его мечты. Измятое грязное платье, распухшее лицо, следы слез на щеках, затравленный, испуганный взгляд. И никакой улыбки. Она молча смотрела на него, словно ожидая, что Джайлз может убить ее на месте.

– Грейс? С вами… с вами все в порядке?

Девушка покачала головой.

Джайлз отставил стакан с вином и нервно сглотнул.

– Господи, что за день! – произнес он, чтобы хоть что-нибудь сказать. Черт возьми! Он собирался сказать совсем другое! Хотел извиниться зато, как именно возникла тема их брака. Надо было спросить, чем он может ей помочь. Или еще что-нибудь.

Уголок рта у нее дернулся в подобии прежней скептической улыбки.

– Да уж.

– Простите меня, простите, что не ухаживал за вами как должно и не сделал предложение приличным образом. Мне жаль, что на вас оказывают такое давление. И жаль, что так получилось с… вашей сестрой.

Грейс упорно смотрела на стакан с вином, из которого пил Джайлз. Хорошо бы отхлебнуть глоток вина, почувствовать его тепло в своих жилах, но она знала: стоит ей хоть что-нибудь проглотить сейчас, как ее вырвет.

– Мне тоже жаль, – безжизненным голосом проговорила она и на мгновение подняла взгляд на Джайлза.

– .Может, начнем сначала? – спросил он.

Грейс посмотрела на моряка внимательнее. Он выглядел так, словно побывал в аду. Его чувства явно пришли в смятение, и ничего не осталось от прежней самоуверенности. Плечи опущены, под глазами залегли глубокие тени. И снова Грейс ощутила потребность коснуться его рукой, разгладить избороздившие лоб морщины. Ей пришлось сжать кулаки, чтобы сдержаться. Как оказался этот несчастный в водовороте ее жизни? Если она ему откажет, то выиграют и она, и он. Но разве ей представится еще один такой случай? Капитан Кортни – джентльмен, его сердце полно сострадания к слабым. Он прекрасно владеет собой и сумел никого здесь не обидеть, хотя, видит Бог, семейство Уэлборнов этого заслуживало.

– Вы уверены, что хотите продолжить визит? – спросила Грейс.

– Не могу понять, как женщина, которую я видел сегодня в хижине рабов, может быть ребенком тех двоих? – Джайлз жестом указал на парадный вход.

– Действительно, как? Скажите, капитан, когда вы решили жениться на мне?

Джайлз почесал затылок. Умеют же женщины задать вопрос!

– Я прибыл сюда, чтобы узнать вас получше. Может быть, поухаживать…

– Почему?

Джайлз пожал плечами, в конце концов он всего лишь мужчина.

– Вы показались мне такой красавицей… Грейс подняла изящную бровь.

– Ах так…

– К тому же умной и честной.

– Честной?

– Вспомните ваше замечание о доставке товаров с плантации. И вы смеялись над вашим отцом.

– Правда? – Грейс смущенно покачала головой.

– Над его нелепым утверждением, что французы не придерживаются определенного распорядка в еде.

Грейс слабо улыбнулась.

– Ах, это… Поэтому вы считаете меня честной? Честность – это для вас важно?

Джайлз прочистил горло. Да, честность – не такая уж легкая штука, и кто-то должен решиться.

– Я полагаю, вам всю жизнь приходилось следить за каждым своим словом, а потому вы, возможно, не считаете себя честной. Но если говорить о внешнем мире, он ведь совсем не похож на эту плантацию. По крайней мере в нем хоть иногда попадаются люди, с которыми вы можете говорить откровенно.

– А с вами?

– Можете.

– Тем не менее вы уклонились от прямого ответа. Сказали, что прибыли сюда поухаживать за мной, потому что считаете меня красивой. Но не ответили на вопрос, когда решили, что хотите на мне жениться, и не сказали почему.

Джайлз зажмурился и прижал пальцы к векам. Он так устал!

– Давайте поговорим завтра.

На Грейс накатила волна жалости к этому большому усталому человеку. Он выглядел так, словно рухнет сейчас на пол. Утро придет так скоро, некуда спешить, никто никуда не уезжает.

– Вы могли бы показать мне свой корабль, капитан? Например, после завтрака?

Он кивнул, на губах промелькнула улыбка.

– С удовольствием.

Мату уже разделась и лежала в одной рубашке на тюфяке у кровати Грейс, где она спала последние двенадцать лет. Сначала служанка оставалась здесь, чтобы успокоить перепуганную девочку, а потом ее присутствие стало служить источником покоя для них обеих. Однажды хозяин распорядился, чтобы Мату уходила, как только Грейс заснет, но в первую же ночь девочке приснился кошмар, она проснулась в пустой спальне и громко расплакалась от страха. Она стала просить Мату остаться, молить, чтобы ее никогда не оставляли одну, и Эдмунд, потрясенный ужасом дочери, молча кивнул рабыне.

Мату до сих пор иногда поражалась, до чего же ей повезло, что именно ее выбрали на роль няни. По сравнению с этим счастьем принесенная жертва не казалась служанке такой уж большой. У няни было лучшее жилье и лучшая пища, а как она любила дочку Фалалы! Мату закрывала глаза, и перед ее мысленным взором возникала ее прекрасная подруга-мулатка, Фалала. Как же она радовалась, когда хозяин приказал взять в дом ее чудесную дочку с такой золотистой кожей! Так радовалась, что безропотно приняла собственную судьбу. Разумеется, хозяйка была в ярости. Разумеется, она настояла, чтобы хозяин продал Фалалу. Но ее дитя будет свободным. Мату ни за что не позволит, чтобы Грейс рисковала своим будущим.

Снизу, сквозь доски пола, доносились негромкие голоса Грейс и моряка. Он хороший человек. Мату поняла это сразу, как только его увидела. Негр, который не в состоянии разгадать белого человека, обречен.

Нет, этому моряку, конечно, не безразличен цвет кожи, но, с другой стороны, кому он безразличен? Любила бы она Грейс с такой силой, если бы кожа девушки не была прекрасного золотистого оттенка? Или если бы Грейс была совсем белой, вроде Иоланты? Мату сомневалась.

Когда девушка вошла в комнату, служанка села на своем тюфяке, но Грейс не сразу это заметила.

– Ой, Мату! Я тебя разбудила?

Мату покачала головой, но в комнате было темно, и рабыня не знала, увидела Грейс ее жест или нет. Она поднялась и подошла помочь Грейс раздеться. Насколько иначе прошел день, чем она, Мату, планировала, когда с такой тщательностью наряжала Грейс утром. Осторожно свернув платье, она решила, что завтра следует его постирать, чтобы смыть грязь этого бесконечного дня.

– Не стоит с ним возиться, – заметила Грейс. – Оно испорчено. Брось на пол.

Пусть Грейс и знала участь рабов лучше, чем дочка любого другого плантатора, все же она была белой женщиной. Сколько рабов изо дня в день носят одни и те же лохмотья до тех пор, пока одежда продолжает держаться на теле! А Грейс считает, что платье испорчено. Она так небрежно относится к своим вещам. Мату все же аккуратно сложила платье и положила его у кровати Грейс.

Грейс вздохнула:

– Завтра он сводит меня к себе на корабль.

Мату улыбнулась, в груди у нее вспыхнула крошечная искра надежды. Она сама была потрясена, когда ударила по лицу дитя своего сердца, но сейчас служанка вдруг подумала, что, быть может, Грейс и правда следовало вбить в голову немного ума. Чувство вины за положение, которое возникло помимо ее воли, – это не причина, чтобы отказываться от шанса, посланного тебе судьбой. Сама Мату сто раз бы пожертвовала языком ради такого шанса. Прекрасная Фалала с молочно-кофейной кожей отдала бы жизнь за то, чтобы ее дитя было свободным. Так что, если придется, Мату отлупит Грейс до потери сознания, только бы та вышла замуж за этого капитана.

– Послушай, – продолжала Грейс. – Я, конечно, ничего не обещаю, но он такой сильный и добрый. И я бы бессовестно солгала, если бы отрицала, что с удовольствием уеду отсюда и никогда больше не вернусь.

«О, дитя, – думала Мату, – твоя и капитан вернуться. Уехать и вернуться. Моя сердцем чувствовать, Мату всегда верно чувствовать».

Но разумеется, она не сказала ни слова. Порой немота – это Божий дар.