Текст книги "Никто не заплачет"

Глава пятая

Дежурная оперативная группа с Петровки, выехавшая в полночь к ресторану «Райский уголок» у «Войковской», обнаружила два трупа. Довольно быстро удалось установить, что мужчина, сидевший за рулем взорвавшегося джипа «Чероки», являлся боевиком небольшой подмосковной группировки. Такие гибнут стаями, таким на роду написано умирать не своей смертью. Несомненно, взрыв бандитского автомобиля неподалеку от ресторана, в котором обычно кутили мафиозные «шестерки», был следствием очередной бандитской разборки.

Вместе с боевиком погибла его случайная подружка, двадцатилетняя продавщица коммерческого магазина.

Разумеется, убийц следовало искать не где-нибудь, а в бандитской среде. Необычной оказалась только одна деталь, впрочем, весьма существенная – само взрывное устройство было сконструировано удивительно оригинально.

Такого специалисты еще не видели. Не иначе, среди мастеров-самоучек появилась новая звезда взрывного дела. По мощности взрыв был эквивалентен ста граммам тротила. Взрывной волной разворотило все внутри салона, водитель и пассажирка были разорваны на куски. Но корпус автомобиля остался целехонек. Эксперты утверждали, будто злоумышленник закрепил свою смертоносную хлопушку именно снаружи, примагнитил ее к днищу машины, и то, что корпус уцелел, было совершенной мистикой.

– Первый раз такое вижу, – разводил руками капитан милиции Георгий Мальцев, – не машина, а консервная банка с мясным фаршем. Хотел бы я познакомиться с этим чудо-мастером, гением пиротехники…

– Ты, Гоша, не одинок в своем желании, – задумчиво произнес майор Уваров, – за такого гения любой авторитет многое бы отдал.

Позже выяснилось, что в тот же день со взорванным джипом было связано небольшое ДТП. Нет, даже дорожным происшествием нельзя назвать – мелочь, никто не пострадал. Просто в час «пик» у станции метро «Белорусская-кольцевая», на пешеходном переходе через улицу Грузинский Вал, джип слегка задел женщину-инвалида. Женщина даже не упала, только выронила костыли и опустилась на колени. Какой-то маленький, тощенький выскочил из своего «Москвича» и помог женщине-инвалиду подняться. Вот, собственно, и все ДТП. Сотрудники ГАИ, наблюдавшие эту сцену из своего «Мерседеса», тоже стояли в пробке. Они даже хотели сначала рвануть за джипом, но потом раздумали. Совсем недавно вот так же рванули за одним «отмороженным», а он выхватил пушку, открыл пальбу – двоих ранил.

* * *

Володя включил телевизор, налил себе чаю. Он любил «Пиквик» с бергамотом, и за белоснежной дверцей кухонного шкафчика стояли аккуратными рядами десять упаковок «Пиквика» с одноразовыми пакетиками. Он вообще предпочитал закупать продукты впрок. Благо ему одному требовалось совсем немного еды. Он никогда для себя не готовил. Морозилка была забита полуфабрикатами быстрого приготовления. Консервы, сахар, соль, банки с растворимым кофе, изюм, орехи – всего было много, и все удобно размещалось на крошечной кухне.

В ванной, в специальном ящике, хранился годовой запас мыла, зубной пасты, стиральных порошков и прочих гигиенических средств. Он закупал все необходимое впрок не потому, что отсиживался в своей однокомнатной квартире месяцами. Просто он старался как можно реже ходить по магазинам. Это всегда на него плохо действовало.

Недавно поблизости появилось сразу три шикарных супермаркета. У касс стояли стенды с журналами. С глянцевых обложек лезли в глаза голые груди, бесстыдно изогнутые женские и мужские торсы. Полки ломились от снеди в ярких упаковках. Володя думал о том, что само по себе изобилие не является злом. Но человека оно делает тупым, жадным, беспощадным.

По шестому каналу начались криминальные новости. Он увеличил громкость. Рассказали о крупных пожарах. Потом перешли к трупам. Вот оно! Володя затаил дыхание.

– Вчера вечером на Ленинградском шоссе…

Скороговоркой несся закадровый голос. Камера с удовольствием вперилась в обезображенные лица трупов.

– Погибший был членом одной из преступных группировок, – тараторила дикторша, – рядом с ним в салоне находилась его знакомая… работала продавцом в коммерческом магазине…

Володя облегченно вздохнул, съел кусок черного хлеба с сыром, выпил чай. Потом тщательно помыл чашку, стер влажной губкой несколько незаметных пятнышек с плиты, подмел пол.

Страсть к аккуратности, к стерильной чистоте появилась у него еще в детстве. Мама, папа и бабушка не терпели грязи. В доме не было ни пылинки. Два раза в неделю вся семья бралась за генеральную уборку, дружно вылизывали каждый уголок. Ковры чистили влажной гущей от спитой чайной заварки, натирали полированную мебель специальным составом. Дом был всегда чистым, светлым, самым уютным на свете.

Но по-настоящему Володя понял, что такое родной дом, когда ушел служить в армию. Он попал в танковую часть под Воронежем. Ему, московскому мальчику из интеллигентной семьи, пришлось хлебнуть всех прелестей армейской жизни. Он узнал, что такое дедовщина, старшинский беспредел, фурункулез от сырости и нехватки витаминов. Он, не терпящий бранных слов, жил в постоянной матерщине. Он, чистюля, аккуратист, спал в казарменной вони, брезговал собственным телом, которое покрылось отвратительными гнойниками. Ему приходилось трижды отсиживать на «губе», от недели до десяти дней. Там, в каменном мешке, спали на грязных тюфяках не раздеваясь, невозможно было умыться, почистить зубы. Нужду справляли тут же, в вонючее ведро, при всех.

Но самым тяжелым испытанием для Володи стала грязь и мерзость человеческих отношений, которая в условиях казармы обнажалась нагло, бесстыдно. Родители учили его с детства, что человек человеку брат, что нельзя лгать, стыдно быть жадным, с несправедливостью и жестокостью надо бороться, даже если ты обречен на поражение, слабого надо защитить, а сильного нельзя бояться. Мама, папа, бабушка в один голос внушали Володе: самое дорогое у человека – это чистая совесть и чувство собственного достоинства.

В армии все происходило с точностью до наоборот. Там господствовали не человеческие, а звериные законы. Володя терпел, стиснув зубы. Он пытался остаться человеком. Единственной его отрадой были письма из дома. Он считал дни до дембеля. Он утешался тем, что все на свете кончается.

Дембель был в мае. В Воронеже Володя купил маме и бабушке по пуховому платку, папе – красивые кварцевые часы, позвонил с центрального телеграфа домой. Бабушка разохалась, стала плакать, сказала, что все здоровы, мама с папой на работе, дома все хорошо.

Поезд прибывал в Москву в субботу вечером.

Сердце радостно колотилось, когда он входил в родной подъезд. От волнения он не дождался лифта, молнией влетел на седьмой этаж. За дверью было тихо. Он долго давил кнопку звонка, слышал, как мелодичное треньканье разливается по квартире. Никто не открывал. Английский замок оказался запертым, а ключа у Володи не было. Он сбежал вниз по лестнице, выскочил во двор, взглянул на окна. В двух комнатах горел свет. Он опять поднялся на свой седьмой этаж и позвонил в дверь к соседям.

Соседка едва узнала Володю, вспомнила, что видела его маму в пятницу утром, ехала вместе с ней в лифте.

– Ты не волнуйся, может, бабушка день перепутала и они ушли в гости? А свет погасить забыли.

Но это было исключено. Бабушка, хоть и старенькая, потерей памяти не страдала, к тому же имела привычку всякую важную информацию записывать в специальный блокнот, который висел на шнурке в коридоре у телефона. А какая информация может быть важнее, чем возвращение любимого внука из армии после полутора лет разлуки?

Володя позвонил от соседки в милицию. Ему дали телефон районного отделения, пришлось долго объяснять дежурному, что его родные в этот вечер никуда уйти из дома не могли. Наконец приехал наряд. Володя настоял, чтобы взломали дверь…

Папа и мама сидели, примотанные к стульям широкими полосами скотча. Рты их были заклеены тем же серым блестящим скотчем. Вокруг было много крови. Тела оказались уже холодными.

Бабушка лежала на кровати в ночной рубашке. Она не была связана. Ее просто придушили подушкой. А маме и папе перерезали горло.

В квартире все было перевернуто, Володя долго не мог сообразить, что из вещей пропало. Он вообще плохо соображал. Ему стало казаться, что это – кошмарный сон, что он все еще едет в плацкартном вагоне из Воронежа, спит на верхней полке и ему привиделся этот запредельный ужас. Стоит только проснуться – и он услышит мерный стук колес, увидит далекие огни за темным окошком. Ведь еще вчера днем он разговаривал с бабушкой по телефону.

Судмедэксперт сказал, что смерть всех троих наступила прошлой ночью. Позже выяснилось, что из дома вынесли все, представлявшее хоть какую-нибудь ценность, – цветной телевизор «Садко», две хрустальные вазы, дюжину серебряных ложек, старинные золотые часы-луковку, которые бабушка прятала под бельем в нижнем ящике комода. С бабушки сняли золотой нательный крестик. У мамы из ушей вырвали серьги с сапфирами. И еще пропал перстенек, который мама носила в юности.

С возрастом ее пальцы стали полнее, перстенек не налезал. Он был очень красивый, но никакой ценности не представлял. Желтый металл точно имитировал золото, светлое, высокой пробы, но на самом деле являлся каким-то дешевым сплавом. Камень глубокого зеленого цвета совершенно не отличался от настоящего изумруда. Но это было обычное стекло.

Володя не знал, сколько могло быть в доме денег. Семья не бедствовала, но и особенным достатком не отличалась. Не оказалось ни одной, даже мелкой купюры.

На кухне, на столе у плиты, стояла кастрюля с перебродившим дрожжевым тестом. Тесто толстой массой перевалилось через края, заляпало чистую пластиковую поверхность стола. Почему-то именно это стало для Володи последней каплей. Он представил, как бабушка накануне поставила тесто, хотела напечь пирожков, его любимых, с яйцом и капустой.

Голова закружилась, в глазах потемнело. Он потерял сознание.

Потом две недели он провел в больнице, в неврологическом отделении. К нему ходили оперативники, следователь из прокуратуры.

Похоронив на Долгопрудненском кладбище три урны, Володя обменял родную трехкомнатную квартиру в центре, на Миусах, на однокомнатную в другом конце города. На оставшиеся от обмена деньги купил подержанный, но добротный «Москвич». Устроился работать обходчиком в метро.

Работа была сменная, ночная. Ему хватало пяти часов сна. Свободного времени оставалось много. Он проводил его, толкаясь на барахолках, в антикварных магазинах с ювелирными отделами. Сидел в пивных барах и ресторанах, в которых, по его представлениям, должны были собираться темные личности, уголовники и те, кто скупает краденое.

Внешность Володя имел самую неприметную: маленький, всего сто шестьдесят сантиметров, узкоплечий, худой, со светло-голубыми глазами и прямыми жидковатыми волосами неопределенного пепельно-русого цвета, он был в толпе почти невидимкой. Взгляды всегда скользили мимо.

Прислушиваясь к обрывкам разговоров во всяких сомнительных злачных местах, приглядываясь к теням городской криминальной жизни, Володя пытался узнать что-нибудь о банде квартирных грабителей, убивших его семью. Он не верил, что оперативники поймают убийц. Он не признавался самому себе, что пытается сам их искать, не ставил перед собой таких определенных и, в общем, безумных целей. Просто ему надо было что-то делать с той болью, которая не давала дышать.

О страшной банде писали газеты, мелькнуло несколько сюжетов по телевизору. Но реальных следов не было. Волна зверских грабежей прошла по Москве и Московской области быстро и практически бесследно. Бандиты не оставляли свидетелей. Все, кого они грабили, были мертвы, включая детей и стариков.

Выбирали подъезды без домофонов, без кодовых замков. В квартиры обычно проникали глубокой ночью, под утро, в три-четыре часа, когда особенно крепок сон. Предпочитали квартиры, у которых нет стальных дверей и хитрых замков. Пользовались отмычками либо стандартными ключами. Вероятно, действовали они по принципу, что в любом доме можно чем-нибудь поживиться. Обязательно найдется кое-какое золотишко, деньги в чулке, столовое серебро, а уж телевизоры и магнитофоны есть везде.

Выносили они все, что можно было вынести, брали парфюмерные флаконы, дорогую косметику, качественные продукты. Хозяев они обычно приматывали к стульям широким скотчем, пытали, требуя сообщить, где спрятаны ценности. Потом убивали либо ударом ножа в сердце, либо перерезали горло. Детей и стариков просто душили подушками. Огнестрельным оружием не пользовались. Никаких отпечатков пальцев не оставляли. Соседи практически никогда ничего не слышали. Грабители умели действовать очень быстро и бесшумно. Эксперты полагали, что в банде действует не меньше четырех человек.

Всего за шесть месяцев, с января по май 1994 года, было ограблено девять квартир в Москве и пять частных домов в Московской области. Убито двадцать семь человек, из них трое детей от четырех до четырнадцати лет.

Володины родные оказались тремя последними жертвами. Серийные грабежи, отличавшиеся одинаковым почерком, прекратились. Судя по всему, банда либо распалась, либо сменила сферу деятельности, вышла на другой уровень. Но ни один из ее членов пока не был арестован.

Прошел год. Володя жил замкнуто, друзей у него не было, подруг тоже. Он брезговал случайными связями, а семью заводить боялся. Было страшно привязаться к кому-то, полюбить живое существо, которое в любую минуту по чьей-то злой прихоти может стать горстью праха. Володя чувствовал всей кожей, что мир вокруг наполнен злом и все живое беззащитно. Зло всегда торжествует, оставаясь безнаказанным. Оно всюду – в лицах и душах людей, в мчащихся по улицам иномарках. Зло вопит о себе с экрана телевизора и с газетных страниц. Уголовники, блатные авторитеты, наемные убийцы становятся супергероями. Подростки пытаются им подражать.

Однажды, под Новый год, он зашел в супермаркет за очередным запасом продуктов. Вдоль ярких полок навстречу ему двигалось двухметровое существо женского пола. Распахнутая шуба из серебристого соболя, алые лаковые сапоги до бедер, подобие платья в золотых блестках, толстый слой грима вместо лица, оглушительный запах сладких духов. Одной рукой существо толкало решетчатую тележку, наполненную доверху банками икры, бутылками самых дорогих коньяков и ликеров, упаковками с экзотическими морскими гадами, картонками со свежей клубникой и черешней, алеющей под тонким пластиком. В другой руке – сотовый телефон. На десяти пальцах обеих рук сверкали бриллианты немыслимых размеров. Из ярко накрашенного рта извергалась в трубку витиеватая матерная тирада, заполняющая словесной грязью все пространство супер– маркета.

Провожая взглядом девицу, он вдруг подумал, что ради такой вот сверкающей мишуры были убиты три самых прекрасных на свете человека – мама, папа и бабушка.

Бриллиантово-матерная девка накрепко врезалась в память потому, что впервые в жизни Володе захотелось убить конкретного живого человека – за бесстыдство, за слепое самообожание, за обложной наглый мат, а по сути – ни за что. Просто так. Только потому, что она показалась ему воплощением зла. Зло причиняло ему острую физическую боль. Болела душа, он чувствовал, она находится где-то в подвздошной области. Боль была нестерпимой…

Однажды в антикварном магазине на Старом Арбате Володя увидел часы-луковку. Он узнал их сразу. Бабушка иногда доставала из-под стопок чистого белья эту семейную реликвию, принадлежавшую еще ее деду. Володя отлично помнил каждую деталь тонкого узора на золотой крышке, две темные трещинки на фарфоровом циферблате. В детстве он удивлялся, что механизм старинных часов все еще исправен. Стоит покрутить рифленое колесико, и часы затикают, начнут опять отсчитывать время, как сто лет назад. На колесике была небольшая щербинка.

Он попросил продавщицу показать часы. Когда он взял их в руки, сердце его больно стукнуло. Он бросился звонить из автомата в прокуратуру, телефон следователя он помнил наизусть.

– Почему вы так уверены, что это те самые часы? – спросил следователь.

Володя перечислил подробно все приметы старинной вещицы.

Вскоре выяснилось, что часы сдала в антикварный магазин одинокая старушка, жительница коммуналки в одном из арбатских переулков.

Она категорически заявила, что это ее вещь, доставшаяся по наследству. Две ее соседки, такие же старые и одинокие, подтвердили это.

– Подумайте сами, Владимир Сергеевич, – говорил следователь, – грабители вряд ли допустили бы, чтобы такая заметная вещь попала в московский антикварный магазин, да еще на Арбате. Они стараются сбывать награбленное в других городах… Вы могли ошибиться. Вещь хоть и редкая, но посмотрите, сколько похожих часов лежит на прилавках. Я понимаю, вам хочется помочь следствию, однако будет лучше, если каждый займется своим делом.

Но Володя не сомневался: это часы его прапрадеда, взятые бандитами из его дома, из той счастливой и прекрасной жизни, которой больше не будет никогда.

Следователь сказал, что часы в качестве вещественного доказательства больше не фигурируют. Их вернули в магазин. Володя потратил весь свой месячный заработок и то, что было в заначке. Купил часы. Кроме того, ему удалось выследить старушку, когда она пришла за деньгами.

Теперь все свободное время он крутился в тихом арбатском переулке, у старого, полуразвалившегося дома с коммуналками. Он изучил образ жизни одинокой бабульки, знал, когда она встает, когда отправляется в булочную, сколько времени проводит во дворе на лавочке, какие газеты покупает в киоске. Вскоре он убедился, что она не так уж одинока. Пару раз наведывался к ней невысокий плотный господин лет шестидесяти, одетый скромно и опрятно.

Следить за господином оказалось значительно сложней, чем за старушкой. Он был крайне осторожен и, судя по его поведению, вовсе не исключал, что кто-то захочет за ним понаблюдать. Именно это больше всего и заинтересовало Володю в аккуратном толстячке.

Конкретно Володиной слежки толстячок не чувствовал, но без конца «проверялся». Довольно скоро Володя потерял его, так и не выяснив, где он живет и работает. Оставалось вернуться в арбатский переулок. Но и там толстячок больше не появился.

Теперь время для Володи отсчитывали старинные золотые часы-луковка. Прижимая к уху холодный, но живой механизм, Володя думал о том, что исчезает день за днем, месяц за месяцем, а зло остается безнаказанным.

Он уже понял, что не успокоится, пока не выйдет на след банды. Но что дальше? Опять идти к тому разумному следователю? Опять видеть, как тонкая, с трудом пойманная ниточка ускользает из рук? Или доставать пистолет, расправляться с бандитами самостоятельно? Но это смешно.

Быстрое тревожное тиканье старинных часов, похожее на учащенный стук сердца, подсказало ему, что он должен делать. В школе Володя увлекался химией. После десятого класса пытался поступить в химико-технологический институт, но недобрал баллов, потом ушел в армию.

В однокомнатной квартире была темная маленькая кладовка. Там Володя оборудовал настоящую лабораторию. Для того чтобы сконструировать взрывное устройство, достаточно знать химию и физику на уровне средней школы. А если знания чуть выше этого уровня, голова светлая и руки толковые, то можно достичь небывалых успехов. Такие безобидные вещества, как марганцовка, сахарная пудра, сера, селитра, активированный уголь, доступны любому, купить их можно свободно и открыто, не вызывая ничьих подозрений.

Зло должно быть наказано. В Володиных умелых руках появилось реальное оружие. Он постоянно совершенствовал свои смертоносные игрушки. Главной его целью оставалась банда. Но иногда, видя слишком уже бесстыдные проявления зла, он не выдерживал. Случалось это крайне редко. Потом каждый раз он испытывал странное чувство звенящей холодной пустоты в душе. Он не мог понять, то ли это легкость от сознания выполненного долга, то ли душа леденеет, делается пустой и безжалостной. Он убеждал себя, что хитроумные взрывные устройства, над которыми он колдует в своей тихой кладовке, надо иногда испытывать. А как же иначе?

Между тем он упорно возвращался в арбатский переулок. Его тянуло туда, и он мерз на ветру, промокал под дождем, парился на солнце, ждал аккуратного толстячка. Но встретил его случайно совсем в другом месте.

На Сокольнической ветке случилась поломка в системе энергоснабжения. Бригада ремонтников, в которой работал Володя, была направлена туда по разнарядке. Во время перерыва Володя поднялся из метро на улицу, побежал к ларьку купить горячих бутербродов и буквально налетел на толстячка.

Забыв про бутерброды, Володя проследил, как долгожданная «ниточка» скрылась в проходной макаронной фабрики.

Взяв на работе неделю отгулов, которая накопилась у него за год, Володя с раннего утра дежурил у проходной. Он понял, что господин на этой фабрике работает. Оставалось узнать, где он живет. Володя выяснил и это. Теперь следить стало проще. Он понимал, что, скорее всего, пожилой господин имеет косвенное отношение к банде. Настоящие грабители молоды и выглядят совсем иначе.

В один прекрасный день удалось засечь встречу толстячка с молодым плечистым парнем в дорогой лайковой куртке и широких приспущенных штанах. Именно так, по Володиным представлениям, и должен выглядеть настоящий бандит.

С толстячка он переключился на молодого-плечистого. Парень ездил на новенькой синей «шестерке», встречался со стандартными длинноногими девицами (Володя насчитал их три штуки), шлялся по барам и казино, ошивался на оптовых рынках.

Прошло почти два года после той кошмарной майской ночи. Володя почувствовал, что вот наконец удалось ему выйти на живой след. Но случилось непредвиденное: владелец синей «шестерки» был арестован. Это произошло у Володи на глазах, просто и буднично, совсем не так, как показывают в кино…

След опять оборвался. Молодой-плечистый исчез за глухими стенами Бутырки. Толстячок мирно ездил каждый день на свою макаронную фабрику, оттуда – домой и ни с кем не встречался. Володя пытался выдумать предлог, чтобы позвонить следователю, но так и не выдумал. И только через три месяца ему пришла повестка в суд. Его вызывали в качестве свидетеля. Оказалось, что за это время успели взять еще двоих членов банды. Взяли совсем по другим делам, но тот, первый, вдруг стал «колоться», рассказывать об ограблениях.

Судебные заседания тянулись бесконечно долго. Приговоры, вынесенные троим убийцам, показались Володе невероятно мягкими. Он не чувствовал удовлетворения. Зло все еще не было наказано. Из показаний обвиняемых он понял, что главное зло сосредоточено в одном человеке, которого никогда не поймают. Даже члены банды не знали, как зовут их главаря. Во всяком случае, никто ни разу не назвал фамилии этого человека.

В показаниях бандитов, в судебных разбирательствах он фигурировал под кличкой Сквозняк.