Текст книги "Ровно посредине, всегда чуть ближе к тебе"

Вера и Надя

31 октября

…

Люба и Надя

31 октября

Московская область. КП «Сосны» – Москва.

Элитный жилой комплекс в микрорайоне «Кунцево»

– Самое ужасное для меня в танце – это руки. Выдают с головой.

– Ты имеешь в виду возраст?

– Если бы только это. Давно уже в них филеры подкалываю, крем всегда в сумке, регулярный маникюр, неброские кольца – возраст как раз можно сгладить. Проблема глубже. Как бы ты ни играла в открытость, как бы себя позитивно ни настраивала, руки мигом выдают зажатость.

– Но нам всем бывает неуютно, когда мы сталкиваемся с чем-то новым.

– А если это новое не несет никакой очевидной опасности? Нет, Надя, они выдают то, что тебе прежде всего неуютно с собой. Возможно, всю сознательную жизнь, с пубертатного периода. Открой на страницах друзей любые непрофессиональные фотки. Взрослые стараются руки приладить, будто не знают куда деть, и только для детей это естественная часть тела. Дискомфорт – наше привычное состояние, а руки – реальное палево.

– Ну как это может быть связано с танцем? Танцуют же ногами)

– Напрямую. Мой гуру объясняет, что без расслабленных, но при этом четко держащих рамку рук ничего хорошего не получится. Мы не думаем о том, что делаем, в те редкие моменты, когда гладим ребенка, обожаемого питомца или любовника, когда искренне обнимаем того, кого пытаемся утешить. А все остальное время мы думаем о том, как выглядим со стороны.

– Кстати, каким конкретно танцем ты занимаешься? Сейчас же столько всего предлагают.

– Танец может быть только один – аргентинское танго.

– Ух ты! Моя родственница не танцует, но ходит смотреть. А сама из себя такая, что уж от нее-то я меньше всего этого ожидала.

– Не удивлена. Танго как раз захватывает тех, кто даже от себя этого меньше всего ожидает. Танго коварно, оно вскрывает глубоко спрятанное, непрожитое, непроигранное.

– Для этого же существуют психологи.

– А танго и есть мой психолог. Тело не обманешь. Говорить можно научиться что угодно и как угодно, а тело – это будто провинциальная служанка, насобиравшая по знакомым дорогую одежду и пытающаяся выдавать себя за леди.

– И все это тебе внушает твой наставник?

– Анжело – проводник. Я с собой на наших занятиях встречаюсь, понимаешь? И сама себя выслушиваю. Если хоть что-то здравое в голове появляется – пытаюсь разобраться, чтобы себе помочь.

– Интересно. Анжело… Он испанец?

– Уругваец.

– И где же он обитает?

– Снимает на Большой Никитской студию.

– А… Мой препод из Каталонии, тоже почти Анжело) Он – Анхель.

– Что ж… Не одним таджикам в Москву на заработки приезжать.

Ноябрь 2017 года

• Госдума одобрила признание СМИ иностранными агентами.

• В России отмечалось столетие Октябрьской революции.

• Ватикан запретил продажу сигарет.

• Картина Леонардо да Винчи «Спаситель мира», принадлежащая российскому миллиардеру, была продана на торгах аукционного дома Christie’s за 450 312 500$.

• Цена биткоина превысила 10 000$.

• В Уфе главный борец с коррупцией подарил возлюбленной Mercedes за 2,5 млн рублей.

• Среднемесячная температура в Москве –1С°.

Вера и Люба

1 ноября

Москва. Медицинский центр «Гармония».

Отделение стоматологии – Московская область КП «Сосны»

– Привет. Гляжу, от тебя три непринятых вызова.

– Мы можем на конец следующей недели сегодняшнюю запись перенести?

– Да без проблем! На этом этапе работы время терпит. Только тебе на рецепцию нужно дозвониться.

– Да знаю я. В-е-е-р! Мне очень херово. Я пробовала уже, там, как обычно, целую вечность занято. Как же меня бесит эта идиотская музыка! Уж лучше как раньше хамоватое «минуточку», и чтобы бабка в роговых очках и с морковной помадой дышала тебе в трубку. Сейчас же, куда ни позвони, везде одинаковую музыку слышишь, выть хочется, а когда наконец ответят, остается одно только желание – матом выругаться.

– А я-то что могу поделать? Такие вы все занятые… Одна я сижу здесь и в зубах ковыряюсь.

– Вер, ну пожалуйста!

– Ладно, сама перенесу. Мы столько об этом говорим – времени жалко. Когда сможешь подойти?

Вера и Надя

1 ноября Москва. Садовое кольцо. Кафе «Зазеркалье»

– Спасибо, что пришла.

– Угу…

– Почему шубку в гардероб не сдала? Сильно торопишься или боишься, что сопрут? Это та самая шиншилла, которую тебе Лешка на день рождения подарил? Балует он тебя… Да присядь ты уже, сегодня я угощаю. Надь, не дуйся! Совсем я без кожи осталась, понимаешь? Уже на пациентов стала огрызаться, мне еще не хватает без работы остаться… Надь, ты хоть головой, что ли, кивай! А то я будто с пустотой разговариваю. У меня этой пустоты теперь знаешь сколько? На улице бы встала и делилась с теми, кто не ценит, что имеет.

– Давай в храм сходим.

– Не вижу смысла.

– Те, кто ходит, говорят, реально легче становится.

– Ну и кто туда ходит? Стадо. Половина к психологам, половина – в храм. И то и другое – односторонняя связь. Выслушать может и подушка, причем совершенно бесплатно и без цепляющего ощущения твоей врожденной виновности. Гадание на кофейной гуще и то продуктивнее, там хоть клякса какая-то в ответ на вопрос материализуется.

– По-моему, кощунственно мешать религию и гадания с психологами в одну кучу.

– Кощунственно? Да тебе даже сложно представить, что такое кощунственно! Сама-то часто в храм ходишь?

– Бывает, с Алексеем, по праздникам.

– Угу… Слышала, он стал причащаться.

– Да. Как раз во время прошедшего Великого поста.

– Даже так… Ну и ладно. Слушай, мне очень непросто тебя об этом просить, но ты бы поговорила с ним насчет Ромки. Почти три недели прошло, и за все это время был только один звонок.

– Так Алексей же звонит, только ты на его звонки не отвечаешь.

– Э-э-э-э… Я про Ромку. Пойми, я не готова после того скверного разговора на Пасху о чем-то просить Алексея. А слушать его формальные утешения…

– Вера, я уже просила его пробить эту ситуацию по всем возможным каналам.

– Вот я и чувствую: он что-то знает! И что же он тебе говорит?

– Пока ничего.

– Нет, он должен хоть что-то говорить!

– Посоветовал в храм пойти.

– А почему не сексом заняться? Сейчас очень любят и то и другое от всех напастей предлагать. А братец, как водится, хочет быть в тренде.

Надя… я ведь и службы когда-то стояла, причащалась и исповедовалась.

– Ты?!

– Я. В то время, когда это еще не являлось желательным атрибутом состоявшегося человека. Мы тогда в гарнизоне с Николаем жили. Может, расскажу как-нибудь, а может, и не стоит… На вот, кстати, возьми, подарочек небольшой тебе на именины.

– Спасибо. Не знала, что у меня были именины. Вер, а что Алексей сказал тебе на Пасху?

– Ты же при этом была.

– Да, вы обсуждали смерть Максима Сергеевича, я помню взаимную неприятную тональность разговора.

– При чем тут тональность? Разве ты не помнишь главного?!

– Смотря что ты имеешь в виду… Я часто отбегала на кухню, рыба подгорала.

– Отбегала… Он сказал, что Ромке бежать от меня надо, что для него это единственный шанс стать нормальным мужиком.

Люба и Надя

2 ноября

Московская область КП «Сосны» – Москва.

Элитный жилой комплекс в микрорайоне «Кунцево»

– Я теперь типа замкадыш. Коттедж небольшой снимаем, в городской квартире у моего брюзги даже футбольный обзор не пишется. Каждый раз, когда еду в город, проезжаю мимо одного места. Рядом всегда тихо, спокойно. Ни таджиков, не вовремя ремонтирующих дорогу, ни детей на великах, даже бегуны здесь совсем не показываются. Золотится купол маленькой церквушки, да деревья вековые следят за порядком. Но иногда, в утренние часы, можно увидеть несколько машин, припаркованных возле входа. Церквушка-то при кладбище… Еду и думаю: вот сейчас, в эту самую минуту, кто-то с кем-то вдрызг разругался, кому-то нахамили, кого-то уволили, не заплатили, не так посмотрели, не то сказали, не подарили, не поцеловали, не услышали. Булькают наши маленькие трагедии в кастрюльках бытия. А здесь тихо. Кто приходит – говорит шепотом. Часто думаю: а не зайти ли и мне в церквушку? И всегда проезжаю мимо… А ты, кстати, в храм ходишь? Представляю тебя в светлом газовом платке, лицо серьезное, а внутри – уйма шкатулочек с секретом, и все под замком. Але! Ты слышишь меня? Погоди секунду… Кирюх, я же просила но-шпу, а ты мне что принес? Да иди уже, роди там что-нибудь в творческих муках. Деятель, блин… Урод… У меня с ночи живот тянет, даже встречу очень важную пришлось отменить… Але! Да что за чертов вай-фай?!

– Я здесь. Знаешь, такое ощущение, что все мы связаны в мире какими-то тоненькими ниточками. Странно, но мне только вчера задавали этот вопрос.

– Какой?

– Посещаю ли я храм. Родственница моя, сестра мужа. Мы ее майоршей за глаза называем. Она когда-то замужем за майором была, настолько давно, что никто и не узнал бы того майора, но прозвище прижилось. Тяжело ей. Характер у нее, конечно, скверный. Как встречусь с ней – меня будто изнутри поскребли, а ты говоришь: шкатулочки…

– Да она ж тебя вампирит!

– Ей сейчас поддержка нужна. На работе лицо держать приходится, а так совсем она одна… Были три брата. Ныне все покойные. Один из них – отец моего мужа, другой – Майорши, а третий, дед Максим, – отец второй мужниной сестры.

– Да ты прямо сказку сказываешь.

– Не интересно?

– Разве я это сказала?

– Прости, но я такая косноязычная… Бывает, рассказываю что-то мужу, а он в мобильный каждую минуту лезет, а если не в духе, так прямо и говорит: – Давай покороче! У меня очень мало времени.

– Фу, блин… Прости, вырвалось. Я тебя внимательно слушаю.

– Так вот. Пережил дед Максим остальных братьев. Классный был дед, в свои почти восемьдесят на лыжах бегал, книжки в комп пачками закачивал и читал, даже с фейсбуком подружился. По праздникам водочки не гнушался, а еще пел обалденно… На Девятое мая баян из чехла достанет, и раскатится на весь двор «Клен кудрявый», аж до слез… Он блокадник, семья давно в Москву переехала, а после смерти его жены и деда за собой выдернула. Жил отдельно, стальной был дед, той еще закалки. И мои, и сестер ребятишки его обожали. Муж мой, конечно, всякий раз свою помощь предлагал, к врачу хорошему записать – отвезти, дочь родная вниманием не обделяла, да и Майорша всегда к нему с полными руками приезжала. Ругался он на нас, говорил, мол, пенсии ему хватает, всё деньги наши экономил, внукам не только шоколадки, но и денежку втихаря совал, а по докторам ходить категорически не любил. В последний год сдал он сильно. Часто стал звонить в разгар рабочего дня, по всякой ерунде беспокоить. То про учебу детей выспрашивал, то новость какую-то хотел обсудить.

– Да моя мать такая же! Хоть ей далеко не восемьдесят. Чудить старики начинают, кто раньше, кто позже, а моя всегда была каждой бочке затычкой. Я и замуж так рано выскочила, потому что она меня достала. Прости, так что с дедом?

– Раздражать он стал. Все старательно делали вид, что все нормально, а при встрече натужно вздыхали и меж собой переглядывались. Нет, его по-прежнему навещали, но визиты эти превратились в сплошную проформу. В Вербное воскресенье выпил дед с соседом, а на следующее утро ему с сердцем плохо стало. Он сделал три звонка: дочери, моему мужу и Майорше. Понедельник – день суматошный, злой, никто из них даже не ответил… Сосед долго с замками разбирался, а когда «скорую» вызвал, было уже поздно. Похоронили его на Страстной неделе. А на Пасху сестры к нам заехали. День стоял светлый, воздух прозрачный, глубокий, будто грусть в нем разлита, но не тяжелая, а меланхолическая. Таджики по дворам листья жгут, в окошко кострами тянет. Помянули деда, и понеслось…

Муж мой все пытался назад размотать и по минутам восстановить, кто и чем так сильно был занят, что на звонок не ответил. Сам он на совещании сидел, а там принято в режиме «без звука». Майорша в метро была, то ли не прошел звонок, то ли смысла не было отвечать, все равно же ни черта не слышно. Дочка деда перед работой то ли к врачу, то ли к косметологу забежала, телефон был в сумке, и звонок она не услышала. Майорша говорит: а к чему ты это препарируешь, Алексей? Он бы все равно скоро умер – и давай болячки деда перечислять. Но муж мой все пытался виноватого найти, будто сам себя оправдывал. Я смотрела на них и чувствовала, как они все, каждый в своей упрямой правоте, глупы и противны. Вскоре они друг на друга переключились: оказалось, что каждый не так живет… Я к окну подошла, в небо смотрю и за облачка взглядом цепляюсь, думаю – с этого он сейчас, а может, с того, на нас смотрит, и про себя за них у него прощения прошу. Даже не за то, что на звонок не ответили, а за то, что, толкаясь и пихаясь, будто руки свои перед его памятью отмывали. Может, Люба, и в твою церквушку душа его успела залететь… Когда хоронили, детишки наши, даже старшие, горько плакали… В какой же момент мы так черствеем? Выводим прожитое в парадные застольные слова, а вот чтобы промолчать, когда и говорить-то не следует…

– Ох… Печально. А ты, кстати, офигенный рассказчик, и в следующий раз не молчи.

– Меня все равно не услышат.

– Ладно… Посплю я, пожалуй, совсем мне что-то хреноватенько.

– А мне пора в школу за сыном. Береги себя.

– И ты.

Люба и Вера

…

Надя и Вера

2 ноября

Москва. Садовое кольцо. Кафе «Зазеркалье»

– У меня появилась подруга.

– Не обманывайся. В нашем возрасте друзья, если с детства не прицепились и чудом не сохранились, уже не появляются. Да и то если поближе рассмотреть – задержались именно те, которые для чего-то конкретного применимы.

– И что же, по-твоему, следует считать дружбой?

– В наше время уже ничего. Мучает, например, человека какой-то вопрос… Когда он пробует сформулировать его, вопрос начинает казаться смешным, пустяковым. А еще вопрос может быть скользким, неоднозначным или вовсе неприличным. Так определяется друг: тот единственный человек, которому можно задать абсолютно любой вопрос без риска оказаться в нелепом положении. Скорее всего этот человек и сам задавался подобным вопросом – друзья должны оставаться на одной волне, а даже если нет – другу искренне любопытно, он готов помочь разобраться, потому что он – это часть тебя. В наше время для этого есть Гугл. Сформулируй в поисковике любую проблему, любую непристойность, даже откровенную фигню – и тебя тут же вынесет на хренову тучу форумов. И все эти незнакомцы на часок-другой станут тебе ближайшими товарищами.

– В помойке чужих слов, возможно, и мелькнет дельный совет или хотя бы появится возможность убедиться, что у кого-то может быть хуже, но это пространство лишено ощущений, когда от взгляда, прикосновения, голоса, участившегося дыхания, мы чувствуем, как кто-то рядом сопричастен к тому, что мы переживаем.

– Ощущения? Для этого придумали инстраграм. Фейсбук грузит, его надо читать и хоть иногда заставлять себя думать. А здесь раз – «Поражена красотой Парижа!», и вот она закатывает глаза прямо в лифте Эйфелевой башни. Или «Грустна – хреновая погода» – и вот она в своей разобранной для всех постели лежит в уютной цветастой пижамке, еще и томик Достоевского для усиления драматического эффекта в кадр зацепит. Свадьбы, похороны, разводы, первое свидание, чужие букеты и тарелки с борщом, туда же и козлов, подрезавших на дороге, хороших и плохих учителей и докторов, фриковатых прохожих, вожделенные сумки и ботинки… Про детишек я вообще молчу – как покушал и как покакал… Вот и скажи, зачем кому-то в наше время нагружать себя другом, если можно поделиться любыми ощущениями с доброй половиной зомби-города, которая, коротая время в пробках, готова ставить бесчисленные лайки под чужими горестями и восторгами?

– Не знаю. В инстаграме меня нет, а фейсбук я только изредка, для того чтобы связь с большим миром не терять, использую – исключительно как читатель.

– Только не говори, что это потому, что ты когда-то книжки правильные читала. Многие, представь себе, их тоже иногда читают. Таково уж лицо прогресса, где медлительные и особо чувствительные оказываются на обочине, без геолокации. Наше время – время имплантов.

– А я снова чувствовать хочу… И не только то, что регламентировано обществом, а все-все вбирать в себя, как в детстве… Помню, я закрывалась от родителей в ванной и подолгу смотрела, как капает из крана, ударяется о бортик ванной вода, как оседают на кране и искрятся электрическим светом большие прозрачные капли. Еще помню снег в окошке, будто манная крупа сыплющийся с неба, помню дыхание мальчика на задней парте, нетерпеливое и робкое.

– В детстве все кажется значительнее, чем есть на самом деле. И что, твоя загадочная подруга готова тратить время на то, чтобы все это с тобой обсуждать? Подозреваю, она женщина какого-нибудь Лешкиного подчиненного или его делового партнера. Не обольщайся, Надя. Все это сентиментальное словоблудие ровно до той поры, пока твой мужик ее мужику нужен.

– Нет. Меня с ней ничто не связывает. И я о ней почти ничего не знаю. Но когда она со мной на связи, я будто собой становлюсь.

– А сейчас ты кто?! Какой тяжелый бред… Лучше к профессиональному психологу обратиться, будет четкое понимание того, что за свои деньги ты получаешь на время чьи-то уши. Но, зная Лешку, предполагаю, что он жмотиться начнет… Еще скажи спасибо, что испанский не отказывается оплачивать. Вот интересно, эту загадочную женщину ты тоже чувствуешь?

– И очень хорошо. Ей сейчас непросто, ее мучает какая-то неразрешимая проблема.

– Ко мне каждая вторая приходит с неразрешимой проблемой. Я давно уже халат с маской не только на тело, но и на душу надеваю. Такие без стыда весь негатив сливают, а в следующий раз приходят как ни в чем не бывало и радостно щебечут. Я почти и не слушаю.

– Она не особо делится проблемами. Щадит меня, понимая, что моя проблема, возможно, гораздо глубже.

– Твою ж дивизию! Просто слов нет… И в чем же твоя проблема?! Надоело с «мертвой рыбой» целоваться, так возьми и переспи со своим испанцем. Что такие глаза опять делаешь? Думаешь, я не понимаю, почему тебя в последнее время так распирает? Этот преподаватель – идеальный вариант. Таких, как ты, у него много, а у тебя ненужных иллюзий не возникнет. Отель «Подушкин» вам в помощь. Только поаккуратней. Помни: Лешка всевидящий. Считай, что я тебе ничего такого не говорила… А подруга эта, помяни мое слово, у тебя скоро что-нибудь заберет.

Люба и Надя

4 ноября

Москва. Городская клиническая больница 52.

Гинекологическое отделение

– Привет, Надюха) Видела твои сообщения. Спасибо за открытку, чудесные цветы. Здорово, что в наше время есть возможность одним нажатием кнопки сделать человеку приятное. Там, где я сейчас, плохой интернет, так что на пару дней выпадаю. Не грусти.

Вера и Люба

9 ноября

Москва. Медицинский центр «Гармония».

Отделение стоматологии

– И где же тебя носило? Проходи, присаживайся. Господи, а похудела-то как! Даже глаза ввалились.

– В больнице лежала.

– Что случилось?

– Не прижился плод. Живот тянуло, открылось кровотечение. Хорошо, Кирилл дома был, «скорую» вызвал. Срок небольшой, сохранять-то было нечего…

– Сочувствую… Так что, муж обо всем узнал?

– Хм, муж… Сейчас мы его поджелудочную лечим, с алкашкой пришлось завязать. Раньше одними рюмками жил, а теперь одними таблетками. Закинется – и в сеть, как в омут, с утра до ночи, с головой. Ничего вокруг не замечает. Сказала, киста была. Хорошо, что мужики ни хрена в женском организме не понимают.

– Люба, я понимаю, как это должно быть тяжело, но ведь уже возраст… Ты, кстати, тяжести не поднимала? Зная тебя, не удивлюсь.

– Тяжести не поднимала. Был бурный секс.

– Тьфу ты! От ведь бабы! Ты даже меня поражать умудряешься. Стесняюсь спросить, с кем? Хотя – разве теперь это важно…

– Как раз важно. С ним я была, с Вовкой. Пока ждала, когда он вернется, все, дура, дату определенную притянуть к предстоящему разговору пыталась, типа второе число лучше первого, а четверг добрее среды. До онлайн гаданий, идиотка, докатилась – «о чем он думает и как на самом деле ко мне относится?». Вовка как приземлился, сразу эсэмэску прислал. На следующий день, только из дома вышел – тут же звонит, а я его холодом, холодом, а у самой-то руки дрожат, то монетку подбрасываю, то в первую попавшуюся книгу за ответом лезу.

– О тебе такого никогда не подумаешь.

– Хм… Да уж, конечно. Вот ходят некоторые с пакетами из магазинов, честно понимая, что никогда не смогут в таких магазинах одеваться, но чтобы кто-то не слишком искушенный думал иначе… Так и я в своем блоге лохушкам транслирую. В теории я часто согласна с тем, о чем пишу. А вот ткнули, нежданно, как оказалось, в еще живое, я снова школьницей беззащитной себя почувствовала. Кручусь-верчусь, почти и не спала последний месяц… Валокордин, афобазол – ничего не помогало. Вовку представлю – и сердце по новой колотится, так и вижу, как его, будто подстреленного, эта тяжесть пронзает. А что бы он мог сделать? Безоговорочно признать ребенка? Когда-то в будущем провести унизительную для всех экспертизу? Разорвало бы его на две части… А там жена такая – сразу бы все почувствовала и никогда бы не простила. Не ушла бы, ей и некуда – зато с полной рукой козырей оказалась…

– Много ты о других думаешь.

– Одним словом, встретились, он отдохнувший, загорелый, и глаза такой радостью светятся! Любушка, говорит, как же я по тебе соскучился! Я весь отдых счастью своему не верил. Каждый час о тебе думал, и жена рядом ходит довольная, ведь от одной только мысли о тебе я готов был весь мир расцеловать. Вот у меня, Вера, все слова и растерялись… Ты подумай, он же пять лет меня добивался! Не смея надеяться, просто был рядом, пока я все так же продолжала бежать подальше от своей хрущевки, от матери горластой, отца проспиртованного, а потом уже и от Кирилла. И, как недавно поняла, все это время я просто упрямо продиралась к подслащенной пустоте. К кичливому пустому пакету из запредельно дорогого магазина. У меня было, наверное, минуты две от его «здравствуй» до нашего поцелуя, за которые в голове пронеслось: скоты мы, конечно, оба, отступники, но он, всегда такой неловкий, неправильный, совсем обычный, сейчас до краев переполнен жизнью, а то, что принесла в себе я – там одна сплошная безнадега. Так стоит ли ему с ходу крылья обрывать? И кто ж наверняка знает, что завтра с нами будет? Раньше все атомной войны боялись, а теперь есть ИГИЛ и зобми-апокалипсис. Вер, у меня такая физика была когда-то только с Кириллом… Все остальное – ради куража. Разговоров больше, чем дела.

– Зачем?

– Да вот чтобы такие, как ты, завидовали… И было-то, если честно, всего пару раз за годы брака, без чувств, без опоры на что-то настоящее. Взяла бы да зачеркнула.

– Спасибо за откровенность, но можешь быть спокойна – я тебе не завидую. Зато с утра в инете как раз к твоему случаю подсмотрела. Вот, послушай: «Настоящая проблема вовсе не в том, что мы как культура недостаточно считаемся с мужской биологией. Нет, настоящая проблема в том, что это единственная биологическая реальность, с которой мы считаемся».

– Ты думаешь, что я сдалась ему из-за слабости… Нет, Вера, я была очень сильна в тот момент. Как изголодавшаяся по ласке собака, я кусать передумала и просто позволила себе его чувствовать. Да, Вер, я не думала больше ни о чем, я просто это проживала! А ты мне опять фразы. Фразы я и сама умею. Мои посты похожи на скульптурирование лица – подогнанный под современный стандарт кусочек фальшивой правильности. А с Вовкой было настоящее.

– Настоящее заключается в том, что ты до сих пор в шоке, и еще – с твоим ослабленным иммунитетом тебе сегодня здесь нечего делать. Держи, пропьешь на всякий случай вот это и придешь ко мне не раньше, чем через неделю.

– Есть новости от сына?

– Есть. Человек по его просьбе приходил, сказал, что жив-здоров.

– Отлично! Ладно, побегу я. Давай, до встречи…

– От сучка безмозглая… Господи, прости ее… Погрязшую в грехе, не ведающую, что творит. Всемилостивый Боже, прости меня! Прости нас всех!