Текст книги "Поговорим о трудном пути к детям. От отчаяния к чуду рождения"

Вернулась, не вернувшись

Через несколько дней меня решили выписать из стационара, но мне не хотелось домой. Я боялась возвращаться, мне было страшно увидеть родных, у меня было ощущение, что это я виновата: не справилась, не доносила, ведь наша девочка была абсолютно здорова.

Несколько недель после выписки я не могла ходить, лежала, а когда пыталась сесть, на лбу от усилий выступал пот. Когда я вставала на ноги, темнело в глазах, и я падала в обморок из-за того, что потеряла много крови.

Мой мозг работал исправно, давая мне спать по ночам; поначалу мне не снились кошмары, они пришли позже. Во сне я забывалась, а утром возвращалась в свою новую реальность, осознавая разверзшуюся перед нами бездну горя снова и снова, не веря, что это действительно произошло.

Я приехала домой физически, но прежняя «я» не вернулась. Я будто постарела на 10 лет в одночасье и не понимала, как продолжать жить, потому что возвращение к «прежней» жизни – к себе беззаботной, юной, – оказалось невозможным. Прошлой жизни уже не существовало, да и новой пока не было, нам только предстояло создать ее с нуля с неподъемным грузом боли и со всепоглощающим чувством вины.

У меня началась лактация, грудь болела невыносимо, я попала в больницу с лактостазом[11]11
  Лактостаз – состояние женщин в период лактации, связанное с застоем молока вследствие нарушения его отхождения из молочных желез. При несвоевременном лечении может переходить в более опасное состояние – мастит (воспаление молочных желез).


[Закрыть] и высокой температурой.

Когда я снова оказалась дома, я не позволяла себе лежать в постели и смотреть в никуда. Я отчаянно пыталась заместить боль потери чем-то, неважно чем. Начала учить французский язык просто ради отвлечения. Старалась как можно раньше выйти на работу. При родах с 22-й недели беременности больничный выдается почти на полгода, а у меня в выписке фигурировал «самопроизвольный выкидыш» на сроке 21 неделя и пять дней, из-за чего мне дали бюллетень всего на две недели.

Мне нужно было сформировать внутренний стержень, чтобы выстоять, и я вспомнила, что до родов мне помогала йога. Я буквально вытащила себя на коврик, обнаружив, что от моей отличной физической формы не осталось и следа. Я пыталась встать в простейшую позу «собака мордой вниз», но задыхалась, сердце стучало как сумасшедшее, я ложилась, но вставала снова, истязала себя тренировками, пытаясь обрести контроль хотя бы над своим телом.

Через несколько дней я начала работать удаленно, потом осмелилась выйти в офис. Мои коллеги были очень тактичными, они знали о моей потере, поддержали меня, а кто не был знаком со мной близко, вежливо делал вид, что ничего не заметил, чтобы мне не пришлось объяснять.

Проживание горя – путь долгий и нелинейный. На работе мне казалось, что я «в порядке», но, придя домой, я от бессилия плакала в подушку или в плечо мужа. Я не могла выговориться родным: тяжелее всего было сочувствие мамы. Она пыталась меня поддержать, твердила, как любит меня, но эти слова лишь ранили: ведь я чувствовала, что точно так же сильно люблю свою дочь, которой у меня никогда уже не будет.

Тогда, в 2016 году, я еще не была знакома с фондом «Свет в руках»[12]12
  «Свет в руках» – благотворительный фонд инициатив в сфере репродуктивного и перинатального здоровья, оказывающий поддержку парам и женщинам, пережившим неудачную попытку ЭКО, потерю беременности или столкнувшимся с другими репродуктивными сложностями; https://lightinhands.ru/


[Закрыть], где работают лучшие, на мой взгляд, психологи по перинатальным потерям. Если бы знала, то, возможно, это позволило бы мне раньше задать себе правильные вопросы и хоть как-то облегчило мое состояние. Я категорически отказывалась обращаться к психологам, считая, что тот, кто через подобное не прошел сам, не имеет никакого морального права рассказывать мне, как мне жить с этой болью.

Мой муж говорит, что его любимое качество во мне – жизнерадостность. Я читала исследование, где утверждалось: что бы с людьми ни случалось, через какое-то время они возвращаются к своему базовому уровню радости. Так, жизнерадостный человек, узнавший о серьезном заболевании, через какое-то время принимает его и приходит назад к свойственному для себя уровню радости. Склонный к унынию, выиграв в лотерею, также довольно скоро откатывается к привычной печали.

Базовый уровень радости у меня довольно высок. Возможно, это объясняет тот факт, что мне никогда не диагностировали клиническую депрессию. Я быстро «перевариваю» плохие новости, оперативно принимаю решения, – ведь жизнь продолжается. Иногда я не даю себе времени на проживание эмоций, слишком спешу – такая у меня натура.

Наша потеря случилась в феврале. Уже к лету 2016 года я частично вернулась к своему уровню радости: ездила отдыхать, летала в командировку, пыталась наполнить жизнь приятными впечатлениями. Боль от потери всё еще была острой, но я не позволяла себе часто в нее погружаться.

Врачи запретили планировать беременность на протяжении полугода, что казалось мне чудовищным перерывом, ведь я уже была мамой, я уже в деталях представила себе дальнейшую жизнь с ребенком! У меня было отчаянное желание не просто забеременеть снова, а «вернуть себе» такое близкое материнство.

Родные спрятали от меня уже купленную коляску и какие-то детские вещи, мы не упоминали о них и сделали вид, что этого никогда не было. Я ощущала себя мамой погибшего ребенка, казалась себе на десяток лет взрослее всех своих сверстников, в том числе тех, у кого уже были дети. Муж не принял идею того, что мы – родители ангела[13]13
  Ангелами часто называют желанных детей, погибших в результате прерывания беременности по тем или иным причинам; «дети-ангелы» – понятие, принятое среди родителей, потерявших своих малышей.


[Закрыть], ему было больно от этой мысли, он предпочитал думать, что у нас еще не было детей.

Если весной я не жила, а существовала, то летом начала жить, хоть и с постоянной оглядкой на календарь в ожидании возможности пробовать снова. Врачи успокаивали: дескать, после первой беременности я легко забеременею еще, и мы и представить не могли, что до следующей беременности, которая вновь прервется, мы дойдем только через четыре долгих года попыток ЭКО, а путь к рождению детей займет больше девяти лет.

Осознание № 3. Игнорирование профессиональной помощи было ошибкой

Искать помощи психолога – страшно, ведь есть риск открыться человеку, который причинит только больше вреда. Я долго чувствовала себя уязвимой и не обращалась к специалистам, сама смогла найти силы двигаться дальше. Тем не менее я знаю людей, парализованных своим горем на многие годы, поэтому убеждена, что с ним нужно работать, как бы больно ни было.

Я смогла выстроить новую жизнь самостоятельно, опираясь на поддержку мужа, друзей и близких, но это заняло больше времени, чем если бы мне помог внимательный и понимающий психолог.

О чувстве вины

Много лет я жила с чувством вины. Я упрекала себя в том, что вовремя не нашла хорошего врача, что не обратилась за вторым и третьим мнением, что жила обычной жизнью – ходила на прогулки, когда стоило бы лежать. Я полностью взваливала ответственность за потерю ребенка на себя.

Лишь спустя пять лет я смогла простить себя и принять, что сколько себя ни вини – ничего не изменишь. Вина разъедает изнутри, отравляя жизнь. Конечно, важно извлекать уроки из допущенных ошибок, но не менее важно уметь прощать себя, чтобы двигаться дальше.

С чувством вины соседствует чувство тревожности: «А что если я опять не смогу предотвратить непоправимое?»

Спустя годы я нашла откликающуюся во мне мысль в книге Эдит Эгер «Дар»: «Чувство вины – оно за то, что уже было. Чувство обеспокоенности – за то, что еще только будет. Единственное, что вы можете изменить, – здесь, в настоящем».

Я в этой книге буду цитировать два издания, оказавшие на меня наибольшее влияние: «Дар» Эдит Евы Эгер[14]14
  Эдит Ева Эгер. Дар. 12 ключей к освобождению и обретению себя. М.: МИФ, 2021 (Edith Eva Eger. The Gift: 14 Lessons to Save Your Life. Scribner, 2020).


[Закрыть] и «Поговорим об утрате. Тебе больно, и это нормально» Меган Девайн[15]15
  Меган Девайн. Поговорим об утрате. Тебе больно, и это нормально. М.: Олимп–Бизнес, 2020 (Megan Devine. It’s OK That You’re Not OK: Meeting Grief and Loss in a Culture That Doesn’t Understand. Sounds True Adult, 2017).


[Закрыть]. Пусть эти произведения и не связаны с репродукцией, но их авторы – потрясающе сильные люди, и они на многое открыли мне глаза.

От чувства вины не так просто избавиться – я бы слукавила, если бы сказала, что перестала его испытывать. Оно по-прежнему оставалось со мной, но я научилась с ним жить – действовать, рисковать и снова брать на себя ответственность, не позволяя этому чувству держать меня в прошлом.

Когда становятся родителями

Ответ на этот вопрос пытаются найти многие пары, столкнувшиеся с перинатальными потерями. Я могу с уверенностью сказать, что родителями становятся не после рождения ребенка, а гораздо раньше. Когда мы потеряли нашу первую дочь, мне было очень важно получить признание того, что мы уже родители. Только через несколько лет, общаясь с психологом, я услышала подтверждение: мы становимся родителями, когда чувствуем ответственность за своих детей, независимо от их возраста. Жизнь – сложная штука, чей-то ребенок проживет восемьдесят лет, чей-то – двадцать, а чей-то – пять недель гестации[16]16
  Гестация – вынашивание. Гестационный срок – срок беременности, рассчитанный с первого дня последней менструации.


[Закрыть]. Кто-то чувствует ответственность за эмбрионы, уже на этом этапе ощущая себя родителями этих крошечных «снежинок»[17]17
  «Снежинки» – витрифицированные эмбрионы; эмбрионы, подвергающиеся криоконсервации и хранящиеся в жидком азоте при температуре минус 196 градусов (отсюда и сленговое название).


[Закрыть].

Однажды перед переносом эмбриона нам пришлось самостоятельно транспортировать эмбрион из одной клиники в другую. Эмбриологи выдали нам большой термос, заполненный жидким азотом, в котором лежала соломинка[18]18
  Соломинка – носитель, специальный контейнер, в котором криоконсервируются (замораживаются) эмбрионы. Если эмбрионы помещены в одну «соломинку», разморозить их можно только одновременно, поэтому предпочтительной является криоконсервация эмбрионов в отдельных контейнерах, соломинках.


[Закрыть] с нашей последней «снежинкой». Взяв термос в руки, я почувствовала себя на первой прогулке с ребенком. Было страшно держать его в руках, он был приоткрыт, чтобы не создавалось лишнего давления, и жидкий азот потихоньку сочился из него. У нас было несколько часов на перевозку, мы добрались до второй клиники буквально за полчаса, но я страшно боялась: вдруг что-то пойдет не так и мы навредим нашему малышу или малышке.

То же самое чувство ответственности с новой силой вернулось к нам с мужем в 2022 году. Когда многие наши знакомые в панике покидали страну, нам, как и всем, тоже было страшно. Но у нас не возникло и мысли о переезде, ведь наши дети, наши эмбрионы, находились в Москве, мы не могли их бросить. Муж сразу сказал: «Мы останемся здесь, даже если это будет опасно, потому что здесь наш единственный шанс стать родителями».

Когда я боялась, что военные действия дойдут до нашего города, я больше всего опасалась не за себя и свой дом. Было страшно, что снаряд прилетит в центр Москвы, в клинику, где хранятся наши «снежинки», что в городе отключат электричество и криокамеры будут обесточены. Это ли не родительство?

Чувство родительства сугубо индивидуально и к каждому приходит на различных этапах. С этим связано и разное восприятие перинатальных потерь: сейчас психологи придерживаются точки зрения, что перинатальной потерей может считаться любая потеря в ходе репродуктивных программ: будь то потеря подтвержденной беременности, отсутствие имплантации эмбриона, невозможность оплодотворения полученных клеток или остановка в развитии эмбрионов на третьи – пятые сутки после оплодотворения. В этом непростом вопросе важно прислушиваться к своим чувствам, не заставлять себя принимать определенную позицию, если она вам не близка. Кому-то легче думать, что они пока еще не стали отцом или матерью, чем ощущать себя родителями детей-ангелов. Кому-то – наоборот. Оба мнения имеют право на существование, важно выстоять в этой гонке.

Часть 2
Гонка разочарований

О поисках причин и социальном давлении

После полугода восстановления мы тщательно обследовались и пошли на новую стимуляцию овуляции к новому репродуктологу по рекомендации. Нас настигло горькое разочарование: беременность больше не наступала ни с первой попытки, ни со второй, ни с пятой.

Мы ответственно подошли к процессу: лечили инфекции, пробовали разные комбинации препаратов, сделали ГСГ[19]19
  Гистеросальпингография (ГСГ) – исследование проходимости маточных труб. Если назначается лечение методом ЭКО, исследование проходимости маточных труб не требуется. В случае когда рекомендована стимуляция овуляции с дальнейшей инсеминацией или половым актом, провести ГСГ необходимо.


[Закрыть], я регулярно наблюдалась у эндокринолога, но результата не было.

Психологически это было тяжело. Тогда я была PR-менеджером и старалась совмещать стимуляции с работой, делала себе уколы в туалете между конференц-звонками, бегала по Москве в поисках препаратов. Мечтала о ребенке, планировала вот-вот уйти в декрет и не меняла рода занятий. Я поднималась по карьерной лестнице, а тесты всё показывали «не беременна». После пяти неудачных стимуляций, одна из которых была с инсеминацией (сперму партнера вводят непосредственно в полость матки), нам предложили ЭКО. Оглядываясь назад, я понимаю, что меня посылали на многочисленные стимуляции только из-за молодого возраста, гораздо эффективнее было сразу пойти на ЭКО, ведь результативность этого метода намного выше.

Перед ЭКО репродуктолог решила отправить нас к гематологу. Помню ночь, когда пришел результат анализа на врожденные мутации генов гемостаза[20]20
  Мутации генов гемостаза или полиморфизм генов гемостаза – врожденные изменения в участках генов ДНК, отвечающих за синтез факторов свертывания крови. Обуславливают наследственную склонность к тромбозам, спонтанным кровотечениям, сердечно-сосудистым заболеваниям, а также к большому числу акушерских осложнений.


[Закрыть]: у меня нашли ряд мутаций, подтверждающих тромбофилию, ассоциированную с риском невынашивания, отставания в развитии плода, плацентарной недостаточности, отслойки плаценты и множества других страшных последствий. Тогда я еще не понимала, что, если тебе уже очень плохо, всегда может стать хуже.

Я сходила к нескольким уважаемым гематологам, и все они рекомендовали уколы антикоагулянтов в живот перед каждым протоколом подсадки эмбриона. Делать нечего, пришлось привыкать к новой реальности – инъекций стало в два раза больше.

Первый протокол ЭКО – неудачный, в середине протокола началось кровотечение, и все яйцеклетки после пункции были незрелыми. Репродуктолог сказала, что за ее 30-летнюю практику такое встречается второй раз. Мы с мужем пребывали в шоке и опять недоумевали: «Почему опять мы?», – однако приняли решение сразу же повторить попытку.

Стоит добавить, что денег на тот момент у нас было очень немного, мы не могли позволить себе платные программы, поэтому я целеустремленно выбивала квоты, которых приходилось ждать; ради них я десятки раз пересдавала не самые важные анализы. Мы были молодыми, мне было всего 24–25, отсутствие денег мы компенсировали временем. На протяжении многих лет мы тратили драгоценное время своей жизни на бесконечные безрезультатные попытки.

Со второй попытки ЭКО нам удалось получить три эмбриона среднего качества. С 2017 по 2020 год мы каждый месяц готовились к переносу эмбриона. Мне сделали пайпель-биопсию эндометрия[21]21
  Пайпель-биопсия эндометрия (аспират из полости матки) – диагностическая процедура, которая позволяет определить состояние внутренней оболочки матки (эндометрия).


[Закрыть] (не самую приятную из процедур), лечили хронический эндометрит с помощью физиотерапии, пролечивали инфекции, снова и снова отменяли перенос эмбриона из-за предательски возникающих функциональных кист[22]22
  Функциональная киста – образование яичника, которое может появляться только у женщин в репродуктивном периоде и напрямую связано с цикличными процессами, протекающими в яичниках.


[Закрыть]. Эти задержки сводили меня с ума.

Первая потеря в 2016 году оставила глубокий след не только на моем эмоциональном состоянии, но и на физическом – совершенно внезапно у меня появилась острая боль в коленях, мешавшая ходить, я начала хромать и изо всех сил пыталась справиться с этим.

Как потом объяснил мне новый репродуктолог, потерять беременность на таком большом сроке – это словно сорвать стоп-кран у мчащегося поезда, последствия могут быть совершенно непредсказуемыми и физически очень травматичными для организма. У меня это вызвало обострение иммунных нарушений и прогрессирование дисплазии тканей коленных и тазобедренных суставов. «Отлично!» – подумала я. Теперь помимо ноющей психологической боли меня мучила постоянная физическая.

После полугода консервативного лечения коленей – уколов, мазей и пункций суставной жидкости – я дошла до полного отчаяния и решилась на операцию коленного сустава. Что мне операция на колене после всего пройденного?! Я была в прекрасном расположении духа, шутила и смеялась с анестезиологами в операционной, – ведь физическая боль меня совершенно не беспокоила, если она не была связана с болью эмоциональной. Уже через пять дней после операции я, еще будучи на костылях, пришла к репродуктологу и потребовала продолжения наших усилий. Когда она с удивлением спросила, не хочу ли я полностью восстановиться, я усмехнулась: «Какое отношение колени имеют к беременности?»

Я была нетерпелива и не хотела ждать. За три года мы сделали всего два переноса, хотя лечиться не прекращали ни на цикл. Два переноса эмбрионов, которые не прижились. Предательский ХГЧ[23]23
  Хорионический гонадотропин (ХГЧ) – это гормон, вырабатываемый внешней оболочкой зародыша, и в норме определяется в крови и моче женщины при наступлении беременности.


[Закрыть] даже не поднимался! Я помню, как рыдала в кабинете у врача, и она бросила: «Уж и не знаю, что с тобой делать, все остальные женщины, которые позже начали, давно забеременели». Больше я к ней не вернулась. У нас оставался один эмбрион.

Долгие годы у меня крепло убеждение в том, что я не такая, как все, – дефектная, что детей нам иметь не суждено. Было больно от ощущения, что я «неправильная женщина»; как-то раз я даже подумала, что, наверное, мне было бы лучше родиться мужчиной – ведь карьеру строить я умела, а от социального давления на тему деторождения в таком случае была бы избавлена.

Социальное давление – неподъемный груз для многих женщин, столкнувшихся с неудачами зачатия, ЭКО или репродуктивными потерями. Причем окружающие зачастую любопытствуют не из искреннего переживания за вас, а из праздности. Некоторые советуют отшучиваться, на вопрос «когда родишь?» отвечать что-то в духе: «Вот кофе допью и займемся этим вопросом». Не со всеми такой подход работает. Я всегда была откровенна с друзьями, очень многие из них знали о нашей потере и лишних вопросов не задавали.

Если с расспросами приставали малознакомые люди, было больно и неприятно. Когда я наконец смогла говорить о нашей потере, я стала отвечать жестко и «в лоб»: «Наши дети умерли». Обычно разговор моментально заканчивался. Надеюсь, это заставило людей задумываться прежде, чем задать подобный вопрос кому-либо еще.

Я не могла принять мысль о жизни без детей. Вокруг все путешествовали и «жили свою лучшую жизнь», когда мы копили деньги на очередные программы. Если бы не муж, я бы сдалась гораздо раньше, попробовала бы пожить «для себя» или рассмотрела бы вариант усыновления. Но мужу было важно иметь свое биологическое продолжение, а для меня было значимым не просто «стать мамой», а родить ребенка вместе с конкретным любимым человеком.

Мне не нравится идея о том, что ребенок – подарок от женщины мужу. Я совершенно не понимала, почему мужья дарят женам дорогие подарки на рождение детей. Я всегда полагала, что ребенок – это подарок «от него – мне и от меня – ему». И невозможность сделать этот подарок друг другу воспринималась как катастрофа. Тем не менее я была непреклонна: верила, что мы сами вершители своей судьбы и, даже если «не суждено и не дано свыше», добьемся своего во что бы то ни стало и будем родителями.

Осознание № 4. Гарантий успеха нет

На протяжении многих лет в планировании я часто встречала женщин, полностью обескураженных после первой неудачи ЭКО. Казалось бы, когда ты готов к такому ответственному шагу, результат не заставит себя долго ждать. Врачи хвалятся своими достижениями, приукрашивая ситуацию, не информируя пациента о реальных шансах на успех, которые снижаются с возрастом. Наверное, они пытаются создать пресловутый «позитивный настрой». Безусловно, он важен, но не менее важно понимать, что гарантий успеха нет.

Когда вы планируете рождение детей, вы вступаете в борьбу – непростую и, возможно, долгую. Нужно быть готовым к тому, что получится не с первого раза.

Представьте, что вы – профессиональный атлет, готовящийся к Олимпиаде. Вы проиграете сотню соревнований прежде, чем приблизитесь к заветной цели, а может, подорвете здоровье. Вы не имеете права сдаваться, не имеете права сломаться психологически, потому что так золотую медаль не завоевать. Остается только действовать в надежде, что однажды ты выиграешь. Никаких гарантий того, что вы станете олимпийским чемпионом, естественно, нет. Ясно одно: если не верить и не пытаться, – вы точно не победите.

Пересмотреть свою жизнь: о ЗОЖ, БАДах и алкоголе

К 2019 году беременность не наступала уже три года, и я поняла: что-то мы делаем в корне неверно. Тогда я уже была готова идти к остеопатам и специалистам альтернативной медицины, хотя сама придерживаюсь подхода доказательной. Так я наткнулась на страницу популярного эндокринолога, который, как утверждалось, создает благоприятные условия для зачатия. «Даже если не сработает, вреда не будет», – подумала я и окунулась в мир БАДов и психосоматики, массажей и правильного питания.

Если я начинаю чему-то следовать, то очень часто делаю это фанатично. На работе я взяла «саббатикал» – неоплачиваемый отпуск на пять месяцев, выстроила себе программу ежедневных тренировок в тренажерном зале и бассейне. Моя рутина состояла из приема пары горстей препаратов и БАДов поутру, медитации, поездки в зал, часовой интенсивной тренировки на тренажерах и беговой дорожке, часового заплыва в бассейне, сауны, правильного обеда преимущественно из белков, без быстрых углеводов. Вечером была йога, прогулки, контрастный душ, сон в затемненной комнате для правильной выработки мелатонина и других гормонов.

Питалась я два-три раза в день, без перекусов. Не позволяла себе хлеб из белой муки, продукты с добавленным сахаром, сладости, сладкие фрукты, крахмалистые овощи, жирное мясо, шоколад, соки, чай, кофе и вообще любые напитки, кроме чистой воды и травяных чаев и много чего еще. В тот период я свысока смотрела на тех, кто ест, боже упаси, фастфуд или пьет алкоголь. Алкоголь был под жестким запретом как у меня, так и у супруга, и не за пару месяцев до планируемого протокола, а на протяжении нескольких лет.

К слову, о кофе: по данным клинических рекомендаций по лечению привычного выкидыша, потребление алкоголя и кофеина (более пяти чашек в день) может отрицательно влиять на возможность забеременеть и выносить ребенка. Хотя кофе не увеличивает риск врожденных аномалий плода во время беременности, от кофеина (более 200–300 мг – две-три чашки) повышается вероятность самопроизвольных выкидышей. Не стоит говорить, что отказаться от кофеина в любом виде я решила еще до наступления беременности.

Благодаря такому режиму питания и спортивным нагрузкам я сбросила несколько килограммов, хотя у меня никогда не было лишнего веса; тело стало точеным, как у профессионального спортсмена. Цикл всё еще выдавал сбои, но хотя бы иногда, хоть и весьма хаотично, начинался без препаратов. Еще через год на УЗИ репродуктолог удивилась, что от СПКЯ[24]24
  СПКЯ – синдром поликистозных яичников – эндокринный синдром, сопровождающийся нарушениями функции яичников.


[Закрыть], который мне упорно ставили с подросткового возраста, не осталось и следа. Чувствовала я себя прекрасно, но беременность не наступала. Тогда я задумалась еще об одном фундаментальном изменении.