Текст книги "Когда не любят. Сборник рассказов"

– Все хорошо? – отстегивая ремни безопасности, спросил Леша.

– Да, – соврала Вера, не смотря в его сторону. – Все отлично.

Отель был уютным. Комната чистой. Кровать широкая.

Вера беззвучно передвигалась по номеру, то забегала в ванну, то подходила к окну, словно не замечая присутствия любимого человека.

– С тобой что-то не так, Вер, – Леша присел на краешек постели, взял ее руки в свои. – Расскажи, что происходит?

Он лучился теплом и обеспокоенностью, какой-то искренней заинтересованностью, что хочет все разъяснить и разобраться.

Вера сдалась.

– Леша… Это глупость, конечно, – Вера крепко держала его руки, но чуть ерзала на идеально заправленной кровати, таращась на свои загорелые ноги. – Я не ожидала от себя такой реакции. Но меня задело за живое, когда ты отправлял свои фотографии девушкам.

– Ты копалась в моем телефоне? – Леша вздернул брови, быстро усмирив их.

– Нет, нет, – встрепенулась женщина. – Я на секунду взглянула, это вышло случайно, – уже не отрываясь, ловя каждый жест любимого, призналась Вера.

Он утвердительно и понимающе покачал головой.

Вера говорила медленно, подбирала каждое слово, будто отсматривая, как придирчивый покупатель на рынке, и потом, удостоверившись в его ценности и пригодности, произносила вслух.

– Я думала, я что-то особенное в твоей жизни. Мне этого хочется. Думала, что я кто-то уникальный для тебя. А ты так улыбался в телефон. Меня задело. Зачем я рядом здесь, если тебе приятней кто-то другой там?

Леша продолжал кивать.

– Знаешь, я понял, – и он выпустил ее руки. – Мне нужно пройтись.

Встал и захлопнул за собой дверь.

Вера просидела в оцепенении несколько минут, не понимая, как очутилась в этом гостиничном номере.

Через час она доползла до ванны и умыла лицо. Взяла журнал, буквы плыли без смысла перед глазами. Вера выглянула на улицу: «Сидеть здесь или идти его искать?», не понимая, как продолжать дальше одной в незнакомом городе.

Вера крутила в руках безжизненный телефон.

Леша написал через три часа.

«Это начинает напрягать, буду откровенен».

Вера отбросила телефон, будто заразный.

Отдышалась и медленно притянула аппарат к себе, удостовериться, не показалось ли ей. Телефон высвечивал тоже сообщение: «Это начинает напрягать, буду откровенен».

«Когда ты придешь?» – напечатала Вера.

Женщина держала мобильник в руке, сверля взглядом дешевую гостиничную портьеру. Он ответил через три бесконечные минуты.

«Не скоро. Мне нужно прогуляться. И знаешь. Я считаю, что ты злоупотребляешь моим вниманием. Высказываешь претензии, которые я вообще не рассчитываю обсуждать. И речь не о том, озвучиваешь ты их или нет. А о том, что они, в принципе, есть. Это для меня неприемлемо. Поэтому предлагаю оставшееся время провести в нейтральной дружеской обстановке. И не касаться более этих вопросов. Со своей стороны я не буду тебя травмировать, пользуясь телефоном в твоем присутствии. Кстати, с недавних пор его содержимое имеет к тебе касательство, к счастью, мы можем позволить оставить это небольшой загадкой».

Вера выронила телефон и обхватила голову руками.

Она настрочила несколько сообщений в духе «давай, пожалуйста, все обговорим». Он промолчал.

Алексей вернулся через два часа. Отстраненный и неулыбчивый.

– Лешенька, где ты был? Пожалуйста, мы можем поговорить? – бросилась с вопросами Вера.

– Я не должен отчитываться, где я был, что делал, – снимая кроссовки с пятки, отбарабанил мужчина. – Что и кому пишу, кстати, тоже.

– Прости меня! Конечно, ты можешь делать все, что захочешь. – Вера юлила рядом, пытаясь поймать его блуждающий взгляд.

– Знаешь, я был удивлен этим. Просто не ожидал. Мы разные, Вер. В общем-то, мне это было известно заранее. Прости, что обидел и задел. На этом данный разговор полностью исчерпан.

Он легонько отодвинул Веру в сторону и прошел вглубь комнаты.

Вера попыталась обнять его. Он отстранился.

– Пожалуйста, прости меня. Я глупо приревновала. Скажи, как я могу это исправить?

– Легко. Просто прекратить дискуссию, – рявкнул, не оборачиваясь, Алексей.

Он достал чемодан, открыл и усердно взялся что-то там искать, вороша и отбрасывая вещи, не замечая стоявшую рядом Веру. Изрядно покопавшись несколько минут, мужчина нашел зубную щетку и отправился в душ.

Вера металась по комнате, как в смертельной агонии. Это все не с ней. Так не должно было случиться. «Все пошло не так. За одну фразу, за один проступок? Как исправить?».

Через четверть часа шум воды в ванне прекратился. Вера караулила под дверью. Алекс равнодушно прошагал мимо женщины и лег в кровать.

– Поговори со мной? – Вера встала у изголовья.

– Ты меня не слышишь? Давай проведем оставшееся время, общаясь по-светски, – злобно буркнул мужчина.

– Я не хочу по-светски. Я хочу душевно, как раньше, – сквозь первую слезинку прошептала Вера.

– Все. Я спать. – Он отвернулся и закрыл глаза. Вера легла рядом, прижалась телом.

«Спи нормально», – выпалил Алексей, отодвигаясь на край постели.

И до утра не произнес ни слова.

Вера прикрыла веки ладонями, этот жест всегда ее немного успокаивал: «Это обрыв. Я лечу вниз».

Вера не спала, заворожено смотрела на затылок уже невозможного своего счастья. Занесла руку над его плечом, но не решалась дотронуться. Прошло несколько минут в метаниях. Решилась. Дотронулась. Он вздрогнул, стряхнул плечом, будто туда села надоедливая муха.

Алексей не обнимал. Не ластился, не искал в темноте, как все предыдущие ночи.

Вера ворочалась с боку на бок, заставляла себя чуток вздремнуть, но в голове назойливым эхом отдавалась: «Пусть у него все будет хорошо. Боженька, пусть у него все будет хорошо». И никакого сна.

Утром есть надежда что-то исправить.

Вера стянула с себя трусы и майку, пробралась под одеяло Алексея. Взобралась сверху. Положила его руки на свою грудь. Поцеловала за ухом, в шею, языком провела по соскам, спускаясь ниже. Извиваясь, как тряпка на флагштоке в ненастье, трепетно ласкала его. Мужчина безучастно лежал. Не реагировал и не сопротивлялся. У Веры затекла шея, распухли губы, свело челюсть. «Господи, да что с ним, – Вера приподняла голову от его живота. – Он не хочет меня».

Любовь к себе победила борьбу за любовь мужчины. Вера натянула майку и побежала в душ. Вернувшись, увидела, что бывший поклонник содрал простыни и перетряхивает белье. Вера молча наблюдала, подпирая стену, за привычным утренним ритуалом.

«Прятала расческу и следила за ванной, а они, оказывается, сыпятся и во сне. Это я упустила», – съехидничала про себя женщина.

– Леша, пожалуйста, не наказывай меня, – Вера качнулась от косяка в сторону любимого.

– Вера, прекрати, мы вчера все обговорили, – сквозь зубы процедил мужчина.

– Нельзя наказывать за чувства! Это несправедливо. Я приревновала. Это ужасно глупо. Не знаю, что на меня нашло. Такого больше не повторится.

– Дело не только в этом, – Алекс не разворачиваясь и замявшись на пару секунд, выдавил. – В тебе много драмы, а мне сложности сейчас ни к чему.

– Но ведь было же притяжение! Я это почувствовала, как только заговорила с тобой, – Вера оббежала кровать, чтобы разглядеть его лицо в момент последних признаний.

– Да, ты мне нравишься. Но между нами не работает. Одной симпатии мало. Что ты тут надеялась приехать и встретить свою великую и единственную любовь? – вызывающе выкрикнул мужчина.

Вера робко пожала плечами.

«Какая же я дура. Придумала мечту, выстроила в голове и поверила. Мечта оказалась несбывшейся». Аргументы закончились. Вера немного постояла в молчании, наблюдая, как Алексей тщательно натягивает гостиничное покрывало.

Леша достал чемодан и демонстративно занялся его перебором.

– Я смешная, хохочу, шучу постоянно. Веселая. Я восприняла тебя серьезно. Это была моя ошибка, – будто опомнившись, заговорила Вера. – Но я легкая, пожалуйста, дай шанс показать тебе свою солнечную сторону.

– Верю, что можешь быть озорной и задорной. Но этого мало. Слишком многое против, – не открываясь от сумки, сознался Алексей.

– Я так не могу, – разревелась Вера. – Мне не пережить еще одну ночь равнодушия.

Вера плакала, не останавливаясь. Американец то смотрел на нее, то отходил в ванну. Его раздражала ее слабость и свое бессилие. Вера схватила сумку и закидала те вещи, что успела вытащить.

– Я пойду, Леш, – с чемоданом в руках на пороге объявила женщина.

– Куда? – оторопел Алекс. – Нет, давай я. У меня английский лучше. Я быстро найду отель. А тебе все равно платить за номер. Так что я съеду.

Он за пару минут собрался, радуясь, что напряженные сцены не будут ему докучать до конца отпуска. Подошел, чмокнул в щеку и захлопнул дверь.

«Схлопнулись, Вера, ваши надежды», – и женщина упала лицом в кровать, пытаясь заплакать.

Вера бродила по Риму три дня, в надежде случайно наткнуться на него. В одно и то же место судьба не забрасывает дважды.

«Разве я буду счастлива с мужчиной, который заставил меня страдать? Нет! Я не заслужила такого. Я к нему всей душой тянулась, а у него не щелкнуло».

Вера то злилась, то безоговорочно оправдывала несостоявшегося мужа и отца будущих троих детей. «Одним поступком поставил крест на отношениях… Любящий мужчина прощает. Дает шанс. Да, тысячу не жалко отдать тому, кого любишь и не хочешь потерять. Значит, не дорожил. Вырубил. Вычеркнул из жизни. Глупая, ждала от него предложения, а выставили за дверь, как провинившегося пса».

Итальянцы насвистывали, бросая вслед безобидные «Оля-ля». Вера вжимала голову, будто напуганный ребенок перед родительским гневом, и ускоряла шаг. Она искала в толпе Лешу.

«Господи, что же я девочкам скажу?» – мысли каскадом вертелись в голове.

Вера ждала его в аэропорту.

«Мог бы проводить, это было бы по-человечески. Можно же все исправить. Где допустила ошибку? Я допускала их постоянно? Требовала? Почему была грузной, тяжелой, мало смеялась. Я думала, что нравлюсь такая, как есть. Я сложная. У двух сложных людей могут быть легкие отношения?».

Вера долго глядела на вход, топталась, не решаясь пройти за красную линию.

«Вот еще немного подожду. Мне так легче. Людям живется проще, когда есть надежда. Бога придумали, чтобы люди не сходили с ума. Я верю в Бога и в то, что он позвонит, придет, успеет».

Вера прошла формальный досмотр, купила бутылку Бейлиса в дьюти-фри и незаметно выпила перед посадкой. Внутренние диалоги зазвучали настойчивей.

«Не все клеилось, согласна. Но он верит в трещинки и в невозможность все поправить, а я верю в цемент. Да, были трудности в общении, но все преодолимо, если есть желание быть вместе. У меня оно есть, а он решил, что ему не нужно. Я была рядом, а он оттолкнул меня, не стал разбираться, принял решение не продолжать».

Вера заплакала, когда поняла, что никто ее не окрикнет в последний момент, никто не попросит остаться. Пьяная и несчастная она подсела к женщине, которая невнимательно слушала Верины жалобы: «Я хорошая, а меня не полюбили, отвергли, понимаете?». Объявили вылет. Вера побежала по трапу. Сумка с лучшими платьями, так и осталась на сиденье.

Москва встречала дождем. Вера добралась до квартиры и сутки не выходила на улицу. «Реву, жалею, жду – хорошенький итог поездочки», – иронизировала Вера.

На работе срочно требовали «незаменимую Веру». «Карьеру лучше удается строить, чем личную жизнь», – подбадривала себя Вера и вернулась в рабочий строй.

Рим не отпускал. Надо было найти сумку и вернуть обратно. Вера написала в службу забытого багажа. Через три дня подтвердили: вещи нашлись. Женщина разыскала туристов, которые возвращались обратно в Москву. Договорилась с ними, приехала в аэропорт и заплатила за неудобства счастливой паре молодоженов, которые только что отметили в Италии первый медовый месяц.

Сумка была рядом. Голова не трещала. Душа побаливала. Вера периодически залезала на страницу несостоявшегося жениха в соцсетях, всматривалась, прокручивая сцену в гостинице. Придумывала монологи, перечитывала переписку и ждала.

«Зачем истерила? Доказывала, что все можно наладить. Чем больше стараешься показать свою адекватность, тем глупее выглядишь. Он бы не поменял решение».

Вера вспомнила свою далекую первую любовь и их дикие ссоры. Она тогда для себя решила: когда люди ругаются, значит, есть что обсуждать. Темы для споров – признак жизнеспособной семьи. «Громче ссора – живучей пара». А ушел тот без объяснений. «Когда молчат оба, не за что больше держаться, нечего выяснять, нечего спасать», – заключила Вера.

В выходные в гости с вином и сыром завалились друзья.

– И хорошо, что поехала, – наперебой завопили женщины. – Сразу понять твой человек или нет, надо побыть рядом, чтобы потом не было иллюзий. Если думаешь, что стерпится – ни фига. Не стерпится.

– Девочки, но я была строгая, скучная, мрачная. Я придиралась, нудила, – запротестовала Вера.

– Не надо заниматься самоедством, нужно двигаться вперед. Отряхнуться и вперед без оглядки. Надо мыслить глобальнее. Не тот, значит, будем искать с перламутровыми пуговицами. А у этого явно другие планы на уме. Или ты надеешься убедить его полюбить себя? – заверещала намалеванная дама с неудачно наращенными ресницами.

– Ты сильная. Все хорошо, грех жаловаться. Небольшая неприятность и давай, двигайся дальше. Ты стоишь на пороге огромных перемен, мироздание дает очередной шанс, а ты в него вцепилась, будто он последний, – зафилософствовала другая искусственно улучшенная приятельница.

– Да, выпьем за женскую силу.

Подруги чокнулись бокалами.

– Есть два «нельзя» в отношениях, – продолжила густо наштукатуренная. – Первое – нельзя насильно притянуть за уши любовь. Любовь не терпит давления и агрессии. Забудь о том, чтобы заставить себя полюбить. Чтобы кто-то увидел достоинства, ум, красоту, глубину. В общем, все, что в тебе есть прекрасного. Это уже есть. Не надо умолять человека быть с тобой. Не поможет. Глупо это и только отталкивает. Это как надеть неудобную обувь и надеяться, что можно танцевать, не прихрамывая. Боль отразится на лице. Но при этом надо оставаться легкой, даже когда настроена серьезно. Серьезные отношения не запрещают улыбаться.

Две подруги, не моргая, уставились на захмелевшую подругу, в которой открылся философский дар:

«Второе „нельзя“. Нельзя иллюзиям сбить с пути настоящего и реального. Мужчины – это не целый мир, это лишь часть жизни. Не бОльшая и не лучшая, а взаимозаменяемая. Нельзя рассматривать мужчину, даже понравившегося и полюбившегося, как убежище. Просто не надо. Запомни: это ты выбираешь, а не они. И это твое решение – уйти. И двигаться дальше».

И вся троица звякнула наполненными бокалами.

К ночи пьяные и довольные подруги разъехались по мужьям и детям. Вера осталась одна.

Вера ищет ответы на болезненные вопросы: «Вера, вот скажи, почему я одна?» и честно отвечает: «Ты космическая, поэтому у тебя ничего не получается с земными мужчинами».

У 35 летней незамужней женщины вырабатывается железное терпение, боевая выдержка и надежда. Ждать. Ждать. Ждать. Надеяться. Иногда действовать или бездействовать – это тоже активный шаг.

Через месяц Вера заметила: в друзьях стало на одного человека меньше.

Палка

Полина терпеть не могла эту палку. Та была трехметровая, тяжелая, ее невозможно было затащить или вытащить из подъезда с первой попытки: палка ударялась о входную дверь, застревала в проходе. Полина материлась, толкала ногой дверь, протаскивала деревянный шест, удерживая таз с бельем и прищепками. Но каждый раз добросовестно выносила и вносила палку во двор. Развешивала постиранное, подпирала палкой. Белье сохло быстрее и не волочилось по земле. Палка была нужной, но жутко неудобной.

Палка была не то, что старше Полины, скорее ровесницей ее матери. Фамильная реликвия досталась той еще от бабушки. «Единственное наследство», – смеялась женщина. Три квартиры и одну съемную сменили, а палка переезжала как член семьи.

В один год матери надоело затаскивать булдыгу в подъезд. Появились внуки в доме, стирки прибавилось. Бывало, запускали две машинки белья за день. Бегать с тазами туда-сюда и палкой – маме стало лень. Она оставляла деревянную помощницу во дворе и на ночь. Через неделю палку украли.

Полина честно ненавидела палку, но стало чертовски обидно, будто отобрали что-то ценное, своровали воспоминания. «Да кому вообще могла понадобиться эта гигантская бельевая палка?». Полина на столбике повесила объявление с призывом: «Люди, верните палку, дорога как память». Но палку никто не вернул. Ни через день, ни через неделю.

Белье сушилось дольше. Девушка бегала по соседним дворам и искала пропажу. Но в центре города белье почти не сушат на улице и точно не подпирают артефактами из советского прошлого.

Возвращаясь вечером, Полина заметила длинный незнакомый предмет недалеко от дома. К столбу, где висели бельевые веревки, кто-то приставил палку. Она была из свежего сруба. Маленькая, легкая, с зазубриной внизу и вырезным уголком сверху, чтобы легче поддевать веревку. Полина схватила палку и помчалась домой. Написала новое объявление, запечатала в прозрачный файл и прикрепила к столбику – «Спасибо за палку. Доброта спасет мир!». На благодарность никто не откликнулся. Ни через неделю, ни через месяц.

Приходится здесь.

Говорят…

Говорят, знаки преследуют.

Чуть пасмурней утро, чуть крикливее птицы, чем обычно. Листья взметаются навстречу, будто преграждая путь. И вечно спешащие прохожие вдруг бросают на тебя озабоченные взгляды. Предчувствие срабатывает. Ты обязательно заметишь знак и предотвратишь несчастье. Не сядешь в тот самолет, в ту машину, не спустишься на ту самую станцию метро.

Бог решает кого-то отвести от беды, а кого-то привести, усадить и отправить тем рейсом?

Почему одни слышат эти голоса? Чувствуют потусторонние сигналы, и решаются выйти из самолета за минуту до взлета, а кто-то взмывает вверх и не долетает до пункта назначения.

Или этим оставшимся, не посылают знаки? Ни единого? Их ангелы-хранители решают промолчать и забрать к себе?

Раннее утро. Отдых подошел к концу. Вещи собраны накануне. Я еще раз все проверила. Дочери заспавшиеся поплелись на завтрак. Катя и Маня, три и два годика. Надо было взять с собой папу. Все-таки отдых с такими малютками мало похож на развлечение. Семья друзей – Настя и Саша, с мальчишками Женей и Колей – пяти и восьми лет – в полном составе ожидали на ресепшене. Дружные ребята, душевные. Люблю их очень.

Погрузили вещи в автобус. Приехали в аэропорт, попрощались с гидами, поблагодарили за радушный прием. Прошли регистрацию и паспортный контроль. Несуетливо и размеренно. Удобный прилет в 12 часов, но жутко неудобный вылет, почти в 7 утра. Народ сонный и хмурый.

Кто-то делал селфи, кто-то беззаботно фотографировал друг дружку у трапа самолета, писал в твиттер и выкладывал видео в сеть. Через 4 часа будем на родине, «Мы летим домой», встречайте!

Я обычно настороженно относилась к статусам и размещенным снимкам в последнюю минуту. Кто-то обязательно будет искать в этом подтекст, мистическую подоплеку, если что-то случиться. Теперь думаю, почему и нет? Они счастливы, восторженны, хотят поделиться с близкими и посторонними. Пусть другие знают, что им тогда было хорошо.

Я люблю море, но, наверное, плохо формулирую желания, потому что живу не у теплого. Но в этот раз я устала, вымоталась от такого количества детей на отдыхе. Мне хотелось тишины и покоя.

Я усадила девочек у иллюминатора. Пристегнула их. Дочки зевали и капризничали, терли глазки, им хотелось спать. Я погладила малышек по голове. «Закрывайте глазки, попробуйте вздремнуть». Катя сбивчиво рассказывала, щебетала о чем-то своем, я не пыталась ее понять. Маня тоже лепетала на неразборчивом птичьем. Я объяснила дочкам, что сейчас мы поднимемся, пролетим немножко, позавтракаем, потом опустимся на землю и окажемся дома, в аэропорту, где нас будет встречать папа.

Стюардессы традиционно показали, как пользоваться масками и где находятся аварийные выходы. Меня всегда это информационная демонстрация больше раздражала, чем пугала. В панике при крушении она бесполезна: кто ей воспользуется? Кому пригодятся эти знания?

Мы благополучно взлетели. Включилось табло «отстегните ремни». Девочки почти заснули.

Пробежали стюардессы по проходу. Несколько раз. Шмыгнули туда-обратно. Я ничего не заподозрила. Но всмотрелась в лицо одной из девушек и почувствовала приближение чего-то страшного. Мы переглянулись с Настей и Сашей. Саша подошел к бортпроводнице, спросил, что происходит. Она попросила вернуться его на место.

Самолет тряхнуло. Люди начали громче переговариваться. Зажглось табло «пристегните ремни».

В дальних рядах кто-то из детей разревелся. Самолет резко снизился. Дочки проснулись. Я обняла их, сильно прижала к себе.

«Все хорошо, мои милые, все хорошо».

Слышны молитвы, крики о помощи, детский плач.

Я жду, что командир из громкоговорителя успокоит, скажет пару ободряющих фраз про турбулентность, но ему, видимо, не до этого.

Самолет пикирует.

Крепче держу девочек и молюсь.

«Господи. Помоги, спаси их, прошу тебя. Умоляю, пожалуйста. Они такие крохи. Они должны жить».

Выпали кислородные маски. Я надела на себя и детей.

Я хотела дотянуться до телефона и написать мужу: – «Мы тебя любим. Живи». На всякий случай. Но малышки стали спрашивать, теребить меня, пытались снять маски. Я сильнее обняла девочек, сжала в руку крестик. За крестики все хватаются, как за спасительную соломинку. Я как-то читала, что погибших в авиакатастрофах находили с крестами в зубах, руках, с прожженными обуглившимися метками на теле. Это им не помогло. Но они верили до темноты.

Всегда думаешь, что такое случается с другими и далекими. Веришь, с тобой-то и близкими ничего подобного не произойдет.

Надеешься, что твой ангел-хранитель предупредит, подаст знак. Бог такого не допустит.

Мне хочется тишины. В салоне самолета хаос. Я хочу, чтобы дочери этого не видели. Хочу защитить их от человеческой слабости.

Людская паника. «Мы все умрем». «Господи, умоляю, я хочу жить».

Яростно орущих в пустоту немного, несколько человек, но они ощутимы. Кто-то уже сдался, бесшумно свернулся в позе эмбриона на кресле.

Малышки ревут взахлеб, я пытаюсь их успокоить, а слезы предательски капают. Как им объяснить, что Бога сейчас нет. В этом самолете. Он пропустил наш рейс, и мы летим не домой, а на небеса.

Видимо, Бог не может быть в нескольких местах одновременно.

Сколько минут или секунд осталось. Как ими распорядиться? Бросаю взгляд на друзей. Они обнялись, намертво прилепились друг к дружке. Саша обхватил своими большущими руками детские головки ребят и что-то нашептывает. Вижу, как дергаются его скулы и поблескивают щеки. За криками не разобрать слов. Их мальчишки взрослые, все понимают. Они спрашивают отца: «Мы падаем, папа? Папа, папа!».

«За что?» «Помогите!» – истерика неизвестности.

Я вглядываюсь в личики дочерей. Это самые красивые малышки на планете. Я никогда не видела столь совершенных нежных созданий. И мне очень повезло, что я мама таких умных, добрых, смышленых девочек. Голубые глазки, на ресничках застыли слезки. Легкий загар, выжженные солнцем волосы. Они безупречны.

Как я не уберегла их? Как Бог допустил это?

Я вижу приближающуюся землю. Резким движением закрываю окно иллюминатора. Прижимаю дочерей к себе, ладонями прикрывая их мокрые глазки.

Мысль бьется в голове – «Что он будет делать без нас? Переживет? Как родственники будут жить дальше?».

Хорошо, что мужа не было. Только почему его ангел-хранитель предупредил. А наш промолчал?

«Я вас люблю, я вас очень люблю. Все будет хорошо, мои любимые девочки, все будет хорошо».