Текст книги "Биография Кришнамурти"

Ему очень одиноко – как и большинству из нас, – и нет никого, кому бы он особенно симпатизировал или кого любил бы, отчего ему делается тяжело вдвойне. Он преисполнен горечи. Он черств и холоден. Он очень страдает. Боюсь, я мало чем могу ему помочь. Ему нужен человек, который любил бы его больше всех на свете, кто-то, с кем он сможет делиться всеми своими тревогами. Ему нужна мать, которую он любил бы… как у меня есть леди Эмили[50]50
  Там же.


[Закрыть].

Единственным другом Кришны в Англии была леди Эмили Лаченс, жена Эдвина Лаченса, «бумажного архитектора», главного проектировщика Нью-Дели. Тридцатишестилетняя Эмили была в числе огромной толпы, собравшейся в свое время на вокзале Чаринг-Кросс, чтобы встретить миссис Безант и таинственного юного Алкиона, – тогда-то она и увидела Кришну впервые. Этот длинноволосый шестнадцатилетний индус с огромными глазами тронул Эмили до глубины души. Она быстро сдружилась с Кришной, который чувствовал себя растерянным и одиноким на чужой земле. Ее муж, Эдвин Лаченс, поначалу отнесся к новому знакомому жены благосклонно. Но впоследствии их дружба стала тревожить его, ибо ему казалось, что леди Эмили перестала уделять должное внимание ему самому и детям. Миссис Безант все это очень огорчало, поскольку она полагала, что любые эмоциональные бури, бушующие вокруг Кришны, негативно сказываются на той миссии, для которой он предназначен. Однако в письмах Кришны к Анни Безант он всегда характеризовал леди Эмили с самой лучшей стороны, представляя ее как женщину исключительно серьезную и целеустремленную.

Имена братьев были включены в списки абитуриентов Баллиол-колледжа в Оксфорде. Однако глава колледжа, озабоченный всякими кривотолками, окружавшими имя Кришнамурти, отказал ему, ссылаясь на «общую политику нашего колледжа, который не желает иметь ничего общего с какими бы то ни было темнокожими мессиями»[51]51
  Arthur H. Nethercot, The Last Four Lives of Annie Besant (London: Rupert Hart Davis, 1963), 229.


[Закрыть].

Все попытки миссис Безант устроить братьев в любой другой колледж Оксфорда или Кембриджа потерпели неудачу. Также Кришна не сумел сдать ни один из вступительных экзаменов в Лондонский университет. Он занимался целыми днями, но на экзамене всякий раз подавал в приемную комиссию пустой листок бумаги.

Братья жили в доме у миссис Додж в Уимблдоне. Миссис Додж была очень богатой американкой, активно занимавшейся благотворительностью. Эта терзаемая артритом женщина щедро финансировала многие проекты Теософского общества. Она была дружна с леди Эмили Лаченс, которая, собственно, и познакомила ее с миссис Безант и теософией. Кришна и Нитья ежедневно ездили в Лондон на учебу – которая давалась им с большим трудом, – готовясь к поступлению в Лондонский университет. «Именно в это время они научились элегантно одеваться и непринужденно чувствовать себя в обстановке богатого аристократического дома»[52]52
  Mary Lutyens, Years of Fulfilment (London: John Murray, 1983), 6.


[Закрыть]. Они стали заказывать наряды у дорогих портных и сделались заядлыми театралами. Мало что в поведении Кришны указывало на то, что прогнозы мистера Ледбитера и миссис Безант в отношении него были сколько-нибудь верны. По мере того как Кришна становился все старше, миссис Безант все чаще спрашивала у него: «Мой дорогой, что с тобой происходит?» Она видела, что Кришну интересуют только наряды и автомобили. Тем не менее ее вера в ту роль, которую предрекли Кришне учители, оставалась неколебимой.

Между тем во время съезда Теософского общества, состоявшегося в декабре 1913 года в Варанаси, Ч. У. Ледбитер обнаружил тринадцатилетнего мальчика из касты брахманов по имени Д. Раджагопал. Привлеченный его аурой, Ч. У. Л. предрек мальчику блестящее будущее – и даже заявил, что в следующей жизни ему предназначено стать буддой на планете Меркурий. Ледбитер усыновил Раджагопала и в 1920 году отправил вместе с Ч. Джинараджадасом в Англию. Вскоре юноша поступил в Кембридж, где изучал право и блестяще сдавал все экзамены.

Когда Кришна и Раджагопал только познакомились, между ними возникла некоторая отчужденность. Друзья Кришны отнеслись к Раджагопалу равнодушно и даже пренебрежительно. Такой прием глубоко задел Раджагопала, но он старался не подавать вида. Однако к 1922 году отношения между Кришной, Нитьей и Раджагопалом в значительной мере наладились.

После войны, провалив все попытки поступить в университет, Кришна отправился в Париж и поселился у своих друзей Манциарли. Это была большая дружная семья, и они помогли ему окунуться в жизнь города. Кришна завел знакомство с танцорами, писателями, художниками, музыкантами. Для него открылся новый мир – мир творчества. Молодой человек был зачарован. Некоторое время роль мессии почти совсем не тяготила его плечи.

Однажды вечером Кришнамурти довелось оказаться центральной фигурой на неком светском приеме. Среди многих присутствующих было несколько генералов в парадной форме; многие пришли просто из любопытства, желая посмотреть на молодого человека, которому было предначертано стать мессией. Некоторые относились к происходящему скептически, некоторые – восторженно.

«Многие ожидали, что новый мессия окажется типичным человеком Востока, который станет вещать голосом пророка Илии. Однако на деле это был элегантный молодой мужчина в фланелевых брюках. Жесты его выглядели небрежными и даже несколько утомленными. Когда у него спросили, каково это, когда тебя называют инкарнацией Бога, тяжкое ли это бремя, он расхохотался в ответ: „Да уж, бремя нелегкое. Между тем меня сейчас больше занимает вопрос о том, как долго Сюзана Ленглен сможет сопротивляться напору Хелен Уиллс [в Уимблдоне]“»[53]53
  Theosophy in India, Literary Digest (1974). Archives of the Theosophical Society, Adyar, Madras.


[Закрыть].

21 декабря 1921 года, после девятилетнего отсутствия, Кришнамурти и его брат Нитья вернулись в Индию. Кришнамурти открывал для себя Индию заново: во время этого визита он завел множество новых друзей, проанализировал свое окружение и возобновил общение с учителями.

Братья решили навестить своего отца, Нарьяньяха, у которого не было ни связи с ними, ни новостей от них в течение девяти лет. Его невестка Г. Шарада, вышедшая замуж за старшего брата Кришны, когда ей было пятнадцать, горько плакала от обиды, когда много лет спустя (в 1984 году) рассказывала мне о том, как проходили встречи. Отец не мог больше бывать в Теософском обществе, а поэтому искал информацию о детях в других источниках. Мальчики тоже не писали ему в течение всех этих лет… и вот, получив телеграмму о том, что они собираются его навестить, мужчина разрыдался. По его распоряжению невестка два дня кряду готовила угощение – блюда, которые, как помнил отец, любили его сыновья.

Братья прибыли вечером. Г. Шарада вспоминает, что была очень смущена. Когда Кришнамурти и Нитья приехали, она ждала их снаружи, на веранде. Вот как она описала Кришнамурти: «Он неописуем… очень яркий, просто преисполнен света. У него была странная стремительная походка, и ростом он был намного выше остальных». Увидев его, девушка склонила голову. Поддразнивая ее, Кришнамурти закрыл лицо ладонями, как будто бы он ее не видел. Упрекая его, Нитья сказал: «Ну зачем ты так? Она просто застенчива, как и подобает индийской девушке».

Когда Нарьяньях увидел сыновей, чувства переполнили его, и он встал, чтобы их поприветствовать. Молодые люди совершили простирание перед отцом и прикоснулись лбами к его стопам. Нарьяньях обнял мальчиков и расплакался. Кришнамурти сел рядышком с отцом и, по словам Г. Шарады, «утешил его». Позже беседа зашла о миссис Безант. Отец и сыновья говорили не на языке телугу, а по-английски. Братьям преподнесли специально приготовленные для них сладости и лакомства. Молодые люди были смущены, они не знали, как себя вести. От стеснения они почти не ели. Кришнамурти вообще отказался, а Нитья взял апельсин.

У Нарьяньяха был диабет и проблемы с желчным пузырем. Встреча с сыновьями очень разволновала мужчину, отчего ему понадобилось в туалет. В связи с этим он омыл стопы, как того требует ритуал. Позже кто-то истолковал это, как будто бы Нарьяньях помыл ноги, чтобы очистить их от прикосновения сыновей, которых он якобы считал париями[54]54
  Mary Lutyens, Years of Awakening (London: John Murray, 1975), 136.


[Закрыть].

Во время этого первого посещения братья пробыли у отца всего полчаса. По словам Г. Шарады, они еще раз навещали его три дня спустя, после чего визитов больше не было[55]55
  В дневнике Кришнамурти на странице 36 есть описание встречи, которое отличается от того, что рассказала Г. Шарада. Когда я зачитала из своей рукописи вариант Г. Шарады, он сказал, что не помнит. Порой, когда он рассказывал о своем прошлом, его собственные воспоминания путались с тем, что ему рассказывали другие.


[Закрыть]. Нарьяньях хотел зайти в Теософское общество, чтобы повидать детей прежде, чем они покинут Индию, но самый старший из сыновей удержал его от этого. Нарьяньях умер в 1924 году. Больше он своих сыновей так и не увидел[56]56
  Из моих дневников.


[Закрыть].

4. «Мама, пожалуйста, прикоснись к моему лицу. Оно еще на месте?»

В начале 1922 года Кришнаджи и Нитья отправились на пароходе из Коломбо в Сидней, Австралия, на проводившийся там съезд теософов. Кришна и Ч. У. Л. увиделись после одиннадцати лет разлуки, и молодой человек, кажется, был рад снова встретиться со своим старым наставником. В Сиднее на Ледбитера снова посыпались обвинения в гомосексуализме, и у серьезных теософов возникли разные опасения, которые Кришна постарался развеять.

Именно в Сиднее Кришна познакомился с Джеймсом Веджвудом. На тот момент Веджвуд был назначен епископом Либеральной католической церкви[57]57
  Либеральная католическая церковь возникла в 1870 году в результате деятельности группы немецких католиков, восставших против проповедуемой Ватиканом доктрины о папской непогрешимости. Она ассоциировала себя со старой Католической церковью Голландии и получила некоторое распространение среди католических и англиканских священников, однако много приверженцев так и не обрела.


[Закрыть]. И он, в свою очередь, в 1916 году рукоположил Ч. У. Л. в епископы Либеральной католической церкви Австралии. Ч. У. Л. был в восторге, ибо это означало не только впечатляющие ритуалы и роскошные церковные облачения, но и новую литургию, которая проводилась на английском языке.

Поскольку Нитья чувствовал себя не вполне хорошо, братья после съезда решили ехать в Европу, через Сан-Франциско и Соединенные Штаты. А. П. Уоррингтон, генеральный секретарь Теософского общества в Соединенных Штатах, тоже был на съезде в Сиднее. Он пригласил Кришну и Нитью погостить в Охае, Калифорния, на древней индейской территории неподалеку от Санта-Барбары, где царит сухой климат, отлично подходящий туберкулезникам. Перед их отъездом из Сиднея Ч. У. Л. получил от учителя К. Х. послание для Кришны, которое глубоко тронуло Кришну.

Путешествие было долгим, и Нитья очень плохо себя чувствовал во время плавания. Но в конце концов он поправился еще до прибытия в Калифорнию. Это был их первый визит в Штаты, и Кришна был очарован красотами тех мест. После прогулки по лесу секвой он сказал, что эти деревья величием своим напоминают храмы.

Кришну и Нитью поселили в Охае, в коттедже, построенном на живописном участке в шесть акров. Впоследствии Анни Безант купила эту собственность для братьев, и поместье было переименовано в «Арья вихара» – «Монастырь благородных».

Кришнамурти стал регулярно медитировать по утрам и был поражен тому, как легко его ум отзывался на занятия. Он обнаружил, что может удерживать в сознании образ Майтрейи в течение целого дня. Он говорил, что «сделался более спокойным и умиротворенным». Менялось все его мировоззрение. Начали открываться двери вовнутрь. Кришнамурти писал Ледбитеру из Охая:

Как вам известно, в течение многих лет я не принадлежал к числу людей, которых можно назвать «счастливыми». Все, к чему я прикасался, вызывало у меня неудовлетворенность. Вы знаете, мой дражайший брат, что мое душевное состояние было воистину плачевным. Ныне же я совсем не таков, каким вы меня видели в Австралии. И, естественно, я много размышлял о том послании, которое получил в Сиднее от учителя К. Х[58]58
  Отчет о съезде Star Congress, Оммен, 7. Архив Теософского общества, Адьяр, Мадрас.


[Закрыть].

В августе 1922 года Кришнамурти пережил процесс интенсивного духовного пробуждения, которое полностью изменило течение его жизни. Согласно индийской традиции, йогин, погружающийся в лабиринт сознания, пробуждает взрывную энергию кундалини[59]59
  Кундалини – это энергетическое начало, которое дремлет в человеке, пока он не пробудит его йогическими практиками. Кундалини уподобляют змею. Она пробуждается в основании позвоночника, позади репродуктивных органов, а затем поднимается по сушумна-нади, пронизывая и пробуждая чакры одну за другой, и в конце концов выходит через центр скальпа – отверстие Брахмы. Шесть чакр кундалини-йоги принято представлять как шесть центров взрывной, но дремлющей энергии, имеющей природу огня. Эти центры расположены вдоль позвоночного столба. Каждую чакру принято уподоблять цветку лотоса. Будучи пробужденной восходящей кундалини, или змеиной энергией, каждая чакра раскрывается и обращается вверх. По сторонам от сушумны, или центрального канала, проходят солнечный и лунный каналы – ида и пингала – обернувшиеся, словно змеи, около сушумны. В точке между бровями находится шестая чакра – ключевой энергетический узел. Когда раскрывается тысячелепестковый лотос на макушке, йогин обретает освобождение. Он несет внутри себя неисчерпаемый и неистощимый источник энергии.


[Закрыть] и совершенно новые поля психических явлений; он совершает путешествие в неведомые до того области ума. Считается, что йогин, прикасающийся к этим первозданным энергиям и проходящий мистическую инициацию, подвергается огромному риску. Его тело и ум сталкиваются с опасностями, могущими повлечь за собой безумие или смерть.

Йогин знакомится с тайными учениями и проходит через процесс пробуждения под наставничеством гуру. Когда йогин становится адептом, эти преображения сознания разворачиваются на игровой площадке сознания в форме мистической драмы. Тело и ум пускаются в чрезвычайно опасное путешествие. При этом адепта окружают и хранят его ученики. Все происходит в атмосфере секретности и защитительной тишины.

В Охае Кришнамурти часто испытывал подобные переживания, рядом с ним были Нитья и Розалин Уильямс, теософ из Америки[60]60
  Подробности см. в книге Mary Lutyens, Years of Awakening (London: John Murray, 1975), 153–157.


[Закрыть]. Нитья и Кришнамурти послали Анни Безант по отчету об этом событии. В отчете Нитьи подробно и ярко описаны мучения брата. Кришну терзала боль, он терял сознание, звал мать на языке телугу, молил, чтобы его забрали в леса Индии, жаловался на грязь, просил Нитью и Розалин, чтобы они к нему не прикасались. Кришна говорил о присутствии великих Сущностей; тем, кто находился рядом, было очевидно, что Кришна-сознание опустошено, но вместе с тем возникло ощущение некоего великого Присутствия. Наконец, Кришна вышел из дома и сел под перечным деревом. В описании Нитьи – хоть оно и отягощено теософской терминологией – отчетливо видна растерянность, тревога и глубокая озабоченность состоянием старшего брата. Кришнамурти тоже написал отчет о произошедшем для миссис Безант:

17 августа я ощутил острую боль в затылке и вынужден был сократить медитацию до пятнадцати минут. Вопреки моим ожиданиям, боль не утихла, а только усилилась. Максимума своего она достигла 19 числа. Я не мог думать, не мог ничего делать. Друзья силой уложили меня в постель. Я пребывал почти в бессознательном состоянии, хотя в то же время прекрасно осознавал, что происходит вокруг. Я ежедневно приходил в себя приблизительно в полдень. В первый день, когда я пребывал в этом состоянии и наиболее четко осознавал происходящее вокруг, у меня было первое необычайное переживание. Я увидел человека, который ремонтировал дорогу; этот человек был я; и топор в его руках был я; и тот камень, который он обтесывал, тоже был частью меня; нежная травинка была самим моим существом, и стоящее рядом дерево тоже было мной. Я почти что думал и ощущал все то же, что этот дорожный работник, но одновременно чувствовал, как ветер треплет листья дерева и муравей щекочет своими лапками травинку. Птицы, пыль и даже шум – все это были частью меня. В этот момент мимо проехала машина. Я был водителем и мотором, и шинами. По мере того как машина уезжала прочь, я отдалялся от себя. Я был во всем, вернее, во мне было все, одушевленные и неодушевленные объекты – и гора, и червь, и все, что дышит. Я целый день пребывал в этом блаженном состоянии. Есть я не мог. Часов в шесть вечера я снова начал утрачивать свое физическое тело, и естественным образом моя физическая составляющая делала все, что ей заблагорассудится. Я пребывал в полубессознательном состоянии.

Утром следующего дня [20-го] было почти то же самое, что накануне. Есть я не мог и не мог терпеть присутствие слишком многих людей в комнате. Я ощущал их довольно любопытным образом, и их вибрации действовали мне на нервы. Вечером, опять-таки приблизительно в шесть часов, я почувствовал себя ужасно, как никогда прежде. Я не хотел никого видеть, не хотел, чтобы ко мне прикасались. Я чувствовал себя чудовищно усталым и слабым. Кажется, я плакал от изнеможения и от неспособности нормально управлять своим физическим телом. Очень неприятные ощущения в голове, как будто бы в меня вонзилось множество иголок. Когда я пребывал в этом состоянии, у меня, как и накануне, было ощущение, что моя кровать неописуемо грязная и липкая – лежать на ней просто нельзя. Внезапно я обнаружил, что сижу на полу, а Нитья и Розалин просят меня вернуться в постель. Я умолял не трогать меня и кричал, что кровать нечистая. Это продолжалось в течение некоторого времени, после чего я, в конце концов, побрел на веранду, где посидел некоторое время в полном изнеможении и немного успокоился. Я стал понемногу приходить в себя, и в какой-то момент мистер Уоррингтон [генеральный секретарь Теософского общества Соединенных Штатов] предложил мне присесть под перечное дерево, которое росло возле дома. Я уселся там, скрестив ноги, в медитативной позе. Посидев так некоторое время, я почувствовал, что выхожу из тела. Я увидел себя сидящим, и надо мной трепетали нежные листочки дерева. Лицо мое было обращено на восток.

Передо мной находилось мое тело, а над головой я увидел Звезду – яркую и ясную. Затем я ощутил энергетическую вибрацию Владыки Будды. Я узрел Владыку Майтрейю и учителя К. Х. Я был необычайно счастлив, спокоен и умиротворен. Я все еще видел свое тело, паря над ним, и внутри меня был покой, словно на дне какого-то бездонного озера. Как озеро – я ощущал свое физическое тело бездонным озером. Как озеро – я чувствовал, что мое физическое тело, вместе с его умом и эмоциями, может пойти поверхностной рябью, но ничто – воистину ничто – не может потревожить покой моей души. В течение некоторого времени я ощущал рядом присутствие могущественных Сущностей, а потом Они ушли. Я был несказанно счастлив от того, что увидел. Теперь ничто не сможет оставаться прежним. Я испил вод чистого источника жизни, и душа моя утишилась. Никогда больше я не испытаю жажды, никогда не окажусь в полной тьме. Я узрел Свет. Я соприкоснулся с состраданием, исцеляющим от любой печали и боли – это сострадание не ко мне, но к миру. Я стоял на горной вершине и смотрел на могущественных Сущностей. Никогда больше не смогу я оказаться в полной тьме; я узрел этот величественный целительный Свет. Мне был явлен родник Истины, и тьма рассеялась. Любовь во всей ее славе опьянила сердце. Сердце мое больше никогда не сможет закрыться. Я испил из родника радости и бессмертной красоты. Я опьянен Богом![61]61
  Архив Теософского общества, Адьяр, Мадрас.


[Закрыть]

В течение следующих десяти дней тело Кришны было спокойным, силы восстанавливались. Однако 3 сентября появились новые признаки: специфические ощущения в позвоночнике и выход сознания за пределы тела. Вскоре у него начались приступы острой боли. При этом присутствовали три свидетеля: Нитья, Розалин и мистер Уоррингтон. Нитья делал подробные записи, но он не понимал, что означают эти события. Впоследствии Нитья переслал свои записи миссис Безант, заверив подписью и проставив число – 11 февраля 1923 года. После этого они годами лежали в папке с несортированными бумагами в архиве Адьяра и были обнаружены только недавно. Нитья писал: «Мне трудно решить, следует ли попытаться представить научный отчет о происходящем, либо же описывать все это, как священную церемонию в храме. События принимали наиболее концентрированную форму каждый вечер около шести часов. Они имели приблизительно одинаковую продолжительность и заканчивались в одно и то же время поздно вечером – в восемь часов, а в некоторые дни длились до девяти»[62]62
  Там же.


[Закрыть].

Протекали события, видимо, в такой последовательности: каждый вечер Кришна медитировал под перечным деревом. 3 сентября после завершения медитации он вошел в дом в полубессознательном состоянии и прилег. Он начал стонать и жаловаться на сильный жар; некоторое время его трясло, а потом он обессилено обмяк на кушетке. Придя в полное сознание, он не помнил, что произошло, хотя и испытывал общее ощущение смутного дискомфорта. На следующий вечер симптомы повторились. 5 сентября он отправился в Голливуд, чтобы посмотреть драматическую постановку о жизни Христа. Он наметил этот поход давно и не хотел теперь отменять. Впоследствии Кришна сказал Нитье, что во время спектакля тем вечером он почувствовал, что постепенно теряет сознание, и только ценой больших усилий ему удалось кое-как сохранять бодрствующее состояние. Он вернулся в Охай вечером шестого. Вечер 7 сентября – на следующий день после полнолуния – выдался очень светлым. Нитья продолжал свой рассказ:

Когда Кришна встал из-под дерева, мы видели его совершенно отчетливо. В своем индийском наряде он был похож на призрака, двигавшегося по направлению к нам тяжелой шаркающей походкой, чуть покачиваясь и едва держась на ногах. Когда он подошел ближе, мы смогли разглядеть его глаза – это был странный мертвый взгляд. Хотя он нас видел, он никого не узнавал. Он все еще способен был говорить связно, но уже утрачивал сознание. Его шаткая походка казалась настолько опасной, что Розалин и Уоррингтон бросились к нему, чтобы поддержать, но он закричал: «Пожалуйста, не трогайте меня, о, пожалуйста, мне больно!» Затем он поднялся на веранду и улегся на кровать. Мы задернули все шторы, чтобы в помещении стало темно, несмотря на полную луну. Розалин села рядышком с ним. Вскоре он встал и сказал, обращаясь к собеседнику, которого никто из нас не видел: «Что! Да, я иду», – и зашагал вперед. Розалин попыталась его удержать, но Кришна сказал: «Со мной все хорошо. Пожалуйста, не прикасайся ко мне. Я в полном порядке», – при этом голос его звучал абсолютно нормально, разве что немного раздраженно. Обманувшись кажущейся вменяемостью Кришны, Розалин отпустила его, и, едва сделав пару шагов, Кришнамурти грохнулся ничком во весь рост, не понимая, где он упал и почему. Во всю длину веранды стояла лавка, из-под которой торчали какие-то ящики, но он совершенно не замечал ничего этого и просто падал куда попало. То было полностью неуправляемое падение, словно он потерял сознание. Время от времени он садился на кровати, бормотал что-то и с шумом валился назад на спину, а иногда и вперед – на пол. Кришна нуждался в постоянном уходе, однако, осознавая это, он приходил в раздражение и заявлял твердым голосом: «Со мной все в порядке. Пожалуйста, поверьте. Все в полном порядке». Но уже под конец этой фразы голос слабел. Все это время он стенал и метался, не в силах сидеть спокойно, бормотал что-то бессвязное и жаловался на позвоночник.

Любые шумы и даже приглушенные разговоры тревожили Кришну, и он умолял товарищей не говорить о нем, оставить его в покое; ибо всякий раз, когда речь заходила о нем, ему делалось больно. Так продолжалось до восьми часов вечера. Незадолго до восьми он делался спокойнее, несколько расслаблялся и иногда засыпал. Постепенно к нему возвращалось сознание, и он приходил в норму.

Вечером 10 сентября Кришна стал звать маму. Он несколько раз позвал ее, а потом спросил: «Нитья, ты ее видишь?» Придя в сознание, Кришна сказал Нитье, что, когда он направил взгляд на Розалин, на его фоне появлялось лицо матери, а затем лицо Розалин полностью в нем растворялось. Всплывали воспоминания из раннего детства, и Кришна заново переживал эти эпизоды.

Вскоре Нитья и Уоррингтон осознали, что Кришна претерпевает очень опасную трансформацию сознания, или пробуждение кундалини, и ощутили, что атмосфера в доме «заряжена» электричеством. У них появилось чувство, что они являются охранниками храма, где проводится некая священная церемония. Временами люди, находившиеся рядом с Кришной, ощущали присутствие некой Сущности, которая, собственно, и проводила эти операции, хотя они не могли ни увидеть ее, ни идентифицировать. При этом тело Кришны между судорожными приступами боли беседовало с неким незримым собеседником, который, по-видимому, был ему другом и учителем. Кришна очень болезненно воспринимал свет и звуки; он кричал от малейшего прикосновения; присутствие слишком большого количества людей было ему нестерпимо; такое ощущение, что его тело и ум работали на верхнем пределе чувствительности. Тупая боль внезапно концентрировалась в одной точке, а затем приобретала огромную интенсивность. Тогда он отталкивал всех прочь и жаловался на жар.

К 18 сентября началась новая фаза. Боль стала более интенсивной. Кришна задавал незримой сущности вопросы. Он стал более беспокойным. Глаза были открыты, но ничего не видели. Он то и дело трясся и стонал. Порой кричал, объятый болью: «Пожалуйста, ну, пожалуйста, дай мне минуту!» А потом звал мать.

18 сентября в 8:10 вечера он сидел на кушетке в полном сознании, внятно говорил и слушал. Но через несколько минут снова улетел. Тело, которое сделалось как открытая рана, опять стало проходить через те же пугающие приступы боли. Казалось, боль поразила новый участок тела, еще не привычный к нестерпимому жжению, и он издавал серии всхлипываний, завершавшиеся ужасным сдавленным криком. Кришна сидел в темноте, и Нитья слышал, как «тело говорило, всхлипывало, кричало от боли и даже молило о минутной передышке». Вскоре присутствующие научились различать два голоса: голос «физической стихии» (так Нитья пишет о теле) и голос самого Кришны. В четверть десятого Кришна, наконец, пришел в сознание и оставался в таком состоянии до конца ночи. Продолжительность процесса, казалось, отмерялась таким образом, как будто ежевечерне над Кришной нужно было выполнить определенное количество работы, и если что-то мешало ей вначале, то это время необходимо было компенсировать в конце.

В следующие пятнадцать дней он каждый вечер посреди этого страдания спрашивал, который час. И всякий раз это случалось в 7:30 вечера – с точностью до минуты.

Когда Кришна возвращался в нормальное состояние сознания, боль полностью прекращалась. Он выслушивал рассказ Нитьи и Розалин о случившемся, но воспринимал их слова так, как будто они говорят о другом человеке.

19 сентября боль, казалось, была сильнее, чем прежде. Приступы начались сразу после того, как он потерял сознание, и непрестанно усиливались до тех пор, пока Кришна внезапно не вскочил на ноги и не побежал что есть духу. Друзья еле поймали его, боясь, как бы он не упал на камни. Кришна вырывался изо всех сил. Некоторое время спустя он начал всхлипывать, а затем издал душераздирающий крик: «Мама, зачем ты родила меня, зачем обрекла на все это?» По словам Нитьи, взгляд его «был поразительно неосознанный и дикий, глаза налились кровью – Кришна не узнавал никого, видя только мать». Он жаловался, что его сжигает огонь, его судорожные всхлипывания переросли в кашель и клокотание в горле, но это скоро закончилось. «И опять, когда терпеть больше не было сил, он вдруг вскочил на ноги и бросился бежать, но мы тут же обступили его со всех сторон. Трижды он порывался бежать, но, увидев нас вокруг себя, немного успокаивался. В те периоды, когда боль была особенно сильной, он молил, чтобы ему было дано несколько минут отдохновения, а затем заводил беседу со своей „Матерью“, либо же мы слышали, как он говорит, обращаясь к „Ним“. Иногда с немалой убежденностью в голосе он говорил: „Да, я готов выдержать намного больше. Не обращайте внимания на тело, я просто не могу удержать его от слез и стенаний“».

20 сентября боль обострилась, и Кришна пытался убежать пять или шесть раз. От боли его тело корчилось, принимая опасные и неуклюжие позы. Нитья пишет, что один раз, плача и всхлипывая, Кришна поджал ноги, перекинул голову вперед колен и резко прокатился на спине, рискуя сломать шею, но, к счастью, Розалин вовремя завалила его набок. Он замер, и близкие едва могли расслышать биение его сердца.

На следующий день Розалин уехала на несколько суток. В ее отсутствие процесс пошел менее интенсивно, но Кришна продолжал жаловаться на странную боль внизу, слева от позвоночника.

Был эпизод, когда Кришна стал тревожно твердить, что кто-то бродит вокруг дома. Он потребовал, чтобы его пустили к невысокому каменному забору, окружающему поместье, и проговорил громко: «Поди прочь! Зачем пришел сюда? Прочь. Я не знаю, куда тебе податься, иди за горы, но чтобы здесь тебя не было». Затем вернулся в дом и прилег. Вскоре он стал звать: «Кришна, вернись, пожалуйста». Он все звал Кришну до тех пор, пока не потерял сознание. Это был первый раз, когда он стал выкрикивать собственное имя. В тот вечер боль в задней части шеи усилилась.

Когда Розалин вернулась, боль стала еще сильнее, он жаловался на жар в позвоночнике и не мог переносить свет – даже свет восходящей луны. И снова посреди процесса он встал, чтобы прогнать кого-то невидимого. Он был очень рассержен. Незримое присутствие ушло и не вернулась. Как только свет стал нестерпим для него, друзьям пришлось увести его в помещение. Однажды вечером, часов в пять, атмосфера в доме изменилась; стало спокойнее, возникла какая-то умиротворенность, и они ощутили великое Присутствие – того, кто руководил процессом. По словам Нитьи, было ощущение, что «в течение нескольких часов работали колоссальные энергии – весь дом вибрировал».

2 октября началась новая фаза. Боль сместилась на лицо и глаза Кришны. Чувствуя, что идет работа над его глазами, он сказал: «Мама, пожалуйста, прикоснись к моему лицу. Оно еще на месте?» И несколько позже: «Мама, мои глаза пропали. Потрогай – они пропали». Сказав это, он стал всхлипывать и стонать. Это продолжалось до 8 часов вечера. К 9 часам он весь дрожал и трясся, дыхание давалось с трудом.

Возникало впечатление, что «настоящему Кришне» было очень трудно возвращаться в тело. По словам Нитьи, «всякий раз, когда он пытался проснуться, эта дрожь возобновлялась».

3 октября он сказал Розалин: «Мама, присмотри за мной. Я ухожу далеко», – и потерял сознание. Некоторое время спустя он снова заговорил с Розалин – спрашивал, куда делся Кришна. Он упрекал женщину, что Кришна попросил ее заботиться о нем, а она теперь не знает, куда он делся. И он стал плакать, печалясь о том, что потерял Кришну. Он отказался спать до тех пор, пока не вернется Кришна, что произошло лишь полтора часа спустя.

Однажды утром, когда они находились в доме у мистера Уоррингтона, Кришна покинул тело. Он сказал Розалин, что ему нужно уйти далеко, и попросил присмотреть за ним. Через два часа он начал говорить. Когда Кришна взглянул на руку Розалин, на лице его отобразилось изумление, и он спросил: «Мама, почему у тебя белая кожа?» Он поднял взгляд на ее лицо и спросил: «Ты помолодела. Что произошло?» И потом: «Мама, Кришна пришел. Смотри, вон он стоит». А когда Розалин спросила, как он выглядит, Кришнамурти ответил: «Он худой и высокий, очень величавый. Он вселяет в меня робость». И потом: «Но разве ты не знаешь его, мама? Он твой сын, и он тебя знает».

Вечером 4 октября Кришна мучился больше обычного. Боль сосредоточилась в лице и в глазах. Он все твердил: «О, будь же милосерден ко мне, пожалуйста», – и потом: «Я не это имел в виду… конечно же, ты милосерден».

Позже Кришна говорил Нитье, что ему чистят глаза, чтобы он мог видеть «Его». По его словам, ощущение было такое: «Как будто бы тебя привязали в пустыне, подставив палящему солнцу лицо с отрезанными веками глаз».

Далее той же ночью Нитья обнаружил Кришну сидящим в медитации, и снова он ощутил, как комнату заполнило пульсирующее присутствие великой Сущности. Все страдание было смыто без остатка. Нитья писал: «Кришна не видел Его лица, лишь Его тело в сияющей белизне».

На следующее утро Кришна был настроен бунтовать. Он находился в полубессознательном состоянии, но настаивал на том, чтобы его отпустили из дому. Пришлось его удерживать. Позже он сказал, что ощущает чудовищное жжение в позвоночнике и хочет найти ручей, протекающий по каньону, чтобы окунуться в него и пригасить этот жар.