Текст книги "Наслаждение жизнью"

Наслаждение жизнью
Радда Иливахина

© Радда Иливахина, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не я

Я – это вовсе и не Я.

Я – это Она.

Та, которая стоит рядом, но для всех остаётся невидимой.

Я и сама на неё не смотрю, только лишь собираюсь взглянуть.

Но

…всегда забываю…

Когда я говорю, она спокойно молчит.

Когда я ненавижу, она прощает.

Она гуляет там, где я и мечтать не могла оказаться хоть когда-нибудь.

И это она останется, когда меня не станет…

Звёздная ночь

Если выйти на улицу ясной ночью, можно увидеть звёзды. Много звёзд. Пересчитать их – невозможно. Многие пытались, но ничего не получалось и никогда не получится, потому что небо хранит слишком много загадок, как и наша жизнь…

Если долго сидеть в пустой комнате и смотреть на стены, можно понять, что ты одинок. Можно даже задуматься – а что такое одиночество? и какое оно? и понять парадоксальную вещь: «…А одиночество-то не одно! Оно как звёзды – его не счесть»:

Можно быть одиноким, оттого, что никто тебя не понимает.

Можно быть одиноким, оттого, что никто тебя не ценит.

Можно быть одиноким, оттого, что никого нет рядом. Всегда. Никого

Можно быть одиноким, даже если кто-то есть рядом, но уже совершенно не понимает.

Можно… – не счесть…

Кстати, подобно тому, как мы не видим все звёзды, которые есть, так и все виды одиночества мы не почувствуем за жизнь, но есть два его вида, которые познает каждый живущий на Земле человек.

Одиночество «ещё» и одиночество «уже».

Человек рождается с жаждой любви и с каждым годом эта жажда становится всё сильнее и сильнее. Каждый может вспомнить, как мечтал о любви, не спал ночами, во всём и везде искал любовь, но… никого нет рядом, – есть только мечты. – Это одиночество «ещё».

Однажды человек находит свою любовь и какое-то время умирает от счастья, порою, сам того не осознавая. Осознание чаще приходит потом… А наш мир так устроен, что все люди однажды уходят из наших жизней (по разным причинам). И человек вновь остаётся один. – Это одиночество «уже».

Между одиночеством «ещё» и одиночеством «уже» – те несколько счастливых, заветных мгновений, о которых стоит мечтать, ради которых стоит жить, о которых стоит вспоминать и после которых не жалко, а главное не страшно умереть. Это и есть любовь. «Та самая…»

Всё, что до и после этого момента – это одиночество. И нельзя сказать – плохо это или хорошо. Это жизнь. Одиночество – одна из её аксиом, которые мы не можем и никогда не сможем понять. Нужно с этим смириться. Можно быть счастливым, даже будучи одиноким: если одиноким «ещё» – то жить мечтою, если одиноким «уже», то воспоминаниями.

И если вы вдруг сейчас сидите в пустой комнате и смотрите на стены, то лучше бросьте это бесполезное занятие – выходите ясной ночью на улицу – считать звёзды!

Ночью у шкатулки

Tomaso Albinoni– Adagio in G minor for Organ & Strings

Ночь – она как старость. Медленно собирается, а настает внезапно.

Сначала вечер: тягучий, вязкий, как мед, что стекает с чайной ложки обратно в банку. Но стоит на минуту отвлечься, забыться – и ночь.

В груди – тяжесть, в доме – тишина, за окном – тьма.

Темноту ночи безуспешно пытаются разбавить блёклые мазки фонарей.

Луны почти не видно. Она горбата и стара, оттого и кутается в тряпье облаков, прошли её времена и власть захватывают фонари. Я их не люблю, но с ними спокойнее Они худят и стройнят ночь. Ночь с фонарями не так тяжела.

Но – вот беда – в моём городе ровно в два часа ночи выключают все фонари!

И тогда ночь становится невыносимой… Её темнота давит и выдавливает меня из уютной комнатки. Я крадусь на цыпочках в зал…

Только не подумайте, будто я делаю это ради того, чтобы не потревожить чей-то сон. Напротив, я была бы даже рада, если бы кто-то сейчас проснулся! Просто, мне кажется, что ходить обычным шагом ночью – значит не уважать её тишину! А не уважать ночь – страшновато, я и без того с ней не в самых лучших отношениях!..

Так я добираюсь до зала, подхожу к старому комоду и достаю из него бабушкину деревянную, отполированную временем шкатулку. Здесь хранятся её любимые мелочи. Такие вещицы, которые никогда и никому уже не пригодятся, но выкинуть их жалко. Например, перламутровая пуговка. Она отвалилась с ворота «того самого платья, в котором она познакомилась с дедушкой». Здесь открытка от подруги, медная брошка – приз за второе место в конкурсе вышивальщиц, монетки, бусины… и пропасть всяких мелочей, которые приятно рассматривать днем.

А вот ночью… ночью я люблю рассматривать – веер!

Про него, я ничего не знаю! Когда я была маленькая, бабушка частенько доставала эту шкатулку и рассказывала про пуговицу, про брошь и про… все эти мелочи, но она упорно делала вид, что веера нет! Как будто его просто не существует!

А я боялась спросить и каждый раз ждала, что она сама расскажет.

Ведь веер этот прекрасен. Я раскрываю его и замираю… от восторга..!

Шелк, черный как ночь, а на нем – цветы!

Помню, модно было на черной ткани гладью вышивать яркие, огромные, отвратительные, пестрые цветы и бутоны. Так вот – эти цветы были не такие. Белые, нежные, полупрозрачные, с синеватыми прожилками – Ландыши. Их тонкие, едва намеченные стебли и неброская зелень… Точно – весна, ночь, лес и я слышу их густой, горьковатый аромат… я смотрю на них в исступлении до тех пор пока не осознаю, что смотрюсь в зеркало!

Верно, – позади меня ночь, черная, как этот шелк. А я нежная, белая, хрупкая… Но… почему? Почему, я смотрюсь в это зеркало только по ночам?

Мне так хочется однажды прийти на бал с этим веером. На бал, где будет много прекрасных людей, которых я сразу всех полюблю до беспамятства какой-то струящейся, необъяснимой любовью – сразу, всех! Дам, с огромными шляпами и длинными шлейфами, однообразных гусаров, печальных поэтов… Прийти туда и сказать им на языке веера: «Я люблю вас, я люблю вас…»

…но – это всего лишь – ночные мечты у шкатулки…

Один раз – я вышла на улицу с этим веером в руках. Был жаркий день. На автобусной остановке пришлось стоять долго, и я стала обмахиваться веером. Чуть-чуть, еле-еле, едва шевеля кистью, но вдруг мужчина, стоявший впереди обернулся, внимательно посмотрел на меня, на мою руку и на лице его появилась отвратительная гримаса, при этом он так шмыгнул носом, что две дамы, пошатывающиеся на огромных каблуках, как мосты на сваях, тоже обернулись и в менее яркой форме тоже выразили мне свое «фи»: одна вскинула бровь, вторая тяжело вздохнула и укоризненно покачала головой…

С тех пор я не выношу веер из дома, а достаю его из шкатулки только по ночам.

А когда в окно начинает брезжить рассвет. Я прячу веер в шкатулку, шкатулку обратно в старый комод и скорее бегу (на рассвете можно бегать, если не быстро) в свою кровать и тут же засыпаю…

…и мне снится роскошный бал: изысканные дамы, галантные кавалеры, танцующие пары…

…тяжелые, большие двери распахиваются и – вхожу я, с веером в руках.

Все оборачиваются, улыбаются, а я вместо приветствия слегка наклоняю голову и говорю им своим веером: «Я Люблю Вас. Я Люблю Вас» и все отвечают мне… «Я Люблю Вас».

И я снова чувствую аромат ландышей, слышу, как они бьются своими нежными колокольцеподобными цветками друг о друга и мягко, сочно звучат.

Главное – не проснуться…

«Я Люблю Вас!…

Часы

В сотый раз не могу разобраться в себе. Ежеминутные вопросы: Кто я? Кто я..? Маленькая рыбацкая лодочка в шторм? или старинные настенные часы с боем? Знаю одно: точно, не человек…

Может, всё-таки, лодочка? Посмотрите, как меня подбрасывает на волнах, как раскачивает из стороны в строну, и как устало-безропотно я подчиняюсь волнам, храня воспоминания о вчерашнем штиле…

Посмотрите, как выцвели мои дощатые бока от соли, ветра и солнца, а я всё качаюсь себе и качаюсь…

Или всё-таки, старинные часы…! Мне уже двести лет, а я всё хожу, и паутина и пыль – не помеха, и вечная смена лиц и времён – я всё хожу… А настроение моё, как маятник: влево-вправо, влево-вправо, тик-так, тик-так, и не дай Бог! – остановится… Через каждые полчаса слышен бой… когда-то мастер решил, что он должен всегда быть звонким и очень нежным, но это лишь кажется..! Гул, который мечется, путаясь в шестерёнках – не обманет!

Точно, я вспомнила!

Я часы!

Да, да… вечно идти, не останавливаться, настроение маятник вправо-влево, тик-так и не дай Бог остановится, и главное бой! Бой и сипение внутри!

Я есть!

Я есть!

Я есть!

– Три часа пробило…

Стою напротив зеркала. И где только делают такие ужасные часы, жутко напоминающие людей? Как живая, ведь, как живая…!

Незабываемый вкус

Однажды я зашла в вишнёвый сад и впервые попробовала вишни. Это был самый восхитительный момент в моей жизни. Круглые, светящиеся красные шарики призывно висели на фоне гладкой тёмно-зелёной листвы. Тонкость, лёгкость, изящество. Я сама заметила в себе перемену – спина моя выпрямилась, каждый шаг стал плавным и красивым. Подойдя к дереву близко-близко, я дотронулась до ветки руками, вишни дрогнули, они боялись… они знали, что я с ними сделаю. То же, что и все. Знали и продолжали манить меня своими блестящими округлыми бочками. Своим почти неуловимым, обволакивающим запахом. Из жалости к ним, я сорвала первые ягоды очень аккуратно, придерживая ветку, чтобы она не дёрнулась и не заставила бы остальные вишенки беспорядочно трястись.

Держа прохладные, гладкие ягоды в ладони, я поднесла их к губам, и вздрогнула от соприкосновения. Стоило раскрыть рот, и ягода сама скользнула туда, но что-то не позволяло жевать. Я просто стояла с вишней во рту, но не выплёвывать же… Зубы вонзились в сочную мякоть и удивительный кисло-сладкий прохладный сок начал медленно растекаться по рту. Я расправилась с мякотью, во рту оставалась лишь косточка, такая маленькая, я аккуратно вытащила её изо рта и положила в свободную руку. Во рту ещё был вкус вишни… Конечно же, мне захотелось ещё! Я ела их, и мне казалось, что в саду стоят невидимые зеркала, в которых я вижу своё идеальное отражение, восхитительно красиво поедающее эти божественные ягоды. Если бы сейчас меня увидел художник, он схватил бы кисти и бросился писать мой портрет, но через полчаса, измарав листов десять тщетными набросками, он рыдал бы от злости и своей беспомощности, эта красота была неуловима, непостижима…

Вторая, третья, четвёртая… кончились….

Во второй раз я забыла придержать ветку, пока рвала горсть ягод, она дрожала и тряслась, задёргались и другие ветки, казалось, дрожало всё дерево. Но меня это уже не смущало. Мне даже нравился тот шелестящий звук, который издавали встревоженные листья.

Ягоды теперь я ела быстро: одну за другой, и по две сразу, и по три, во рту было кисло, но остановиться – было невозможно… Рука была полна косточек, стала влажной и липкой. Нужно было выкинуть эту горсть, кости не сразу отлипали от руки, и приходилось трясти ладонью, чтобы избавиться от них. Теперь они лежали на земле маленькой, некрасивой кучкой, к которой тут же слетелись мошки и мухи…

Из сада я решила уйти, но не с пустыми же руками… Я решила нарвать ягод и унести их домой. Рвала я жадно, быстро, даже не обращая внимание на шелестение листвы, порой я рвала ягоды вместе с листками, многие так неудачно отрывались от черенка, что мякоть выворачивалась наружу и пачкала ладони алым соком, которые за мгновения засыхал и превращался в бордовые родимые пятна. Мои ладони были полны вишен… я огляделась, как воровка, и ушла из сада. До дома было совсем близко, дорога лежала через поле. Я не выдержала, села прямо на землю и решила съесть пару ягод.

Как же отвратительно я ела их, кислота сковала рот оскоминой, вкуса я не чувствовала совсем, только волокна вишнёвого мяса. Лицо моё искажалось в страшных гримасах. Ягоды оказывались во рту горстями, сок испачкал губы и щёки, пару капель катились по шее, кости я не собирала в ладонь, я плевала их громко и с удовольствием, плевала прямо на землю, подальше друг от друга, словно специально старясь усыпать как можно больше земли вокруг меня, этими маленькими вишнёвыми скелетиками. Если бы сейчас меня увидел тот художник, он бы сошёл с ума, от этой некрасивости и бросил бы писать навсегда, не смог бы… Незаметно ягоды исчезли, я сидела на земле, окружённая вишнёвыми костями… Некоторые из них попали на траву, а некоторые прямо на землю. Разум мой помутился на несколько секунд, очнулась я оттого, что вкручивала в землю пальцами косточки, вкручивала, и засыпала землёй сверху. Земля набивалась под ногти, руки становились грязными, но меня это не останавливало, я запихивала кости в землю, одну за другой…

А потом, а потом я просто встала, отряхнулась и ушла. Я, кажется, помнила всё, что произошло со мной. Но сама себя не признавалась, что всё это случилось со мной.

А через некоторое время я шла по этому же полю, и заметила какую-то ярко-зелёную поросль у тропинки… Ярко-нежно-зелёные листки, совсем ещё маленькие, гордо торчали из полевой земли. Это были маленькие вишни… Я долго любовалась на них, не веря своим глазам. Минут через пять мне стало казаться, что я отчётливо вижу движение в прожилках листков. Это было не движение соков, не движение света, это было движение самой жизни…

И я зарыдала, громко и некрасиво… Слёзы катились по лицу, кожа становилась мокрой и красной, волосы прилипали к щекам и превращались в тонких скользких змеек. Я рыдала сидя на коленях и любовалась жизнью! И если бы сейчас меня увидел художник, он бы принялся рыдать вместе со мной…

Легенда

Мир – живой.

Каждая его частичка – живая.

Мы глупы. Но Мир добр и снисходителен к нам.

Мы слепы, а Мир всё равно красив, в надежде на то, что мы прозреем и заметим его красоту и станем счастливее.

Мы глухи, а Мир всё равно звучит, в надежде на то, что мы услышим и станем разумнее.

Мы немы, а Мир всё равно старается говорить с нами, в каждое своё слово вкладывая великую мудрость, в надежде на то, что мы прислушаемся и всё-всё поймём.

Мир – загадка.

У каждой загадки есть разгадка.

Разгадка Мира – всего лишь одна легенда, которую мы от рождения все знаем, но с годами забываем – то ли оттого, что память слаба, то ли оттого, что, чтобы помнить её нужно очень много сил, которые отнимает жизнь в нашем Земном, неидеальном мире.

Но каждый из нас в силах вспомнить то, что знал когда-то.

Это – Легенда о мучениях луны. Не помните? Нет?

Ну, так – взгляните на ночное небо!

Полная луна – магнит!

С тех пор как она взошла на небо – на всю остальную красоту смотришь лишь искоса, краем глаза, боковым зрением, ибо она не отпускает твоего взора. Она очаровала, загипнотизировала. В ней одной сейчас смешалось всё. Всё, чему человек может поклоняться, что может уважать, любить, чем может восхищаться, любоваться и чего может благоговейно бояться. Кажется, она самое совершенное, что можно увидеть, сам Бог, сама Любовь. Смотришь – и страшно, и радостно и душа дрожит, дрожит и замирает… Кажется, что луна сияет так, оттого, что счастлива и ты делаешься счастливым вместе с ней! Все чувства слились в одно, большое и всеобъемлющее, которое с каждой секундой всё сильнее и сильнее хочет вырваться наружу. И ничего не понятно. И от этого так делается не по себе, потому что чувствуешь так много, а понимаешь так мало! Полная луна – как хороша! Как безумно бледно-золотое, яркое сияние, держащее диск луны в своих ладонях. Как идеальна линия этого диска! И совершенно нельзя поверить, что Луна – это всего лишь глыба камней, на которую светит Солнце. Нет! Здесь всё намного сложнее. Луна ведь не всегда целая.

После полнолуния, диск постепенно превращается в тоненький серпик, каждую ночь света становится всё меньше, а на душе тревожнее. Так и хочется сделать что-то невозможное, удержать его, спасти! Куда же ты? Куда?!

Сияние месяца уже не такое счастливое, оно тише, будто не светит – а чуть теплится, умоляя ночь не быть такой тёмной. Смотреть на это отчего-то тревожно и больно. Но проходит время, и тоненькая проволочка месяца начинает вновь увеличиваться, полнеть, и с каждым днём становиться всё ярче и ярче, радостнее и радостнее, уменьшая тьму, прокладывая дорогу свету. И вновь луна становится полной! Единым целым! И вновь счастье.

Отчего так мучительны эти перемены, а главное: зачем они нужны? Ведь могла бы быть Луна всегда полная! И ведь были такие времена! Не помните? А они были. Луна выходила каждую ночь на небо как знамя вечной Любви! Как символ единства и совершенства.

Посмотрите на месяц и скажите, не напоминает ли он ребро мужчины, из которого Господь сотворил женщину, и наказал им быть всегда вместе и единым? Ведь не просто же так он это сделал. А оттого, что на Земле невозможно было бы жить по-другому. Бог создал сначала мужчину – по образу и подобию своему, а следовательно – мужчина был совершенен, идеален как и Бог. А быть на Земле совершенным и идеальным – это скучно и мучительно. Что таким людям нужно – ничего, у них всё есть! Для чего им жить – Не для чего! И тогда Господь создал смысл: – он вынул у мужчины ребро и сотворил женщину. Теперь никто не был совершенным, теперь каждому чего-то не хватало. А когда чего-то не хватает, рождается желание найти это. А когда рождается желание, значит, есть смысл – и жить хорошо. Бог подарил людям Любовь – то, что помогло бы им найти свою половину и стать целым вновь! И была на свете всегда полная Луна, пока люди не разучились любить. Это случилось всего один раз, а потом стало повторяться всё чаще и чаще. Многие так и умирали только лишь частичками… И тогда Луна, которая очень любила людей и желала им счастья решила, что обязательно напомнит людям то, что главнее всего и то, что они так стремительно забывают. «Каждый будет смотреть на то, как я счастлива, когда полная, и как мне плохо, когда меня всего лишь часть. И каждый поймёт и вспомнит. А пока не поймёт каждый, я буду кричать об этом снова и снова» – так подумала Луна. И вот уже много веков она мучается, самоотрешено, с надеждой на лучшее…

И хоть это всего лишь забытая легенда, кто знает, может быть, именно поэтому Луна меняется и не устаёт этого делать, может, поэтому и вертится Земля – чтобы помогать Луне меняться.

Всё только для того, чтобы вспомнили и поняли…

Голос её…

Я сегодня услышала голос её…

«Ты – это я, Я – это всё…»

Я услышала и шум ветра, который гнал воды рек по руслам.

Заслушавшись, я не заметила, как ножик соскользнул и вонзился в указательный палец…

Охапка чистотела упала на землю, на свежесрезанных стеблях виднелись капли желтого сока…

Из моего пальца кровь сочилась красная.

«Ты – это я, я это все», – пела Земля. Ей вторили травы, деревья, птицы…

Среди этого многоголосья я услышала ещё один звук. Звук крови, что непрерывно течёт в моём теле.

Реки моих сосудов подобны руслам рек.

Теперь я понимаю, о чём ты…

Какое это счастье! – прохлада рек по венам – благословенье…

Я легла на мягкую траву и раскинула руки, падая в бесконечное небо.

Снова подул ветер, трава вокруг зашелестела, зашевелилась, а кожа моя покрылась мурашками, я поднесла руку к глазам, тонкие волоски приподнялись от кожи и торчали, блестя на свету, будто они тоже подчинялись движению ветра…

«Я – это ты, ты – это всё», – прошептала я…

Я понимаю теперь твоё счастье, и хочется танцевать…

Я живая,

Я дышу!

Яблоки…

Осень – змея гремучая яблоками баловала-манила.

В сад заходила я глубже и глубже, обернулась – где же, назад тропинка?

Боги! Стою посреди сада голого и огрызки пожелтевшие в ладонях держу.

И даже привкуса кисло-сладкого на губах не осталось… Что же наделала я? Прельстилась яблоками, обрадовалась осени и лето сгинуло, ушло, исчезло…

Надо сказать ему, чтобы он ни в коем случае не слушал осени – не шел в сад, не рвал яблок, не собирал их с земли…

Может хоть немного лета сохранит.

Плакать хочется, губы размыкаю и кричу, пытаюсь кричать, но голоса нет, как и привкуса… осень гремучая.

Но предупредить необходимо, и я поднимаю яблоко и бегу к нему, спотыкаясь о гниль ещё вчера румяных…

Вот он стоит и смотрит на поле, дотрагиваюсь до плеча…. показываю яблоко!

– Спасибо, любимая, спасибо! – говорит он.

Тревожно качаю головой, и прячу яблоко за спину, показываю на сад, сдавливаю горло руками…

– Поиграться тебя хочется?

Нет же, нет, я прячу яблоко, я убегаю. Что же происходит?…

Он догоняет меня и валит на землю, яблоко выпадает из рук и откатывается в сухую траву.

– А ты думала, не догоню!?

И смеётся, звонко смеётся, мне-то уже не засмеяться так.

Прижал меня к себе одной рукой. Что ж… главное, что мы далеко от сада…

Вороны отчего-то разбушевались, от их крика голова гудит, но что это за странный хруст, будто кто-то сломал позвоночник – я поднимаю голову и вижу, что яблоко надкусано.

– Чудесный сад ты нашла, Аве. Какая сладость!

Никогда мы больше не говорили.