Текст книги "Возмездие"

1

Я открыла глаза. Меня ослепил яркий свет лампы. Я поморгала пару раз, а потом ощутила боль по всему телу. Мне мешала на лице какая-то маска. Я попыталась убрать ее руками, которые ужасно ныли при каждом моем движении. К рукам были проведены какие-то трубочки. Это напугало меня. Я пыталась снять с себя все эти штуковины. Мне хотелось сесть, но только мне стоило чуть приподняться, как голова моя начинала сильно болеть. Еще запищали какие-то приборы. Вдруг белая комната с яркой лампой наполнилась шагами и голосами.

– Эдгар, она очнулась! – громко кто-то говорил. Для меня это было так громко, что голова моя начала болеть еще сильнее. Вдруг надо мной появились люди. Один был мужчина лет сорока с седыми волосами и в очках, а другой – парень лет восемнадцати-двадцати с голубыми глазами. Мужчина в очках щелкал пальцами у меня перед лицом, будто у меня было что-то не так со слухом или зрением. Лучше бы он как-нибудь проверил мою голову. Я хотела ему сказать об этом, но не могла даже открыть рта. Я поймала его руку и приложила к своей голове. – У нее болит голова, – сказал парень. Я посмотрела на него и слегка кивнула, чтобы было не так больно. – Сделай же что-нибудь!

– Максим. Еще хоть слово и я выставлю тебя за дверь, понятно? – только и ответил мужчина в очках. Два имени. Максим и Эдгар. Я попыталась вспомнить что-то. Но в голове моей ничего не было, я не знала их. Более того, я не знала, кто я.

– Дай ей обезболивающее.

– Слушай, врач тут я, а не ты, – плюс новая информация. Эдгар был врачом. – Обезболивающее ей ни к чему.

«Конечно, – думала я, – зачем мне обезболивающее! Подумаешь, что у меня было что-то не так с головой, а тело все было в ушибах! Я всего лишь могла умереть от боли».

– Ладно, я надеюсь на тебя, – сдался парень по имени Максим.

И он отошел в сторону, чтобы не мешаться под ногами у Эдгара, который делал мне болезненные уколы и мазал мне ушибы какой-то мазью, которая противно пахла. Потом мне меняли повязку на голове. Один этот процесс я перенесла тяжелее всего остального. Я кусала губы, чтобы не закричать от боли. Все это время я изредка издавала стоны. Потом меня приподняли и под спину положили подушку. Я полусидела на кровати с белой простынею. Уже от этого движения у меня кружилась голова. Далее мне дали попить воды, а потом принесли что-то такое, что очень вкусно пахло. У меня заурчало в животе. Это была небольшая тарелка бульона. Парень уже собирался кормить меня сам. Я посмотрела на него так, что он весь изменился в лице. Ему было некомфортно от моего взгляда. Я протянула руки, и он отдал мне тарелку в руки. Конечно, при каждом движении, они болели, но есть я могла сама. И я поела. А потом я пожалела об этом. Хорошо, что мне успели поднести таз. Меня рвало от вкусного бульона. А потом, пока два незнакомца переговаривались, я не заметила, как уснула.

На следующий день Эдгара не было. Я проснулась и увидела над собой лица девушек в белых халатах. Это были медсестры. Они проверяли какие-то приборы, потом уходили, снова приходили и что-то меняли. Все было как в тумане. Но я понимала, что не должна лежать просто так, мне нужно было уже встать. Я пошевелила сначала ногами. Они двигались, это радовало. Но проблема у меня была одна. Моя голова невыносимо ныла, когда я пыталась поднять ее. И все-таки я попыталась встать, а приборы какие-то около меня противно запищали. Я подняла свое туловище, уже сидела на койке и отцепляла от себя разные медицинские трубочки. И в этот момент зашел голубоглазый Максим, который замер в дверном проходе. Я посмотрела на него и поняла, что сейчас я снова буду лежать. Так и вышло. Он тут же позвал медсестер. Весь следующий день он сидел со мной и просто молчал.

Спустя несколько дней мое состояние улучшилось, я чувствовала это. Я уже спокойно сидела на койке, но вставать мне так и не разрешали. Пару раз я поела нормально. Тело мое уже не так сильно болело, но с головы до сих пор не снимали повязку. Голова моя была не в самом лучшем состоянии. А потом ко мне пришла женщина. Белокурая, голубоглазая женщина. Она пришла не одна, с мужчиной в черном костюме. Женщину звали Марией. Максим, который сидел возле меня все время, посмотрел на нее как на врага. И это насторожило меня.

– Не надо сейчас лезть к ней со своими расспросами, – устало проговорил он, обращаясь к белокурой женщине. Они были очень похожи между собой. – Не сейчас, Мария.

– Я привела психолога. Он только поможет ей.

– Сейчас ей нужна помощь Эдгара. Дай ей время поправится, а потом приводи своего психолога.

– Как раз психолог ей и нужен. Она лежит тут неделю, не понимает, что происходит и молчит. Считаешь это нормальным?

– Да, – отвечал Максим. – Придет время и она сама решит, когда ей заговорить. Ей просто нужно время.

– Хорошо. Мы еще с вами поговорим, – обратилась она то ли к Максу, то ли ко мне, то ли сразу к обоим и ушла, хлопнув дверью так, что у меня затрещала голова. Я поморщилась.

– Голова? – спросил меня Максим. Я кивнула ему. Он подозвал медсестру, которая в очередной раз осмотрела мою голову и мило улыбнулась, сказав, что я быстро поправляюсь. Она ушла, и я стала внимательно смотреть на Максима, который думал о чем-то своем и потому не замечал, как я пялилась на него. Но вдруг он посмотрел на меня. И я решила, что пора уже сказать ему хоть что-нибудь.

– Я хочу встать, – довольно тихо проговорила я. Это было первое, что я сказала с того момента, как очнулась. Максим долго смотрел на меня очень внимательно, а потом улыбнулся. – Мне надоело лежать.

– Да, я понимаю, но Эдгар запретил тебе вставать, – ответил он и тут же задумался. – Я сейчас, – сказал он и куда-то скрылся. Он вернулся с коляской. Потом мы вместе начали отцеплять от меня медицинские трубочки, а далее он помог мне сесть в коляску. Для меня уже это событие стало приключением. – Сегодня тепло на улице. Пожалуй, двинемся на задний двор.

Через минуту я вдыхала аромат деревьев, травы и цветов. Солнце приятно грело тело. Небольшой фонтан тихо журчал, а я спокойно сидела и осматривала сад на заднем дворе красивого дома. Я, казалось, видела это все впервые. Это все было таким чуждым, незнакомым, что я невольно нахмурилась. Мой проводник это сразу заметил и тут же спросил, в чем дело.

– Я ничего не помню, – почти прошептала я. – Я стараюсь что-то вспомнить, но… ничего из этого не получается. Я не знаю, была я раньше здесь или не была. Я не знаю тебя. Но больше всего меня волнует то, что я не помню, кто я такая. И что было до того, как я очнулась, я тоже не помню.

– Что, если твое прошлое разочарует тебя? Почему бы не наслаждаться тем, что происходит именно сейчас?

– И все-таки…

– Абсолютно согласна с тобой, Максим, – перебил меня женский голос. Это была Мария, которая села напротив моего собеседника на скамейку. Я сидела между ними, и я видела, как они смотрели друг на друга. Они испытывали ненависть, злость, отвращение. – Очень рада, Таня, что ты идешь на поправку! – обратилась ко мне женщина. – Может, сегодня поужинаешь с нами? – я вопросительно на нее посмотрела. – Не откажешься же ты поужинать с тетей и двоюродным братом?

– Ах, вот оно что, – рассеяно произнесла я, пытаясь что-то вспомнить о своих родственниках, но в моей голове была одна тьма. – Я только с радостью! – ответила я уже Марии, которая была моей тетей. Она улыбнулась мне, а потом повернула свою голову в сторону Максима. Его лицо выглядело напряженным, неестественным. Он сводил челюсти от необъяснимой для меня злобы и молчал. – Но, если… если есть какие-то проблемы, я могу поесть в палате, – поправилась я, не сводя взгляда с Максима.

– Да, пусть Таня поест в палате, пока окончательно не поправится, – говорил двоюродный брат.

– И с каких это пор ты решаешь все за свою кузину, Макс? – с вызовом отвечала ему Мария. Воздух стал напряженным. Мне хотелось уйти отсюда. И это все заметили. – Ты устала, милая, – мягким голосом произнесла тетя. – Максим прав. Не нужно пока тебя утруждать. Макс, помоги сестре добраться до палаты.

– Я хочу еще немного посидеть здесь.

– Как солнце сядет, я отведу ее в палату, – вздохнул Максим, обращаясь к своей матери. Она в свою очередь кивнула нам головой и скрылась в доме.

– Почему именно, когда солнце сядет? – спросила я брата после долгого молчания.

– Ты любишь смотреть на закат, – ответил он и слегка улыбнулся мне. – По крайней мере, любила.

Я стала смотреть на небо, которое постепенно стало становиться розово-оранжевого цвета. Солнце из желтого превращалось в красное. И это было завораживающе. Я впервые улыбнулась со дня, когда очнулась. И я вспомнила, как на самом деле люблю смотреть на закат. И я улыбнулась еще ярче.

2

Еще неделя прошла точно так же как и предыдущая. Повязку до сих пор не снимали, но я уже ходила. И вскоре я уже была в своей комнате, которая была идеально убрана. Она была в два раза больше, чем палата, в которой я лежала до этого. Довольно просторный коридор, огромная спальня с туалетным столиком и широкой кроватью, громадная гардеробная с различными нарядами и ванная комната, куда я первым делом и направилась. Я лежала в теплой воде и попыталась расслабиться, но в дверь постучали. Я тут же вскочила, обернулась в полотенце и открыла дверь. Это был двоюродный брат с каким-то конвертом в руках. Я пропустила его в свою комнату. Пока он с какой-то целью рылся у меня в гардеробе, я быстро вытерлась, надела халат и вышла к нему. Он внимательно посмотрел на меня.

– А повязка где твоя? – спросил он.

– Я сняла ее. Как-то же я должна была помыть голову, – устало проговорила я. – Кстати, не поможешь мне наложить новую повязку?

– Да, конечно, – я достала бинт и аптечку. Я бы смогла сделать все сама, но я почему-то больше доверяла Максиму, чем себе. Он делал все очень аккуратно и через каждые две секунды спрашивал, не больно ли мне. Наконец, он закончил. – Я принес тебе письмо от Марии, – он протянул мне конверт.

– Почему ты называешь ее по имени? – спросила я. В ответ он всего лишь пожал плечами. Я открыла конверт и достала письмо. – Угу. Ужин. И ради этого тетя тратила бумагу?

– Я и сам считаю это странным, – улыбнулся мне брат. – Ужин в шесть. А сейчас уже половина. Ты уже знаешь, в чем пойдешь?

– Пожалуй, в этом, – говорила я про свой домашний костюм, который безобразно лежал на моей кровати. – Что? Не пойдет? Что такого особенного в приеме пищи?

– Закон нашего дома, – тяжело вздохнул Макс. – В общем, я положил вещи, которые тебе, я думаю, подойдут, на кресло. Думаю, за полчаса ты управишься. Если что, то моя комната напротив твоей, – сказал он и направился к двери. Как только дверь за ним закрылась, я начала одеваться. Синяя блуза мне очень понравилась, узкая черная юбка облегала мои бедра, но это еще ничего. Меня немного смущала обувь. Я не могла ходить в таких туфлях. Каблук был слишком высоким. Я покопалась в гардеробной и отыскала обувь, в которой мне было удобно. Это были кеды. Думаю, никто и не заметит, что я надела их вместо туфель. И так, я была готова. Я оглядела себя в зеркало. Волосы я уже не могла расчесать из-за повязки. А остальное меня устраивало. Разве что на ногах были ужасные синяки, которые я никак не могла скрыть. Потом я села на кресло и стала смотреть на часы. Еще двадцать минут! Я решительно встала и направилась в комнату напротив. Я постучалась, в ответ мне крикнули, чтобы я заходила. Я прошла по коридору и увидела Максима, который с важным видом застегивал верхние пуговицы своей рубашки, и с такой же солидностью он принялся за манжеты. Весь его вид рассмешил меня, и я невольно улыбнулась. Потом он накинул на себя пиджак и, отвернувшись, наконец, от зеркала, повернулся ко мне. Он оглядел меня с ног до головы. Посмотрев на мою обувь, он закатил глаза.

– Другого я и не мог от тебя ожидать! – сказал он про мои кеды. – Ладно. Думаю, никто не заметит. У нас еще пятнадцать минут, да? – я кивнула головой. – Нужно нагулять аппетит, – сказал он, и мы двинулись в сад на заднем дворе. Было уже прохладно и темновато, поэтому сад становился каким-то таинственным. Мы гуляли меж деревьев и молчали. – Ты, действительно, ничего не помнишь? – вдруг спросил меня брат, я остановилась и постаралась вглядеться в его лицо, но было уже темно.

– Я стараюсь вспомнить хоть что-нибудь, правда! Но у меня ничего не получается. И от этого ужасно обидно! Вот ты закрой глаза, – Максим послушно закрыл глаза. – Вспомни то, что ты хочешь вспомнить сейчас. Вспомнил? А я не могу! Будто не было ничего до этого. Но я чувствую, что в прошлом было что-то значительное, важное. Все из-за этой дурацкой шишки на голове! – я пнула какой-то камушек. – Что произошло такого, что я две недели лежала в палате? Откуда все эти шрамы на руках и ногах, что это за синяки? Как, в конце концов, я получила удар по голове? Знал бы ты, как сложно ответить на эти вопросы, когда у тебя в голове ни черта нет. Если бы знал, ты бы не задавал таких глупых вопросов, – я пошатывалась от какой-то странной обиды, или даже злости. – Наверное, пора уже идти, – и мы пошли в столовую.

На огромный стол еще накрывали, а Мария уже сидела здесь и листала какую-то книгу. Увидев нас, она тут же встала со стула и направилась в нашу сторону. С улыбкой она поцеловала меня в щеку и похлопала Максима по плечу. Мы сели за стол. Он был таким длинным! Мария и Максим вновь сели напротив друг друга. Их разделяло множество тарелок с едой. Я села снова между ними. На моей тарелке была странная еда. Но еще более странно выглядело количество столовых приборов. Я не знала, какой именно выбрать. Это смутило меня.

– Таня, – обратилась ко мне тетя. – Что-то не так?

– Я не знаю, чем есть, – тихо и робко проговорила я.

– Ты просто не помнишь этого. Завтра с тобой позанимаются, а пока ешь тем, чем тебе удобно, – вежливо ответила Мария и улыбнулась мне.

– В каком смысле позанимаются? – спросил за меня Максим, который вновь смерил свою мать ненавистным взглядом.

– В прямом смысле. Завтра у Тани французский язык. Ну, еще попрошу учителя рассказать ей про сервировку стола.

– Скажи, пожалуйста, зачем ей твой французский язык? – сквозь зубы спросил двоюродный брат. – Хочешь сделать из племянницы благородную девицу?

– Да.

– Я ничего плохого не вижу в этом, – решила я как-то помешать их враждебному разговору. – Будет очень хорошо, если я буду знать французский.

– Пожалуйста! – с довольным видом произнесла Мария, которая, видимо, окончательно хотела насолить сыну.

– Не удивлюсь, если ты наймешь еще и учителя по танцам! – с сарказмом произнес он и в один глоток осушил бокал вина. – Я вообще не понимаю, зачем все это образование!

– Для развития. На мой взгляд, существование человека состоит именно в саморазвитии, – ровным тоном отвечала ему Мария, но я заметила, как тряслись ее руки. Она достала из кармана своего пиджака пачку сигарет и закурила. – И давай не будем это отрицать. В итоге я всегда оказываюсь права!

– Да? Думаешь, в саморазвитии состоит существование? Тогда почему правительство не дает такую возможность всем людям, а? Я считаю это просто несправедливым. Говорите все тут, что развитие человечества – это главное! Но как оно будет развиваться, если большая часть людей не принадлежит к той социальной лестнице, на которую вы себя поставили? Если уж и говорить об этом, то стоит начать разговор с равноправия. Пока не будет его, не будет на всем материке развития, образования! – Максим весь пылал, горел. Каждое свое слово он четко выговаривал, чтобы его услышали. – К черту ваше образование! Лучше пахать на полях, чем жить среди всей этой аристократии!

– Вот как ты заговорил! – мать его не выдержала, потушила сигарету и встала из-за стола. Она решительно направилась к сыну. Она стояла перед ним, потом посмотрела на меня. – Спасибо за приятный вечер, Макс! – бросила она и вышла из столовой. После всей этой сцены я так и не притронулась к еде.

Максим как пьяный добрался до своей комнаты, открывая свою дверь, пожелал мне спокойной ночи и оставил меня одну в этом длинном коридоре. Я хотела уже было войти в свою комнату и рухнуть на кровать, но потом я решила пойти к Эдгару, который занимал второе место в списке людей, которым я доверяла. И все-таки он очень многое сделал для меня, я не могла ему не верить. Я сначала постучала в дверь, а потом он крикнул, чтобы я заходила. Он пил чай и читал какую-то книгу. Я села напротив него.

– Ну-с, Татьяна, что скажите? – с доброй улыбкой обратился он ко мне. Я улыбнулась ему в ответ. – Хочешь чай? Не откажешься же ты составить старику компанию!

– Вовсе ты не старик, Эдгар, – возразила ему я. – Но от чая я не откажусь. Я не поужинала сегодня, – я устало откинулась на спинку кресла.

– Снова тошнило? – спросил Эдгар после того, как вежливо попросил одну из медсестер принести мне кружку чая. – Если проблема в этом, я могу дать тебе лекарство…

– Нет, дело совсем не в этом. Скажи, Максим и Мария всегда так ведут себя? Уж ты-то точно знаешь, а я нет. Моя голова ужасно подводит меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Они ненавидят друг друга. Это довольно странно, учитывая, что они мать и сын. Сегодня они спорили за ужином. Толковали друг другу об образовании, равноправии, развитии общества. Они ни в чем не могут найти компромисс. Они не могут находиться вместе.

– Это с недавних пор у них так отношения слаживаются, – тяжело вздохнул врач. – До двенадцати лет Максим во всем соглашался с родителями, слушался, молча сносил всякую обиду. Потом он уехал учиться в гимназию. К шестнадцати он стал Дежурным. Его отправили работать в город. Я не видел его два года, и вот он, наконец, снова приехал домой. Он стал более мужественным за эти года, стал сильнее, увереннее в себе. Может, поэтому он так стал общаться с матерью? Кто знает!

– А почему он вернулся домой? – задала я вопрос в свою очередь после того, как сделала глоток чая. – И кто такие эти Дежурные?

– Дежурные? – повторил Эдгар, я кивнула ему головой. – Это люди, которые следят за порядком в городах.

– А-а, понятно, – протянула задумчиво я. – А зачем все-таки Максим вернулся?

– Долгая история, – быстро произнес врач, подливая мне еще чаю. – Завтра у тебя первый прием у психолога, ты в курсе? – сменил он тут же тему. Это настораживало меня. Я начала подозревать, что что-то было не так. Но пока никак этого не выражала. Я решила продолжить разговор.

– Нет, я не знала. Зачем мне психолог?

– Он постарается помочь тебе вернуть память. Так что, думаю, все вопросы о прошлом стоит оставить на потом. Верно? – спросил Эдгар, глядя на меня поверх своих очков. Я кивала молча головой. – Вот и славно. Давай я поменяю тебе повязку.

– Максим менял мне перед ужином. Можешь проверить, конечно, качественно он сделал или нет, но…

– Я уверен в том, что он все прекрасно сделал. Он хороший парень, с детства делает все на совесть. Господи, ему уже целых восемнадцать! Еще недавно он играл у камина с игрушками. Эх…

– А как ты оказался в этом доме, Эдгар? – спросила я у него. И кто бы мог подумать, что его повествование будет длиться целый вечер!

Будучи еще ребенком, он знал, что станет врачом. С детства он увлекался книгами по химии, биологии и анатомии. Со своим отцом, который тоже был врачом, он с утра ходил на болото за лягушками, а потом они разрезали их вместе. Вообще они все всегда делали вместе. Единственное, что делал отец без него, это операции. Но это длилось недолго. В двенадцать лет Эдгар совершил свою первую операцию. Потом он поступил в престижный медицинский университет, где полностью погрузился в дело своей жизни. Он был одним из лучших учеников, ему доверяли спать людей, и он спасал их. После университета он начал свою карьеру врача. Казалось, идеальнее врача просто быть не может! Он делал невозможное, он вытаскивал людей с того света. И это он считал смыслом своей жизни. Он знал, что был создан для того, чтобы быть врачом. И ему больше ничего не надо было. Он был счастлив, когда видел, как его пациенты вставали со своих коек и уходили из больницы. Но потом это потеряло всякий смысл. Смерть родителей перечеркнула всю его жизнь. У его отца было больное сердце, которое нужно было менять. Долгое время доноров не было. Но потом все-таки ему нашли сердце, и он доверил эту пересадку сыну. Эдгар был уверен, что эта операция как и все его предыдущие операции закончится успешно. Он был спокоен, даже не волновался во время этой важной для него пересадки. И только тогда, когда новое сердце находилось в грудной клетке его отца и не билось, он запаниковал. Что он только не делал для того, чтобы заставить своего отца снова дышать. Он умер у него на столе. И это было потрясением и для него, и для его матери. Сам он ушел из медицины, сказав себе, что он не достоин быть врачом, а мать его скончалась через несколько месяцев после смерти его отца. Он не знал, что делать дальше. Он понимал, что он начинал стареть, а у него ничего не было, кроме имения родителей и медицинского диплома. У него не было жены и детей, у него было семьи. У него был только один друг, который учился вместе с ним, он тоже был выдающимся врачом, но не имел такого большого успеха как Эдгар, и не испытывал чувства зависти к нему. За это Эдгар и ценил его дружбу. Он старался вытащить его из дома. В течение пяти лет он сумел сводить его только один раз в театр и на ужин к себе домой. Ни у одного другого человека не хватило бы терпения столько времени вытаскивать Эдгара из такого болота. А друг его все-таки сделал это. Эдгар вновь стал работать в области медицины. Он начал писать учебники, которые пользовались успехом, но такая работа больше не приносила ему радости. Он не видел больше счастья, он считал себя бесполезным и жалким. Он не хотел, чтобы жизнь продолжалась вот так вот, бессмысленно, но и менять что-то в ней он тоже не хотел. Он оставался холостяком в своем большом доме, где каждый день на завтрак он ел овсянку, на обед какой-нибудь простой суп, а на ужин – запеченную рыбу и бокал красного вина. У него появилась огромная библиотека, так как он стал много читать, чтобы как-то убить свое свободное время, а его было очень много. А потом он встретил женщину с холодными голубыми глазами и властностью во всех ее чертах лица. Это была Мария. Они встретились на ужине у одного влиятельного человека. Она сразу понравилась ему. У нее был решительный и яркий характер. Пока другие женщины разговаривали о воспитание и еде, она вместе с мужчинами играла в покер и говорила о политике. К сожалению Эдгара, она была замужем за мужчиной, который злоупотреблял алкоголем. Но он видел, как она презирала его. И потому уверенно подсел к ней и начал болтать. В тот же вечер он проводил ее до дома, так как ее пьяница куда-то укатил с друзьями на машине. И в этот же вечер она открыто сказа ему, что не желает устраивать интрижку с жалким врачом. Тогда и понял Эдгар, почему глаза ее казались такими холодными. Мария была безжалостной и не знала о такой вещи, как сострадание. Их общение, казалось, так и должно было закончиться, даже не начавшись, но по иронии судьбы они очень часто встречались на вечерах, в театрах и на званых ужинах. Даже после таких колких слов Эдгар продолжал так же свободно болтать с Марией. Он пытался растолковать ей, что курение укорачивает ее жизнь, на что она, собственно говоря, хотела плевать. Так и должно было остаться, если бы не Максим, которому на тот момент было около восьми. Он упал с перил и сломал себе ногу. Мария сразу позвонила Эдгару, для которого перелом был делом житейским. А потом она сама предложила ему быть семейным врачом в их доме. Он остался. Но даже не из-за симпатии своей к Марии, а, скорее, из-за Максима. Он видел, что он отличался от других детей. Он знал, что этому мальчику нужны были союзники. Его родители были сами с детства приучены к жестокости, воспринимали ее как должное, а Максим был другим. Он даже знать не хотел о злости и ненависти. Поэтому Эдгар и остался в их семье. Он хотел помочь Максиму не сойти с этого правильного пути. Так в итоге оно и вышло.

– А сейчас ты чувствуешь что-то к Марии? – спросила я Эдгара зевая. Было уже десять часов вечера. Долго же я слушала его историю!

– Пожалуй, только отвращение, – спокойно произнес он. – Ну ладно. Довольно расспросов. Я вижу, ты хочешь спать, – он проводил меня до двери и пожелал спокойной ночи. Дверь за ним закрылась, и я задумчиво поднималась по лестницам в свою комнату. Как только я зашла в нее, я не переодеваясь, рухнула на кровать и тут же уснула.