Текст книги "Возмездие"

4

– У вас усталый вид, – заметил Марк Романович, беседуя со мной в саду. – По вам видно, что вы не спали всю ночь. Что-то вас тревожит, я вижу.

– Слава богу, не знаете что! Так бы вы меня до самого вечера доставали своими расспросами! – проворчала я. Утро было прохладным, дул сильный ветер. Собиралась гроза. – Скоро начнется дождь. Придется нам разойтись с вами.

– Мы можем с вами поговорить и в беседке, если вы так боитесь промокнуть.

– А вы разве не боитесь промокнуть? – съязвила я.

– Это всего лишь вода, мне кажется. Что такого, если одежда моя станет мокрой? Но я все предусмотрел. Я взял с собой зонт!

– Пойдемте уже в беседку, – устало проговорила я, и мы направились дальше. Мы подозвали Варвару, которая в скором времени принесла нам чай с разными вкусностями, но мне было тошно смотреть на еду. – Можно задать вам один вопрос?

– Да, конечно! – произнес оживленно психолог. Но я уже наперед знала, что он, как и вчера будет вести себя как упрямый баран. Хотя, я тоже себя так вела. – Я слушаю.

– Как вы относитесь к политике государства?

– Смотря, что вас интересует, Татьяна. Какие-то стороны этой самой политики я поддерживаю, а какие-то не признаю. Да и всякий человек сейчас будет чем-то недоволен, как думаете?

– Что именно вы не признаете?

– Ну нет! – смеясь ответил Марк Романович. – Так не честно, в конце концов. Отчего я должен отвечать на ваши вопросы, если вы не отвечаете на мои?

– А отчего я должна отвечать на ваши вопросы, если вы не отвечаете на мои? – с вызовом ответила ему я. Минуту мы молчали. – Это не выносимо!

– Тут я разделяю ваше мнение, – после его этой умной фразы начал накрапывать дождь. – Почему вы не едите?

– Зачем есть, если не хочется! – безразлично ответила я и стала наблюдать за тем, что происходило в саду. Была осень, ветер раскидывал по земле красные и желтые листья, а дождь вносил в эту и так печальную картину еще больше печали. Я терпеть не могла осень!

– Вы побледнели…

– Боже, может, вы поговорите о чем-то другом? Какое дело вам до меня вообще?

– Мне интересно было бы узнать, больны вы или думаете о чем-то таком, что вам не хочется есть и разговаривать со мной, – спокойствие его уже начинало бесить меня. Я готова была придушить его прямо сейчас, я готова была вонзить ему нож в руку, пальцами которой он постоянно стучал по столику. Словом, я бы сделала все, лишь бы он заткнулся.

– О, поверьте, с вами я даже не захотела бы разговаривать и в хорошем расположении душа! – съязвила я. Он усмехнулся. – Вы не чем мне не помогаете, Марк Романович. Мне кажется, стоит нам и вовсе попрощаться.

– Мой срок – неделя. Мы с вами общаемся всего второй день. Слушайте, если я отвечу на ваш главный вопрос, вы согласитесь пообщаться со мной нормально?

– Если вы ответите на мой вопрос честно, – подчеркнула я. – Хотя и тогда у меня не будет уверенности в том, что вы не лжете мне.

– В своей работе я придерживаюсь одного правила. Все, о чем беседуют пациент и врач, остается между ними. И даже такие люди, как Мария, не могут нарушить этого правила. Единственное, что я могу ей сообщить – это то, как вы контактируете лично со мной, не более. Все же ваши личные переживанию остаются у меня в голове. Я вас убедил?

– Вполне, – задумчиво произнесла я. Он протянул мне свою руку для рукопожатия. Робко я пожала ее и тут же убрала так, как будто обожглась. – Таким образом, вы предложили мне перемирие?

– Именно, – он сделал глоток чая. Потом он посмотрел на свои наручные часы. – Еще час у нас с вами есть. Есть у вас еще какие-нибудь вопросы?

– Так какие стороны политики вы не признаете? – спросила я и посмотрела на него так прямо, чтобы он ответил мне честно. Он долго думал, не решался отвести глаз.

– Мне кажется неправильным то, что большинство людей стали рабами просто так, хотя, я уверен, они заслуживают лучшей жизни. Такую дискриминацию я презираю! У людей нет возможности продвинуться по социальной лестнице, они просто рабы. Знаете, а ведь в далеком прошлом на Руси жили тоже в основном крестьяне. И дети тех крестьян не могли быть кем-то кроме крестьян. И это несправедливо.

– Значит, вы за равноправие? – задала я в очередной раз вопрос.

– Нет, я против равноправия. Я говорю лишь про то, что людям нужно дать возможность выбирать кем им быть, и что-то делать для этого. Например, вы спокойно сидите дома и ничего не делаете, а я лечу вас, работаю. Но социальное положение у нас разное. Думаете, это правильно? Я работаю, но я ниже вас по положению. Но я ни в коем случае не сторонник равноправия. Что ж, если бездельник не делает свою работу, а я делаю, то у нас должна быть одинаковая зарплата? Естественно, нет! Вы так не считаете?

– Вы противоречите себе. Разные сословия у людей – есть сама дискриминация, которую вы презираете. Но вы утверждаете, что люди должны быть разного социального положения. Мне кажется, равноправие – оптимальный вариант для решения проблем на материке. Все люди будут равны, будут выполнять одинаковую работу. Вот вам мое мнение.

– Если мы с вами будем продолжать эту тему, мы повздорим, что совсем ненужно нам. Теперь моя очередь задавать вопросы, – с еле заметной улыбкой произнес Марк Романович. – Почему у вас усталый вид?

– Я не могла уснуть до пяти утра. Я всю ночь слушала крики и выстрелы, смотрела в окно, а там пожарища.

– Вам было страшно?

– Нет, – серьезно ответила я. – Мне было больно осознавать, что пока я сидела, сложа руки, где-то умирали люди. Почему люди убивают друг друга? Для чего все эти войны? Почему нельзя мирно решить какие-то разногласия?

– Мира никогда не было. С древних времен, как только появился человек, начались войны. Не войны, а сами люди губят мир. Жажда власти, корыстность, кровожадность – качества людей, которые и устраивают войны. Но сейчас людьми движет скорее справедливость, им надоело быть рабами. И их убивают за это.

– Так нельзя.

– Вы не измените этот мир…

– Одна – нет, но если бы мне помогли, то что-то могло бы и получиться.

– Ваша тетя знает о ваших взглядах? – спросил меня психолог, я отрицательно покачала головой. – Давайте больше не затрагивать эту тему? – я согласилась с ним. – У вас проявляются проблески в памяти?

– Я помню одно имя. Варя. Оно вертится в голове, но я ничего не могу вспомнить. Мне нужно узнать, что это за имя. Я чувствую, оно очень важно для меня.

– Знаете, – он начал копошиться в своем портфеле, а потом достал оттуда небольшую книгу в кожаной обложке. – Держите, это вам.

– Что это? – спросила я перед тем, как взять у него книгу из рук. Я потом полистала ее, она была совершенно пуста. – Это?..

– Наш с вами дневник. Пишите что угодно в нем и когда угодно. Главное – постарайтесь писать как можно больше о своих воспоминаниях. Они очень важны. А потом мы все вместе будем с вами анализировать. Из беседы с вами, как я понял, практически ничего нельзя узнать. Вы натура очень скрытная. И я даже не представляю, что вас волнует сейчас. Здравствуйте, Максим! – поприветствовал психолог моего брата. – Мы почти закончили.

– Я ужасно промок, пока добирался до беседки. Я хотел побыть здесь немного один, а тут вы. Надеюсь, я не помешаю?

– Нет, – спокойно отвечал ему Марк Романович. В этот момент я сравнила двух молодых людей в этой беседке. Оба они не были лишены привлекательности, но в Максиме, несмотря на то, что он был младше моего психолога на целых семь лет, выделялась некая самоуверенность и мужественность. – Может, вы как брат, Максим Владимирович, проследите за тем, чтобы ваша сестра нормально ела и спала?

– До свидания, Марк Романович. И спасибо вам за дневник. До завтра, – быстро произнесла я и побежала в сторону дома. Все мое платье промокло, а идти в столовую в таком виде нельзя было. Я поднялась в свою комнату, надела легкое голубое платье с открытыми плечами. Если бы не значительные ушибы на моем теле, я бы выглядела получше. Все плечи мои были синими, не говоря уже о моих ногах. И все-таки я спустилась в таком виде в столовую. Пахло чем-то вкусным. Это был запах свежевыпеченного хлеба. Я сразу узнала этот запах.

– Варвара, – подозвала я к себе девушку. Я улыбнулась ей и поправила воротничок ее платья. – Принеси, пожалуйста, маленькую книжку, которая лежит у меня на столике, – она кивнула мне головкой и побежала.

– Здравствуй, Таня! – произнесла тетя, которая тут же обняла меня. – Пойдем за стол, – мы сели, и она начала расспрашивать меня о каких-то мелочах. Она так же спрашивала, почему у меня усталый вид. Недослушав меня, она начала говорить об осени. Разговор зашел о погоде. Мы бы и дальше разговаривали на нейтральные темы, если бы в комнате не появилась Варвара.

– Возьмите, пожалуйста, – сказала она и дала мне дневник в руки.

– Спасибо большое, Варвара, – я улыбнулась ей, и она вновь куда-то быстренько убежала. Я тут же открыла дневник и написала строчки три о том, как мне знаком запах хлеба, который стоял в столовой. Закрыв книжку, я поймала на себе холодный взгляд Марии. – Извините, что я совсем забыла о вас на минуту. Я, право, не хотела…

– Ты совершенно не умеешь обращаться с прислугой, – ее голубые глаза сверкнули пламенем нехорошим и пугающим. – Они не заслуживают такого отношения к себе.

– Отчего не заслуживают? Они очень хорошие и милые люди, – на стол начали накрывать, и я замолчала. – И потом, они ведь не виноваты в том, что стали прислугой в вашем доме, – продолжила я после некоторого молчания.

– С каких пор ты стала такой уверенной? – тетя повысила на меня голос. Я чуть вздрогнула. – И что ты написала в этом дневнике?

– Вы извините, но это мое личное дело, – в комнате появился Максим, и мы обе умолкли. Он выглядел очень странно и вел себя так же. Во время завтрака он ни разу не подался на провокации матери, хотя поводов повздорить с ней было предостаточно. Потом речь зашла о каких-то людях, имена которых мне ни о чем не говорили. Мы должны были появиться на этой недели у одной семьи, у Мартыновых. Фамилия эта мне была не знакома. – Я, пожалуй, останусь дома, если вы разрешите, тетя, – я первый раз так обратилась к Марии. Она заметила это и еле заметно улыбнулась. Но это была не добродушная улыбка, а скорее самодовольная.

– Нет, Таня, съездить надо обязательно. Ты будешь в восторге от Мартыновых! – радостно произнесла она. Я посмотрела на Максима. Я первый раз за сегодня посмотрела ему в глаза. Я хотела найти какой-то там ответ. За место этого, сам Максим вызвался поддержать меня.

– Она не до конца поправилась, чтобы разъезжать с тобой по гостям. Ты только посмотри на нее! – произнес он уверенно.

– Эдгар сообщил мне, что повязку уже можно снять, – невозмутимо ответила Мария и посмотрела на своего сына таким взглядом, что у меня у самой побежали мурашки. Она была страшной, лицо ее исказилось. От злобы она сделалась некрасивой. Она повернула голову ко мне. – А синяки… уверена, они пройдут.

– Сегодня вторник. И ты уверена в том, что они пройдут до пятницы? У нее совсем нет сил, чтобы куда-то ехать. Тем более дети Мартыновых ужасны!

– Ты не видел их несколько лет, Макс! Они изменились.

– Я уж точно не еду, – Максим произнес это так резко, что я вздрогнула.

– Меньше хлопот. А Таня просто обязана поехать.

– Нет.

– Ты ведь знаешь, что будет, если она ослушается меня, – как-то угрожающе произнесла его мать. Оба они посмотрели на меня одновременно. – И не надоело тебе каждый день терпеть это? – они говорили загадками. В голове начался шум, гам. Руки мои начинали трястись.

– Тебе меня никогда не сломать, Мария. Со временем шрамы проходят.

– Но следы от них остаются…

– Да, в виде злобы, не более, – Максим тяжело вздохнул. – Пусть Таня сама решит, ехать ей или нет.

– Я не хочу никуда ехать, – чуть слышно отозвалась я, после чего я молча вышла из-за стола, захватив с собой дневник. Я пошла в библиотеку. Я села перед окном и смотрела за тем, как ухудшалась погода. Мне стало вдруг так одиноко, что я начала грустно вздыхать и делать заметки в своем дневнике. Я сначала писала об имени Варя, и что оно значило для меня. Потом речь зашла о Максиме. Только я начала писать о том, что наши души с ним тесно связаны, как он сам появился в библиотеке, двери которой он тут же запер. – В этом доме все пропитано ненавистью. Разве что, кроме этой комнаты, – зачем-то сказала я и снова тяжко вздохнула.

– В этой комнате редко кто бывает. Наверное, поэтому здесь так много пыли, – он улыбнулся больше грустно, чем весело. – Что произошло вчера вечером? И сегодня утром в беседке? – он сел со мной рядом. Маленький удобный диванчик, на котором мы сидели вдвоем был таким мягким, как зефир, но радости он мне не доставлял. Я сняла обувь и прижала колени к подбородку. Я закрыла глаза. Мне было грустно. В мыслях была печать, да и за их пределами была печаль.

– Где ты был?

– У Марии, – быстро проговорил Максим. – Раз уж ты не хочешь отвечать на мои вопросы, и так уж вышло, что мы в библиотеке… – он встал с дивана и направился к одному из книжных шкафов. Я разглядела ни сразу, но на его белой рубашке были кровавые пятнышки. Я встала бесшумно и направилась к нему. – Что мы с тобой почитаем? – он развернулся, мы стояли слишком близко друг к другу. Опять этот электрический разряд по всему телу. У меня начали гореть щеки. Но не это меня так сильно заботило. – Таня?..

– Откуда у тебя кровь? – спросила я очень требовательно. Максим стушевался, он опустил глаза. – Откуда у тебя кровь на спине? – повторила я, а он продолжал молчать. – Снимай рубашку.

– Что? Нет! – он отскочил от меня. Не слушая его сопротивлений, я вновь приблизилась к нему и вцепилась в его рубашку. Он старался убрать от себя мои руки. Он прикасался ко мне так мягко, что меня это обжигало. И вся эта ситуация стала игрой. Максим начал игриво улыбаться, я не могла не улыбнуться в ответ. – Мне, конечно, не позволительно пользоваться вашей женской слабостью, но… – он поставил мне подножку. Я упала на пол. Ушибленный бок не мог так просто пройти ему даром. Я бы и дальше веселилась, если бы в голове моей не всплыло кое-что. Я тут же встала и взяла с диванчика свой дневник. – Таня…

– Т-с-с, – произнесла я, и брат замолчал. Я закрыла глаза. – Мы сидим с тобой в лесу. Я показываю тебе что-то на своей спине, потом я пытаюсь что-то сделать. Мы падаем на землю…

– Так и было, – произнес Максим.

– А теперь сними рубашку, – не унималась я. Написав о своем воспоминании, я отложила дневник в сторону. – Я… я волнуюсь…

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Сними рубашку, ради бога! – наша игра вновь началась. Я долго бегала за ним по всей библиотеке, пока не поймала его за руку. Потом мне удалось зацепить за воротник его рубахи. Он старался убрать мои руки, но у него ничего не выходило. Но потом он вдруг успокоился. Я свободно расстегивала пуговицы, а он даже не сопротивлялся. Когда рубашка была уже снята с него, я развернула его спиной к себе. Я ужаснулась. – Господи! – прошептала я. Множество рубцов покрывало его спину. Некоторые раны еще кровоточили. – Откуда это?

– Расскажу в другой раз, – сказал он недовольно, одевая свою рубаху вновь. – Вот что происходит с тобой, это другой вопрос!

– Что со мной происходит?

– Ты ничего не ешь в последнее время и летаешь где-то в облаках! Ты что-то постоянно обдумываешь. Мне бы просто хотелось узнать, о чем ты думаешь сейчас.

– Твои раны – твой секрет для меня, а мои мысли – секрет для тебя. Все честно. Извини, но мне нужно пойти к Эдгару.

– Зачем?

– Нужно наложить новую повязку, – я быстро выбежала с библиотеки. Сердце мое сильно билось, дышать становилось труднее. Я добежала до кабинета Эдгара, но медсестры сказали мне, что он уехал на несколько дней по важным делам. Дня два назад я бы в таком случае пошла к Максиму, но не сегодня, нет. Я подошла к окну, дождь лил как из ведра. Я не знаю сколько бы еще так простояла бы, если бы со второго этажа не спустилась Мария. – Что, уже пришел учитель? – спросила я. Она нахмурилась так, будто не понимала, о чем я с ней разговариваю. – Учитель французского.

– А! Нет, он еще не пришел, – тут же протараторила она и подошла ко мне поближе. – Я вижу, ты скучаешь. Тебе стоит развеяться. Поэтому в пятницу мы и едем к Мартыновым. Ты давно не выходила за пределы этого дома.

– Да, наверное, слишком давно, – я тяжело вздохнула и пошла в свою комнату.

5

Все было так же, как и до этого дня, когда мы должны были ехать в гости. Я беседовала со своим психологом, и мне становилось легче. Максима я избегала. Я до сих пор никак не могла понять, что происходит со мной. Никаких проблесков в памяти моей не было. И я уже как-то даже смирилась с тем, что у меня почти нет прошлой жизни. Марк Романович успокаивал меня, говоря, что я все обязательно вспомню. Но сегодня у меня не было для этого времени. И я даже не могла сегодня с ним встретиться. Мария так была озабочена моим нарядом, что мы с шести утра выбирали с ней то, что мне может подойти. Нам помогала Варвара, но толку от нее, увы, не было. Она про любой мой наряд говорила, что я в нем хороша. Мария все время ворчала, говорила, что я слишком худа.

– Может все-таки выбрать то платье апельсинового цвета? – устало сказала я тете. – По-моему, оно очень хорошо на мне смотрится.

– Таня! Оно ужасно. Надо было вчера уже собираться, нужно еще что-то сделать на твоей голове.

– Эти Мартыновы, видимо, очень важные люди, – пробубнила я себе под нос и начала примерять новый наряд.

Так как погода была сегодня солнечной и теплой, наряды все мои были легкими. С Марией мы сошлись в одном. Легкая простая одежда устроила и ее и меня. Мы остановились на синих брюках и белой прозрачной блузе. Но мы долго спорили с ней, что будет на моих ногах. Максимум, на что я была согласна – это балетки, но тетя настояла на своем. В эту пятницу я надела туфли на невысоком каблуке. Времени оставалось мало, поэтому мне просто сделали аккуратную шишку на затылке. Я была уже готова, но Мария все равно нашла к чему придраться. Она сказала, что я очень бледная, и потому велела нанести мне немного косметики на лицо. Глаза мои стали выразительнее, губы ярче. И на этом мое приготовление было закончено. Наконец, меня оставили одну в моей комнате. Я сидела как на иголках, мне не хотелось никуда ехать, тем более с Марией. Я встала со своего кресла и пошла к комнате Максима. Я постучала в дверь. Брат крикнул, чтобы я вошла. Прикрыв за собой дверь, я прошла к нему. Но в комнате его самого не было. Он вышел из душа. Он на мгновение остолбенел, но потом взял себя в руки.

– Есть у Марии одна положительная черта, у нее есть прекрасный вкус, – сказал он, но слова не сказал о том, что я выглядела хорошо. – Поможешь мне?

– Чем же?

– На спине кое-какие раны еще не прошли. Пластырь вот, – он протянул мне аптечку. Я нечаянно коснулась его руки, меня всю передернуло от этого прикосновения. Я кивнула Максиму головой, опустив глаза. Мне было стыдно смотреть ему в глаза. Не знаю, отчего. Тем не менее, я закрывала кровавые раны пластырем на его спине. Руки мои тряслись.

– Так откуда у тебя раны? – спросила я тихо, прервав молчание. Я уже закончила, но Максим не поворачивался ко мне лицом. – Ладно, не говори. Ты едешь к Мартыновым? – тут же спросила я. Макс развернулся ко мне и кивнул просто головой. – Тогда я не буду мешать тебе, – робко произнесла я и выбежала из его комнаты. Как же мне было тяжело дышать! Я стыдилась всего этого. Мне нужно было и вовсе перестать с ним общаться. Но как, если даже час без него оборачивался для меня тоской? Как все было запущено!

Через час мы подъезжали к дому Мартыновых. У них был большой богатый дом с огромными балконами и шикарным парком. Нас встретили радушно. Полная женщина сорока лет расцеловала Марию и Максима, мне она по-доброму улыбнулась и пожала руку. Рядом с ней была рыжеволосая девушка по имени Катерина. Она была высокой и грациозной. Я сразу отметила, что она была хороша собой. Она обнялась с Марией и подала руку Максиму, который равнодушно пожал ее. Вероятно, эта Катерина ожидала, что он поцелует ее руку, раз красивые уголки ее губ тут же опустились. Меня она смерила странным взглядом, я кивнула ей головой в знак приветствия. Наконец мы все зашли в дом. Мы сели за большой стол, который был уже накрыт. За столом все оживленно разговаривали и ели. Я же не знала, куда деться. Тем более в основном разговаривали на французском. Вдруг ко мне обратилась Мартынова. Ее вопрос я не поняла.

– Извините, но я исключительно разговариваю на русском, – ответила я довольно уверенно. Катерина прыснула, мать посмотрела на нее укоризненным взглядом и улыбнулась мне тепло и мягко.

– Вот как! Я спрашивала у вас, почему вы не едите.

– Сегодня довольно жарко, мне не хочется, – ответила я. Все замолчали. Только и было слышно, как шумели столовые приборы.

– Где же Антон, Наталья Ивановна? – спросил Максим и сделал глоток чая. – Я довольно давно не видел его.

– Он скоро подойдет, надеюсь, – ответила Мартынова. – А, вот и он! – мы все обернулись в сторону молодого человека лет шестнадцати с рыжими волосами и веснушками. Внешность у него была несуразная. Высокий лоб, вытянутое лицо, орлиный нос и тонкие губы. Но несмотря на такое разнообразие в его внешности, по нему было видно, что он был аристократом, таким же как и его сестра. Рядом с ним стоял мужчина в белой рубашке и бежевых выходных брюках с кожаным портфелем. – Марк Романович, попейте с нами чай!

– Я боюсь, что смогу помешать вам и вашим гостям, – говорил психолог, который даже не посмотрел в сторону стола. Вдруг он поднял глаза. Я улыбнулась ему. – Хотя, учитывая, что ваши гости – мои знакомые, я не откажусь выпить чашечку чая.

– Вот и славненько! Антоша садись уже за стол, – Мартынова, казалось, была рада тому, что за столом появились еще люди. Марк Романович сел возле меня. И я была рада такому стечению обстоятельств. Вдруг все стали снова беседовать на французском языке.

– Стоит отметить, что вы превосходно выглядите, – сказал психолог, подливая мне чай в кружку. Мы говорили с ним почти шепотом, чтобы не перебивать беседу остальных. – Вы без повязки?

– Да. Я, кажется, начала поправляться, – ответила я.

– Но вы так же ничего не едите. А у Мартыновых всегда столько различных вкусностей! Он протянул мне пирожное. Я откусила совсем чуть-чуть. Я больше и не смогла бы.

– Часто вы бываете у них? – спросила я, наклонившись к его уху. Вдруг я поймала на себе взгляд Максима, он смотрел на меня так странно, нахмурившись. Так же смотрела на него рыжая Катерина. Я отвернулась от них и улыбнулась своему собеседнику.

– Каждую пятницу. Антон Мартынов склонен к депрессиям.

– Вы поставили ему этот диагноз?

– Нет. Он сам. Только посмотрите на него! – шепнул мне на ухо Марк Романович. Мы оба посмотрели на Антона. Он выглядел очень отчужденно. Когда все разговаривали, он смотрел в одну точку и молчал. – На самом деле, он в полном порядке. Как я понял, он старается привлечь к себе внимание таким образом.

– Да уж! – прыснула я и осушила чашку чая. – Неужели только в таких беседах за столом заключается поездка в гости?

– Печально это, не правда ли? – психолог притворно вздохнул. – Вообще, Мартынова, когда у нее закончатся темы для разговоров, позовет всех гулять по ее парку. Судя по тому, о чем они разговаривают сейчас, вы скоро все двинетесь на прогулку.

– А вы?

– Я всего лишь психолог, который не стоит внимания таких крупных особ как Мартыновы и ваше семейство, – мы помолчали некоторое время. – Впрочем, если вы согласитесь составить мне компанию…

– Читаете мысли! – улыбнулась ему я. – Сегодня пятница. Странно, да?

– Чего же странного в этом дне недели?

– В понедельник я готова была придушить вас, а сегодня…

– Вы, оказывается, кровожадны! – тихо засмеялся психолог. – Если быть честным, то и я от вас был не в восторге.

– Ах вот как! – я поняла, что дошла до стадии веселья. А мне нужно было вести себя подобающе, как говорила мне Мария. – О чем они разговаривают?

– О службе вашего кузена, – на ухо продолжал говорить мне Марк Романович. – Странно, что он сейчас в 1-ом городе, если он Дежурный.

– Мне отчего-то не нравится это слово, – поморщилась я.

– Вы чувствуете отвращение к брату? – этот вопрос, казалось, так задел меня, что я просто промолчала. – Извините.

– Уж сегодня мы с вами не врач и пациент, Марк Романович.

– Это верно, но я просто хочу помочь вам, – мы снова помолчали. – Теперь они говорят о вас. Мартынова назвала вас душкой.

– Из вежливости, должно быть. Она ведь совсем не знает меня.

– Она имеет в виду вашу внешность.

– Я отнюдь не нахожу себя душкой, – нахмурившись произнесла я, вспоминая свое отражение в зеркале. Мартынова что-то громко произнесла на французском. Марк Романович подал мне руку, и я поняла, что мы идем на прогулку. Сначала все шли вместе и обсуждали прекрасный парк. Я потом начала замечать, как все разбиваются на свои группы. Наталья Ивановна и Мария пошли в одну сторону, Максим, Катерина и Антон – в другую. Мы с Марком Романовичем шли так же спокойно по прямой дорожке. – Здесь хорошо!

– У вас тоже прекрасный сад. Но он, наверное, надоел вам. Вы каждый день гуляете по нему. Почему вы не говорите по-французски?

– Я не знаю этого языка, – честно ответила я. – Вы считаете, должно быть, что это дурно!

– Мне все равно, на каких вы языках разговариваете, а на каких нет. Знаете в чем прелесть такой прогулки? – он посмотрел на меня и улыбнулся. Я отрицательно покачала головой. – Каждая группа людей разговаривает о чем-то своем. Вам не интересно послушать, о чем говорят ваши ровесники?

– Вы так говорите, будто старше меня в два раза!

– Но я же старше вас.

– И что же теперь? Возраст так важен при общении, хотите сказать? – он засмеялся на мой вопрос. – Что смешного?

– Вы довольно забавно злитесь. Ну так что, не хотите подслушать, что говорят остальные? Я бы не упускал такую возможность.

– О, вы ведь не отстанете от меня! – пошутила я, и мы тихо двинулись в ту сторону, куда пошли Мартыновы и Максим. Мы нашли их. Они сидели возле небольшого фонтана. Катерина сидела на скамейке со своим братом, который курил сигарету, Максим лежал на траве, прикрыв лицо ладонью. Мы притаились с психологом в кустах.

– Максимус, – странно обратилась Катерина к моему брату, – почему ты так долго не заезжал к нам?

– Я вообще-то был все это время Дежурным в 104-ом, Катя. Сколько лет мы не виделись?

– Довольно давно, – ответил Антон и закурил. – Катя посмотри, не идет ли там мама…

– Кури уже спокойно, а! – недовольно проворчала его сестра. – Она ни разу тебя еще не поймала, – она закатила глаза так, будто брат для нее был настоящей обузой. – Почему ты вернулся?

– Ты хочешь поговорить о политике? – Максим приподнялся на локтях. – Думаю, не стоит. Антон, с каких пор ты куришь?

– Он связался с отвратительной компанией! – отвечала за брата Катерина. Она не нравилась мне. Была она красивой, но противной и вредной. Я передразнила ее так, что Марк Романович прыснул со смеху.

– Это мама? – Антон тут же потушил сигарету и выкинул ее.

– Тут никого нет, Антонио, – девушка посмотрела на него как на недотепу.

– Так-так, и с кем же это мы связались, а? – Максим улыбнулся Антону. – Все настолько ужасно, как и говорит твоя сестра?

– Нет, напротив. Николя хороший парень.

– Николя твой просто ужасен!

– Ну, полно, Катя! – мягко обратился Максим к девушке. Она тут же успокоилась и улыбнулась ему довольно мило. – Тебе еще не нашли мужа? – Катя покачала головой. – Странно, тебе же уже восемнадцать.

– Хотела я с тобой поговорить о твоей кузине, – ответила она и поморщилась. Мне стало интересно. – Откуда она вообще появилась?

– Есть тебе до нее дело?

– Она невоспитанная. Нет никаких манер. А еще она не разговаривает на французском! Имя деревенское, как и ее воспитание! Да и вообще она дурна собой, – говорила Катерина с отвращением. Мне стало обидно, и Марк Романович уже хотел увести меня от них, но я осталась.

– Нет, я бы поспорил с тобой, Катя, – ответил Антон. – Она очень хорошенькая, но у нее болезненный вид. Но ты права, она невоспитанная.

– Ну нет, – сказал Максим и сел. Солнце осветило его прекрасное лицо. – Пожалуй, я нажалуюсь вашей маменьке, что вы отвратительно себя ведете! Хотя бы из вежливости вы могли бы промолчать и оставить свое мнение при себе.

– Максимус, твоей ужасной кузины здесь нет. Она, наверное, раздражает тебя так же, как и меня раздражает Антонио.

– Катя! – брат ее посмотрел на нее с обидой и снова закурил.

– Таня хорошая сестра. Она никак не докучает мне…

– Что-то подсказывает мне, что ты испытываешь к ней совсем не братскую любовь! – Катерина приблизилась к нему. Она улыбалась ему так злобно, что мне самой стало не по себе.

– Тебе, видимо, напекло голову, – грубо ответил Максим и встал. – Все-таки она моя сестра!..

– Двоюродная, – подметила Катя. – Брак между вами возможен по закону. Признайся, она не безразлична тебе, эта провинциалка! – Катя подошла к нему и что-то шепнула на ухо, она кокетничала с ним. Я отвернулась. Щеки мои горели.

– Пойдемте, пожалуйста, – обратилась я к психологу. Я взяла его за руку и вытащила из-за кустов. Мы шли некоторое время молча по тропинке. – Скажите, я настолько ужасна?

– В Катерине говорит ревность. Разве вы не заметили, как она смотрит на вашего брата? А брат ее поддакивает и только. На самом деле вы очень милы, как внешне, так и внутренне.

– Вы добры, Марк Романович…

– Этою скорее, правда, чем вежливость, – подметил Марк Романович. – Сама Катерина, конечно, обворожительнее вас, но в ней нет ничего хорошего. Странно, что Антон еще не стал таков, как она. В нем еще осталась материнская доброта. О, я обожаю Наталью Ивановну! Чудная женщина!

– Угу, – промычала я, совсем не слушая своего собеседника. Я знала, что он давно заметил уже, что что-то со мной не так. Но он продолжал говорить со мной, несмотря на то, что я никак не поддерживала разговор. Мы наткнулись на скамейку и сели. Место было удачным. Мы сидели в тени деревьев недалеко от тропинке. При этом нас почти не было видно.

– Давно хотел спросить, – начал Марк Романович, взяв мою руку, отчего я немного вздрогнула, – откуда у вас мозоли на ладонях?

– Ну, откуда я могу знать! Вы поймите, что я совсем ничего не помню. Вообще ничего, – последние слова я почти прошептала. – Какого было бы вам, если бы вас постоянно спрашивали о чем-то, а вы не смогли бы ответить на элементарный вопрос, потому что тут у вас почти пусто? – я слегка дотронулась рукой до его виска. Он до сих пор не отпускал мою руку. – Простите, я не… – психолог прикрыл мне рот рукой. Недалеко от нас раздались вновь голоса Мартыновых и Максима.