Текст книги "Физрук 4: Назад в СССР"

Валерий Гуров, Рафаэль Дамиров
Физрук 4: Назад в СССР

Глава 1

Я остановился:

– В чем дело?

– Сейчас приедет опергруппа. Здесь произошло убийство.

По голосу я понял, что со мною говорит не Эсмеральда, а та женщина, с которой я около часа назад говорил по телефону.

– Кто убит?

– Женщина, – последовал ответ.

Неужто «королеву» замочили?! Кто?!

– Кстати, как вас зовут? – спросила меня незримая собеседница.

– Данилов, Александр Сергеевич, – ответил я. – А – вас?

– А меня – Телегина, Ольга Михайловна, – ответила она. – Не уходите, скорее всего вы понадобитесь для опознания тела.

– Где-то там должен быть сверток, – сказал я. – В нем – записная книжка и кассета от импортного диктофона.

– При визуальном осмотре не обнаружены, – ответила Телегина, спустя какое-то время, – а обыск я не имею права делать.

По коридору пятого этажа забухали шаги множества людей. Я оглянулся. Судя по всему, это были оперативники.

– В сторонку, гражданин!

Я отодвинулся от двери. Мне что, на роду написано то и дело оказываться на месте преступления? В номере забубнило множество голосов, и разобрать, кто о чем говорит было затруднительно. Кроме меня и Русика, к злополучному номеру подтянулась администраторша и дежурная по этажу, а также взбудораженные постояльцы из других номеров. Толпу, предварительно выдернув из нее двух понятых, тут же принялся разгонять милицейский старшина. Наконец, из номера высунулся парень моих лет, спросил:

– Кто здесь Данилов?

– Я!

– Зайдите, пожалуйста!

Я вошел в прихожую. Передо мною расступились, пропуская в комнату. Я увидел тело на кровати, накрытое по грудь одеялом. Лица видно не было, словно голова отсутствовала вовсе. Пододеяльник был пропитан кровью. Рядом стояла женщина, которая кивнула мне. Из чего я сделал вывод, что это и есть Ольга Михайловна Телегина.

– Подойдите сюда, товарищ! – сказал дядечка солидной наружности, больше похожий на профессора, нежели на следака. – Можете ли вы опознать убитую?

Обогнув кровать, я взглянул на труп. Голова никуда не делась, просто она свешивалась с края кровати. Я вгляделся в лицо, облепленное слипшимися от крови кудряшками. И несмотря на это, сразу понял, что убитая – вовсе не Кривошеина.

С облегчением выдохнул.

– Нет, – сказал я. – Мне незнакома эта женщина.

– Товарищ Телегина, – обратился «профессор» к моей телефонной собеседнице. – Повторите, пожалуйста, ваши показания.

– Товарищ Данилов прибыл в Москву с ответственным поручением от нашего Управления в городе Литейске, – начала та. – Его попутчицей была гражданка Кривошеина Эсмеральда Робертовна. В пятнадцать часов Данилов мне позвонил, попросив ее разыскать. У него пропали интересующие нас материалы. Товарищ Данилов подозревал, что в пропаже виновата Кривошеина. Мне удалось выяснить, где она остановилась в Москве. С Даниловым мы договорились встретиться здесь, но я прибыла на пятнадцать минут раньше. Дверь номера была открыта. Я вошла и обнаружила труп. Сразу позвонила вам.

– Вы подтверждаете эти показания? – спросил следователь.

– Подтверждаю.

– И вы утверждаете, что это не Кривошеина?

– Это – не Кривошеина.

– Хорошо, – сказал «профессор». – Мы покажем вам предметы, обнаруженные при осмотре места проишествия… Строгачев! – окликнул он одного из своих людей. – Предъяви товарищам найденные предметы.

Тот самый парень, который позвал меня в номер, жестом пригласил нас с Телегиной к столу, на котором были выложены найденные в номере вещички. Я подошел поближе, пошарил глазами. Дамская сумочка, помада, зеркальце, сигаретная пачка, кошелек, деньги общей суммой рублей сто тридцать, не считая мелочи, ключи, паспорт. И ничего похожего на записную книжку и кассету от диктофона. Я покачал головой.

– Ничего похожего.

– Следовательно материалы похитил убийца, – пробормотал прокурорский следак.

С меня быстренько взяли объяснение прямо на месте, а потом профессор сказал:

– Ну что ж, товарищи, спасибо вам! Не смею задерживать.

Затем он повернулся к Телегиной и добавил:

– Если мы что-нибудь обнаружим, сообщим в Управление.

– Будем благодарны, – откликнулась та. – Пойдемте, товарищ Данилов.

Мы покинули номер. Я поманил лингвиста.

– Ольга Михайловна, – сказал я. – Познакомьтесь. Руслан Федорович, ученый.

– Телегина, – представилась она.

– Доцент Цыпкин, – откликнулся тот, пожимая ее хрупкие с виду пальчики. – Расчеты и записи у вас?

– Так это вам Данилов вез материалы? – спросила она.

– Да! Вы нашли их?!

– Есть какие-нибудь идеи, где искать Кривошеину и материалы? – игнорируя его вопрос, обратилась Телегина ко мне.

– С нами была еще одна знакомая из Литейска, – ответил я. – Она сейчас в Строгино. В доме пятнадцать по улице Кулакова.

– Фамилия?

– Вершкова, зовут Марией.

– Номер квартиры?

– Не знаю, но помню, в каком подъезде живет ее тетя.

– Уже легче, – кивнула Телегина. – Поедем! Я только позвоню.

И она решительно направилась к столу дежурной. Взяла телефонную трубку, быстро набрала на диске номер.

– Телегина говорит, – пробурчала в трубку. – Нужно срочно найти в городе Кривошеину Эсмеральду Робертовну, тридцати семи лет. Ее фотографии есть в архиве. МВД тоже ее ищет, но надеюсь, до завтра не найдут. В любом случае, не задерживать, установить скрытое наблюдение. Это все. Я позвоню.

Она повернулась к нам.

– Вы на машине, товарищи?

– Да, – буркнул доцент.

– Я тоже. Одну машину придется оставить здесь. Видимо, вашу, товарищ Цыпкин.

Тот лишь обреченно пожал плечами. Мы спустились на первый этаж, вышли из подъезда. Телегина направилась к черной «Волге ГАЗ-24». Надо полагать – к служебной. Мы погрузились с Русиком на пассажирские места, Ольга Михайловна села за руль. И сразу рванула с места. Видать под капотом этой обычной с виду «двадцать четверки» стоял не обыкновенный двигун, а так называемый двигатель Ванкеля. Не поршневой, а – роторный, позволяющий быстро набрать скорость. Надо думать, и номера у тачки тоже были специальные, иначе бы нас тормознули гаишники.

Вела Телегина лихо. Я сидел рядом и мог видеть, как она ловко лавирует в городском потоке. Мы довольно быстро выбрались на МКАД и помчались в направлении Северо-Запада. Частные малолитражки испуганно прижимались к обочине или к разделительной линии, завидев наш черный метеор.

В советское время автолюбители были куда дисциплинирование, чем в последующие эпохи. И речи не могло идти о том, чтобы не уступить дорогу спецтранспорту.

И хотя у нашей «Волги» на крыше не было мигалок, водилы интуитивно понимали, что так гнать, без опаски, может только тот, кто имеет на это право. Я представил, как бы мы ползли сейчас на «Жигуленке» доцента Цыпкина. Болтались бы час или больше позади какого-нибудь говновоза и не смели бы обогнать его на не разрешенной скорости. Потому что был бы риск нарваться на патрульный автомобиль ГАИ, оснащенный «Фарой» или более продвинутым радаром «Барьер».

Мы свернули на Строгино и вскоре тормознули возле пятнадцатого дома на Кулакова. Не думал, что уже сегодня снова окажусь здесь. Когда мы выгрузились из салона и вошли во двор, я показал на подъезд, в который каких-то полдня назад вошла Маша. Ольга Михайловна окинула многоэтажку взглядом и сказала:

– Двенадцать этажей. На каждого выходит по четыре. Я с двенадцатого по девятый. Данилов, вы – с восьмого по четвертый, а вы, Цыпкин, соответственно – с четвертого по первый. Обзванивайте каждую квартиру на площадке, спрашивайте Марию Вершкову. Кто первый ее найдет, оповещает остальных.

– Как оповещает? – спросил Русик.

– Голосом, – ответила Телегина и двинулась к двери подъезда.

Доцент и я последовали за ней. Мы вошли в грузовой лифт. Лингвист вышел на четвертом, я – на восьмом. Ольга Михайловна поехала выше. Я позвонил в первую дверь. Долго не открывали, наконец, проскрежетал замок и дверь распахнулась. В проеме появился мужик в трениках и майке, оглядев меня с ног до головы, он спросил:

– Тебе чего?

– Маша Вершкова не у вас?

– Не, у нас только Варька, но ежели ты ее хахаль, то…

– Я ошибся, – буркнул я.

– Да? – разочаровано переспросил мужик. – Тады лады…

Подобная сцена, только с вариациями, повторилась и у двери трех остальных квартир на площадке. Обойдя их, я спустился на седьмой этаж. Там произошло тоже самое. В смысле – Маши Вершковой ни в одной квартире не нашлось. Я спускался на шестой, когда снизу донесся радостный вопль доцента: «Александр Сергеич! Ольга Михална! Идите сюда!».

Я запрыгал по ступенькам и вскоре оказался на площадке третьего этажа, откуда и воззвал Русик. Рядом с ним, недоуменно хлопая глазками, стояла моя знакомая литейская модельерша. Увидев меня, она округлила глаза и спросила испуганно:

– Что случилось?

– Маша! – сходу начал я допрос. – Ты у меня в чемодане случайно ничего не брала?

– С ума сошел! – вскинулась она. – Что я – воровка!

– А Эсмирка тебе ничего не передавала на хранение?

– Передавала, – кивнула она. – Небольшой сверток. Сказала, что хочет знакомому сюрприз сделать.

– Где сейчас этот сверток?! У тебя?..

Раздвинулась дверь лифта, из него вышла Телегина.

– Так у тебя сверток, который тебе передала Эсмеральда Робертовна? – специально для нее повторил я вопрос.

– У меня, – ответила Маша. – Я ей должна его завтра в Третьяковке отдать…

– Неси его сюда! – потребовал я.

– Нет! – возразила Ольга Михайловна. – Оставьте сверток у себя.

– Что все это значит, Саша?! – спросила Вершкова. – Кто эти люди?!

– Я – сотрудница Комитета Государственной Безопасности! – отрекомендовалась Телегина, доставая красные «корочки», но разворачивать ксиву она не стала. – Вы должны нам помочь, Мария. Вы же комсомолка, верно?

– Да! – кивнула Вершкова и твердо добавила: – Я сделаю все, что требуется.

– Нужно будет доставить сверток, который вам передала Кривошеина к месту встречи в точно назначенное время.

– Хорошо!

– Позвольте! – встрял, молчавший до сих пор Цыпкин. – Я должен взглянуть на содержимое этого свертка. А вдруг – это вовсе не то, что надо?

– Верно! – согласилась гэбэшница. – Принесите, Маша!

Она кивнула и нырнула в квартиру. Через минуту появилась, держа в руке знакомый мне пакет. Доцент схватил его, нетерпеливо развернул, уронив при этом газету на пол. Я машинально поднял ее. Это был все тот же до боли знакомый «Литейский рабочий». Русик дрожащими пальцами открыл записную книжку, и руки у него затряслись еще больше. Он обвел нас расширенными то ли от изумления, то ли от счастья глазами и прошептал:

– Товарищи, да вы хоть понимаете, что это такое?!

– Это и есть то, что вы должны были получить, Руслан Федорович? – уточнила Телегина.

– Да я о таком и мечтать не мог! – воскликнул лингвист. – Конечно, это еще сырые данные, но после обработки…

– Тогда верните эти предметы товарищу Вершковой, – велела гэбэшница. – Завтра вы получите свои материалы для обработки.

Я отнял у доцента книжку и кассету, тщательно завернул в газетный лист и передал вновь образовавшийся сверток Маше.

– Завтра к часу я заеду за тобой, – пообещал я ей.

– Это хорошая мысль, – одобрила Телегина, хотя ее никто не спрашивал. – До свидания, Мария! И держите язык за зубами.

Вершкова кивнула, окинула меня грустным взглядом и вернулась в квартиру тети. А мы всей компанией снова погрузились в лифт.

Когда опять сели в «Волгу», Ольга Михайловна уже не стала так гнать. Честно тормозила у светофоров, даже если на пешеходных переходах и перекрестках никого не было. Всю дорогу мы молчали, и лишь когда добрались до центра, гэбэшница спросила:

– Куда вас доставить, товарищи?

Цыпкин назвал свой адрес. Я вспомнил его захламленную квартирёшку и мне не захотелось снова там оказаться.

– А мне некуда ехать, – сказал я. – Я приезжий.

Доцент промолчал, а Телегина сказала:

– Тогда поедем ко мне.

Возражать я не стал. Ведь Витек обещал мне, что после того, как я произнесу пароль «Штопор», мне окажут любую помощь. Я бы сейчас с удовольствием принял бы душ и пожрал от пуза. Ведь не ел я, почитай, с восьми утра, а сейчас… без малого шесть вечера. За окошками навороченного авто уже стемнело. Ольга Михайловна свернула с Садового кольца и углубилась в путаницу переулков Старого Арбата. Здесь Русик попросил его высадить, сказал, что свой жигуль сам потом заберет, хотя до его дома мы еще не доехали. Телегина возражать не стала. Лингвист ее явно больше не интересовал. Еще примерно четверть часа езды – и «Волга» въехала в ворота, врезанные в забор, окружающий невысокий, по столичным меркам, четырехэтажный дом.

Я выбрался из теплого салона. Огляделся. Двор отдаленно напоминал наш, в Литейске, но выглядел посолиднее. Была тут и ротонда, со столиком посередине, и детская площадка, заваленная сейчас снегом, и хоккейная коробка, освещенная прожекторами. В коробке гоняли шайбу пацаны. Слышался скрежет коньков и азартные крики немногих болельщиков. Сразу видно – дом не простой. Гэбэшница заглушила движок, вышла из-за руля. «Дворники» снимать не стала. Двор под охраной, а местные обитатели, видать, народ слишком солидный, чтобы тырить по мелочи.

Кивнув мне, Телегина направилась к подъезду. Я побрел за нею, только сейчас вспомнив, что чемодан со всеми пожитками оставил как раз у доцента Цыпкина. Вот же блин. Мне теперь после душа и переодеться-то не во что! Вслед за Ольгой Михайловной я поднялся на второй этаж. Она открыла дверь квартиры, пропустила меня внутрь. Меня встретила тишина. Ни дети, ни собаки, ни кошки не кинулись под ноги. Присутствия мужа тоже не ощущалось. Впрочем, последнее меня не слишком волновало.

– Разувайтесь и проходите! – сказала хозяйка. – Пальто и шапку можно вот в этот шкаф пристроить.

Я скинул ботинки, открыл шкаф, вынул плечики, повесил на них пальто, а шапку забросил на полку. Потом помог снять пальто Телегиной, после чего она, смущаясь, попросила помочь ей снять сапоги. Ножки у гэбэшницы оказались выше всяких похвал. Да и вообще, когда Ольга Михайловна осталась без верхней одежды, я увидел, что она еще совсем молода и очень даже симпатична. За всей этой сегодняшней суматохой мне даже не пришло в голову ее разглядывать. А посмотреть было на что. Экие фемины служат в госбезопасности! Не только – Фроси…

– Вы, наверное, душ принять хотите? – спросила она.

– Я бы – с удовольствием, – пробормотал я. – Да вот чемодан мой с вещами остался у доцента!

– Ну это дело поправимое, – усмехнулась хозяйка квартиры.

Подошла к телефону и набрала номер.

– Телегина! – сказала она в трубку. – Как у вас?.. Молодцы!.. Ведите ее, только осторожнее… Если смежники на горизонте появятся, объясните им, что к чему… И еще, пошлите кого-нибудь на квартиру доцента Цыпкина… Да… Пусть возьмут у него чемодан Данилова и привезут ко мне. Все. Спасибо!

Положив трубку, гэбэшница сказала мне:

– Ну вот, скоро привезут ваши вещи.

– Спасибо!

– Проходите в гостиную, – сказала она. – А я посмотрю, что у меня есть из еды… Вы голодны?

– Не то слово!

Она ушлепала на кухню, а я – в гостиную. Ничего особенного в этой комнате не было. Все по-советски. Диван. Пара кресел. Торшер между ними. Журнальный столик. Телевизор на тонких ножках. Тумбочка с магнитолой. Мебельная стенка, соединившая в себе и сервант с хрусталем, и книжный шкаф. Люстра с висюльками. На полу ковер. А на стенах эстампы и гравюры под стеклом. В общем – обычный интерьер не бедного, но и не слишком зажиточного советского интеллигента начала восьмидесятых годов.

Чтобы занять себя, я взял из шкафа первую попавшуюся книжку, сел в кресло. Дернул за шнурок, который включает лампочку под абажуром торшера. Для уюта. Открыл книгу. Это был роман Льва Толстого «Воскресенье». Начал читать. И меня тут же стало клонить в сон. Резкий звонок выдернул меня из дремы. Книжка лежала на коленях. Я хотел было встать, но во всем теле разлилась такая вялость, что лень рукой шевельнуть. Я слышал, как хозяйка открыла входную дверь, и с кем-то коротко переговорила. Дверь захлопнулась…

– Принесли ваш чемодан, – выдернула меня из дремы Ольга Михайловна. – Вы как, сначала поужинаете или примете ванну?

Глава 2

– Сначала душ, – кивнул я, вставая с кресла.

– Вы можете расположиться здесь, – сказала Телегина. – Диван раскладывается, постельное белье и все необходимое я вам дам. Кстати, вы на сколько дней приехали в Москву?

– Десятого уезжаю.

– Вот и живите до десятого, – неожиданно заявила хозяйка, наверное, хотела держать меня в поле зрения.

Что ж… Я не против, мы же, вроде, по одну строну «баррикад».

– Я вас не стесню? – из вежливости осведомился я.

– Нет. Вы же видите, я живу одна.

– Спасибо!

– Не за что. Вымоетесь, приходите на кухню, будем ужинать.

– Хорошо!

Я притащил из прихожей свой чемодан, вытащил из него свежее белье, треники, футболку и тапки для домашнего ношения. Захватив белье, я направился в ванную.

– Там я повесила синее в белую полоску полотенце, – сообщила хозяйка из кухни.

Я заперся в ванной. В комнатке оказалось окошко, выходящее на кухню. Без занавесок, но почти под самым потолком. Такие окошки часто встречались в советских квартирах. Ходили легенды, что они созданы специально для того, чтобы при взрыве газа стену кухни не вынесло, а лишь выдавило стекло. Бред, конечно, скорее всего, ради экономии света они застройщиком предусмотрены, а не для борьбы с туберкулезной палочкой (тоже городская легенда), которая, якобы, в темной влажной среде себя неплохо чувствовала.

Залез под душ и тщательно с наслаждением вымылся, потом постирал бельишко и носки. Мне еще здесь жить, а запас невелик. Сине-белое полотенце я действительно отыскал. Вытерся. И теперь был готов к ужину в компании сотрудницы КГБ. Впрочем – не привыкать. С некоторых пор я только и делаю, что ем и даже выпиваю с людьми из этого весьма серьезного ведомства. Тем более, что и сам в каком-то смысле имею к нему отношение. Хотя с большим удовольствием занимался бы с пацанами и девчонками в секциях и в школе. Ведь даже поездка в столицу, которая представлялась мне безалаберным времяпровождением, обернулась шпионским детективом.

Войдя на кухню, я обнаружил, что Телегина тоже переоделась. Теперь она была в домашнем халатике, который оказался ей очень к лицу. И вообще, глядя на Ольгу Михайловну трудно было поверить в ее одиночество. Не припрется ли завтра какой-нибудь майор отношения выяснять?

У хозяйки квартиры были темные волосы, сейчас собранные в косичку, карие глаза, немного скуластое лицо, прекрасно оформленный бюст, насколько можно видеть благодаря неплотно запахнутому на груди халату. В ее внешности сквозило нечто восточное, но скорее всего, доставшееся от достаточно далеких предков.

Ужин оказался скромным. Яичница с ломтиками докторской колбасы, бутерброды с маслом и сыром, и чай. Завтра закачусь в какой-нибудь ресторан. Причем – еще до того, как шпионские игры продолжатся. Надеюсь, товарищ Телегина не будет всю дорогу держать меня на поводке разной степени длинны? Иначе поводок придется оборвать…

Хозяйка оказалась дамой проницательной. Основную массу яичницы и большую часть бутеров она подсунула мне. Так что не правдой будет сказать, что я встал из-за стола голодным. А еще за ужином мы мило побеседовали. На отвлеченные темы.

Когда остаешься с красивой женщиной наедине, да еще и в непринужденной обстановке, волей неволей ждешь продолжения. Будь я свободен, начал бы осаду Ольги Михайловны. По всем правилам флирта. Может быть она и ждала этого, но я не начал. Сложится у нас с Илгой дальнейшая совместная жизнь, останусь ей верен. Не сложится – разойдемся, но пока мы вместе, все должно быть максимально честно. Такими размышлениями я себя тешил, когда отправился на боковую. Хозяйка принесла постельные принадлежности, я разложил диван-книжку, постелил и завалился спать.

Проснулся не слишком рано. Несколько минут лежал, прислушиваясь к тишине в квартире. Хозяйка, видать, была уже на службе. Потом естественные потребности погнали меня в удобства. Сделав все потребное, умывшись и почистив зубы, заглянул на кухню. На столе лежала записка. Я взял ее и прочел: «АЛЕКСАНДР. ЗАВТРАК В ХОЛОДИЛЬНИКЕ И НА ПЛИТЕ. ОСТАВЛЯЮ КЛЮЧИ НА ТУМБОЧКЕ В ПРИХОЖЕЙ. ДО ВСТРЕЧИ!». И больше ни слова.

Ну а с другой стороны, чего я хотел? Чтобы она мне оставила пароли и адреса явок?.. Ну или хотя бы проинструктировала о том, как мне вести себя в момент передачи Машей свертка Эсмирке? Надо понимать, что я в этой ситуации просто не должен вести себя как-то по особенному.

Самое главное, делать вид, что знать ничего не знаю и ведать – не ведаю. Я глянул на часы. Уже начало первого, а я еще обещал Вершковой заехать за ней. Надо поторапливаться. Я поднял крышку над сковородкой, что стояла на плите. И обнаружил котлеты. Заглянул в холодильник. Нашел там колбасу и банку с прибалтийскими шпротами. В хлебнице подсыхала половинка батона. Я решил не заморачиваться с разогревом котлет. Тем более, что в отсутствии микроволновки – это не слишком быстрая процедура. Ограничился тем, что поставил на плиту чайник. Пока закипала вода, вскрыл банку со шпротами и нарезал хлеб.

Выложил несколько рыбьих тушек на ломоть и с удовольствием сжевал. Вода закипела. Я налил себе чай, насыпал сахару, размешал его в чашке. Выудил из сковородки пару котлет. В общем, завтрак вышел на славу под звуки симфонического оркестра, доносившиеся из радиоточки над холодильником.

Убрав за собой и вымыв посуду, я вернулся в гостиную, которая временно стала моей комнатой, оделся. В прихожей я действительно нашел ключи. Взял их, сунул в карман дубленки и покинул квартиру.

Вчера, когда мы входили в дом, нас встретил вахтер – пожилой дядька в военной одежде но без знаков различия. Телегину он приветствовал на вытяжку, а на меня посмотрел с профессиональным подозрением.

Сейчас он тоже на меня посмотрел не слишком по-доброму, но промолчал. Наверное, гэбэшница предупредила его, что я останусь у нее на несколько дней. На улице было солнечно и морозно. Я дотопал до ворот, в которые вчера въехала «Волга». Они были заперты, зато имела место небольшая проходная. В ней тоже оказался дядька из вневедомственной охраны. Вохровец ведал железным штырем, который блокировал вертушку, торчащую посередине проходной, так что просто так мимо него пройти было нельзя. Этот от вопросов не удержался.

– Вы у кого были, товарищ? – осведомился он.

– У Ольги Михайловны Телегиной, – ответил я.

– Документики предъявите!

– С какой стати? – удивился я. – Я же выхожу, а не вхожу!

– Мало ли кто тут ходит и выходит, – откликнулся вохровец. – А может, ты через забор сюда сиганул?! А дом у нас режимный. Будешь артачится, приму меры к задержанию.

Я хмыкнул. Мне было интересно посмотреть, как он станет меня задерживать в его-то возрасте, но спорить с этим пенсионным «цербером» я не стал. Мне еще жить в этом доме. Поэтому, я вынул из кармана паспорт и протянул ему. Вохровец открыл краснокожую книжицу и принялся ее изучать, сличая фотографию с моей физиономией. Потом открыл амбарную книгу и начал ползать пальцем по записям в ней, беззвучно шевеля губами и нацепив на нос массивные очки.

– Ну все правильно, – пробурчал он. – Данилов, Александр Сергеевич… Проходи…

«Цербер» вернул мне паспорт и дернул штырь вертушки на себя, освободив проход. Оказавшись «на свободе», я сразу кинулся ловить тачку. Надо было спешить и некогда уже валандаться по метро и автобусам.

Мне повезло. «Волга» с зеленым глазком как раз проезжала мимо. Когда я произнес слово: «Строгино», водила сморщился, словно раскусил ядрышко гнилого ореха, и тогда я добавил: «И обратно, до Третьяковки». Он сразу же оживился, кивнул, мол, садись. Я плюхнулся рядом с ним на сиденье, и такси покатило по шумному полуденному городу.

На улицу Кулакова мы прибыли вовремя. Я рассчитался по счетчику и попросил подождать. Таксист согласно хмыкнул и счетчик не выключил. Я вошел в уже знакомый подъезд, поднялся на третий этаж, нажал кнопку звонка. Дверь сразу же распахнулась. За нею стояла Маша, уже одетая и готовая к выходу. Показала мне сверток, в знак того, что не забыла о своей миссии. Мы спустились на первый этаж, вышли со двора и сели в поджидающее нас такси. Увидев пассажиров, водила с облегчением выдохнул. Ведь счетчик продолжал щелкать и в окошечках по-прежнему выскакивали циферки.

И мы поехали в центр города. Времени должно хватить. Мне было крайне любопытно увидеть, как сотрудники госбезопасности будут брать «королеву постельных клопов» в момент передачи ей материалов государственной важности. Я не сомневался, что именно это и должно сейчас произойти. И еще мне было чертовски интересно узнать, неужто именно Эсмирка убила неизвестную в номере «России»? Зачем? Как? Перерезала горло ножом, а затем незаметно смылась? Да она должна была изгваздаться в крови с головы до ног! И еще интереснее было понять, зачем подруга Рогоносца это провернула?

Хорошо, что Вершкова ничего этого не знала. Иначе не сидела бы теперь в машине с таким торжественным лицом. Вероятно, она мнила себя героической комсомолкой, едва ли не Зоей Космодемьянской. Понятия не имею, что она подумала, когда к ней обратилась сотрудница КГБ, но уж наверняка нарисовала в своем воображении нечто героическое. Хорошо хоть молчала, а то ведь от волнения могла начать болтать, что ни попадя, в присутствии водилы. Так в молчании мы и доехали до станции метро «Новокузнецкая», где я попросил таксиста высадить нас.

Я расплатился с ним, и мы пошли к Государственной Третьяковской галерее пешком. До встречи с Эсмеральдой Робертовной оставалось пятнадцать минут, как раз хватит, чтобы дойти до входа в музей. Мы неторопливо двинулись по Пятницкой улице.

Маша принялась вдруг рассказывать о своей тете. Какая она у нее добрая да хорошая. Я молчал, лишь изредка поддакивал, понимая, что спутница моя просто волнуется. Наконец мы повернули к Третьяковке. Вершкова осеклась, уже не в силах справиться с нервами. Тогда я взял ее за плечи и быстро поцеловал. Сработало. И Маша настолько опешила, что перестала трястись.

Через несколько десятков шагов мы приблизились к входу в музей и увидели нашу старую попутчицу. Вершкова встала как вкопанная, а я украдкой огляделся, наивно полагая, что смогу понять, кто в толпе туристов, скапливающихся у парадного подъезда Третьяковки, служит в КГБ. Разумеется, никого «подозрительного» я не вычислил. Кривошеина тоже увидела нас и поспешила навстречу, с улыбкой, которая мне показалась фальшивой. Я слегка подтолкнул Машу в спину, прошептав при этом:

– Расслабься! И сразу не суй ей сверток, дай мне отойти в сторонку, иначе она поймет, что мы все знаем.

– А-а, ребята! – воскликнула Эсмирка, подходя вплотную. – Молодцы, что пришли… Саша, я там очередь в кассу заняла… Ты не мог бы встать во-он между той дамой в красной шляпе и представительным мужчиной в пыжике… Скажи, что я занимала…

– Конечно, – кивнул я и, отойдя, втиснулся в очередь между указанными туристами. – Моя жена занимала здесь, – сказал я мужику в пыжиковой шапке, который попытался возбухнуть.

При этом я старательно не смотрел в сторону Вершковой и Кривошеиной, с минуты на минуту ожидая, когда начнется суматоха задержания «королевы постельных клопов» с поличным. Однако время шло, а ничего особенного не происходило. Очередь двигалась, и вот-вот я должен был оказаться внутри вестибюля. Я уже занес ногу над порогом, как кто-то дернул меня за рукав. Я обернулся и увидел круглые глаза Маши. А вот Эсмирки видно не было. Пришлось мне выйти из очереди.

– Саша, – обескуражено произнесла модельерша. – Она ушла!

– Как это – ушла?! – опешил я.

– А вот так… Схватила сверток и убежала!

– А где же.

Вслух аббревиатуру КГБ я произносить не стал. В очереди было полно иностранцев – еще паника начнется. Хотя думал я не об этом, а о том, почему Кривошеину не задержали? Может, ее хотят взять в момент передачи свертка иностранному гражданину? Ладно! В конце концов, органам виднее. Мы с Машуней свое дело сделали, и совесть моя чиста… Или что-то пошло не так?

Я взял ее под локоток и втащил в галерею. Дама в красной шляпе как раз стояла у кассы. Оттерев мужика в пыжике, я пристроился позади нее и вскоре уже держал в руках два проходных квиточка, по трешке каждый. Теперь мы с Вершковой могли не торопясь осмотреть сокровища русской живописи.

Третьяковку мы покинули только через четыре часа. Маша оказалась заядлой любительницей живописи, правда, со своей спецификой. Ее меньше всего интересовали пейзажи и натюрморты, а вот от портретов и жанровых сценок, где были изображены люди, оттащить этого модельера-конструктора было невозможно. Я уже через час изнемог. Не от физической усталости, конечно, а от информационной перегрузки. Ведь спутница моя не просто смотрела, она комментировала едва ли не каждый исторический костюм, в который был облачен тот или иной персонаж. Я тоже иногда рассматривал одежду, особенно у девушек. Понравился корсет, а вернее, его верхняя чуть распахнутая часть у княжны Таракановой. Жаль девку, на картине она вот-вот погибнет.

Когда мы, наконец, оказались на свежем воздухе, я поймал себя на том, что выискиваю на прохожих жабо и кринолины, удивляясь, почему эти суетливо проходящие люди одеты как-то иначе. Если эстетической пищи мы явно переели, то вот более плотской нам остро не доставало. Я сразу решил, что нет смысла искать злачные заведения в районе Третьяковки, лучше сразу отправиться в центр, где даже в эти времена хватало ресторанов, кафе и столовых, не говоря уже о разных там пончиковых и пельменных. Конечно, хотелось бы завалиться куда-нибудь в «Арагви» на улице Горького или в кафе «Лира» – там же, но тут уж как повезет.

Мы с Машуней спустились в метро на станции «Третьяковская» и вышли на станции «Горьковская». Мы честно сунулись в «Арагви», вход в который был снабжен фундаментальной табличкой «МЕСТ НЕТ», под стеклом и в рамочке. Швейцар стоял стеной, и даже предложенный трояк его не сдвинул с места – видать, свободных мест в знаменитом ресторане и впрямь не было. Помыкавшись и озверев от голода, мы с Вершковой решили удовольствоваться первой попавшейся пельменной, обнаруженной нами в проезде Художественного театра.

Пельмени подавали здесь только «Останкинские», из знаменитых красно-белых пачек, но взять их можно было либо со сметаной, либо с майонезом, либо с уксусом. Соль и перец стояли на каждом столике. Для пущей сытости некоторые посетители – я заметил – ели пельмени с хлебом, а для полноценного расслабона – запивали водкой, точнее – закусывали водку пельменями. Мы с Машей решили, что это все-таки извращение и потому ограничились запивкою в виде чая.

К счастью, количеством порций в пельменной не ограничивали. Единственный недостаток – есть приходилось стоя у круглых одноногих столиков. Мне-то ничего, а вот моя любительница истории костюма едва держалась на ногах. Правда, это не мешало ей, азартно поглощая пельмени, то и дело тыкать пальцем в сторону то одного, то другого посетителя и громким шепотом сообщать, что это актер такой-то. Рядом был МХАТ и потому не удивительно, что сюда забегали перекусить перед спектаклем разные знаменитости.