Текст книги "Начальник милиции 2"

Глава 6

И вот уже слышно, как хлопнула входная дверь. Ее никто не придержал – бухнула знатно. Скорее всего, Василина Егоровна мчится на всех парах. Я даже представил себе ясно этот локомотив женской ярости.

Чего уж теперь таиться. Счет на секунды. Я постучал кулаком и крикнул в скважину:

– Шухер! Вася идет! Через окно выводи!

А сам поспешил на выход, задержать коменду. Напоролся на нее в начале коридора. Чуть не врезался, спешил для виду.

– Морозов! – выдохнула она. – Ты в комнате своей был?

– Нет, еще не дошел, – я старательно хлопал глазами, якобы озадаченный до глубины души. – А что случилось?

– Отойди, проверить кое-что надо.

Василина пыталась протиснуться, но в этом месте коридорчик сужался, его частично перегораживала тумба. Кто-то выставил на выброс, как подарок соседям – кто-нибудь да заберет.

Я посторонился. Но на самом деле отклонился в ту же сторону, что и коменда. Она метнулась в другую сторону, я туда же.

Будто случайно, всякий раз Василина натыкалась на меня, а я на ее выдающийся бюст.

– Морозов, отойди, кошки-матрёшки!

– Простите! Ой! Смотрите! Там кто-то пришел! – тыкал я рукой за ее спину.

– Где?

– Да вот, на входе дверь хлопнула.

Василина Егоровна обернулась:

– Нет там никого! Отойди! Там у тебя в комнате безобразие! Человек незарегистрированный!

И поперла танком. Тут мне пришлось ретироваться, иначе бы это выглядело уже не как случайность, а как самый натуральный саботаж против общажных властей. Переворот в общежитии я устраивать не собирался и пропустил Суровую.

Гонимая праведным гневом, она на удивление бодренько доскакала до комнаты номер тринадцать, чуть выдохнула, поправила сбившуюся набок грудь (уж не я ли ее сбил?) и отстучала костяшками по двери начальственную дробь.

– Ахметов! А ну, открывай! Выселю, кошки-матрёшки!

Дверь была недвижима, как скала. Конечно, если Суровой поднапрячься, то она эту филенку плечом на раз-два выдавит. Но дверь – имущество социалистическое и именно ей вверенное, и потому комендант сдерживала свой порыв, лишь усилила дробь, от которой теперь уже, казалось, сотрясались стены.

Я же поспешил на улицу. Этаж у нас хоть и первый, но спуститься шустро, по-солдатски – не так-то просто, все же высоковато окошко находится. Нужно помочь Нуриковой даме быстро и бесшумно покинуть место куража.

Миновал входную дверь, крыльцо, свернул, пробежал, вот и окошко. Перед глазами картина маслом. Нурик на простыне спускает крупную такую женщину. Не полную, но высокую и широкую. Она не смогла ловко спрыгнуть изящной кошечкой, и пришлось использовать подручные средства. Находилась ко мне любопытным ракурсом, но даже со спины было видно, что девушка она перезрелая, интересного возраста, когда дети уже взрослые, а внуки не народились.

Тетя корячилась, как могла. Пыхтела и старательно царапала каблуками бетон стены, чтобы не сорваться на газон раньше времени.

– Щас помогу! – выкрикнул я и пристроился к ней с того самого ракурса, подхватив за широкую талию. – Ставьте ноги! Земля, земля!

Так кричали мореплаватели всех веков – и я сегодня.

Женщина достигла тверди и, не оборачиваясь, поспешила убраться. Свернуть за кусты.

Хоть бы спасибо сказала, так нет, даже не повернулась ко мне лицом. Будто я подставка для ее зада. Что за фигня?

Но раздумывать некогда, и я метнулся за ней, ведь сейчас коменда будет осматривать место происшествия, в окошко высовываться и местность комендовским взглядом подозрительным сканировать. Не хотелось быть главной уликой в деле побега немолодой дамы. Вкус, конечно, у Нурика в плане женщин был очень своеобразный, но это уже его дело.

Я смылся с обзора, и мы с незнакомкой оказались за углом общаги. Она явно не ориентировалась на месте. Такое ощущение, что спешила, куда глаза глядят. Странно. И тут ее походка мне вдруг показалась знакомой. Любопытство раздирало, но как ни пытался – я видел лишь ее спину.

– Там нет автобусной остановки! – выкрикнул я ей вслед. – Вам в другую сторону надо.

Женщина замерла, но всё ещё оставалась ко мне спиной. Чего же она лицо-то прячет? Вот ещё, на месте перетаптывается, как будто не может решиться, бежать или ждать. Почему это? Деньги стырила? Нет, у Нурика их и никогда не бывает, а свои я храню в надежном месте на работе…

Я стал подходить, и дама, поняв, что побег от комендантши удался, а вот от меня – не очень, остановилась совсем, закрыла лицо руками и пробормотала:

– Господи, как стыдно-то…

И тут я узнал ее голос. Не может быть…

– Аглая Степановна?

– Саша… – повернулась ко мне следачка. – Я не знала, что это ваша комната. Я… я пришла к Нурлану… Простите.

– Ничего страшного, – отмахнулся я, а на лице волей-неволей расплылась улыбка. – Вы женщина свободная, имеете право на личную жизнь.

– Да какое это право? – сокрушалась та. – В окна в мужскую общагу лазать? Никогда бы не поверила, что на такое пойду. Нет, вы не подумайте, я вошла через дверь, даже отметиться на вахте хотела, но Нурлан отговорил, сказал, что гости только до вечера, а потом… их выгоняют.

Я решил остановить эту исповедь, даже выставил вперёд ладонь.

– Можете не оправдываться, это не мое дело…

– Ну как же? Мы ведь коллеги… Вы и на сына моего похожи, а тут такое… такое… Как теперь людям в глаза смотреть?

И взгляд страдающий, как у привидения, которое никак упокоиться не может.

– Легко. Из людей видел вас только я. И я сохраню вашу маленькую тайну.

– Правда? Ох, спасибо! – женщина приободрилась. – Вы не подумайте, я не такая… Я в первый раз… ну… За много лет. Мы с Нурланом познакомились возле ГОВД. Он подъехал на большой машине, сказал, что другу холодильник привез. И сразу пригласил меня в кино. Я, естественно, не согласилась. Какая приличная женщина с незнакомым мужчиной в кино вдруг ни с того, ни с сего пойдет? А Мария Антиповна меня переубедила. Ты что, говорит, с баобаба рухнула? – кажется, ей даже цитировать кадровичку было неловко. – К тебе мужчина внимание проявляет. А ты к нему кормой. Я ей ответила, что он слишком молод для меня и вообще, у него глаза узкие, когда улыбается. А она сказал, что ничего не узкие, и вообще он на Нигматулина похож. Я пригляделась, и вправду вылитый Талгат. Вот я и пошла с Нурланом в кино. Встретились, он сказал, что билеты дома забыл, нужно за ними сходить в общежитие. А дальше как во сне… И в кино мы не пошли, жаль, билеты сгорели.

О том, что не было никаких билетов, я не стал говорить. А коллегу поддержал:

– Аглая, вы женщина взрослая и можете сами выбирать, с кем общаться и чем с ними заниматься. Не пойму ваших расстройств.

– Бежала, как жулик из камеры… Ужас.

– Считайте это приключением. Наша обычная жизнь и так не богата на приключения, их не нужно избегать, их следует создавать, запоминать и гордиться.

– Какой вы, Саша, все-таки… Умный… Совсем как мой сын.

Следователь заметно повеселела, мы попрощались, я снова заверил ее, что ни одна живая душа (тем более, на работе) не узнает об этом случае. Что Нурлан тоже не растреплет, я его проинструктирую. Да и незачем ему трепаться, для него такие выкрутасы не впервой – но этого я вслух не сказал.

Я побрёл в общагу. На вахте в стареньком, но крепком кресле крутилась коменда. Ёрзала, пыхтела. Злилась. Почему она так рьяно гоняет женский пол в общаге? Будто мужики – ее собственность. Я понимаю, порядок есть порядок, но притяжение полов невозможно отменить никакими нормами, даже социалистическими.

– Морозов, – устало проговорила коменда. – Ты бабу не видел?

– Видел… Много даже.

– Да нет! Которая к Нурлану ходит. В окно лазает.

– Вы хотите об этом поговорить? – голос сделал, как у мозгоправов в фильмах – всезнающий, глубокий, но при этом ненавязчивый.

– А что мне говорить? Застукаю и выселю к ядрене-фене, и подселю к тебе нормального мужика.

– Не надо мне мужика. Меня Нурик вполне устраивает, – звучало это двусмысленно, но мы не в Европе, а в неиспорченном СССР, и никто не заметил подвоха.

– Тогда бери над ним шефство, контролируй. И если что – сразу сигнализируй! – хлопнула ладонью по столу Суровая.

– Слушай, Василина Егоровна, – спросил я тихо, спокойно, – а ты чего такая злая?

– Что? – женщина хлопала глазами и не могла взять в толк, почему я называю ее на «ты», и вообще как я посмел такое спросить.

– Ты что, Морозов? Ты что несешь? Ты…

– Тебе просто одиноко, согласись? Полное общежитие мужчин, а ты одна…

Суровая вдруг задумалась, пригорюнилась, смахнула слезу:

– Бабники вы все… Что с вас взять?

– Мужика тебе надо, Вася… – участливо проговорил я. – Нормального.

– Да где ж его найти, нормального? Если каждой женщине по потребности, мужиков не хватит. Вот был бы ты постарше годков на десять. Эх…

– У тебя целое мужское общежитие, ты присмотрись. Неужели никто не оказывал знаков внимания? – я немного прищурился.

Комендантша помолчала, соображая.

– Нет, вроде…

– Так не гавкай на них, а возьми и улыбнись. Не ругай и не грози каждый раз выселением. Мужики же – как собаки, им ласка нужна.

– Думаешь?

– Уверен.

– Вот смотрю на тебя, Саша, и думаю… какой ты взрослый вдруг стал. Вчера еще не знал, в какую сторону дверь открывается, а сегодня – будто другой человек, жизни учишь, вещи такие правильные говоришь. – она вздохнула, но уже совсем иначе. – А я тебе точно не по нраву? Жениться тебе пора.

– Я завтра уже иду с девушкой в кино. Даже с двумя, – улыбнулся я.

– Да насчет свадьбы – шучу, – отмахнулась коменда. – Спасибо тебе. Хоть кто-то меня успокаивает и не боится.

– Спокойной ночи, Василина Егоровна.

– Спокойной ночи, Саша, а соседу своему передай, что еще раз – и хоботок ему вырву.

– Василина Егоровна, ты опять? Что за угрозы? Где твоя улыбка?

– А, ну да, ну да… – заулыбалась она. – С улыбкой буду вырывать.

* * *

Наступил день икс. Тринадцатое июня. С днем рождения, Сан Саныч! Но теперь у меня другая дата дня варенья, а про эту буду вспоминать иначе – как не дал погибнуть в пожаре Алёне. Если получится… Да, конечно, получится! Неизвестность настораживала и бодрила.

Встал я раньше обычного. Сгонял на пробежку. Помучил турник, брусья. Подтягивался я уже целых пятнадцать раз. Неплохо, если учесть, что провел примерно десяток тренировок. У моей тушки потенциал определенно есть.

Вернулся в общагу, сходил в душ. Попеременно переключал холодную и горячую воду. Словил бодряк, побрился и пошел готовить завтрак. В этот раз решил сам сделать, так как Нурик еще спал.

На работе был рано. Мухтар удивился, но, естественно, обрадовался. Я его покормил, на скорую руку вычесал, похлопал по холке и сказал:

– Сегодня меня не теряй, дела важные. Но Серый скоро придет, погуляет с тобой. Кузнечиков не жри, под забор не копай, сотрудников не пугай, а то Кулебякин ругается. Нет, его не надо грызть, он наш начальник. Да и мужик, вроде, ничего, просто устал и нервничает. И да… чуть не забыл… Если получится – кусни лучше Трубецкого. Это тот, которого ты обоссал тогда, помнишь? Ну, с барашками на голове. Ну все, покедова…

Я зашел в здание, выловил Баночкина, благо ночью была его смена.

– Привет, Миха, что невеселый? – зашел я в дежурку.

– Да поспать не дали, – зевал он. – Всю ночь какие-то дебилы звонили, а телефон, сам понимаешь, не отключишь. Просили наряд прислать. Видите ли, инопланетяне их облучают. Вроде, не осень еще, а уже обострение.

– Это не обострение, это передозировка веселительными напитками.

– Я им тоже сказал, вы что, пьяные? Знаешь, что они ответили? Что это так совпало… А ты чего хотел-то? Рации нет для тебя, не пришли еще новые.

Я махнул рукой – мол, разговор совсем о другом пойдёт.

– Скажи Кулебякину, что я с утра был, все дела собачьи переделал, и на планерке меня не будет. Мне на мясокомбинат нужно, по агитационно-общественной теме. Шеф в курсе. Просто договорился встретиться с ними с самого раннего утра, пока смена у них не началась. Буду там с населением работать.

Ответом мне было молчание. Потом Баночкин подхватил отвисшую челюсть и проговорил:

– Вот поражаюсь тебе, Саня, как это так ты через меня отпрашиваешься? Даже нет, не отпрашиваешься, а вот что – уведомляешь начальника о своих планах. Другого бы он давно публично матом выпорол, а тебе – все с рук.

Я покачал головой.

– Зависть – плохое чувство, Миха.

– Да я же по-белому завидую. Ладно… Передам Петру Петровичу. Так тебя что, вообще сегодня не будет?

– Скорее всего.

– А Мухтар?

– Помощник придет, заниматься будет…

Я вернулся в общагу. Нурлан уже проснулся. Жевал жареную картошку и никак не мог понять, откуда она взялась в сковородке. И куда же тогда делся я.

– Проснулся, герой, – хмыкнул я, входя в комнату.

– Слушай, Мороз, – округлил он глаза. – А Вася сильно на меня злая вчера была? Я же ей не открывал, пока Аглайку спускал с окна. А потом залетела, как буря, и под кровать заглянула, и в шкаф.

Да уж, конспирация вчера была мощно завалена.

– Сильно, но жить будешь, сказала, только батур тебе оторвет. Но ты и без него проживешь, да? Это же не смертельно. В Италии раньше вообще все певцы такие были. О! – я резко повернулся к нему. – Может, тебе вокалом потом заняться? Не думал? Сейчас в моде жгучие чернявые певцы.

– Как это не смертельно? На фига мне такая жизнь? – Нурик даже ноги сжал, будто закрывал сокровенное. – Что делать-то теперь, Мороз? По-любому, коменда мне не поверила, что никого я не водил.

Ну ещё бы. Я подождал пару секунд – не из вредности, а в воспитательных целях.

– Что делать, что делать? Поговорил я с ней.

– С кем? – не верил своим ушам сосед. – С Васей? Говорил? Да ну-на?!

– Да ну-да!

– Как это – поговорил? Она же сразу орет! Не орала, что ли? Выселю! На работу сообщу! Будешь сортир драить! Вот это всё?

– Нет, мы с ней нормально поговорили, она женщина одинокая, ей внимания не хватает, а вы ее за цербера принимаете, души в ней и загадки не видите.

Видимо, мои слова прозвучали так, будто я без всякого предупреждения заговорил на другом языке.

– Так, а делать-то что-на? – чесал репу Нурик. – Загадку отгадывать? Или в душу лезть?

– Вот скажи, герой-любовник, чего хочет одинокая женщина? – прищурился я на товарища, как экзаменатор на зеленого студента.

– Ха! Известно чего, того самого! – Нурик изобразил недвусмысленные движения тазом.

– Дурак, ты Ахметов, садись, два. Внимание ей нужно. Вни-ма-ни-е! Понял?

– Ага… Конечно… Не понял… Ты, Мороз, прямо скажи, мол, Нурлан Баянович, иди туда, принеси то, сделай это. И Вася не в претензиях ко мне станет. А то я эти ваши русские фразы не все понимаю.

– Да перестань прикидываться. Все ты понимаешь, Нурик.

– Ну не скажи! Далеко не всё. Вот, например, как можно жир с солью есть, а салат из свеклы и капусты варить?

– Это сало и борщ, сам же их хряпаешь, что за ушами пищит.

– Ну привык уже, да… Вкусно…

– Вот и к коменданту привыкнешь. А чтобы она добрее стала, удели ей свое внимание. Сделай ей приятное…

– Сортир вне графика драить? Ну не-е… перед мужиками западло.

– Почему сортир сразу? Сделай приятное как мужчина.

– А? Того её? – Нурик опять задвигал тазом.

– Как настоящий мужчина, – поправил его я.

Ну, конечно, намёки ушли в молоко.

– Ты чо, Мороз? Я столько не смогу, она ж не Натаха, – Нурик кивнул на плакат-страницу из журнала «Советский экран», который висел у него над кроватью и на нем была запечатлена секс-символ СССР – актриса Наталья Варлей.

– Дурак ты, Нурлан Баянович, я тебе про внимание, – этот однообразный разговор начал мне надоедать, и я решил-таки перечислить что-то конкретное, как заказывали. – Цветочки ей подари, комплимент сделай. Поговори о погоде, о птичках, глядишь, она и растает.

– Цветочки? А чо, можно… Гвоздики пойдут?

– Она же не памятник.

– Пф!.. А другие дорого-на.

В СССР пока гвоздики принято дарить женщинам, это потом они станут атрибутом протокольных и похоронных мероприятий, а на самом деле цветы-то вполне себе ничего… Только с кровью защитников отечества ассоциируются.

– Ладно, купи их. И шоколадку возьми. Гвозидики и шоколадку. Запомнил?

– Ага… Это самое… Только я по нулям-на, – Нурик похлопал себя по трусам, будто там были карманы. – Займешь денег до получки? По-братски, а?..

Глава 7

– Сколько?

– Чирик сможешь занять? – ответил Нурик, сделав просящие и чувственные, будто полные слез лишений глаза, ну совсем как у Митхуна Чакроборти.

– Держи, – я выдал ему двадцать пять рублей одной купюрой. – Мельче нету.

На самом деле, мельче у меня были, но ведь как-то странно предлагать большую сумму, когда просят взаймы гораздо меньше. Поэтому я немного слукавил, чтобы осчастливить соседа.

Я знал Нурика, он хоть и раздолбай, но к долгам относился щепетильно. Любил повторять с пафосом одну фразу – Ахметовы всегда платят долги. Так и хотелось ему ответить, что «Зима близко», но не поймет.

И занял я ему денег больше по одной простой причине – мне не хотелось, чтобы он опростоволосился перед комендантом и пришел к ней мириться с каким-нибудь огрызком вместо приличного букета. Все же Василина – далеко не последний человек в нашей коммунальной общажной жизни. Если налаживать отношения, так сразу основательно.

– О спасибо, Мороз! – он ловко выкинул вперед руку.

Цоп, и купюра уже в кармане Нурика.

– Пожалуйста, – цокнул я. – Помни мою доброту. Кстати, о доброте… Ключи на базу…

– Какие ключи? – сощурился Нурлан.

– Харэ жмуриться, я тогда твои хитрые глаза вообще не вижу. Ключи от ГАЗика гони.

– Зачем? – попятился Нурик.

– Нада-а… – шагнул я к нему. – Мы с тобой вчера еще договаривались, что ты мне машину дашь до обеда. Забыл?

– А у тебя права есть-на?

– Есть.

– Покажи, – упорствовал тот.

– Смотри, – я вытащил ксиву и сверкнул красной корочкой. – Здесь все категории у меня открыты. Даже автобус могу водить. Не веришь?

Нурик опустил голову и протянул ключи:

– Только не поцарапай, брат.

– Танк невозможно поцарпапать. Его можно только взорвать.

Сосед сделал огромные глаза.

– Какой взорвать?! Ты что? Михалыч с меня шкуру спустит!

– Не боись, ничего твоему ГАЗику не будет.

Но Нурик расслабиться никак не мог. Снова сощурился, поиграл купюрой в пальцах.

– А ты куда на нем? Может, я за руль сяду? У меня выходной-на.

– Вот и отдыхай-на, справлюсь, – похлопал я товарища по плечу и вышел.

Автомобиль мне нужен был для одной простой цели: незаметно следить за квартирой Серовых. Не буду же я под окнами пешком маячить. Это уж очень заметно и подозрительно. А один только вечер – это мало, я чувствовал, что не должен спускать с них глаз, и, кажется, ничто не могло меня сбить с этой мысли. Конечно, лучше бы для этой цели легковое авто достать, но милицейский транспорт – слишком заметный своей желтизной и надписями, а знакомых с гражданскими легковушками у меня не было, оставался Нурик.

Вот и пришлось мне ехать во двор Серовых на грузовике. Благо, когда-то давно я практиковался на подобном, и руки вспомнили. Но, прежде чем тронуться, несколько раз заглох.

Подъехал, встал чуть поодаль, под деревьями, чтобы тень кабину накрыла, и морду на просвет не видно было. Стал ждать. Алёна должна быть дома, по моим «оперативным» сведениям, на работу она сегодня не собиралась, взяла выходной или отгул, не знаю, как там правильно в школе это называется. Если ей сегодня грозит опасность, то, получается, подстерегать она ее может только дома. В обед мы пойдем в кино, а потом надо будет постараться ее утянуть в кафе или ресторан. С Асей напару. А вот сейчас пока будем наблюдать за квартирой.