Текст книги "Начальник милиции 2"

Начальник милиции —2

Глава 1

– Кто вас послал? – я сел на какой-то ящик и разглядывал пленников.

Выглядели они жалко со своими пожеванными псом конечностями. Тот, что в штормовке – худосочный и желчный, зыркает, будто прожечь глазами меня хочет. Второй габаритов совсем не маленьких. Морда кирпичом, но тупая, что валенок с заплатками.

Если бы не их обозленный и забитый вид и не синева наколок на запястьях и пальцах, то можно было запросто их принять за обычных мужиков-работяг. Молчат. Сопят. Только прокушенные руки к себе прижимают.

– Ладно… – хмыкнул я. – Тогда, может, пёс вас разговорит?

Я кивнул на Мухтара. Тот не сводил с поверженных взгляда полного охотничьего азарта, вся его стойка кричала: «только дай отмашку, хозяин, уж я-то с ними поиграю в кошки-мышки».

– Не по закону, мусор, задержанных псиной травить, – пробурчал тот, что в штормовке.

Ему досталось больше всего – прокушены правая рука и левая лодыжка. Штанина и рукав пропитались кровью.

– По закону, значит, хотите? Ладно… А вы знаете, что поправка новая вышла в кодекс уголовно-процессуальный?

– Нам на твои поправки насрать, – пробурчал здоровяк. – Вези уже в КПЗ, ни х*ра мы тебе не скажем, ментяра!..

– Так поправочка эта как раз для таких как вы… – с серьезным и невозмутимым видом проговорил я. – У меня даже с собой выписка имеется, вот…

Я достал из кармана листочек Пистона с картой, но при тусклом свете бандитам не видно, что это. Писульку вполне можно было принять за некий документ.

С важным видом я уперся взглядом в бумажку и стал зачитывать вслух несуществующий текст, не забывая бегать глазами по воображаемым строкам. Мол, Указом Президиума Верховного совета РСФСР от первого июня 1978-го года внесены поправки в УПК РСФСР в части, касающейся статьи 191-2 Уголовного кодекса «Посягательство на жизнь работника милиции». А именно, с июня сего года приказано установить наказание за деяние при отягчающих обстоятельствах, когда преступление совершено группой лиц – в виде смертной казни. В исключительных случаях, когда доставление задержанных лиц в орган милиции представляет угрозу для жизни сотрудника либо он не имеет возможности доставлять задержанных, сотруднику милиции разрешается применять крайнюю меру наказания – расстрел на месте.

– Мне с вами возиться не с руки, – спокойно проговорил я. – Буду вас расстреливать, закон на моей стороне.

– Ха! Брешешь, мент! – воскликнул щуплый. – Берега попутал? Без суда и следствия? Не верю!

– А я этой бумажке верю, – я бережно свернул листочек и убрал в карман. А потом повернулся к Пистону и скомандовал. – Задержанный, встать к стене!

Алкаш на трясущихся и подгибающихся ногах, хромая, сделал два шага и встал у стеллажа рядом с каким-то тряпьем и порыжевшим ватным матрацем. Зажмурился, что аж уши в стороны повернулись.

– В соответствии с указом Верховного совета РСФСР, вы, гражданин Пистонов, будете расстреляны.

Гаврик сглотнул, но глаз не открыл. Я невозмутимо навел пистолет на его трясущуюся тушку и нажал на спуск.

Бах! – выстрел в гараже прогремел слишком оглушительно, даже у меня от звукового удара по перепонкам чуть ноги не подкосились. А Пистон так вообще упал замертво. Как и договаривались. Ему и притворяться особо не пришлось, настолько он был напуган, что рад был грохнуться даже и о бетонный пол. Все же не до конца был уверен, что я мимо него, возле уха пулю пущу в матрац, а не ему в лоб. Чувствовал свой косяк передо мной, а в силу юридической и элементарной социальной неграмотности, кажется, даже поверил в Указ Президиума.

Пистон лежал дохлой тушкой и не шевелился, даже дышать перестал на всякий случай, чтобы я не передумал и взаправду его не пришил, для достоверности. Молодец, Зарыбинский Оскар я бы ему вручил, жаль, нет такой награды.

После представления с расстрелом мужики стали гораздо сговорчивее, причитали и молили о пощаде. Разве что ноги не ползли целовать.

Сломались урки… Да какие они урки? Я же разглядел наколки уже потом – не настоящие они воровские, а так, для понтов в СИЗО набитые, сявки это, а не бандиты. Труханули они знатно – ну и выложили все как на духу.

– Не стреляй, начальник, – заикались оба в голос. – Все скажем, только не стреляй. Под протокол расскажем. Мы в гараже выпивали давеча. Пришел к нам хмырь один в квелых очочках, челка набок, как у Гитлера, зализана, только что усов таких паршивеньких нет. Но взгляд точно как у фашиста – твердый, колкий такой и с лисьей хитрецой, будто тебя насквозь видит. Есть, говорит, мужики, работка для вас непыльная, плачу тыщу. И машет этот прилизанный такой пачкой денег, а мы в жизни таких барышей в руках не держали. Сделать-то нужно плевое дельце – отмудохать одного паренька в гараже. Придет он тогда-то и тогда-то. А мы ему – да запросто, не мокруха же! Да, говорит, без убийств. Так, ребра пересчитать да нос свернуть. Но он, говорит, ментяра.

– Я вижу, вы не испугались? – подковырнул я их.

Они на минуту замолкли.

– А… мы ему заявили, что это еще и лучше даже, ментов мы не шибко жалуем, – выговорил первый. – Прости, начальник. Но ты сам сказал правду говорить. Вот и согласились мы сдуру. А кто он такой и где его искать, не ведаем. Вот хоть расстреливай, больше ничего сказать не можем.

– Гараж чей? – хмуро спросил я.

– Так это Игнатича. Дедок, наш сосед по гаражу. Он пальцы отморозил по пьяни, и теперь сюда не ходок. Дома выпивает. Да он не знает ничего! Мы у него ключи сперли втихаря и копию в Доме Быта заказали. Все рассчитано было, что один ты придешь, а оно вон как получилось. Не злись, начальник, мы тебя мочить не собирались. Так, зубы пересчитать да бока помять.

– Деньги где? – хмуро спросил я.

– Вот… – вытащил из кармана щуплый тонкую пачку соток.

– Денежные средства, нажитые преступным путем, подлежат изъятию, – грозно проговорил я, пересчитывая купюры (ни у кого, естественно, не возникло возражений). – Тут стольника не хватает. Куда дели?

– Прости, командир, на нужды… – проблеял щуплый. – Нам бы в больничку… А? Кровью изойдем… Зверь у тебя, а не собака.

На Мухтара они старались не смотреть, зато он всё ещё не сводил с них взгляда.

Я прикинул, что с ними дальше делать… Вызывать опергруппу и оформлять, как покушение на сотрудника? Оно, конечно, можно, только вот терпилой я никогда не был и быть им не собираюсь. Это же мне что? Заяву придется катать прокурорскому, мол, напали… Тьфу.

И потом… Если Интеллигент в этом замешан, то и Антошенька в курсах. А я не хочу, чтобы он знал, что на хвост я ему уже сел. Пусть думает, что ничего не знаю. Стало быть, дельце с несостоявшимся моим избиением лучше затихарить пока. Ну и финт с расстрелом, так-то, тоже не вполне законный. Я, конечно, отбрехаюсь, мол, привиделось товарищам со страху, но ко мне вопросы могут возникнуть, а я на испытательном, мать его в пассатижи, сроке. Патроны проверят, пистолет тоже. Патрончики запасные я у птички-кадровички взял, она меня не сдаст, а вот копоть и нагар в пистолете надо срочно почистить. Да и легко пробить, получал я оружие в этот вечер или нет. Баночкин расскажет, что действительно получал, да и запись в журнале выдачи табельного имеется с моей подписью. А это уже так себе, хреново.

В общем, будем пока на темной стороне Луны играть. Но это не значит, что я сейчас должен на все четыре стороны их отпустить. На пятнадцать суток их оформлю. По хулиганке… Напишу в рапорте, что матюгались ночью на улице, граждан посылали. За такое легко административный срок отхватить. Еще и с судьей поговорю. Чтобы все пятнадцать, а не семь там или десять припаяла. Посидят, подумают, и я пока подумаю.

Я снова глянул на них. Крови было немало, а покусанных за решётку не засунешь – не возьмут в КПЗ. В травмпункт их тащить? Ну их на хрен. Привезу в дежурку, попрошу помочь оформить административный материал дежурного участкового. Фельдшера из медвытрезвителя позову, перевяжет их, с дежуркой договорюсь, чтобы раненных в клетку приняли. Думаю, срастется. Надо только наряд вызвать, а пока они пускай в гараже посидят.

Я выволок на улицу “бездыханное тело” Пистона и закрыл гараж изъятым ключом.

– А со мной что будешь делать, начальник? – пролепетал тот, будто смирившись судьбой.

Он поднялся и продолжал усиленно хромать, изображая жертву репрессий.

– Живи пока… Если Интеллигент к тебе наведается, дашь знать. Обманешь – грохну… Ну или Мухтарке скормлю.

– Уж лучше пуля, – Пистона передернуло.

– Незаконные активы сдай.

– Чего?

– Бабки гони! Которые тебе Интеллигент за предательство заплатил.

– А-а… эти? Да-да, конечно, конечно. Сейчас, сейчас, – стал он вдруг разговаривать двойными словами.

– И портсигар покажи.

– На… – безропотно протянул Пистон золотистый предмет и деньги.

– Врешь ведь, что безделица бутафорная! – уколол я гаврика взглядом. – Где взял, говори! В глаза смотри!

Тот опустил взгляд.

– Интеллигент дал… Тоже в награду…

– Вот как? Пятьсот рябчиков и золоченый портсигар?

– Ну да…

– Шибко он хотел меня сюда заманить… Портсигар я тоже изымаю. Как вещественное доказательство преступного сговора.

Не знаю, зачем я его забрал, но чуйка подсказывала, что он мне может пригодиться. Не в плане материального обогащения, он явно ворованный, причем импортный, и барыжить ворованным барахлом я не собирался, использовать по назначению – тоже. В этой эпохе я не курю, и лучше не начинать. Но глаз зацепился за вещицу, что-то в ней было не так. Но что? Вот я и забрал его, чтобы разобраться попозже, не сей момент. Сегодня был очень насыщенный вечер. Который уже перерос в ночь.

Однако, знатную ловушку устроил на меня Интеллигент. Теперь все больше убеждаюсь, что дело не в обычных карманных кражах, за которые он печется и которые прикрывал Трубецкой. А в чём тогда? Хрен разберет, я потянул за ниточку клубок порока, но пока не распутал. Тут явно что-то большее, чем щипачество в провинциальном городке. Вот выдумал я версию с подготовкой карманников к грядущей Олимпиаде… а что если угадал? Или тут что-то еще, не менее глобальное? Нужно быть поосторожнее.

Пистон ухромал в ночь, а мы с Мухтаром подошли к кустам за гаражами. Я тихо свистнул. Кусты зашуршали и раздвинулись. Оттуда вылез Серый.

– Сан Саныч! Я слышал крики и выстрелы! Но не вылез, как ты и велел!

Глаза у него были огромные от удивления и восторга, аж в темноте видно.

– Молодец, – потрепал я его по голове. На этот раз парнишка не пытался увильнуть от руки.

– Ты поймал его?

– Он слишком умён, чтобы подставляться. Но тем интереснее будет охота. Спасибо, что был проводником Мухтара и ждал команды.

– Ага! Ты как крикнул: «ко мне!», Мухтар ка-ак дернул, и я сразу его отпустил. Он как ракета полетел…

– Мухтар у нас молодец, завтра ему купим нормальной говядины, а не обрезь. Пошли, провожу тебя домой.

– Да не надо меня провожать. Я что, маленький?

– А я все равно провожу. Хочешь, бери поводок Мухтара.

– Давай…

* * *

Ночка выдалась почти бессонная. Проводив Серого, я вернулся к гаражу, вызвал наряд и провозился с этими горе-бандитами еще не один час. Но в КПЗ их все-таки засунул. Пока – до утра, а там их собирались к судье дежурному везти для получения законных пятнадцати суток.

С материалом на них тоже не все так просто оказалось, там надо было, чтобы граждане подтвердили их матерно-хулиганские действия и разнузданное поведение на людях, так еще и понятые нужны были. Но участковый оказался свой мужик. На этот случай у него, как оказалось, всегда были «карманные понятые». Он мало того, что знал их данные, он пошёл дальше и умел за них расписываться. Я смотрел и диву давался.

Совершенно спокойно он сделал за них все бумагомартельные дела и заверил, что понятые эти – люди проверенные, ночью их подними и спроси, подтвердят, что подписывали протокол. Вот как дела делаются. Я задумался. С одной стороны – фальсификация, с другой стороны, без таких вот незаменимых понятых иногда невозможно прижать к ногтю отморозков. А в свидетели пошли двое дружинников, что околачивались в отделе, они тоже кого-то только что доставили.

Это оказались старые знакомые – те самые, что вещи мои на пляже искали в момент моего попадания и потом доставили меня в ГОВД к Кулебякину, когда я еще не знал, что он мой начальник, и хотел через ментовку с новой личностью своей определиться. Удивлению дружинников не было предела, когда они увидели, как я распоряжался участковым и рулил действом по водворению двух задержанных в КПЗ.

Вызванная мной из трезвяка фельдшер их перевязала, благо кости у жуликов оказались целыми, Мухтарка кусал со знанием дела, запросто мог травмы поболее оставить, но чуял, что не надо. Или, быть может, обучен так был – не знаю…

В общем, после всей этой административно-протокольной возни время уже стукнуло четыре утра. В общагу пришлось долбиться. Оно и понятно – избушка запиралась на клюшку в одиннадцать ночи. Разбудил я недовольную Василину Егоровну.

Та грозилась милицию вызвать спросонья, но, увидев меня, перепачканного кровью, заохала и схватилась за сердце.

– Морозов?! Кошки-матрёшки! Что с тобой?

– Ерунда, – улыбнулся я. – Бандитская пуля.

– Скорую вызвать?

– Не переживайте, это не моя кровь…

– Ну, Морозов!.. – выдохнула коменда. – Совсем мужиком стал… Ты ли это?

– Я, я, Василина Егоровна, а кто же еще? Не инопланетяне же!

– А вот не скажи! У меня подруга дочке книжку достала детскую. Так там про космических пиратов написано, – начала вещать коменда.

В СССР было принято пересказывать друг другу книжки, хороших изданий на всех их не хватало.

– Так вот, – продолжала Василина Егоровна. – Она рассказывала, что космические пираты могут принимать облик любого человека.

– Дайте угадаю… А зовут их Крыс и Весельчак У? – прищурился я.

– А ты откуда знаешь? Кошки-матрёшки! Книжка в тираж даже еще массовый не вышла, ей по блату прислали пробники.

– Я же и есть пират… – многозначительно кивнул я. – Космический.

– Ой! Да иди ты! – отмахнулась женщина. – Умойся хоть, а то страшный, как мой бывший с похмелья.

– Вы и замужем успели побывать?

– Скажешь тоже, замужем… одно название. Ни свадьбы, ни колец, ни жизни… Прям верно заметил – «побывать».

* * *

Будильник разбудил меня ближе к обеду. Я его завел на попозже. Дребезжал, как никогда громко. Видно, паразит, за утро сил набрался.

Несмотря на то, что продрых я долго, чувствовал себя немного разбитым. Рёбра ломило. Опять утреннюю тренировку пропущу. Да и не утро уже вовсе. Ничего, наверстаю позже. Вся жизнь впереди…

Вчерашняя ночь показала, что лейтенант Морозов в физическом плане – уже совсем далеко не рохля.

Снова я подумал, что надо гири прикупить, все некогда забежать в спорттовары. Или, может, вообще в секцию какую пойти? А что? Сейчас, кстати, всякие каратэ в почете. Их пока в СССР не запретили еще, все впереди, и секции цветут буйным цветом. Но этот вид единоборств меня не особо впечатляет. Стойка, будто на шпагат хочешь встать, и удары из-под ребер, а морда в это время, получается, открыта всегда. Ерунда какая-то. Уж лучше на бокс или на борьбу пойти.

Приняв контрастный душ, я словил желанный бодряк. Наспех позавтракал, а точнее, уже пообедал холодной жареной колбасой, которой заботливо оставил мне целых полсковороды Нурик. Запил все кефиром (чаёвничать некогда) и помчался в отдел.

Мухтар встретил меня с видом довольным, но совсем не голодным. Не прыгал на сетку и не подталкивал к калитке пустую миску.

Отлично! Кто-то его догадался-таки покормить. Я, конечно, сказал дежурному, чтобы он все организовал с утра по кормежке, но в этот раз был не Баночкин, и на него надежды не было. Еще сказал, чтобы тот передал Кулебякину, что меня с утра не будет по причине того, что ночью работал.

Но судя по тому, что начальник свесился из окошка, едва увидев меня возле вольера, и, главное, курит и пристально смотрит, то получается, что дежурный и про это забыл. Но Мухтара кто-то покормил. Рожа довольная и сытая. Или крови вчера напился? Вампир… Ха.

– Морозов! – наконец, окликнул меня из окна начальник. – Ты где ходишь? Это ты только сейчас на работу соизволил явиться?

– Работал ночью, Петр Петрович, зайду, доложу.

– Ладно, – отмахнулся тот. – Предупреждай в следующий раз.

И убрался из окошка, ловко пульнув окурок в бурьян у забора.

Я подошел к своему строению, увидел, что дверь не заперта. Рука почему-то сама нащупала то место на поясе, где должна была висеть кобура. Никогда не было такой привычки, а сейчас вот здрасьте.

Но пистолета, естественно, не было, я его сдал еще ночью. Он у меня был не на постоянном ношении, хотя в свете последних событий, думаю, надо бы разрешение выбить на постоянку. Но там тоже заморочек много, сейф нужен. А я в общаге живу. Да и на испытательном – нет, нет, не дадут.

Постоял, подумал, кто там ко мне вломился, потом понял, что, наверное, свои – среди бела дня враги в ментовку не придут.

Дернул дверь и вошел…

Глава 2

– Привет, Сан Саныч! – воскликнул Серый. – Долго спишь! А я Мухтара покормил, вольер почистил.

Я и забыл, что дал Серому ключ от кабинета, на тот случай, если вдруг я не приду вовремя (как сегодня) – чтобы он занимался собакой.

– Молодец! – похвалил я. – Как там сестра? Не спалила тебя, что поздно вечером отсутствовал?

– Э-э! Еще как спалила, – вздохнул паренек. – Понимаешь, какой закон подлости – как дома сижу, так в комнату ко мне в жизни не зайдет, как отлучился – ей понадобилось вдруг фломастеры взять на ночь глядя. Как чувствовала…

Он скорчил гримасу досады.

– Сильно ругалась? – уточнил я. – Ты нас не выдал?

– Не выдал, конечно, сказал, что с пацанами на стройку в войнушку играть бегал. Днем там рабочие – не сунешься. Разозлилась! Даже тапком меня хотела отходить по заднице, но я не дался, не маленький уже, тапок выхватил – и в форточку его.

Я присвистнул.

– Суровая у тебя сеструха, и тапок жалко.

– Да он дырявый был, второй целый дома лежит. В общем, сейчас мы с ней не разговариваем. То есть, взаимно.

Обиделся Андрей на заботу.

– Хреново, надо бы помириться.

– Да заколебала она.

– За тебя беспокоится…

– Ага, так беспокоится, что за тапок хватается. Думает, что я балбес и на все мне пофиг.

– А ты не балбес? – прищурился я.

– Балбес, конечно, – честно выдал Серый, – но не на всё пофиг. Хотя есть вещи, которые меня абсолютно не интересуют. Вот другие пацаны, к примеру, на речке, на рыбалке пропадают, или черешню хорькуют с дач, гудрон на стройке жуют, в ножички играют, по помойкам «клад» ищут, а мне как-то совсем не интересно это. Детский сад, блин… Ну я понимаю, если еще дымовуху смастерить или бомбочку из карбида. Но тоже уже надоело…

Он вздохнул. Ну прямо Онегин местного разлива, всё уже в этой жизни видал.

– Вот как? И что же тебе интересно? – спросил я, а про себя подумал, что вообще-то быстро взрослеет Серый. Главное, чтобы не в то русло не ушел…

– Как что? Вот в ментовке, то есть в милиции у вас тут, мне шибко интересно! И с Мухтаром возиться тоже. Я тут подумал, Сан Саныч, – парень опустил глаза, будто стыдился того, что будет говорить дальше. – Я это… ну… согласен стать ментом… Ну, то есть не совсем ментом, а кинологом.

– Кинолог – это совсем мент. Прям настоящий-пренастоящий.

– Ладно, чего уж теперь… – шмыгнул носом Серый. – Школу придется заканчивать.

– Ха! Погоди… А ты что? Не хотел и школу заканчивать? – насторожился я.

– Да, думал… Годик еще перекантоваться в восьмом классе и в ПТУ пойти. В школе книжки неинтересные задают читать.

– Нет уж. Придется тебе десять классов заканчивать, – авторитетно заявил я, хотя доподлинно не знал, где учат на кинологов и после какого класса.

Но все же эта должность, по крайне мере, сейчас, в семидесятые, не офицерская. Тям у Серого есть, это видно и сейчас, и по прошлой-будущей жизни. Его уровень вообще-то и повыше будет, чем простой кинолог. Выучиться ему надо…

Сам того не замечая, вдруг мысленно я и себе планку задал. До этого момента как-то особо не задумывался – пересижу собачником оставшихся два года и свинчу на вольные хлеба. А теперь? А что, если и эти два года использовать с пользой? Можно как-то по службе продвинуться… Чего время терять?

Я напряг мозги и попытался ковырнуть память Сашка, уж он-то должен разбираться в ментовских передвижках по вертикали, как-никак закончил высшее ведомственное. Но в памяти всплыли (от Сашка, или, может, я и сам это знал) лишь такие перспективы.

В милиции все зависит от должности. Если ты следователь или инспектор розыска, то выше старшего инспектора тебе не подняться. Можно вообще всю жизнь просидеть на должности старшего инспектора. Чтобы пробиться наверх – это нужно стать начальником подразделения. Например, того же следствия или уголовного розыска. Но у нас в Зарыбинске горотдел небольшой, и начальников подразделений совсем нет. Есть только Кулебякин – начальник всего-всего разношерстного отдела. Получается, что если мне приспичит двигаться дальше, то это уже в область нужно. Ну нет, не согласен… Оставить Мухтара? Но, как ни крути, в Зарыбинске мне роста нет, разве что, если только Кулебякин на пенсию уйдет. Опять же, там много претендентов на его кресло – Антошенька, например. Кто поставит начальником простого кинолога? От таких мыслей я пришел к выводу, что карьеру мента в этой жизни мне делать пока совсем не хочется, да и возможности нет. Но червячок засел. Семечко проросло. Комарик укусил…

Все эти мысли пронеслись буквально за несколько секунд, и я продолжил разговор:

– Сестра-то что, больше про Мухтара не спрашивала?

– Не-а, говорю, же – разругались вдрызг. Ни про что и не спрашивала.

– Надо, значит, чтобы она знала, что тебе не все равно, что некоторые важные в жизни вещи ты ценишь, – задумчиво пробормотал я. – Ты же сам бы хотел, чтобы она в тебе разглядела, – я поводил рукой, как будто в живот к нему залез, – вот это вот. Нужно дать ей понять это…

Андрей только фыркнул.

– Как? Ты опять придешь и замолвишь за меня словечко? – Серый вопросительно чесал нос. – Вот только сеструха почему-то начинает дергаться, когда тебя видит. Будто суеверная и черного кота увидала. Ты же ей ничего плохого не делал, Сан Саныч.

– Нет, конечно, женщинам я делаю только хорошее, – я постарался ухмыльнуться, как самый обычный человек, который ничего такого ни про кого не знает.

– Вот и я не пойму, чего она так?

– Переубедим ее… Я про тебя, имею в виду… – я задумался и принялся искать взглядом непонятно что. – Но тут надо что-то поавторитетнее моих слов… О!.. Придумал! Мы тебе благодарность от начальника ГОВД выпишем. Или грамоту. Похвальный лист? Диплом? Как там это называется? Грамота, скорее всего…

– Грамоту? – сверкнул глазенками парень. – Ух ты! У меня пока нет ни одной грамоты. Класс! Ну, то есть, ей понравится. У нее лично много грамот.

Он поскреб макушку, чуть поразмышлял и, немного сникнув, спросил:

– А за что грамоту? За просто так? Это же не по-настоящему… Неинтересно.

– Как это не по-настоящему? – стал загибать я пальцы на руке. – Ты осуществляешь кормление служебно-розыскной собаки – раз, помогаешь с ведением документации – два! Чего смотришь? Да, да, помогаешь с бумажками! Табличку с рационом ты же составлял? Во-от… В отсутствие инспектора-кинолога выполняешь его обязанности на базе, так сказать, как сегодня, например, это – три. Ну и помогаешь в дрессировке и натаскивании Мухтара, вернее, будешь помогать, как договорились – след мы так еще и не проложили, но авансом зачтем – и это четыре. При таком раскладе ты не только грамоту заслужил. Тебе медаль положена.

Тут я, конечно, немного загнул. Это на меня частые беседы с начальством так плохо влияют. Но это сработало.

– Ого… – восторженно пробормотал Серый. – Лучше грамоту, я ее на стену повешу. Вот сеструха гордиться мной будет. А долго ждать эту грамоту?

– Недолго, сиди здесь. Я скоро, все разузнаю и вернусь… Читай пока книжку по дрессировке.

Я направился в кадры. Поднялся на второй этаж, дверь кабинета открыта. Мария Антиповна, изящно выгнув цаплей спинку, стучала по клавишам пишущей машинки. Как настоящий кадровик, она не поворачивала головы, когда кто-то входил. Просящему положено было первому прокашляться, поздороваться, пошмыгать носом, дабы привлечь к себе внимание инспектора. Но меня она сразу узнала по походке, хоть я и был без галифе, и шляпу на панаму не носил.

Не переставая стучать по клавишам (это высший пилотаж навыков машинистки), она повернула голову и проговорила:

– Здравствуйте, Александр Александрович.

– Привет, Маша, а что так официально? Вот подойду и ущипну за…

Хотел сказать – за попу, но осекся. Я вдруг понял, почему Мария Антиповна не вскочила ко мне с объятиями – в кабинете мы были не одни. За столом для бумаг и пришлых сотрудников-посетителей копошился эксперт-криминалист.

– Ущипну за… – пришлось продолжать начатую фразу… За вон тот росток. Вернее, отщипну.

Я ткнул в стоящий на окне в глиняном горшке глянцевитый вялый фикус-пикус неизвестной породы.

– Уж больно цветок красивый, – качал я головой, будто любуясь на отвратительное порождение флоры, – Все хочу росточек попросить, а то у меня в кабинете без декора грустновато интерьер смотрится. Это же… спатифиллум?

– Бегония, – ответила Мария, а Валентин удивленно приподнял бровь, оторвавшись от бумажек и глянув на полудохлое комнатное растение с нездоровой рыжиной на листьях.

Его бы пристрелить (не эксперта, а цветок), чтобы не мучился, а не росток отщипывать.

– М-да? А я думал, спатифиллум. Тогда потом отщипну… Как-нибудь в другой раз.

Честно говоря, для меня каждый незнакомый цветок – это спатифиллум. Слово красивое, и из названий цветов только его знаю (само растение в глаза не видел, наверное), и как-то запомнилось раз и прилипло. Нет, я, конечно, знал самые распространенные в СССР комнатные цветы, их обожали выращивать советские хозяйки. Это герань, хлорофитум и прочие кактусы. А все остальное для меня – спатифиллум.

– Что вы хотели, Александр? – кадровичка старалась не улыбаться, даже лоб морщила, но глаза ее светились, уголки губ все одно предательски прогнулись чуть вверх.

Что хотели… Не «что», а «кого»… Сказал бы я ей, да Валек рядом. Копошится в бумажках, что личинка в навозе. Интересно, скоро он уйдет? Судя по сосредоточенному взгляду и тщательности, с которой он трет сейчас краем вязаной жилетки стекла очков – совсем не скоро. Ну да ладно… В следующий раз, значит…

– Грамоту хочу, – сказал я правду.

– М-м… Ну это на день милиции или на юбилей Главка. Или можете внеочередным образом отличиться. Поймать маньяка. Сексуального…

– А маньячки бывают? Сексуальные? – серьезно произнес я.

– Сексуальные бывают, а вот насчет того, маньячка или нет, это уже органам решать.

Валя и ухом не повел на наши игры в иносказания.

– Нет. Не мне награда. Я и без грамоты обойдусь, она нужна моему другу.

– Мухтару? Хи-хи…

– Мухтару я куплю мяса лучше. Юному помощнику милиции. Школьнику. Да ты, то есть вы, его видели. Он частенько у меня в кабинете находится. Ну-у… когда дверь у меня открыта, – уточнил я, поняв, что сотрудник кадров обычно не бывает в кабинете у кинолога. – Из вашего окна видно. Да?

– Конечно, конечно, это рыженький такой?

– Темненький, просто на солнце блестел. Он многое делает для становления кинологической службы в ГОВД, – я стал снова перечислять, но уже не загибая пальцев.

Мария Антиповна, слушая меня, наклонилась к выдвижному ящику стола, вытащила оттуда лощеный бланк грамоты. Все как положено – с флагом, гербом и Лениным. Протянула мне и сказала:

– Заполни красиво, напиши, за что и кому, подпиши у Петра Петровича, потом придешь, я тебе шлепну. В смысле, печать шлепну.

Она снова захихикала, уже не слишком скрываясь.

– Так просто?

– А что, должно быть сложно?

– Ну, Мария Антиповна, – изобразил я эмоции, глотая смешок. – Я тут, значит, распинаюсь, настраиваюсь, а оказывается, все просто… И в главк не надо запрос делать.

– Грамоты у меня с соревнований по Динамо остались, – улыбнулась женщина. – Считайте, вам повезло.

– А если бы не повезло?

– Пришлось бы в «Союзпечати» бланки покупать.

– Ну, тоже ничего сложного и критичного.

Наша игра для одного зрителя подошла к концу. А зритель этот ни ухом, ни глазом, ни другим местом не повел. Вот паразит, а мы так старались…

– Валентин, – я подошел к столу с криминалистом. – А вы что, в кадры перевелись?

– Я характеристику свою в личном деле не могу найти. Чтобы заменить.

– На фига? Э… э-э… Зачем?

– Мама мне новую сделала. Представляете? В старой забыли указать общественную деятельность по линии юных защитников природы, мою победу в Артеке на математической спартакиаде, и еще не было прописано о…

– Погоди, – прервал я его. – Валёк! Характеристика, блин, что? Школьная?

– Ну да…

И тут уж я не стал сдерживаться и поправляться:

– На фига?!..

– Александр, – встал и снял очки эксперт. – Вы недооцениваете роль характеризующих материалов. Объективная оценка о человеке как члене коллектива, работнике, общественном деятеле в обязательном порядке должна быть задокументирована и приложена.

– А, ну если задокументирована, то да… – закивал я. – Без школьной характеристики в милиции не место. Кстати, Валентин, ты тут сильно не засиживайся, у меня к тебе дело есть. Зайду скоро к тебе в вотчину лабораторную. Ты можешь определить, из золота или нет выполнено изделие?

– Там должна быть проба выбита, – отозвался эксперт.

Простой какой, это б я и так увидел. Чтобы глаза разуть, корочка эксперта не нужна.

– Нету пробы, и это не кольцо вовсе.

– Хорошо, приносите… – он снова зашелестел бумажками.

Я подхватил грамоту и пошел на выход. Уже в дверном проеме обернулся и подмигнул Маше, а потом показательно завел глаза к потолку.

Вышел, прошел пару кабинетов. Встал в закуток коридора возле замшелого огнетушителя. Чуть подождал. Ага… Зацокали каблучки – все ближе и ближе.

Шаги перед закутком замедлились, и ко мне впорхнула кадровичка. Повисла на шее и впилась поцелуем в мои губы. Я обнял, погладил ее по интересным и упругим местам, но почувствовал вдруг, как неизбежно кривятся под ремнем брюки, шумно выдохнул и чуть отстранился. Мы отлипли друг от друга.

– Пойдем к тебе, – прощебетала она.

– Сегодня у меня посетитель, – покачал я головой.

– Кто? Опять журналистка? – Мария Антиповна еще больше отстранилась.

Уперла кулачки в бока, а локти чуть отвела вперед, будто на меня острием направила.

– Нет, обладатель этой вот грамоты, – помахал я бланком.

– Ясно, – сверкнула она зубками, а затем спешно чмокнула меня в губы и выскочила из закутка, потому что по коридору кто-то шел. Я вжался в стенку и притворился старой штукатуркой.

Шаги приблизились. Это был эксперт Загоруйко.

– Мария Антиповна, – проговорил он и преградил ей путь, а я вжался еще сильнее.