Текст книги "Завод: Назад в СССР. Книга 1"

Глава 4

В цеху стоял шум и грохот, для того, чтобы быть услышанным, народ разговаривал на повышенных тонах. Со временем это переходило в привычку, из-за которой, кстати, я в свое время немало ссорился с бывшей женой. Что-нибудь скажу, а она: да что ты кричишь. А я что могу сделать, если это «профессиональное»? Конкретно в этом цеху шум стояли ещё больше, чем в моем родном. И я было задумался вернуться в материальную кладовую, чтобы выторговать ещё и беруши, но в этот момент услышал через шум станков:

– Товарищ!

Я огляделся и увидел за своей спиной молодого толстячка в подтяжках и в очках с толстыми линзами. На его голове уже красовался, как ни странно, островок лысины. В руках он держал какую-то книгу тёмно-синего цвета.

– Да-да, это я к вам обращаюсь! – заверил он и решительно двинулся ко мне.

Ростом он оказался ниже меня почти на голову, и вообще был похож на Карлсона. Судя по спецовке в которую он был одет, работал парень фрезеровщиком. Подойдя ближе, он сразу перешёл к делу.

– В профсоюз вступать собираетесь? – спросил Карлсон, щурясь.

Я сразу прикинул, что у него очень плохое зрение. Интересно, как его вообще сюда медкомиссия пустила.

– Да как-то руки ещё не дошли, – я пожал плечами. – Я же первый день только.

К профсоюзу у меня всегда была двойственное отношение.

– Меня Вячеслав зовут, я председатель цехового профсоюза, – фрезеровщик протянул мне руку, но продолжил строго на меня смотреть, как на несмышленого мальчишку.

– Ага, приятно, я Ва… Егор, ученик слесаря.

Пожать в ответ руку товарища председателя было достаточно проблематично, потому что я держал обеими руками тяжеленный ящик с инструментом. Вячеслав об этом всё-таки догадался и, чуть сжав мне запястье, таким образом поздоровался.

– А когда руки дойдут? – серьезно спросил он.

– В самое ближайшее время, – я ответил ему улыбкой, давая понять, чтобы пока что он от меня отвязался.

Профсоюз – это, конечно, здорово, но как-то до него сейчас. Дальше и посмотрим. Хотя смотреть особо не на что, всё-таки профсоюз штука довольно-таки добровольно принудительная. Откажешься – и будут на тебя волком смотреть, а при каждом удобном случае припоминать. Зато нет-нет, а порой через профсоюз можно получать путёвки в санаторий или билеты на новогоднюю ёлку. Хотя и тут все равны, но некоторые равнее. Я, например, за сорок лет честного труда и всего с несколькими больничными, а в санатории даже ни разу не был. Хотя билеты на ёлку получал исправно.

– Могу дать вам материал для ознакомления, – отвлёк меня от мыслей Вячеслав и протянул ту самую тёмно-синие книжку, которую держал в руках.

Опять забыл, что у меня руки заняты. Но подтяжечник быстро сориентировался и положил книжку сверху на ящик. Ну да что уж там, грузите, не верблюд, донесу. Карлсон на этом развернулся и молча зашагал прочь. Я скользнул глазами по названию: профсоюзы СССР, год выпуска 1974-й. Интересно, он всем эту книжку сует? «Приводной ремень» от партии в массы, блин. Главное, надо не забывать исправно бабки отстёгивать, какой там профсоюзу взнос? Один процент от зарплаты, кажется? Кстати, а в комсомоле я состою? Должен состоять…

На стене цеха рядом с табло с информацией висел небольшой плакат: «Комсомол. Будь всегда впереди» – но там, конечно, обо мне не могло быть ни слова. Среди собственных документов я комсомольского билета не припомню. Ну, значит, на досуге подам заявление.

Я наконец вернулся к верстаку и поставил ящик. Рабочее место наставника располагалось через два ряда об меня. От моего взгляда не ушло, что на его верстаке лежит точно такой, как у меня, ящичек. Ага! Неужели там у Семена Палыча инструмент, который мне должны были выдать? Мол, ученик на то и ученик, чтобы руку набивать на барахле.

Только тут поправочку надо сразу сделать – мне практиковаться не нужно, за четыре десятка лет руку набил так, что многие операции делаю не глядя.

Наставника не было, на перекур вышел. Поэтому я подошел к его верстаку и махнул ящики. Себе отволок новый инструмент, а наставнику загрузил барахло из инструменталки. Вот теперь у меня были нулячие инструменты. Другое дело.

Я вытащил из ящика свое добро и первым делом переоделся, спрятавшись за металлическим щитом шлифовщицы. Та сделала вид, что смотрит на чертеж, но и я особо не стеснялся – не в раздевалку же идти, ключи у сторожа брать, опять расписываться…

Ждать я никого не собирался и решил начать оборудование рабочего места. Так, что нам нужно… да все нужно. Верстак новый, поставили совсем недавно, и пока что он пуст и чист, как холодильник после новогодних праздников. Кроме столешницы да двух ящиков, по три полки каждый, открытых нараспашку, здесь и нет ничего.

Первым делом я поставил штуцеры на шланг. Подключил его к воздуховоду. Теперь можно пользоваться пневмодрелью и пистолетом для обдува стружки. Последним, кстати, надо будет обзавестись. Судя по другим верстакам, пистолеты здесь, в основном, самодельные. Ничего, сделаем себе такой. А вот пневмодрель у меня уже есть – и не старая, а новенькая. И подключил я её для того, чтобы иметь возможность проковырять отверстия в столешнице. На них с помощью крепежных болтов поставлю тиски.

– Товарищ, сверла не найдется? – обратился я к соседу.

Все это время с соседнего верстака за мной наблюдал здоровый такой парнишка лет двадцати пяти, занят он был размёткой партии дюралевых деталей под фрезеровку. У него я и решил попросить сверло.

Слесарь отложил штангенрейсмас и открыл свою дверцу ящика, явив нажитое за время работы добро. Полки буквально ломились от инструмента – как кухня у повара какого-нибудь царя. Поглазеть на сокровищницу он мне не дал, быстро вытащил деревянную подставку, ощетинившуюся сверлами разного диаметра, и закрыл дверцу ящика.

– Выбирай, – с гордостью сказал он, подвигая ко мне деревянную подставку.

Выбор был действительно большой. От «волосинок»-единичек до сверл двенадцатого диаметра, причем с шагом по миллиметру.

Патрон пневмодрели зажимал сверла до девятки, но я заметил, что сверла в подставке проточены с одной стороны до нужного диаметра.

– Если тебе под болты, двенадцатую бери, – посоветовал он. – Меня, кстати, Дима зовут. Четвертый разряд, пару лет уже здесь работаю. Если какая помощь нужна или по инструменту что – обращайся. Только с возвратом канеш.

Я поблагодарил парня за отзывчивость, взял двенашку, а через несколько минут уже просверлил три отверстия под болты в верстаке. Установил намертво тиски, проверил их работоспособность и про себя отметил, что надо бы обзавестись мягкими губками. Поверхность у тисков была ступенчатая, такими если мягкий металл начнёшь зажимать, вмятины останутся. Взяв у Димы пистолет, я сдул стружку, отошел на пару шагов от верстака и поскреб макушку. По-хорошему тут не только мягкими губками обзавестись надо, а ещё притащить разметочную плиту, получить микрометр, штангенрейсмас, сверла и многое-многое другое. Ну ничего, Москва тоже не сразу устроилась. Мне в свое время, чтобы набить нужным инструментом ящик и обзавестись плюшками, понадобилось несколько лет. Сейчас-то, может, и побыстрее дело пойдет. В том, что я останусь на заводе, я почему-то не сомневался. Чувствовал себя здесь в своей родной стихии. Я принялся разбирать ящик и доставать остальной инструмент.

– Ни фига! – изумился появившийся с затянувшегося перекура наставник.

Он был явно удивлен, что я сумел не только присобачить тиски на верстак, а еще и шланг к воздуховоду присоединить.

– Хе, я думал, мы ща с тобой возиться будем до обеда, пока пятое, пока десятое. Быстро схватываешь, товарищ ученик!

Я коротко плечами пожал. Наставник все же проверил крепления тисков, посмотрел, не стравливает ли где воздух, и, не найдя косяков, хмыкнул себе в усы. А потом разглядел новый инструмент и подвис, явно не понимая, откуда у меня он взялся. Потом все-таки сообразил, зыркнул на свой верстак, перевел взгляд обратно.

Пошевелил усами, но сказать ничего не успел.

– Мне теть Люба сказала, что вы за меня в журнале подмахнули и инструмент получили, спасибо, кстати, – я улыбнулся. – И кстати, я не проговорился, что вы ее бабой называете…

– Э-э… – замялся наставник.

Было видно, что он не знает, что теперь сказать. В итоге завел шарманку про то, что маловато ещё у меня опыта, чтобы работать с новым инструментом.

– Я-то думал как, у меня инструмент чутка полежит, пока ты не натаскаешься…

Но и эту нехитрую, шитую белыми нитками отговорку он договорить не успел.

– Ну что, передовики! – к моему верстаку подошел мастер, прерывая наши обсуждения.

Он держал техпроцесс, и, как у официанта на подносе, на нем лежали детали. Их он вручил моему наставнику. Следом достал из-под мышки стопку макулатуры и положил рядом.

– Смотрю, вы тут быстро управились, а говорил – до обеда возни, – мастер с одобрением посмотрел на моё рабочее место. – Но ученичество – дело хорошее, а план никто не отменял. Разверни до конца смены.

– Пятьдесят шестые! Сергей Алексеич, ну ты… Тю… Ты ж знаешь, что это песня, у нас на них инструмента нет, – Семен Палыч безошибочно определил детали, даже не взглянув на технологию. – Мне пока УСП соберет…

– Что-нибудь придумаешь, – мастер не стал слушать, ободряюще похлопал Палыча по плечу. – Чтобы в ГОСКе до конца смены лежали.

Наставник что-то побурчал себе под нос и пошел за свой верстак, забрав детали вместе с технологией.

– Так, теперь ты, – мастер постучал пальцем по стопке макулатуры на верстаке. – Проштудируй от корки до корки, после обеда проверю, и чтобы как от зубов отлетало.

Я взглянул на макулатуру – это были методические пособия по слесарке и технике безопасности. Полистал пару страниц.

– Как отстреляешься, шуруй в раздевалку, переодевайся – и пойдешь в учебку. Где находится, знаешь?

– Разберусь, Сергей Алексеевич. Когда в цех шел, корпус видел, так что в трех соснах не заблужусь.

Понятно, что ничего я не видел, потому что никуда не шел, но вот в прошлой жизни я мимо учебки лет двадцать туда-сюда ходил, пока завод не закрылся.

– Добро. Обратно можешь не возвращаться, так что лучше сразу забери у табельщицы пропуск и айда в общагу.

– Идет, – про себя я сделал пометку, что живу я все-таки в общаге.

– Вопросы? – он подождал, но лишь пару секунд. – Ну, раз нет вопросов…

Мастер уже собрался уходить, последние слова были простой формальностью, но я его все же остановил.

– А если… я все это уже читал?

– Когда? – удивился Сергей Алексеевич.

– Так в учебке как раз, – я не успел придумать ответ и уцепился за учебку.

– Э-э… по ушам мне ездишь?

– Так можете любой вопрос задать, если не отвечу – ну, значит, перечитывать придется, – я коротко плечами пожал.

– Хм, ладно, – он встал поровнее, как статуя в музее. – А ну-ка назови требования охраны труда в аварийных ситуациях? – мастер прищурился, видимо, считая, что всё это я придумал и на первом же вопросе посыплюсь, как карточный домик.

– Пожалуйста… В каких только? – уточнил я.

– При пожаре что делать? – конкретизировал тот.

Я выдал базу.

– Производственный процесс останавливаем и действуем по плану ликвидации аварий, в частности: отрубаем электричество, сообщаем руководителю, вызываем пожарных. Ну и принимаем меры к тушению пожара, так сказать, имеющимися средствами.

Я поболтал в воздухе руками, мол – действуем.

– А при несчастном случае как действовать? – не сдавался мастер.

– Так-с. Освобождаем пострадавшего от действия травмирующего фактора, соблюдая собственную безопасность. Оказываем первую помощь. Если надо – скорую, и по возможности сохраняем обстановку, при которой произошел несчастный случай. Естественно, если нет угрозы жизни и здоровью окружающих и не нарушен техпроцесс.

– Так. А зачем обстановку сохранять?

– Ну как же. Для проведения проверки и выявления причин с последующим принятием мер. Ах да, еще надо сообщить руководству и специалисту по охране труда.

Сергей Алексеич вылупился на меня, хлопая глазами.

– И правда от корки до корки, во память! Ладно, тогда можешь в учебку прямо сейчас идти. Там дальше тебе, что делать, подскажут. Только по территории не слоняйся, лады?

Я заверил, что никуда кроме учебки не пойду, и сразу после нее направлюсь домой, в общагу. Мастер остался удовлетворен. Потом вместе со мной сходил к табельщице, забрал пропуск и попрощался до завтрашнего утра. Напоследок снова напомнил, чтобы я не шастал по территории, даже если сильно хочется.

– В учебку сразу! И никаких!

– Так точно.

В раздевалку идти не пришлось, я переоделся обратно за тем же щитом, помахал шлифовщице Ире на прощание и вышел из корпуса. Ни в какую учебку, конечно, несмотря на собственные клятвы, я идти не собирался. А вот побывать на той территории, в родном цеху, меня так и подмывало. Территоря завода огромная, и по ней движуться заводские автобусы. Я приметил остановку, с которой каждые полчаса отходил такой автобус на нужную мне территорию, и направился к ней. На остановке не было ни души, хотя, пока я плелся, из соседнего корпуса вышла толстая женщина с завивкой на голове и тоже стала поджидать автобус. У нее в руках я заметил деталь, технологию, а из кармана халата торчал штанген и микрометр. Контролер, значит. Едет разбираться.

– Здрасьте! – поздоровался я, хотя женщину не знал.

Так, из вежливости. Т кивнула в ответ, вытащила из второго кармана книжку и погрузилась в чтение. Хотел спросить у нее, когда будет автобус, но увидел на остановке расписание. Вовремя я пришел, ждать всего несколько минут, если верить большим часам на корпусе.

И действительно из-за угла корпуса вывернул автобус свеженький ЛАЗик, только с контейнера. У меня аж в груди защемило, когда я увидел водителя. Дядька Борька, епрст! Молодой еще совсем, в своей фирменной кепи! Дядю Борю я знал не просто хорошо, а как родного, мы ведь с ним на одном этаже жили. Когда я помоложе был, то бегал к нему, совета спрашивал, а потом, когда подрос, могли вместе и рюмочку раздавить да о жизни потолковать.

Толстая тётка тем временем поднялась со скамейки на остановке и вышла к автобусу, книгу убрала, а вот на меня покосилась с удивлением. Видимо, при виде дяди Бори я заметно так засветился, как гирлянда.

Автобус остановился у павильона, но дверь не открыл. Дядя Боря вылез из кабины, мельком взглянул на меня, естественно, не узнал и, обойдя автобус, полез в двигатель. Я только сейчас заметил, что из решетки радиатора поддымливает или парит.

– Приехали, кажись, – водитель в сердцах махнул рукой.

– Так мы едем? – недовольно забурчала контролер.

– Приехали уже, вскипел! – эмоционально повторил дядя Боря. – Так что другой автобус ждите, товарищи. От вас, кстати, в гараж звякнуть можно?

Контролер отказывать не стала, и они вместе с дядей Борей зашли в корпус. Я так и остался стоять, провожая их взглядом, хорошо не с открытым ртом. Знакомого человека из собственного прошлого я видел впервые. Однако подходить и заговаривать с дядей Борей я не стал. Какой, в конце концов, смысл? Не уследишь ещё за собой и ляпнешь что-то.

Но вот желания попасть на ту территорию только прибавилось. Хотелось поскорее очутиться в собственном цеху, вдохнуть знакомый запах, увидеть большинство тех людей, которые за годы работы стали мне по-настоящему близкими. Ну и, конечно, на самого себя мне тоже не терпелось поглазеть. Я в это время молодой был, дурной – в поле ветер, в жопе дым.

Отсюда до той территории примерно полчаса пешком. Ничего, тело теперь новое, молодое, а пешие прогулки – дело полезное. Я решил пройтись, а заодно поглазеть на родной завод. Однако долго идти не пришлось.

Сзади посигналили, и меня обогнала кара, автомобильчик с электрическим двигателем. Красный, с небольшой кабиной, куда при достаточно компактных размерах могли поместиться два человека. Использовали такие машинки для перевозки по территории завода всего, что душе угодно. Эта кара была загружена большими металлическими болванками, а за рулем сидел худощавый паренёк в одних штанах и в панамке, майка переброшена через плечо.

– Тебе куда? Давай подвезу!

И вот мы уже ехали по дороге. Парень оказался весёлый, звали его Вадим, и он с удовольствием брал попутчиков, чтобы не скучно ехать было. Общительный, он сигналил и приветственно вскидывал руку каждому, кто встречался на пути. И параллельно вкратце рассказывал мне, кто эти люди.

Я тоже рассказал ему в двух словах о себе и заметил, что едва Вадим услышал номер цеха, в котором я работаю, сразу поморщился.

– Как тебя в этот гадюшник-то угораздило, нормальный же, вроде пацан! – захихикал он.

Я комментировать не стал. Мы как раз остановились у до боли знакомого корпуса.

– Давай, дружище, если что надо – обращайся, своим людям всегда помогу! – Вадим напоследок посигналил и уехал.

А я окинул взглядом корпус, внутри которого располагался мой родной цех. Набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул и решительно двинулся к воротам.

Ну здравствуй, моё настоящее прошлое…

Глава 5

О да!.. Я с наслаждением втянул носом знакомый запах… эмульсии? Жженого масла? Старых досок, которыми все еще была укреплена крыша? Старый цех пах по-особенному, и этот запах не разгадать до конца и не перепутать с чем. Запах шел из открывшейся у меня перед носом двери.

– Так вот, я ему говорю, где в чертеже написано то, что вы в техпроцессе пишете? – из корпуса в курилку вышли трое мужиков. Все до одного – старые знакомые из бригады наших товарищей по цеху.

Я сам собою замер. Меня все трое смерили взглядом, но, не узнав, быстро вернулись к разговору.

– А он че? Брак на кого вешать?

– Ниче, стоит зенками хлопает… товарищ, у тебя огоньку не найдется? – спохватился Ленька Абрикосов и обратился ко мне, похлопав себя по карманам. – Спички-то я в цеху забыл!

Я покачал головой – по прошлой жизни ближе к полтиннику вредную привычку бросил, и в этой не собирался даже начинать.

Мужики снова потеряли ко мне интерес, а я шмыгнул внутрь, сразу же попав в подзабытую, но такую знакомую атмосферу.

Огляделся.

Высоко на потолке поскрипывали светильники, гудели какой-то своей какофонией станки. Туда-сюда сновали люди, кто с тазиками с деталями, кто с подшивками техпроцессов под мышкой… рабочий день советского предприятия шёл полным ходом.

Впереди за поворотом меня встречал фрезерный ряд. Я решительно двинулся туда, когда дорогу мне перегородил мужичок с жиденькими усами, которые он, несмотря ни на что усердно отращивал и видно. что лелеял.

– Ты инженер техники безопасности? – буркнул он, дырявя меня таким взглядом, будто собрался проковырять отверстие насквозь сверлом на двадцать.

Его, кстати, мужик держал в руках.

Ого, мастер! Витька? Да, Витька Белоусов, мастер первого участка. Сейчас его было уже не узнать. Я-то привык видеть его малость постарше, Витька был одним из тех работяг, кто после закрытия старого завода устроился на новый. Правда, последние пару лет здоровье у него было ни к черту, он не вылезал с больничных и сильно изменился, весь как-то посерел и поблёк. Он, как и я, был свидетелем той страшной аварии на старом заводе, то есть на это, нынешнем теперь… и серьезно пострадал.

– Так, ну смотри, – не дождавшись от меня ответа, Белоусов перешёл к сути своего дела: – Ставим приблуду вот тут, – Белоусов ткнул в пространство за моей спиной. – Я щас слесарей попрошу дырок под болты наделать…

– Нет, – я медленно покачал головой. – Я не инженер. И к отделу по технике безопасности отношения не имею.

– Блин, – Белоусов отмахнулся в сердцах, развернулся и пошагал к слесарному ряду. – А я ему, как идиот, рассказываю, куда ставить будем. Тьфу!..

Как ни крути, хоть старый, хоть молодой, а Витька всю жизнь оставался напористым и взбалмошным мужиком. Мировой мужик, если пить, то так, чтобы на ногах не стоять, если любить – то так, чтобы без остатка. Ну и если работать, то впахивать. Не зря ветерана социалистического труда получил и всегда в передовиках числился.

Я проводил Витьку взглядом и двинулся во фрезерный ряд, по пути встречая знакомые лица. Ловил на себе ответные взгляды, не сказать, чтобы шибко дружелюбные. Когда кто-то посторонний приходил в цех, он всегда становился объектом пристального внимания. Кто это, с чем пришёл? К незнакомым людям или новеньким на производстве сначала присматривались, чтобы понять, пускать их в коллектив или нет. Ну а на тех, кто не был в спецовке, смотрели ещё пристальнее. Все-таки разделение на свой – чужой было развито на заводе испокон времён.

К фрезеровщикам пришлось идти вслед за Белоусовым, через слесарей. Большинство народа на слесарных участках было занято работой. Кто детали размечал, кто подшивку с технологией изучал, кто работал за станками. У слесаря ведь чаще всего как – своего станка, прикреплённого лично к рабочему, ни у кого нет (если только речь не об уборке). Кто первый станок занял, тот и работает. Другое дело – фрезеровщики, вся фрезерная работа у которых проходит за станком, тут уж в очереди не постоишь, к своему станку привыкаешь, прекрасно знаешь его особенности и на что он способен. Менять станок никто не любит, вот и я все десятилетия, которые отпахал от звонка до звонка, проработал всего на двух станках. А свой первый и самый любимый всегда помнил. И тут… И тут я увидел, и сердце замерло, а потом чаще забилось. Ух… Вот он, кормилец! Как будто меня ждал. Еще не старый и не покрыт чернотой мазута, не поцарапан стружкой, в родном сверкающем окрасе. Я залюбовался даже. Бесконечно можно смотреть на три вещи: горящий огонь, бегущую воду и свой первый станок…

За станком не было никого, тиски пустовали, хотя вокруг рабочего места была уже рассыпана стружка. На столике на колесиках лежал чертеж, тут же коробка с деталями и штанген. Несмотря на косые взгляды других фрезеровщиков, тоже мне знакомых, я встал на деревянную решетку и, уперев руки в боки, осмотрел рабочее место. Кнопки ещё не затертые, ручки все целые… хоть становись и работай! Детали даже знакомые – я покосился на ящик с партией 72-й позиции. Шла первая операция – фрезеровка площадки заподлицо. Пару деталей были размечены слесарем для настройки. Я поморщился. Ну кто так работает? Эх, не то пальто, тут допуск километровый, и никакая размётка в принципе не нужна, а вот самодельная приспособа для 72-х пригодилась бы. Зажимаешь по четыре штуки, раз – настроился и попер.

Эх, руки так и чешутся.

– Але! – послышалось из-за спины. – Тебе чего надо?

Я обернулся и даже вздрогнул, увидев перед собой своего первого наставника. Когда я пришел на завод, именно он с нуля учил меня премудростям фрезерного дела. Кстати, именно вместе с ним мы и придумали приспособу для 72-х, когда я начал их фрезеровать. Одну деталь из партии он и держал в руках, видимо, показывал контролёру, потому что под мышкой у дяди Толи была зажата маршрутная карта с проставленной отметкой БТК.

Сейчас наставник смотрел на меня с подозрением и одним глазом косился на открытую тумбочку – не утянул ли я чего. Барахла у дяди Толи всегда было хоть отбавляй, все нужное, все для работы.

– Да так, осматриваюсь, – пожал я плечами.

Пока я ученик, это ещё прокатит как отмазка. Понятно, что рабочее место – это святая святых, и посторонних тут никто терпеть не будет.

– Ну, удовлетворил любопытство, студент? – крякнул мой прежний наставник. – Надеюсь, ты никакие кнопочки не нажимал и за рычажки не тянул?

Я заверил, что не сбивал ему настройки, но старый фрезеровщик всё-таки проверил всё сам.

– Дядь Толь! – обратился я и тут же мысленно себя ругнул.

Наставник-то ещё не представлялся нынешнему мне.

– Хотел чего?

– Просто поглазеть, – честно ответил я. – Первый день на заводе, на проходную шел и…

– Ты с какого цеха? – перебил, прищурившись, дядя Толя.

– С седьмого.

На это он нахмурился.

– Вот и шуруй туда! У меня работы навалом.

Спорить я не стал, пока на слово погрубее не нарвался. Дядь Толя никогда не лез за словом в карман, и мог обложить трёхэтажным так, что любые уши завянут. А тут ещё седьмой цех. Это им как красная тряпка.

Старый фрезеровщик положил детальку, которую держал в руках, на станок и сменил гнев на милость, когда я уже развернулся и делал вид, что собрался уходить. Я знал, его повадки.

– Ты технолог ихний или кто будешь?

– Не-а, я Мишку ищу… ну, вашего ученика!

Я произнёс свое прошлое имя и затаил дыхание. Старый фрезеровщик задумался, посмотрел на меня внимательней и буркнул:

– Нет тут таких!

Точно! Теперь я сообразил, что и быть не должно, я же в это время срочку в армии еще прохожу, дни до дембеля считаю и аксельбант плету…

Я взглянул вдоль фрезерного ряда, мужики-фрезеровщики быстро потеряли ко мне интерес и занимались рабочей рутиной. Можно было пройтись и поглазеть на знакомые рожи, но без спецовки, когда вокруг раскалённая стружка летит – идея так себе. Я решил продолжить свою стихийную экскурсию по главному проходу.

В голове постепенно устаканивалась мысль о том, что это совсем другая жизнь. Новая. Я больше не знаю людей, которые были когда-то близкими, а они не знают меня. И надо бы как-то к этому привыкать. Все же в удовольствии увидеть старых товарищей по бригаде я себе отказывать не стал. Сходил даже во внутрицеховую курилку, не обнаружив их на рабочих местах. Но и там только встретил по второму кругу Белоусова – тот, высунув язык, что-то с усердием записывал в блокнот. Оно и понятно. Конец квартала, мастеров сверху нагружают так, что дым коромыслом из одного места. Ни минуты свободной. План – первое слово, которое мастер узнает, попав на завод, это как у ребёнка первое произнесённое слово – мама.

– Тебе чего? – отвлёкся Белоусов от своего занятия.

– Да мужиков ищу, – я назвал фамилии своих корешков по прошлой жизни.

– Дак в отгуле. Оба. – Белоусов вернулся к блокноту, прежде взглянув в сторону ворот корпуса.

От корпуса до проходной было буквально пять минут ходьбы. Я побрел вдоль центрального прохода, но на половине пути замер, несмотря на жару, неприятный холодок тронул спину. Ворота корпуса открылись, и в проходе появился трактор с телегой-прицепом. А вот на нем – огромная трансформаторная будка… та самая, из-за которой через три года здесь вспыхнет сильный пожар. Я почувствовал, что мне будто воздуха не хватает, я знаю, что случится, а все сейчас беспечны и не ведают, что кого-то из них не будет в живых через три года. Комиссия даже спустя много лет не установила, что явилось причиной возгорания. Головешки сильно не поисследуешь. Но последствия были самые печальные – рабочие, в момент ЧП работавшие за станками, получили сильный удар током и… я прогнал воспоминания.

Вовремя.

Трактор заехал в корпус, начал заворачивать, пытаясь развернуться на пятачке, чтобы разгрузиться. Твою маковку, я заметил, что трансформаторная будка не проходила по высоте. Двое молодцев с флажками, контролирующие транспортировку, устроили себе перекур, полагая, что дело в шляпе. И потому не увидели, что будка сверху уперлась в ворота.

– Э! Мужики! Стопоритесь! – закричал я, бросившись к воротам.

Понятное дело, через шум работы цеха мой крик никто не услышал. Трактор проехал дальше, будка начала крениться и заваливаться.

Бабах!

Многотонная конструкция грохнулась на бетонный пол, переворачивая и всю телегу. Грохот стоял такой, что даже шум станков показался шёпотом. Все мигом уставились на ворота. Работяги ринулись к центральному проходу, бросая работу.

– Ядрен батон! – Белоусов вскочил, выкинул окурок и бросился к месту происшествия.

Выбежал начальник цеха и оба зама.

И всего через пару минут возле ворот столпился почти весь корпус.

– Вы чего натворили? – начальник цеха схватился за голову. – Идиоты рукожопые! Вредители!

Тут я был с ним полностью согласен – но помалкивал.

– Да погоди сразу орать, Николаич, – запыхтел один из мужиков с флажком. – Кажись, обошлось… мужики, а ну-ка, помогите поднять эту бандуру!

Просить дважды не пришлось. Работяги в охотку бросились на помощь. Будка, однако, была слишком тяжелой, чтобы таскать ее на горбу, потому получалось скверно.

– Чего встал, помоги! – бросил мне один из ротозеев с флагом.

Но и с моей помощью дело дальше не пошло.

– Погодьте, мужики!

Белоусов, видя, что ничего путного не получается, решил пойти другим путем. Подскочил к мусорному контейнеру, закатил его под накренившуюся будку, чтобы та половина, что всё еще стояла на телеге, тоже не грохнулась на пол. И, не приведи господь, никого не задавила.

– Леня, аккуратненько вперед проедь! – попросил он тракториста.

Задумка была понятной и логичной. Тракторист поддал газу, трактор покатился, будка медленно сползла с телеги, как по рельсам, и легла на мусорный контейнер. Тот нагрузку принял, все-таки надежная металлическая конструкция. Трактор отъехал, а будка осталась у ворот, удерживаемая контейнером.

– Ну вы даете! – начальник обошел будку, осмотрел характер повреждений и с облегчением выдохнул.

Выглядела она вполне себе невредимой. Но я то знал, что будет с ней потом.

– Где Данила? – зарычал начальник на Белоусова.

Тот молча кивнул и, не задавая лишних вопросов, отправился за Данилой.

Данилой был наш механик, занимавшийся монтажом оборудования. С выпивкой он всегда был на «ты», и в своё время Данилу выгонят за это дело за забор. А потом на него спустят всех собак, посчитав виновным в аварии из-за неправильного монтажа этой самой будки. Неправильное… оно, может, и было неправильным, но теперь перед моими глазами, судя по всему, открылась настоящая причина случившегося несколько лет спустя.

Отнюдь не в монтаже было дело, вернее, явно не только в нём. Будка наверняка получила скрытые повреждения после падения. Просто мы их пока не видим.

– Вы бы проверили, не сломалось там что, мужики? – решил вмешаться я.

Никто, кроме меня, не мог себе сейчас даже представить, к чему это приведёт в будущем.

– А ты вообще кто такой? – насупился начальник.

Кажется, моё вмешательство возымело обратный эффект.

– Рабочий, на проходную шел, – ответил я.

– Дорогу, может, подсказать? – тут же вмешался один из замов.

В принципе, такого «ласкового» обращения хватило бы, окажись на моем месте юный и нежный заводской ученик. Но я тушеваться не стал.

– Я как-то сам найду, а вот тебе проверить будку не помешает, всё-таки не декорации устанавливаете. И если что-то неисправно, у вас всё оборудование к чертям сгорит, – с ударением произнёс я, глядя заму прямо в глаза. – Оно тебе надо?

– Давай шуруй, куда шёл. Советничек, блин, нашелся, – послышался голос одного из токарей.

Я повернулся к работяге, сразу узнав Серегу Остапчука. Мужик он был неплохой, но тут ведь дело какое – на заводе на грубость отвечать надо только грубостью. Иначе заклюют, все-таки коллектив мужской, по большей части, не институт благородных девиц.