Текст книги "Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)"

– Что насмешило тебя? – резко спросил паша.

– Что? Нелепость этого предложения, – поспешил ответить Сакр-аль-Бар. У него не было времени подыскать более дипломатичный ответ.

Лоб Асада прорезала глубокая складка.

– Нелепость? В чем же его нелепость?

Сакр-аль-Бар поспешил исправить ошибку:

– В предположении, будто детская забава достойна того, чтобы ты – Лев Веры – тратил на нее силы и выпускал свои смертоносные когти. Чтобы ты – герой сотен славных сражений, в которых принимали участие целые флотилии, – вышел в море ради ничтожной стычки одного галеаса с какой-то испанской галерой! Это было бы недостойно твоего великого имени и унизительно для твоей доблести. – И Сакр-аль-Бар махнул рукой, словно не желая больше говорить о пустяках.

Асад не сводил с корсара холодного взгляда, лицо его было непроницаемо, как маска.

– Однако вчера ты думал иначе, – заметил он.

– Иначе, господин мой?

– Еще вчера не кто иной, как ты, уговаривал меня не только отправиться в плавание, но и возглавить его, – напомнил Асад, четко выговаривая каждое слово. – Ты сам пробудил во мне воспоминания о тех далеких днях, когда с саблей в руке мы бок о бок сражались с неверными. Кто, как не ты, умолял меня отправиться вместе с тобой? А сейчас… – Асад развел руками, и его взгляд зажегся гневом. – Чем вызвана подобная перемена?

Сакр-аль-Бар понял, что попался в собственные сети, и ответил не сразу. Он отвел глаза и увидел красивое раскрасневшееся лицо Марзака, стоявшего рядом с отцом, увидел Бискайна, Тсамани и других спутников паши, в изумлении уставившихся на него; заметил, что слева от него несколько прикованных к скамье гребцов подняли угрюмые, опаленные солнцем лица и с тупым любопытством смотрят в их сторону. Стараясь казаться спокойным, он улыбнулся:

– Пожалуй… Пожалуй, я догадываюсь о причине твоего вчерашнего отказа. А в остальном… я могу лишь повторить то, что уже сказал: дичь недостойна охотника.

Марзак язвительно усмехнулся, как бы намекая, что он все понял. К тому же он решил – и не без основания, – что своим странным поведением Сакр-аль-Бар добился того, чего не сумел бы добиться никакими уговорами. Он явил Асаду ад-Дину знамение, которого тот искал. И действительно, именно в эту минуту Асад твердо решил возглавить поход.

– Мне ясно, – улыбнулся паша, – что мое присутствие на судне нежелательно. Ну что ж, очень жаль. Я слишком долго пренебрегал отцовскими обязанностями и намерен наконец исправить свою ошибку. В этом плавании, Сакр-аль-Бар, мы составим тебе компанию. Командование я беру на себя, а Марзак будет моим учеником.

Сакр-аль-Бар больше не возражал. Он поклонился паше и радостно проговорил:

– Хвала Аллаху, подсказавшему тебе такое решение. Благодаря ему я только выигрываю, а значит – не мне и упорствовать, хотя дичь и в самом деле недостойна охотника.

Глава 15
Путешествие

Приняв решение, Асад отвел Тсамани в сторону и распорядился, как вести дела во время своего отсутствия. Затем он отпустил визиря и, поскольку погрузка судна закончилась, отдал приказ поднять якорь.

Убрали сходни, раздался свисток боцмана, рулевые бросились на корму к огромным кормовым веслам. Прозвучал второй свисток; Виджителло и двое его помощников с хлыстами из воловьей кожи спустились в проход между скамьями гребцов и велели готовить весла.

По третьему свистку Ларока пятьдесят четыре весла погрузились в воду, двести пятьдесят тел, как одно, наклонились вперед, затем распрямились, и огромный галеас рванулся с места. Над грот-мачтой развевался красный флаг с зеленым полумесяцем, а над запруженным людьми молом и берегом грянул прощальный клич.

В тот день сильный ветер с берега сослужил Лайонелу добрую службу. Иначе карьера молодого человека на поприще галерного раба была бы весьма короткой. Его приковали у самого прохода на первой, ближайшей к шкафуту скамье по правому борту. Как и остальные рабы, он был совершенно голым, если не считать набедренной повязки. Галеас еще не успел отойти далеко от берега, а плеть боцмана уже обвилась вокруг белых плеч Лайонела. Молодой человек вскрикнул от боли, но никто не обратил на это внимания. Теперь он изо всех сил налегал на весло, и, когда они подошли к Пеньону, сердце его бешено колотилось и он весь обливался потом. К своему ужасу, Лайонел прекрасно понимал, что долго так продолжаться не может, и ясно представлял себе, что его ждет, когда силы его окончательно иссякнут. Он не был вынослив от природы, а праздная жизнь, естественно, не могла подготовить его к подобному испытанию.

Однако, когда они приблизились к Пеньону, теплый бриз задул в полную силу, и Сакр-аль-Бар, который по распоряжению Асада вел судно, приказал распустить паруса. Ветер надул их, и галеас помчался с удвоенной скоростью. Последовал приказ сушить весла, и рабы, возблагодарив небо за передышку, застыли на своих местах.

Нос корабля заканчивался стальным тараном, и у обоих бортов просторной носовой палубы стояло по кулеврине. Здесь собрались корсары; сражение было впереди, и они предавались праздности, прислонясь к фальшборту или сидя небольшими группами, разговаривая и смеясь. Одни чистили оружие, панцири и шлемы, другие латали одежду. Десятка два корсаров пестрым кольцом окружили высокого смуглого юношу, который, к немалому удовольствию товарищей, пел меланхоличную любовную песню, подыгрывая себе на гимбре.

На богато убранной корме была вместительная каюта с двумя сводчатыми входами, завешенными тяжелыми шелковыми коврами с изображением зеленого полумесяца на темно-красном фоне. Над крышей каюты высились три огромных светильника, каждый из которых заканчивался шаром и полумесяцем. Перед каютой был натянут зеленый навес, затенявший добрую половину кормы. На подушках, разбросанных под навесом, сидели Асад ад-Дин и Марзак; прислонясь к золоченым перилам над скамьями гребцов, отдыхали Бискайн и несколько офицеров, которых паша оставил при себе на время похода.

У левого борта одиноко стоял Сакр-аль-Бар в роскошном кафтане и тюрбане из серебряной парчи. Он задумчиво смотрел на тающий вдали Алжир. Город уже казался всего лишь нагромождением белых кубиков, взбирающихся по склону холма, залитого яркими лучами солнца.

Некоторое время Асад из-под нависших бровей молча наблюдал за корсаром, затем окликнул его. Сакр-аль-Бар немедленно повиновался и, подойдя к паше, почтительно склонился перед ним.

– Не думай, Сакр-аль-Бар, – заговорил паша, – что я держу на тебя обиду за случившееся прошлой ночью и что поэтому я здесь. У меня есть долг, которым я пренебрегал, – долг перед Марзаком, и пусть с опозданием, но я решил исполнить его.

Асад как будто извинялся, и Марзаку, разумеется, не понравились ни слова отца, ни его тон. «Почему, – размышлял он, – этот свирепый старик, заставивший весь христианский мир трепетать при одном звуке своего имени, всегда так мягок и уступчив с этим дюжим надменным отступником?»

Сакр-аль-Бар церемонно поклонился.

– Господин мой, – сказал он, – мне не пристало подвергать сомнению твои решения и расспрашивать тебя об их причинах. Мне достаточно знать твои желания. Они для меня – закон.

– Вот как? – ядовито спросил Асад. – Твои поступки едва ли согласуются с такими уверениями. – Паша вздохнул. – Твой брак, лишивший меня франкской невольницы, причинил мне жестокую боль. Но я уважаю его, как и подобает доброму мусульманину, уважаю, несмотря на то что он незаконен. Но – хватит об этом! Мы снова вышли в море, чтобы сокрушить «испанца». Так пусть же взаимные обиды и неприязнь не омрачают нашей славной цели.

– Да будет так, господин мой, – покорно согласился Сакр-аль-Бар. – Я уже начал бояться…

– Перестань! – прервал его паша. – Ты никогда и ничего не боялся, потому-то я и полюбил тебя как сына.

Марзака отнюдь не устраивало такое досадное проявление слабости, тем более что за ним могли последовать слова примирения. Прежде чем Сакр-аль-Бар успел ответить, юноша вмешался в разговор.

– Как собирается твоя жена коротать время в отсутствие супруга? – коварно спросил он.

– Я слишком мало общался с женщинами, чтобы ответить на твой вопрос.

В ответе корсара Марзаку почудился намек, он нахмурился, но не отступил:

– Я сочувствую тебе – рабу долга, вынужденному столь скоро бежать из нежных объятий. Где ты поместил ее, о капитан?

– А где должен мусульманин поместить свою жену, кроме своего дома, как то предписано пророком.

Марзак усмехнулся:

– Не скрою, я восхищаюсь, с какой стойкостью ты покинул ее.

Асад заметил усмешку сына и вопросительно посмотрел на него:

– Чему же здесь удивляться, если благочестивый мусульманин приносит удовольствия в жертву вере?

Укоризненный тон паши не смутил Марзака. Он грациозно потянулся на подушках и поджал под себя ногу.

– Внешние проявления еще не доказывают подлинного благочестия, о отец мой, – заметил он.

– Ни слова больше! – громовым голосом объявил паша. – Придержи язык, Марзак, и да пошлет всемудрый Аллах удачу этому плаванию, да умножит он наши силы для сокрушения неверных – тех, кому не суждено вдохнуть ароматы райских кущей.

– Да будет так, – повторил Сакр-аль-Бар, хотя вопросы Марзака несколько насторожили его. Что скрывалось за ними? Праздное желание помучить его и оживить в душе Асада память о Розамунде? Или мальчишка действительно что-нибудь знает?

Вскоре опасения корсара усилились. Когда в полдень того же дня, облокотясь на поручни юта, он лениво наблюдал за раздачей рабам пищи, к нему подошел Марзак. Несколько минут он стоял рядом с Сакр-аль-Баром и смотрел, как Виджителло и его подручные, переходя от скамьи к скамье, выдавали гребцам сухари и сушеные финики и подносили к их губам миски с водой, смешанной с уксусом и несколькими каплями растительного масла. Порции были более чем скудные – на сытый желудок гребцы вяло работают веслами. Затем, повернувшись к Сакр-аль-Бару, Марзак показал на большую корзину из пальмовых листьев, стоявшую под грот-мачтой, у бочонков с порохом.

– По-моему, корзина стоит не на месте, – сказал он. – Не лучше ли снести ее в трюм, где она не будет мешать во время сражения?

У Сакр-аль-Бара сжалось сердце. Он знал, что Марзак слышал, как он сперва – до того, как Асад объявил о своем намерении участвовать в походе, – распорядился отнести корзину в каюту на корме. Он понимал, что это могло вызвать подозрения, или, скорее, зная о содержимом корзины, опасался подозрения. Как бы то ни было, он обернулся к Марзаку и высокомерно улыбнулся:

– Если я не ошибаюсь, Марзак, ты отправился с нами юнгой?

– Так что из того? – спросил юноша.

– А то, что тебе следовало бы довольствоваться возможностью смотреть и учиться. Чего доброго, ты скоро станешь учить меня бросать абордажные крючья и вести сражение.

Сакр-аль-Бар показал на видневшуюся вдали темную, подернутую дымкой полосу, к которой они быстро приближались.

– Вон там, – сказал он, – Балеарские острова. Мы хорошо идем.

Это замечание преследовало только одну цель: сменить тему разговора, однако сам по себе факт, к которому корсар привлек внимание Марзака, весьма примечателен и заслуживает хотя бы краткого разъяснения. На всем Средиземном море не было более быстроходного судна, чем галеас Сакр-аль-Бара, шел ли он под парусами или на веслах. Вот и сейчас, подгоняемый ветром, он несся вперед, и его хорошо смазанный жиром киль скользил по легким волнам.

– Если ветер не спадет, мы еще до захода солнца подойдем к мысу Аквила, а этим не грех и похвастаться, – заключил Сакр-аль-Бар.

Казалось, Марзака не очень интересовало то, о чем говорил корсар, и он время от времени поглядывал на корзину у грот-мачты.

Вдруг, не сказав ни слова Сакр-аль-Бару, он отошел от него и, войдя под навес, опустился на подушки рядом с отцом.

Паша сидел с унылым и растерянным видом. Он уже жалел, что послушался Фензиле и позволил уговорить себя отправиться в плавание. Теперь он убедился, что не доверять Сакр-аль-Бару оснований нет. Словно читая мысли отца, Марзак попытался раздуть тлеющий огонь его недоверия и подозрительности. Но он выбрал неудачный момент, и при первых же его словах паша велел ему замолчать:

– Ты изливаешь собственную желчь. Я был глупцом, позволив чужой злобе и коварству руководить собой в этом деле. Прекрати, говорю я!

Марзак надулся и замолчал. Его взгляд неотступно следовал за Сакр-аль-Баром, который спустился с юта и шел по проходу между скамьями гребцов.

Корсар пребывал во власти сильнейшего беспокойства. Такое беспокойство обычно испытывает человек, которому есть что скрывать и который боится, что его предали. Но кто мог предать его? На судне его секрет знали только трое: Али, Джаспер и Виджителло. Он был абсолютно уверен в Али и Виджителло и не сомневался в Джаспере, который хотя бы из соображений собственной выгоды будет служить ему до последнего. И все же необъяснимый интерес Марзака к пальмовой корзине так тревожил Сакр-аль-Бара, что он отправился разыскивать итальянца-боцмана, которому доверял больше остальных.

– Виджителло, – сказал он, подойдя к боцману, – не мог ли кто-нибудь донести на меня паше?

Виджителло внимательно посмотрел на своего капитана и понимающе улыбнулся. Они были одни на шкафуте.

– Про то, что мы принесли сюда? – спросил боцман, переводя взгляд на корзину. – Это невозможно. Если бы Асад что-нибудь знал, он бы выдал себя еще в Алжире и уж во всяком случае – нипочем бы не отправился в плавание без надежной охраны.

– Зачем ему охрана? – возразил Сакр-аль-Бар. – Если дело дойдет до ссоры между нами и мои подозрения оправдаются, стоит ли сомневаться, на чью сторону встанут корсары?

– Стоит ли сомневаться? – повторил Виджителло. – Не слишком ли ты в этом уверен? Большинство из них ходили с тобой в десятки походов. Для них паша – ты. Ты их предводитель.

– Может быть. Но они клялись в верности Асаду ад-Дину, избраннику Аллаха. Случись им выбирать между нами, чувство долга заставит их принять его сторону, несмотря на привязанность ко мне.

– И все же среди них есть недовольные тем, что тебя отстранили от командования походом, – сообщил Виджителло. – Конечно, многие из них будут верны паше, но я нисколько не сомневаюсь и в том, что многие пойдут за тобой хоть против самого великого султана. Кроме того, не забывай, – Виджителло инстинктивно понизил голос, – среди нас немало отступников, как ты да я; они-то не станут колебаться в выборе. Но надеюсь, сейчас это нам не грозит.

– Я тоже надеюсь и вовсе не хочу ссоры, – заметил Сакр-аль-Бар. – И все же на сердце у меня тревожно. Мне надо знать, на что я могу рассчитывать, если случится худшее. Походи среди людей, Виджителло, послушай, о чем они говорят, разведай их настроение и попытайся определить, на скольких сторонников я смогу положиться, если придется объявить войну Асаду или если он сам объявит ее. Только будь осторожен.

Виджителло с важным видом прищурил черный глаз.

– Не беспокойся, – сказал он, – скоро я все разузнаю.

Они разошлись. Виджителло отправился на нос собирать нужные ему сведения; Сакр-аль-Бар медленно пошел на ют, но задержался у ближайшей к трапу скамьи и взглянул на прикованного к ней угрюмого белокожего раба. Упиваясь местью, корсар забыл о своих тревогах, и на его губах заиграла безжалостная улыбка.

– Итак, вы уже познакомились с плетью, – сказал он по-английски. – Но ее удары – ничто в сравнении с тем, что вас ожидает. Вам повезло, сегодня хороший ветер. Так будет не всегда. Скоро вы узнаете, что именно я перенес по вашей милости.

Лайонел поднял на брата измученные, налитые кровью глаза. Он хотел обрушить на него самые страшные проклятья, но был слишком подавлен сознанием того, что наказан по заслугам.

– О себе я не беспокоюсь, – ответил он.

– Все впереди, любезный братец. Вы будете дьявольски беспокоиться о себе и горько оплакивать свою судьбу. Я сужу по собственному опыту. Готов поклясться, что вы не выживете, и это для меня самое досадное.

– Я уже сказал вам, что не беспокоюсь о себе, – упрямо повторил Лайонел. – Что вы сделали с Розамундой?

– Вероятно, вы удивитесь, узнав, что я поступил как джентльмен и женился на ней? – с издевкой спросил Оливер.

– Женились? – задыхаясь, повторил Лайонел, боясь поверить услышанному. – Собака!

– К чему эти оскорбления? Или вы полагаете, что я мог сделать большее?

Сакр-аль-Бар рассмеялся и не спеша пошел дальше, оставив Лайонела терзаться муками сомнения и неизвестности.

Часом позже, когда неясные очертания Балеарских островов обрели рельефность и цвет, Сакр-аль-Бар снова встретился с Виджителло на шкафуте, и они мимоходом обменялись несколькими словами.

– Точно сказать трудно, – прошептал боцман, – но, судя по тому, что мне удалось разузнать, силы будут примерно равны. Думаю, с твоей стороны было бы опрометчиво затевать ссору.

– Я вовсе не стремлюсь к ссоре, – ответил Сакр-аль-Бар, – но мне надо рассчитать силы на тот случай, если мне ее навяжут.

И они разошлись.

После разговора с Виджителло на душе у корсара не стало спокойнее, он по-прежнему не знал, что предпринять. Он взялся переправить Розамунду во Францию или Италию, дав слово высадить ее на побережье одной из этих стран. Если ему не удастся осуществить свой план, Розамунда может подумать, что это вовсе и не входило в его намерения. Но как исполнить данное ей обещание теперь, когда Асад находится на борту галеаса? Неужели придется так же тайно вернуться с ней в Алжир и дожидаться другой возможности переправить ее в какую-нибудь христианскую страну? Такой план был не только крайне опасен, но и попросту неосуществим. Уже и теперь риск был очень велик. Розамунду могли обнаружить в любую минуту. Оставалось ждать и надеяться, полагаясь на удачу или одну из тех случайностей, которые невозможно предвидеть.

Час проходил за часом, а Сакр-аль-Бар все ходил по шкафуту, заложив руки за спину и задумчиво склонив голову на грудь. На сердце у него было тяжело. Он понимал, что запутался в собственной паутине и выбраться из нее можно только ценою жизни. Однако собственное будущее меньше всего заботило его. Он потерял все; жизнь его была разбита. Он, не задумываясь, отдал бы ее ради спасения Розамунды. Но в том-то и заключалась причина его смятения и тревоги, что он не знал, как это сделать.

Так он и ходил по шкафуту, терзаясь одиночеством, ожидая чуда и моля о нем.

Глава 16
Корзина

Со времени отплытия прошло часов пятнадцать, а до захода солнца оставалось не более двух часов. Они подошли к длинной узкой бухте, стиснутой между утесами мыса Аквила на южном берегу острова Форментера. Сакр-аль-Бар все еще был на шкафуте и очнулся от задумчивости лишь после того, как Асад громко окликнул его с юта и велел провести судно в бухту.

Ветер уже стихал, и пришлось перейти на весла, что в любом случае пришлось бы сделать, когда судно, миновав горловину бухты, войдет в тихую, безветренную лагуну.

Сакр-аль-Бар в свою очередь возвысил голос, и появились Виджителло и Ларок.

Виджителло свистком поднял на ноги помощников, и они побежали по проходу, понукая гребцов. Джаспер с полудюжиной матросов принялся убирать паруса, которые вяло полоскались под слабеющими вздохами ветра. Сакр-аль-Бар приказал опустить весла на воду, и свисток Виджителло издал второй, более протяжный звук. Весла пошли вниз, рабы напряглись, и галеас, рассекая водную гладь, медленно двинулся вперед под ритмичные удары тамтама, которыми помощник боцмана, сидевший на шкафуте, задавал такт. Сакр-аль-Бар громко давал указания кормщикам, стоявшим по обоим бортам на корме.

Прежде чем стать на якорь, Сакр-аль-Бар, следуя железному правилу пиратов, развернул судно, чтобы при первой необходимости выйти в открытое море. Наконец они причалили к каменистым уступам пологого склона. Дикие козы, щипавшие траву на вершине холма, были единственными живыми существами в этом пустынном месте. Подножие холма поросло кустами ракитника, усыпанного золотистыми цветами; немного выше несколько искривленных старостью оливковых деревьев вздымали вверх белесые кроны, сверкавшие серебром в лучах закатного солнца. Ларок и двое матросов перелезли через правый фальшборт, легко спрыгнули на застывшие в горизонтальном положении весла и, перебравшись по ним на прибрежные скалы, принялись крепить канатами нос и корму судна.

Оставалось назначить дозорного, и Сакр-аль-Бар, выбрав Ларока, послал его на вершину холма, откуда хорошо просматривались прибрежные воды.

Медленно прохаживаясь с Марзаком по юту, паша предавался воспоминаниям о тех далеких днях, когда он простым матросом бороздил море и не раз заходил в эту бухту, скрываясь от преследования или устраивая засаду. Во всем Средиземном море, говорил он, трудно найти такую удобную бухту. Она служила надежным убежищем в случае опасности и лучшим укрытием для того, чтобы подстеречь добычу. Паша вспомнил, как однажды скрывался здесь с целой флотилией из шести галер под командованием грозного Драгут-рейса,[79]79
  Драгут-рейс (Драгут; 1485–1565) – знаменитый турецкий корсар, уроженец Анатолии.


[Закрыть] а на трех судах генуэзского адмирала Дориа,[80]80
  Андреа Дориа (1466–1560) – генуэзский адмирал и государственный деятель. Отстаивая независимость Генуи, в ходе Итальянских войн из тактических соображений служил сначала французскому королю Франциску I (1522–1525, 1527–1528), затем императору Карлу V. С 1528 г. – фактический правитель Генуэзской республики.


[Закрыть] величественно проплывавших мимо, никто даже не заподозрил об их близости.

Марзак слушал отца без особого интереса. Его мысли были заняты Сакр-аль-Баром, который уже часа два задумчиво ходил неподалеку от корзины, отчего подозрения Марзака разгорелись пуще прежнего. Не в силах более сдерживать кипевшие в нем чувства, юноша прервал поток воспоминаний паши.

– Хвала Аллаху, – сказал он, – что ты, о отец мой, возглавляешь наше плавание, иначе достоинства бухты могли бы остаться незамеченными.

– Ты не прав, – возразил Асад, – Сакр-аль-Бар знает о них не хуже меня. Прежде он уже пользовался преимуществами этой позиции. Он-то и предложил поджидать «испанца» именно здесь.

– Если бы тебя не было рядом, то вряд ли испанское судно особенно интересовало его. У Сакр-аль-Бара совсем другое на уме. Посмотри, как он задумчив. И так все плавание. Он похож на человека, который попал в западню и отчаялся из нее выбраться. Он чего-то боится. Прошу тебя, понаблюдай за ним.

– Да простит тебя Аллах. – И паша недовольно покачал головой. – Неужто твое воображение всегда будет питаться одной лишь злобой? Но здесь нет твоей вины, во всем виновата твоя мать-сицилийка, молоком своим вскормившая твою враждебность. Не ее ли злокозненная хитрость заставила меня принять участие в этом походе?

– Как видно, ты забыл прошлую ночь и франкскую невольницу, – заметил Марзак.

– Нет, я не забыл ни того ни другого. Но не забыл я и о том, что если Аллах возвысил меня и сделал пашой Алжира, то он ждет от меня справедливости в решениях и поступках. Последуй моему совету, Марзак, забудь о вражде с Сакр-аль-Баром. Завтра ты увидишь его в бою и уже не посмеешь говорить о нем дурно. Помирись с ним и дай мне узреть, что вы не враги друг другу.

Паша окликнул Сакр-аль-Бара, и тот, повинуясь приказу своего повелителя, быстро направился к трапу. Марзак нахмурился; у него не было ни малейшего желания протягивать оливковую ветвь тому, кто собирался лишить его законных прав. Однако, когда корсар поднялся на ют, Марзак первым обратился к нему:

– Мысли о предстоящей схватке, кажется, смущают тебя, о пес войны?

– По-твоему, я смущен, о щенок мира?

– Похоже, что да. Твоя задумчивость… рассеянность…

– По-твоему, говорят о смущении?

– А о чем же еще?

Сакр-аль-Бар рассмеялся:

– Теперь тебе остается сказать, что я боюсь. Но я бы посоветовал тебе немного подождать и понюхать пороха и крови – тогда ты узнаешь, что такое страх.

Их легкая перепалка привлекла внимание слонявшихся неподалеку офицеров Асада. Бискайн и трое других подошли поближе и, встав за спиной паши, с таким же удивлением, как и он, посмотрели на спорящих.

– В самом деле, – проговорил Асад, кладя руку на плечо сына, – Сакр-аль-Бар дал тебе здравый совет. Не спеши, мальчик, и, прежде чем судить, легко ли смутить его, подожди, пока вместе с ним не ступишь на палубу неверных.

Марзак раздраженно смахнул с плеча узловатую руку старика.

– И ты, о отец мой, упрекаешь меня за неопытность, в которой повинна моя молодость? Но, – добавил он, осененный коварной мыслью, – ты никак не можешь упрекнуть меня в неумении обращаться с оружием.

– Расступитесь, – добродушно усмехнулся Сакр-аль-Бар, – сейчас он покажет нам чудеса.

Марзак зло посмотрел на Сакр-аль-Бара.

– Дай мне арбалет, – резко сказал он и с поразившим всех бахвальством добавил: – Я покажу тебе, как надо стрелять.

– Ты покажешь ему? – громко переспросил Асад. – Ты… ему?! – И паша разразился смехом.

– Не спеши судить, о отец мой, – с холодным достоинством произнес Марзак.

– Мальчик, ты лишился рассудка! Да стрела Сакр-аль-Бара сразит ласточку в полете!

– Возможно, это всего-навсего хвастовство, – возразил Марзак.

– А чем можешь похвастаться ты? – спросил корсар. – Что с этого расстояния попадешь в остров Форментера?

– Ты осмеливаешься насмехаться надо мною? – заносчиво проговорил Марзак.

– Разве для этого нужна смелость? – поинтересовался Сакр-аль-Бар.

– Клянусь Аллахом, я проучу тебя!

– Смиренно жду урока.

– И ты получишь его, – последовал злобный ответ.

Марзак подошел к перилам:

– Эй, Виджителло! Арбалет мне и Сакр-аль-Бару!

Виджителло бросился исполнять приказание. Асад покачал головой и снова рассмеялся.

– Если бы закон пророка не запрещал биться об заклад… – начал было паша, но Марзак прервал его:

– Я уже предложил ставку.

– И твой кошелек, – пошутил Сакр-аль-Бар, – скоро будет так же пуст, как и твоя голова.

Марзак, ухмыляясь, посмотрел на корсара, затем выхватил из рук Виджителло арбалет и вставил в него стрелу. Только теперь Сакр-аль-Бар разгадал коварный замысел, ради которого была разыграна эта нелепая комедия.

– Посмотри, – юноша показал на корзину у грот-мачты, – вон на той корзине есть пятнышко размером с мой зрачок. Правда, тебе придется поднапрячь глаза, чтобы разглядеть его. Так вот, ты увидишь, как моя стрела попадет прямо в него. Ну а ты на какой мишени собираешься доказать, что стреляешь лучше меня?

Пристально глядя на Сакр-аль-Бара, Марзак увидел, как внезапная бледность разлилась по его лицу. Однако корсар мгновенно взял себя в руки. Он так искренно и беззаботно рассмеялся, что Марзак усомнился, не была ли бледность Сакр-аль-Бара плодом его собственного воображения.

– Ах, Марзак! Ты выбрал мишень, которую никто не видит, и попадет в нее твоя стрела или нет, ты все равно скажешь, что попал. Это старый фокус, о Марзак. Показывай его женщинам.

– В таком случае, – согласился Марзак, – мы выберем веревку, которой перевязана корзина. Она достаточно тонка.

Юноша прицелился, но Сакр-аль-Бар схватил его за руку.

– Подожди, – сказал он. – Тебе придется выбрать другую цель. На то есть несколько причин. Во-первых, я не допущу, чтобы твоя стрела попала в кого-нибудь из моих гребцов и, чего доброго, убила его. Все они отборные рабы, которыми я не могу рисковать. Во-вторых, до твоей цели не больше десяти шагов. Это детское испытание, в чем, видимо, и кроется причина твоего выбора.

Марзак опустил арбалет, и Сакр-аль-Бар разжал руку. Они посмотрели друг на друга. Корсар безупречно владел собой, на его губах играла небрежная улыбка, а на смуглом бородатом лице и в светлых жестких глазах не было и следа ужаса, царившего в его душе.

Сакр-аль-Бар показал на оливковое дерево на склоне холма, шагах в ста от галеаса.

– Вот, – сказал он, – мишень, достойная мужчины. Попробуй попасть в ту длинную ветку.

Асад и офицеры одобрили выбор корсара.

– Эта мишень действительно достойна мужчины, – заявил Асад. – Конечно, если он – меткий стрелок.

Но Марзак с напускным презрением пожал плечами.

– Я знал, что он откажется от моего предложения, – усмехнулся он. – Ну а эта ветка слишком большая. Отсюда в нее может попасть и ребенок.

– Коль ребенок может попасть в нее, тебе тем более стыдно промахнуться, – возразил Сакр-аль-Бар. Теперь он стоял, заслоняя собой корзину от Марзака. – Посмотрим, о Марзак, как ты попадешь в эту ветку.

С этими словами он поднял арбалет и, почти не целясь, выстрелил. Стрела взвилась в воздух и вонзилась в ветку.

Аплодисменты и возгласы восхищения, встретившие меткий выстрел Сакр-аль-Бара, привлекли внимание всей команды.

Марзак поджал губы: он понял, что его перехитрили и теперь ему волей-неволей придется стрелять в ту же цель. Он нисколько не сомневался, что проиграет и станет всеобщим посмешищем, так и не осуществив своего замысла.

– Клянусь Кораном, о Марзак, – заявил Бискайн, – тебе потребуется вся твоя сноровка, чтобы не отстать от Сакр-аль-Бара.

– Не я выбирал эту мишень, – угрюмо ответил Марзак.

– Но ты сам вызвал Сакр-аль-Бара на состязание, – напомнил ему отец. – Поэтому выбор принадлежит ему. Он выбрал цель, достойную мужчины, и, клянусь бородой пророка, показал нам выстрел, достойный мужчины.

С какой радостью Марзак бросил бы арбалет и отказался от избранного им способа разузнать о содержимом пальмовой корзины. Он поднял арбалет и стал не спеша прицеливаться.

– Не попади в дозорного на вершине холма.

Шутливое замечание Сакр-аль-Бара вызвало смешки окружающих. Взбешенный Марзак выстрелил. Тетива загудела, стрела взмыла вверх и вонзилась в землю ярдах в двенадцати от дерева.

Так как проигравший был сыном паши, никто не посмел открыто рассмеяться, кроме его отца и Сакр-аль-Бара. Но ни один из свидетелей состязания даже не попытался скрыть презрительной усмешки, которой всегда награждают зарвавшегося хвастуна.

– Теперь ты видишь, – с грустной улыбкой сказал Асад, – что значит похваляться перед Сакр-аль-Баром.

– Я возражал против этой мишени, – с горечью ответил юноша. – Ты рассердил меня, и я не сумел как следует прицелиться.

Сочтя дело законченным, Сакр-аль-Бар отошел к правому фальшборту. Марзак не сводил с него глаз.

– Но я готов потягаться с ним в стрельбе по корзине, – неожиданно объявил он и, вставив в арбалет стрелу, прицелился. – Смотри!

Не думая о последствиях, Сакр-аль-Бар с быстротой мысли направил на Марзака свой арбалет.

– Остановись! – проревел он. – Только выстрели, и я тут же продырявлю тебе горло! Я еще ни разу не промахнулся!

На юте все вздрогнули от изумления и, онемев от неожиданности, уставились на Сакр-аль-Бара, который стоял у фальшборта с побелевшим лицом, пылающими глазами и держал в руках арбалет, в любую секунду готовый выпустить смертоносную стрелу.

Марзак с ненавистью улыбнулся и опустил руки. Он достиг желанной цели: вынудил врага выдать себя с головой.

Голос Асада нарушил гнетущую тишину:

– О Аллах! Что это значит? Ты, кажется, обезумел, Сакр-аль-Бар?

– Конечно обезумел, – подхватил Марзак. – Обезумел от страха.

Он отступил в сторону и на всякий случай спрятался за Бискайном.

– Спроси, что он прячет в корзине, о отец мой.