Текст книги "Книга жизни (сборник)"

История

Историю в нашем классе преподавала Евгения Петровна. О ней говорили, что она жена какого-то очень ответственного партийного работника, вероятно, поэтому она держалась уверенно и независимо. Были у нее и несомненные педагогические способности – она умела держать класс в узде.

Частенько во время урока, при первой возможности, а иногда как бы невзначай, она с любовью отмечала особые черты славянских народов: красивые, рослые, смелые, сильные и честные. Для нее они были первыми везде и во всем: науке, технике и спорте. Например: умельцы братья Черепановы изобрели первыми в мире паровоз, правда, передвигаться на нем первыми начали в Западной Европе. А почему?

Ясное дело, юркие европейцы содрали изобретение у русских. Или вот еще: господин Крякутный в глубинке России первым в мире совершил прыжок с парашютом, Попов изобрел радио, но шустрый Маркони украл у него это изобретение и выдал за свое. А про Ломоносова и говорить нечего: открыл закон сохранения энергии, и это еще не все, потому что все остальное в физике открыл тоже он.

Глупое царское правительство пренебрегало русскими талантами, оно носило одежду, да и все остальное западного производства, говорило на иностранных языках, и заставляло русский народ бить челом перед Западом.

Конечно, работали в русской академии и ученые иностранцы: Эйлер, братья Бернулли, Якоби и другие, но если они что-то и сделали в науке и технике, то их потихоньку стали считать и писать русскими, несмотря на то, что некоторые из них так и не осилили русский язык.

Обращаясь к нам, она ласково, надо полагать со славянской откровенностью, говорила:

– Ребятки, давайте будем взаимно честными и откровенными. Ну, если у вас дома, скажем сегодня, сложились такие обстоятельства, что вы не успели выучить домашнее задание, то подойдите ко мне перед уроком и честно скажите, и я вас в этот день не вызову. Но обязательно, если в какой-либо другой день я вас вызову, то задам вопросы и по материалу, который сегодня вы просили вас не спрашивать. Будем взаимно честными и вежливыми, – повторила она снова.

Сидя на ее уроках, я ненавидел себя и завидовал всем тем, кто родился русским или на худой конец имел непосредственное отношение к славянам. Евреи, а я ведь был и до сих пор остаюсь евреем, по ее утверждению ничего полезного миру не принесли.

Даже Троцкий, который был прекрасным ораторам, старался, из-за мерзких свойств, присущих его характеру, сбить Россию с верного пути. Еще Ленин назвал своего верного соратника по партии «иудушкой» (каков был вождь!), а Сталин полностью разоблачил его и выгнал из СССР, а затем, как это выяснилось гораздо позднее, и его последователей и даже тех, кто с ними был знаком или слышал о них – искоренил позднее всех полностью.

И только после этого настал черед и самого предателя Троцкого – настигла его длинная рука вождя в далекой загранице. Правда, позднее многие идеи Троцкого, Сталин, не имевший своих идей, позаимствовал у Троцкого. Но чего не сделаешь ради горячо любимого народа. Лишь бы польза была этому народу.

После уроков истории меня одолевали комплексы, и я не знал, что делать. У меня тогда не было аргументов, доказывающих, что я тоже полноценный человек. Не замечал я и того, что славяне, мои одноклассники, были в нашем классе невысокого роста и имели совсем не богатырское телосложение, что никак не соответствовало утверждениям Евгении Петровны.

Вылечила меня сама Евгения Петровна. К счастью или к несчастью, но именно в то время у меня были определенные проблемы со здоровьем, и в один из дней, а учились мы во вторую смену, я всю первую половину дня был вынужден провести у врачей. Безусловно, я мог бы на перемене между уроками выучить домашнее задание, но неудачное лечение так вывело меня из себя, что я решил подойти к Евгении Петровне и честно признаться, что не смог выучить домашнее задание.

Она весьма благосклонно выслушала меня, и даже выказала мне сочувствие, пообещав сегодня не спрашивать.

– Конечно, конечно, – понимающе сказала она, – сегодня я вас не вызову, тем более, что вы честно предупредили меня.

Зазвенел звонок. Мы отправились в класс. Евгения Петровна зашла следом за мной и, поздоровавшись с классом, открыла журнал. Повисла тяжелая минута ожидания. Вот она задала первый вопрос по домашнему заданию и… тут же вызвала меня отвечать к доске.

– Но Евгения Петровна, – изумился я, – я же предупредил вас на перемене, что в связи с известными вам обстоятельствами, не смог сегодня выучить домашнее задание.

– Вы отказываетесь отвечать? – не слушая мои оправдания, спросила Евгения Петровна с коварством достойным вождей мирового пролетариата и всего прогрессивного человечества. Я молчал.

– Я вынуждена поставить вам двойку, – строго и с укором сказала она.

В дальнейшем, несмотря на большое количество пятерок, за первую четверть она поставила мне тройку, и, несмотря на отличный ответ на экзамене и пятерки за остальные три четверти, за год она поставила мне четверку.

С тех пор, заплатив небольшую цену за познание глубин понятия славянской честности и откровенности, я перестал жалеть, что я человек неславянской национальности. Предмет история стал ассоциироваться у меня с понятиями – фальсификация и ложь. А честность, открытость и откровенность, имеющие племенную или национальную окраску, – стали вызывать недоверие и неприязнь. К сожалению, с годами это чувство только укрепилось.

Краткие размышления о влиянии бороды личности на ее интеллект и толпу

Еще учась в старших классах школы, я заметил, что наибольшим влиянием и авторитетом у советских людей, да пожалуй, и России, пользовались и пользуются люди, имевшие или имеющие большую бороду или хотя бы бородку. Наличие этой атрибутики почему-то связывается с мудростью личности. Достоевский, Ленин, Солженицын, Маркс и его спонсор Энгельс и другие запаслись этой атрибутикой и частенько в жизни претендовали на роль пророков. Набоков, например, начисто отвергает Достоевского в качестве пророка и оставляет ему роль только среднего писателя.

Я же беру на себя смелость утверждать, что мысли рождаются, хотя и сложным путем, но в голове, и роль бороды не играет особой роли. Но люди почему-то верят именно в бороду.

Так, например, известный писатель Уэллс собирался вооружиться ножницами и написать книгу «Обритие бороды Карла Маркса». Он полагал, что вся сила идей Маркса заключена в бороде.

Мне кажется, что в качестве очевидного примера доказательства того, что борода не способствует остроте мышления можно привести Солженицына. Солженицын состоялся как антисемит и был бы не менее глуп и без бороды. Но, возможно, некоторым покажется, что это заблуждение.

Роль усов у политических деятелей в завоевании ими любви широких народных масс и интеллигенции недостаточно освещена в публикациях. О важности этой атрибутики говорит тот факт, что усы носили такие любимцы толпы как Гитлер и Сталин. Я думаю, что в будущем мы все разберемся во влиянии растительности на лице гигантов человечества и придании растительности особой значимости и способности зомбирования народных масс.

Становление мужчинами

Становление мужчиной очень важный момент в жизни любого юноши.

Тогда, в 9 классе мы собрались вечером небольшой кампанией, человек семь.

– Ты будешь? – спросил меня Вова Коротун.

– Оставь его в покое, – раздался чей-то снисходительный голос, – ему еще рано.

Я не успел спросить его, о чем это он говорит, как ребята стали в кружок и начали совещаться. Потом в их руках появились рубли и они отдали их Вове.

Он сбегает в магазин, где, как объяснил ребятам Вова, его знают и дадут то, что надо, то есть водку. Мы были тогда в возрасте около 14 лет, и водку продавать несовершеннолетним запрещалось.

Вова вернулся с авоськой в руках, в которой лежало что-то завернутое в бумагу. Лица у всех ребят вдруг стали решительными и напоминали заговорщиков. Все они вдруг стали озираться по сторонам, словно ища кого-то.

Стало темнеть, стоял летний теплый день. Все что можно уже отцвело, но деревья и кустарники еще стояли зеленые и на них еще не стали желтеть листья от зноя.

Вова направился к арке, которая вела во двор какого-то дома. Все, двинулись за ним, включая меня, не сдавшего деньги. Пройдя арку, мы оказались во дворе, внутри которого стояла беседка со столиком и скамейками внутри, огибавшими столик. Вова направился к ней. Мы зашли внутрь беседки, где Вова достал сверток из авоськи, развернул бумагу и поставил на столик стакан, две бутылки водки и нарезанные ломтями хлеб и дешевую колбасу.

– Начнем что ли? – спросил он, и добавил: – Чему быть, тому не миновать. Пора превращаться в мужиков. Все настоящие мужики пьют.

Он еще что-то хотел сказать, но отогнал движением руки ото лба какие-то мысли. Все, кроме меня, сгрудились вокруг столика. Вова прищурил один глаз и стал наливать водку в стакан. Налив водку, он протягивал стакан в порядке очереди по кругу.

Ребята начали опорожнять стаканы, их лица перекашивало и они лихорадочными движениями хватали кусок хлеба, ломоть колбасы и начинали заедать водку. У некоторых текла изо рта слюна. Через сравнительно небольшой промежуток времени все захмелели.

Вова посмотрел на меня и предложил ребятам налить и мне, но все почему-то засмеялись, и он только, с выражением безнадежности на лице, махнул рукой в мою сторону. Но в этом жесте был и какой-то элемент прощения. Я это отнес к тому, что все же он дал понять, что у меня еще есть какие-то шансы, хотя и позднее, стать настоящим мужиком. А может быть, мне это только показалось.

Мы направились в близлежащий скверик. На лицах ребят было выражение отваги и пьяной решительности. Взрослые, завидя нас, спешили уйти с нашего пути. В этот вечер все ребята, кроме меня, стали мужчинами.

От автора. Позднее я осознал, что фактически, будучи единственным евреем в компании ребят, я участвовал в процессе спаивания славянских народов в начале их жизненного пути. И обвинения евреев в процессе спаивания русского народа не лишены основания у Солженицына. Правда и Гитлер собирался, но уже официально, предоставить русскому народу в неограниченных количествах бесплатно водку для этих же целей. Но по-видимому он этому научился у евреев, поэтому и немецкому народу нельзя ставить в вину это.

Военное дело

Я бы не стал останавливаться на этом предмете, если бы не некоторые особенности способа его преподавания. Обычно на уроках военного дела ученики разбирают винтовку, ходят строевым шагом, знакомятся с устройством лимонок и других гранат. При этом то, что стараются вбить ученикам в голову, сводится к следующим основным вещам, многократно повторяемым в течение года во всех классах: без службы в армии не может быть настоящего мужчины; русские, то есть советские солдаты лучшие в мире, и они обязаны и им ничего не стоит, если Родина прикажет, отдать свою жизнь (позднее я понял, что качество жизни солдата в советской армии зачастую таково, что такую жизнь многим не жалко отдать).

При умелом воссоздании воинской атмосферы, в сочетании с высоким качеством строевой подготовки и прочих тонкостей, желание отдать жизнь у многих солдат резко возрастает.

Советское оружие самое лучшее в мире; советский солдат крайне неприхотлив в быту, в отличие от солдата США, поэтому его боевые качества не идут ни в какое сравнение с этими же качествами американского солдата.

Советский солдат может не мыться годами, если надо терпеливо кормить вшей, есть, что попало, но при этом не терять мужества и стойкости. Американский солдат не может жить в обстановке без комфорта, есть то, что и не всякая собака съест.

Каждый год с восьмого класса по десятый учили один и тот же материал: разбирали и собирали винтовку, занимались строевой подготовкой и т. д. Начинался предмет одним и тем же, и заканчивался одним и тем же во всех классах.

Но у нас в девятом классе знакомый метод обучения военному делу неожиданно претерпел существенное изменение. В школу взяли нового преподавателя, который хорошо стрелял из спортивного оружия и на уроках военного дела применял приемы обучения, близкие или почти такие же, как в армии.

Директору школы он обещал вывести школу на спортивных соревнованиях по стрельбе в лидеры среди других школ, а самим ребятам привить навыки настоящего русского солдата еще в школе.

С нетерпением ждал наш класс встречи с новым преподавателем. Наконец наступил этот долгожданный урок.

Урок начался как обычно, с обучения как разбирать и чистить винтовку образца 1871 года.

В это время по старой доброй традиции, сложившейся в классе, на уроке военного дела возникла группа говорунов, делившихся впечатлением от спортивных новостей.

Трофим Николаевич (так звали учителя по военному делу) внимательно и оценивающе посмотрел в сторону группы говорунов, чем немножко ее возбудил, увеличив громкость обсуждения спортивной темы.

Трофим Николаевич направился к этой группе и, войдя в близкий контакт с учениками, неожиданно нанес серию ударов: прямой правой и хук левой по лицевой части, как говорят военные люди, головы Кацмана. У бедного Кацмана, не ожидавшего нападения, это привело к тому, что содержимое обеих ноздрей носа вылились на рубашку. От боли и вероломного нападения Кацман, не знакомый с армейским этикетом обращения с рядовым составом в советской армии, заплакал. А Трофим Николаевич, испытавший чувство глубокого и полного удовлетворения от преподанного урока, резко развернулся и пошел на свое место.

Однако Трофим Николаевич не видел знаменитый фильм «Броненосец Потемкин» и к тому же не знал, что ученики, не принявшие воинскую присягу, это люди второго сорта и вести себя с ними надо по-другому.

Какая-то искра пробежала по классу. Раздался чей-то крик:

– Давайте его отметелим, – что в переводе с жаргона означало отлупим. Ученики поднялись со своих мест и начали окружать Трофима Николаевича, принявшего стойку боксера. Следует заметить по этому поводу, что Трофим Николаевич противостоял довольно сильным двадцати молодым ребятам и шансы его были невысоки, в случае сражения с ними. Между тем, немного пришедший в себя Кацман, начал задавать вопросы Трофиму Николаевичу, одним из которых, наиболее часто повторяемых был:

– За что вы бьетесь?

Эти вопросы дополнительно накаляли обстановку. Постоянные обращения Трофима Николаевича к ученикам занять свои места, оставлялись без внимания, да и сам Трофим Николаевич тоже не отвечал на вопросы Кацмана.

Между тем стихийно возник митинг, на котором ученики вслух, не обращая внимания на Трофима Николаевича, обсуждали, что с ним стоит сделать. Нашлись экстремисты, которые предлагали, без обезболивания, удалить часть гениталий Трофима Николаевича, то есть яйца. Но все же победил разум, и было решено устроить вместо уроков военного дела прогулки на свежем воздухе.

– Ты еще не завонялся? – спросил один из не очень воспитанных учеников, обращаясь к Трофиму Николаевичу, молча ожидавшего решения своей судьбы.

– Айда гулять, ребята, – крикнул кто-то, и все тихо, чтобы не привлечь внимания администрации школы и учителей, высыпали на улицу. С этого момента уроки военного дела превратились в приятное времяпровождение.

Это продолжалось до тех пор, пока мы случайно на улице не столкнулись лицом к лицу с директором школы. Остановив нас и выяснив причину нашей прогулки во время уроков, он попросил нас вернуться в класс. Далее, после проведенной им с нами беседы, было достигнуто перемирие. Трофим Николаевич принес свои извинения Кацману, перестал драться в других классах, где примененные им методы силового воздействия были более успешны, стал почти культурным и вежливым и почти человеком в обращении с учениками.

Мы же получили некоторый опыт борьбы с силовыми методами воспитания и реальные представления о способах воспитания настоящих мужчин в советской армии.

Русский язык и литература

Русский язык и литературу вела у нас сравнительно молодая женщина с университетским образованием. Звали ее Зинаида Евгеньевна. Дисциплина на ее уроках была идеальная. Полная тишина служила фоном, на котором звучал либо ее голос, либо отвечавшего на уроке ученика. Одних учителей класс слушается, других нет. Одни учителя полностью подчиняют своей воле класс, другие – только себя самому. Объяснить это невозможно. Рассуждений на эту тему много, но все они несостоятельны.

За годы обучения передо мной прошла целая галерея, созданных в литературе образов умных, а потому лишних в обществе людей. Страсти бушевали, и все умные герои были по-своему несчастны: передо мной как бы прошли главные герои, стоявшие вне общества и презиравшие его устои; женщины, полюбившие неразделенной любовью главных героев романов; или само общество, в котором просто отсутствовали положительные личности – общество людей гениального Гоголя, ставших уже при жизни мертвыми.

Короткие шедевры – сказки Салтыкова-Щедрина, рассказы Чехова и других писателей говорили о мучениях самих авторов, которые писали, задыхаясь от серости и мерзости личностей, наводнивших эту самую жизнь и являвшимися ее настоящими хозяевами и распорядителями.

Я шел домой и, вспоминая эпизоды собственной жизни, видел продолжение той же самой жизни, уже описанной талантливыми писателями прежних времен. Тени этих писателей, казалось, бродили в надвигающихся сумерках. Ни один писатель, который мне нравился, не был оптимистом.

Весной запахи сирени и пробуждающейся природы вызывали наркотические состояния, а прилив сил, вызванных этим состояниям, вызывал иллюзию уверенности в построении собственного счастья. Мне казалось, что я многого достигну. Откуда такой оптимизм при любви к писателям, по крайней мере, не оптимистам. Я и сейчас не могу этого объяснить.

Русская литература одна из лучших в мире. Однако в школе, я так и не смог понять, почему в учебник по русской литературе не включили Пастернака, Ахматову, Есенина, Мандельштама, Бабеля и многих других. Есенин, Ахматова и другие не нравились власть предержащим, другие писатели были евреями.

Влияние на формирование моих вкусов и настоящего постепенного понимания литературы, роль учителя русского языка и литературы была определяющей. Я не заметил, как я перестал читать книги про шпионов и другие примитивные повествования, как перешагнул в мир иностранной литературы. Моими учителями в жизни, продолжившими мое образование в литературе и вылепившими мое мировоззрение, в разные времена моей жизни стали: Раблэ, Экклезиаст, Гашек, Гейне, Нацумэ, Акутагава, Гоголь, Чехов, Шолом-Алейхем, Айтматов, Ницше, Г. Миллер, Ремарк, Фейхтвангер, Уайльд, Книга мертвых, Плутовские повести, Твен (Таинственный незнакомец), Булгаков (Собачье сердце) и многие, многие другие.

И источником моего понимания и вкуса были уроки русского языка. Мне тогда показалось, что я впервые понял русский язык, почувствовал его музыку, которая в дальнейшем помогла мне достаточно грамотно писать на нем, забыв большинство правил правописания.

Однако из класса в класс в русской литературе кочевал от писателя к писателю образ лишнего человека. Это был человек на голову выше по интеллекту, окружавших его представителей общества. Мучаясь от недоразвитых представителей этого общества, и от идиотизма условностей, созданных этим обществом, этот лишний человек все же зачастую придерживался условностей этого общества и созданным им правилам игры в жизни.

Некоторые пытались бежать от этого общества. Но эти попытки не вызывали у меня уверенности и оптимизма в правильности принятого решения. Убежать от такого общества невозможно на планете Земля. В разных странах говорят на разных языках, но общество подобное тому, что было описано в литературах разных стран (более или менее талантливо) всюду одинаково и живет по законам своих антиинтеллектуальных членов.

Лишних людей в советский период жизни было значительно больше, чем в царское время. Законы жизни, усовершенствованные выразителями интересов пролетарских масс, были еще более лживы, чем в царском обществе.

Число лишних людей растет с каждым днем во всех странах мира. И это хорошая была бы тенденция, если бы она периодически не прерывалась периодами массовой деградации, превращая саму форму общественной жизни в подобие маятника, совершающего периодические колебания. Все это не вызывает оптимизма.

Да разве могут люди, подавляющее число которых в мире, мягко говоря, не очень развиты, придумать что-либо лучшее, чем демократия или тоталитаризм. Человечество в массе своей жадно, глупо и мерзко.

Когда мы учились в 10 классе, Зинаида Евгеньевна заболела тяжелой формой рака. В те годы это был приговор. Она ездила лечиться в Харьков, вернулась после операции на работу в школу, приняла у нас экзамен на аттестат зрелости, приняла участие в выпускном вечере. В тот вечер на ней было платье, прекрасно сидевшее на ней. Она красиво танцевала и запомнилась мне какой-то мягкой и красивой. Она зародила во мне способность мыслить, не поддаваясь очарованию глупости партийной прессы. Она дала мне еще многого того, что раз и навсегда прервало во мне все зачатки попугайского развития, дремлющие в каждом человеке и расцветающие в нем по мере его передвижения по жизни.

Это были не просто литературные образы Онегина, Печорина, Чацкого и других, так и не вписавшихся в высшее общество; или Россия Гоголя, Россия ревизора и мертвых душ, сохранившаяся практически без изменений и в наше время.

Зинаида Евгеньевна привила нам способность самостоятельно оценивать любое прочитанное и услышанное, независимо от того, кем оно написано и кем сказано. Она научила нас самому ценному – самостоятельно мыслить.