Текст книги "Уравнение Куфу"

Глава 13

Сейшельские острова. Виктория, 14:00 дня

Жан-Пьер сидел в небольшом кафе на базарной площади. Столики были вынесены на террасу и, усевшись за один из них, он мог еще раз взвесить принятое решение.

Строгое английское здание собора Святого Павла, расположившееся в начале бывшей Ройял-стрит – ныне авеню Революции, и католический собор Непорочного зачатия, между которыми приютился старый торговый центр, навевали на Жан-Пьера необычайно грустный сплин.

Торговый центр, в прошлом состоявший из сплошных рядов китайских и индийских лавок, ныне потеснился несколькими современными супермаркетами. В них и направилась супруга Пьера – Люсьен Эманеску. Жан-Пьер сослался на головную боль. Разумеется, это была ложь. Люсьен отсутствовала около часа, и этого было достаточно, чтобы он успел встретиться с местным представителем криминального мира. Теперь в глубине его барсетки лежал купленный револьвер. Кто предупрежден, тот вооружен.

По плану Люсьен сегодня вечером, в одиннадцать часов, его должны убить. Кристиан, сообщник Люсьен, легким росчерком ножа перережет Пьеру горло. Как овце. Как чахлой и дурной овце.

Сценарий Люсьен оригинальностью не отличался, скорее, наоборот – был по-дилетантски бесшабашен и наивен. В половине одиннадцатого вечера она с Пьером спустится в ресторан отеля "Бю-Валлон". Сегодня там выступает непревзойденная исполнительница блюзовых песен Бриджит Нильсен. Потрясающая молодая певица. И свидетелей, наблюдавших, что Люсьен во время убийства мужа слушала блюз восходящей звезды, в ресторане будет предостаточно. Так, по крайней мере, думала Люсьен. В одиннадцать часов вечера она выразит ужас по поводу не выключенного в номере утюга или фена.

Жан-Пьеру придется подняться в номер. Там его и станет поджидать Кристиан, специалист по умерщвлению чахлых овец. А спустя полчаса Люсьен, якобы обеспокоенная исчезновением мужа, поднимется в номер и, обнаружив труп Пьера, вызовет полицию. Далее по сценарию слезы, рыдания над трупом и объяснения в любви, которую она всегда испытывала к Пьеру. Вслед за этим по списку следуют протоколы, дознания, свидетели. Но она пройдет через эту «мясорубку» живой и невредимой. И тогда… ОНА СТАНЕТ БОГАТОЙ, ОЧЕНЬ БОГАТОЙ!!!

Но Жан-Пьер решил внести коренные изменения в сценарий Люсьен. Он не даст ей выйти из номера к одиннадцати часам. Он на время ее оглушит и дождется появления Кристиана. Затем проломит тому утюгом череп и застрелит Люсьен. Купленный на черном рынке револьвер сыграет немаловажную роль, чтобы она встала в очередь к ВСЕВЫШНЕМУ и вытянула билет в РАЙ, если повезет, конечно…

Жан-Пьеру останется вызвать полицию, предварительно вложив в руки Кристиана револьвер.

Он рассчитал все до мелочей и объяснение перед полицией представлял примерно таким:

– Моюсь в душе, вдруг слышу: в комнате выстрел. Выбегаю, а на полу в крови жена. По чемоданам шарит какой-то тип. Подкрадываюсь сзади и опускаю на его голову утюг.

И не забыть предварительно разбросать по комнате вещи Люсьен, намочить волосы и вложить в руку Кристиана револьвер.

Размышления Пьера были прерваны томным голосом подошедшей Люсьен.

– Я не слишком долго, милый? – произнесла она, присаживаясь к нему за столик.

Пьер был готов ее придушить, но заставил себя даже улыбнуться:

– Звезда моя! За время, что ты отсутствовала, можно было вплавь добраться до Африки.

– И чем ты без меня занимался? А ну признавайся, – игриво промурлыкала она.

Жан-Пьер подвинул к себе стакан кокосового сока и втянул через трубочку.

– Сидел и ждал. Здесь прекрасный вид.

– Ну, ты сам виноват, что не любишь ходить по магазинам, – закапризничала Люсьен.

– По мне лучше цемент в порту разгружать, чем с женщиной ходить по распродажам.

Люсьен опустила глаза и, взглянув на Жан-Пьера исподлобья, кокетливо провела пальчиком по его руке.

– Ты не обидишься. Я там такую блузку нашла… Но все деньги, что ты мне дал, я уже потратила.

– Сколько?

– Две тысячи.

– Что? Они в придачу с микроволновкой?

– Нет, но она очень милая. Разве ты не хочешь, чтобы твоя киска была самая красивая? Ну, не будь скупым.

Жан-Пьер Лефевр вынул деньги и протянул Люсьен. Две тысячи с быстротой молнии исчезли в ее сумочке.

– А ты со мной не пойдешь?

– Звезда моя, у меня жутко болит голова. Я подожду тебя здесь.

– Ну конечно, мой милый! Как тебе будет угодно.

Люсьен поднялась и, вихляя бедрами направилась в сторону торговых рядов. Она не могла не знать, что в это время ее мысленно раздевают несколько мужчин усевшихся попить пива за соседний столик. Это ее заводило.

Засранец! Какие мы нежные! Потерпи до вечера. У меня есть для тебя средство от головной боли. Грязная свинья.

Жан-Пьер Лефевр недовольно проводил ее взглядом.

Сучка. В гробу ты прекрасно будешь смотреться в этой блузке. Это твоя последняя покупка.

Он отвел взгляд от бедер Люсьен и сосредоточил его на стакане с соком.

– Дура!

…Пьер плакал. По-стариковски скукожившись, он склонился над бокалом с кокосовым соком и ронял в него слезы. Внезапное осознание того, что он безмерно любит эту женщину и не сможет причинить ей вреда, заставило его расплакаться. Мир, цветной и необъятный, померк и сжался до размеров стакана. Пьер крепко сжимал его в руках, точно боялся потерять и это.

– Это конец! – еле слышно прошептал он.

– Ты прав, братец. Это конец, – ответил ему чей-то бархатный голос.

Пьер оторвал взгляд от бокала. Перед ним – за столиком напротив сидел человек. Мужчина средних пропорций, лет сорока пяти. Но ни его красивая улыбка, ни его белоснежная рубашка не привлекли внимание Пьера. Его заворожили глаза этого человека.

Я их где-то видел.

После навалившегося вдруг молчания, а оно показалось Пьеру бесконечно долгим, первым заговорил незнакомец:

– Когда я встану, ты пойдешь следом за мной. Ясно?

– Да, я пойду за тобой следом, – неожиданно вырвалось у Пьера.

– Ну вот и молодец, – незнакомец лукаво улыбнулся и хитро подмигнул: – Я ведь обещал, что мы встретимся снова.

В глазах незваного гостя промелькнула злая зеленая искорка, и Пьер уже не мог сопротивляться. Когда незнакомец встал из-за стола, Жан-Пьер Лефевр послушно поплелся за ним и только потом вспомнил, где видел эти глаза…

В АЭРОПОРТУ.

Глава 14

ВИКТОРИЯ, 12:03 ДНЯ

Частное сыскное агентство «Голубой коралл» было расположено в первом на авеню Френсиса Рашеля здании – «Виктории-хауз». В нем же находились торговые арки, столичный банк, конторы авиакомпаний и туристических фирм, а также некоторые посольства.

Именно от "Виктории-хауз" начинало свой "отсчет" авеню Френсиса Рашеля, от центрального перекрестка столицы – от того самого, где стоит знаменитая часовая башенка. На север от башенки тянется Длинный пирс, на юг – авеню Френсиса Рашеля, с расположенными на ней супермаркетами, компаниями телекоммуникаций, судебными учреждениями и центром прикладных искусств и ремесел.

Далее авеню Френсиса Рашеля переходит в прибрежное шоссе, которое ведет к международному аэропорту и уходит в глубь острова – к южной его оконечности.

Офис сыскного агентства «Голубой коралл» располагался на втором этаже «Виктории-хауз». И всякий вошедший в него сейчас тут же застал бы детектива Слайкера Ходварда за странным занятием.

На письменном столе, за которым сидел детектив, в странной россыпи лежали игральные карты. Ровно тридцать шесть, изготовленные по специальному заказу Бреда и Слайкера одним китайским карточным мастером – каждому по колоде.

Идея изготовления этих колод пришла к друзьям во времена прохождения службы в подразделениях морских котиков армии США. Каждая карта имела особое, фосфоресцирующее в темноте покрытие, а на ощупь ее масть и степень иерархии с легкостью мог определить и слепой.

Система общения карточным способом позволяла им разговаривать в совместных операциях на значительном расстоянии даже ночью. Здесь были и свои минусы, но в основном идея оправдывала себя: в случаях, когда работали радиоперехватчики, когда нельзя было даже чихнуть и когда сами слова были лишней тратой времени. Привычка общения картами настолько сильно вошла в жизнь двух друзей, что даже в обычных условиях они неделями не произносили между собой и слова. Карты мелькали в их руках так виртуозно и быстро, что им мог позавидовать любой карточный игрок высшего класса. Но со времен, когда они покинули подразделение морских котиков, утекло много воды, и теперь друзья пользовались картами лишь в особых случаях.

Вся соль карточного общения заключалась в том, что понять его дано было только человеку посвященному. Каждая карточная масть закрепляла за собой тот или иной смысл. "Пики" предупреждали о роде опасности. "Трефы" информировали о движении. "Бубны" отвечали за цифровую информацию. А "черви" выступали в качестве дополнительного элемента к первым трем мастям.

На первый взгляд система была до банальности проста, но она требовала от человека мгновенной реакции, наличия гибкого ума и хорошей памяти. Эти три фактора для друзей в боевых условиях были гарантом стопроцентного успеха, не говоря уже о самой жизни.

Однако в данный момент для Слайкера эти карты имели другую значимость.

Распахнувшаяся внезапно дверь заставила поднять детектива голову. На пороге с папкой в руках появился начальник убойного отдела Бред Ли. Он прошел в комнату и сел за стол напротив.

– Надеюсь, ты понимаешь, что в иной ситуации я бы к тебе не обратился, – произнес он, не вынимая изо рта сигарету. – У меня свои наработки, но я могу что-то упустить.

– Давай без соплей. Рассказывай, что накопал.

Детектив включил стоявший на столе кофейник и подвинул комиссару Ли пепельницу.

– Ну, во-первых, установлены личности убитых, – Бред Ли стряхнул пепел с сигареты. – Первым, как и предполагалось, оказался владелец дома Джордано Круфо. Вторым – некий мексиканец по имени Сальваро де Бальбоа. Джордано работал в банке «Короли рифов» начальником охраны. Сальваро же являл собой круги местного криминала.

Бред Ли сделал паузу и продолжил:

– Но самое интересное впереди. Некий мальчишка, буквально час назад, принес интересный пакет как завещание истерзанного итальянца. В нем магнитофонная запись и компьютерный диск.

Слайкер вытянулся над столом:

– И что в них? Расшифровали?

– Да. Из разговоров, записанных на пленку, стало очевидно, что покойный Джордано со стороны некоего Крейса Митчелла и уже упомянутого Сальвадора де Бальбоа подвергался шантажу. Джордано любил вскрывать сейфы состоятельных господ и в знак молчания от него требовалось выкрасть у некой Жаннет Кришелье компьютерный диск, копия которого и прилагалась к магнитной пленке. Крейс Митчелл еще этой ночью улетел в Таиланд. На его поиски я подключил Интерпол.

Детектив покачал головой:

– Мне с трудом верится, что Крейс Митчелл – потрошитель. Я подозревал, чем он занимается, но никогда не трогал. Запасной патрон никогда не бывает лишним. Крейс – мастер по части юбок, но чтобы такое – не поверю.

Слайкер выключил закипевший кофейник и, налив два кофе, один протянул другу.

Комиссар сделал глоток.

– Разделяю твое мнение, тем более что первое убийство было совершено в 23 часа 40 минут, а второе ровно через сорок минут, то есть в 20 минут первого ночи. Соседи слышали душераздирающие крики. Но в двадцать минут первого ночи Крейса Митчелла видели в аэропорту, что начисто снимает с него обвинение в убийстве. Но и это еще не все. Нашелся более смелый свидетель, утверждающий, что когда прекратились крики, из дома Джордано вышел человек, по приметам не похожий на Крейса Митчелла. В настоящее время составляется фоторобот этого человека.

– Что на диске?

– Ерунда какая-то. Линии, круги. Кстати, вот диск, – вынул из кармана и протянул Слайкеру. – Сейчас я направлю своих ребят к Жаннет Кришелье. Пусть выяснят, что к чему.

– Нет, к ней я пойду сам, – отрезал детектив. – Твои ребята грубы в подобных случаях. Здесь нужна тонкая работа. Адрес.

Бред Ли подвинул Слайкеру толстую папку:

– Здесь вся информация.

Слайкер вынул из недр стола крекеры и протянул другу.

– Еще что-нибудь странное происходило? Комиссар Ли пригнулся ниже и шепотом заговорил:

– Сегодня через час после нашей встречи в мусорном баке за коммерческим банком, в котором работает Жаннет Кришелье, был найден труп мужчины. Полностью обезвожен и обескровлен. Мумия, одним словом. В его карманах не обнаружено никаких документов, но на воротничке сорочки вышито имя – Мишель Арно. Я отправил в Париж запрос на этого человека. Только это секретная информация. Общественность подобного шока больше не переживет.

– Уже не секретная, – Слайкер отрицательно покачал головой. – Эту информацию я получил еще в десять часов. Более того, я тут кое-что накопал.

– Кто слил тебе эту информацию?

– Не имеет значения, ты должен был сразу мне позвонить. Так вот, наша мумия – покойный Мишель Арно жил в Париже, имел ученую степень доктора археологических наук. Объявлен в розыск. Официально, он просто убийца. Теперь же совершенное якобы им преступление полностью совпадает с постигшей его участью. Так же, как и Мишель Арно, его горничная была обезвожена и обескровлена. Лицо Бреда стало еще мрачнее:

– Кажется, понимаю, какими каналами ты пользуешься. Слайкер сделал глоток кофе и закинул печенюшку в рот.

– Да ты угощайся.

На лице Бреда возникла кислая мина. Печенья ему явно не хотелось. Его карьера висела на волоске, потому что не сегодня-завтра все воздушные рейсы будут забиты до отказа. Паника, словно вирус, проникший в сознание, обратит туристов в бегство. А для экономики страны, доходы которой в основном базируются на туризме, это убийственно.

– Взгляни сюда, – Слайкер обратил внимание друга на разложенный перед ним пасьянс.

На столешнице в один ряд лежали четыре червонные карты: валет, дама, король, туз.

– Представим, что валет – это археолог Мишель Арно, дама – его жертва. А король и туз – это мексиканец Сальваро де Бальбоа и итальянец Джордано Круфо, – Слайкер вынул из колоды пикового туза и расположил сверху, посередине четырех карт. – Подозреваю, что пиковый туз и есть палач всех четырех жертв. Но как это объяснить? Кто этот пиковый туз?

– Слушай, у меня голова кругом. Чувствую, в твоем рукаве завалялся козырь. Выкладывай.

Слайкер знаком руки дал понять Бреду Ли, что требует тишины.

– Возможно, сейчас мы получим ответ на главный вопрос. Кто и зачем, – произнес он, протягивая к телефону руку. Включил громкоговорящую связь и набрал номер своего парижского друга Хэнка Диккенса. За истекшие полтора часа он звонил ему во второй раз. Тот проводил третью часть своей жизни, вися на телефоне, практически знал обо всем, что происходит вокруг, и неплохо на этом зарабатывал. И Слайкер бы нисколько не удивился, если бы вдруг выяснилось, что Хэнк прибинтовывает на ночь телефонную трубку к голове.

– Слушаю, – прозвучал из громкоговорителя мягкий, слегка женственный голос.

– Спасибо за информацию. Пополнение есть?

– А, это ты! – томно простонал Хэнк, явно путая деловой разговор с сексом по телефону. – Я в вечном долгу перед тобой. Нет такой информации, которую нельзя было бы купить, – казалось, он вот-вот замурлычет от удовольствия.

– Понял намек, – подхватил Слайкер. – Выкладывай, не тяни резину.

– Насчет денег я пошутил. Всегда буду помнить, как ты спас мою шкуру. Но, понимаешь, в чем дело… – голос Хэнка стал хриплым и грустным, словно в мембрану его трубки засыпали горсть песка. – Если ты стоишь, сядь. То, что я тебе расскажу из области метафизики. Идет Охота на Зверя!

Глава 15

Крепфол Сьюн к рейсу в Таиланд успел вовремя, но в Бангкоке ему еще предстояло успеть к рейсу на Сейшелы. «Боинг-747» находился в воздухе уже час.

Крепфолу Сьюну было пятьдесят пять лет, ростом он выдался небольшим, а телосложением средним, какое бывает у людей, не злоупотребляющих жирной пищей и спортивными тренажерами. В жилах этого человека текла азиато-арийская кровь, но сознание его было пропитано духом космополитизма.

Крепфол Сьюн никогда не улыбался, а если это и происходило, то лишь тогда, когда чистил зубы. Высокий лоб этого человека был испещрен траншеями глубоких морщин, но гораздо глубже был его разум – разум, впитавший в себя опыт и печаль сотен человеческих судеб. Его рано поседевшие, коротко стриженные волосы также говорили о том, что он многое повидал и многое пережил. Но печать трагизма читалась и в его черных, как два куска блестящего обсидиана, глазах – в глазах со сфокусированными на переносицу тяжелыми бровями и зрачками, излучающими укор и сильную волю. А от скошенного мощного подбородка по правой стороне его жилистого лица к самому уху тянулся глубокий алый рубец – БОЛЕЗНЕННОЕ НАПОМИНАНИЕ О ПОСЛЕДНЕЙ ВСТРЕЧЕ СО ЗВЕРЕМ.

Крепфол Сьюн был пилигримом, повидавшим множество стран и народов. И в какие бы обстоятельства он ни попадал, с кем бы ни говорил, он всегда проповедовал БОЖЬИ ЗАПОВЕДИ. Он помогал людям не только добрым советом и искренним сочувствием. Он принимал в судьбах людей прямое участие, ему не были чужды ни материальная помощь, ни физический труд. Но люди не всегда его понимали – потому что в их душах ЗВЕРЬ уже взращивал семена НЕНАВИСТИ, НАСИЛИЯ и СТРАХА.

Крепфол Сьюн занял кресло у окна. Ему казалось, что, лаская взглядом раскинувшиеся под лайнером облака, он становится ближе к богу. Десятидюймовый белокаменный крест, висевший у него на груди, был зажат в левой ладони. Древнее пророчество, выгравированное на белом камне в емкий иероглиф, жгло руку. А у самого сердца под складкой сутаны лежала одетая в кожу буйвола небольшая книга.

Облака, проплывавшие под авиалайнером, притягивали к себе взор пилигрима, они уносили его мысли в прошлое двухдневной давности, в Париж – в город, где и началась его миссия.

В загородном парижском доме Мишеля Арно – археолога, члена Парижской академии наук – Крепфол Сьюн бывал не впервые. В парадной гостиной, выполненной в стиле эпохи Ренессанса, у ближайшей стены всякого гостя первым делом встречали две каменные горгульи. Цепляясь когтями в обе стороны камина и ощерив черные грозные пасти, они точно напоминали избитую фразу: «Будь как дома, но не забывай, что ты в гостях». На стенах, отделанных панелями темного дерева, висели наборы старинного оружия и доспехов. А многочисленные полки были забиты атрибутами древнейших цивилизаций Центральной Америки, Мексики и Египта. Статуэтки и маски ацтеков и майя мирно соседствовали с бронзовыми фигурками царей и украшениями, привезенными из Долины Царей.

И каждый раз, прикасаясь к «осколкам истории» древнейших цивилизаций, Крепфол Сьюн испытывал необъяснимый трепет, словно в лицо ему дышала сама вечность. Иногда ему казалось, что он видит фрагменты жизни людей, живших в ту эпоху, слышит их голоса. Он мог полчаса стоять у какой-нибудь безделушки, переживая отголоски чей-то жизни.

В тот роковой день, следуя за хозяином дома сквозь лабиринты «осколков истории», Крепфол Сьюн подошел к его рабочему столу. По обыкновению они рассаживались в креслах друг против друга, пили зеленый чай и в спорах рождали истину. И только после все этого, соблюдая устоявшийся годами ритуал, пересаживались в жесткие стулья за письменный стол, и их беседа плавно переходила к осмотру новых «трофеев». В эти редкие моменты лицо Мишеля Арно осеняла улыбка.

И по тому, как Мишель Арно, нарушая ритуал, предложил сесть сразу за стол, Крепфол Сьюн понял, что произошло что-то очень важное.

– Я очень рад видеть вас в своем доме, любезнейший, – произнес Мишель Арно.

– Взаимно. Как Ваше здоровье?

– Полон сил, друг мой! Не сочтите за неуважение, что не предлагаю Вам чаю. Мы попьем позже. Но сегодня я пригласил Вас не для светских бесед и не для того, чтобы исповедоваться в грехах. Не мне Вам рассказывать, что археология – моя единственная женщина, моя страсть… Впрочем, перейду сразу к делу.

Мишель Арно выдвинул ящик стола и извлек на свет небольшой деревянный ларец. Расписанный по гипсовой грунтовке, он по своей тонкости и сочетанию красок напоминал лучшие образцы иранской и индийской миниатюры. На крышке ларца пилигрим успел заметить изображение сцен царской охоты, а на боковой, близкой к нему стенке – фараона на колеснице, поражающего в сражении азиатов.

Избегая предисловий, профессор тут же распахнул ларец и выложил на стол странный предмет. Этот предмет уже при первом визуальном контакте заставил Крепфола Сьюна податься вперед и взять его в руки. Это был белый крест, десять дюймов в длину, два в поперечнике, полдюйма в толщину. Судя по тому, что на нем отсутствовал косой поперечник, пилигрим поспешно пришел к выводу, что крест католический. Но, приглядевшись, он понял, что ошибался вдвойне. Сверху вниз, по вертикали тонкой змейкой в три ряда струились иероглифы. Многолетнее общение с профессором научило Крепфола Сьюна более-менее разбираться в письменах тех или иных цивилизаций, и сейчас он мог однозначно сказать, что это древнеегипетские письмена.

– Этот крест не имеет никакого отношения…

– Ни к православию, ни к католицизму, – мгновенно подхватил его профессор. – Этот крест настолько загадочен, что я не в состоянии определить хотя бы приблизительно его дату происхождения. Судя по иероглифам, можно было бы предположить, что он относится к 4 веку до нашей эры, но… – Мишель Арно многозначительно поднял указательный палец. – Я так и не понял, из чего он сделан, в таблице Менделеева отсутствуют эти элементы. Радиологический анализ ничего не показал. Приборы либо зашкаливают, либо выходят из строя. Его даже рентген не просвечивает.

– А надписи? – затаив дыхание, спросил пилигрим.

– Их я смог расшифровать. И здесь вас, любезнейший, ожидает второй сюрприз.

Мишель Арно взял со стола расшифровку и прочитал:

«Человече, придет время собирать камни, но когда последний, третий камень будет у ног Зверя – не дай ему открыть Врата СЕТА. Пронзи сердце Зверя клинком, что в руках твоих».

От услышанного у Крепфола Сьюна перевернулось что-то внутри, но впереди его ждало куда более сильное потрясение.

Легким нажатием на крохотный рубин, спрятавшийся где-то сбоку, Мишель Арно отсек нижнюю часть креста, оказавшуюся ножнами. Теперь в руках профессора пилигрим увидел клинок, и ему стало понятно, почему верхняя часть креста имела заостренную, с углублениями для захвата руки форму. Поперечник же креста в этом случае уже играл роль эфеса. Стрелообразное жало клинка заметно расширялось к рукоятке, кроме того, подобно боевому ножу, оно имело двухстороннюю заточку и кровостек, а для уменьшения демаскирующих бликов его поверхность была матирована. Длина клинка составляла семь дюймов, а ширина полтора.

Мишель Арно возбужденно продолжил рассказ:

– Материал, из которого изготовлен клинок, мне также не известен. Такого в природе просто не существует. Он прочнее дамасской стали, а допуск зазора между ножнами и эфесом не превышает одной сотой толщины человеческого волоса.

Зрачки Крепфола Сьюна от удивления расширились. До него вдруг дошло, о каких камнях говорят иероглифы.

В Саудовской Аравии, в Мекке – центре исламской религии, расположен священный храм Кааба. В северо-восточный угол этого храма снаружи вкраплен знаменитый Черный камень, имеющий не более 7 дюймов в диаметре. К нему прикасался сам Мухаммед, и реликвия эта почиталась еще задолго до него. Никакой другой предмет не удостаивался столь долгого почитания. Кааба всегда накрыта черным покрывалом, за исключением того места, где находится Черный камень.

По преданиям, этот камень первоначально был ослепительной белизны, но от прикосновения грешников стал тускнеть и вскоре почернел. История гласит, что ангел-хранитель Адама после грехопадения своего подопечного и был обращен в этот камень. Со дня основания храма пролетали века, Кааба много раз разрушалась от пожаров, наводнений, землетрясений и нечестивых рук, но ее всегда восстанавливали в первоначальный вид. Разрушался и сам Черный камень, но серебряная оправа, в нем скреплявшая трещину, словно вещала за него:

БЫТЬ МОЖЕТ, Я И НЕ ВЕЧЕН, НО ВЕЧЕН СВЕТ ОТ МЕНЯ, ИДУЩИЙ СКВОЗЬ ПЫЛЬ ВЕКОВ К ВАШИМ СЕРДЦАМ!!!

И произошло землетрясение, и был Черный камень препровожден в безопасное место…

И ИСЧЕЗ КАМЕНЬ, СЛОВНО В ВОДУ КАНУЛ.

– Неужели это Он? – выдохнул Крепфол Сьюн. – Ты слышал, что в Мекке из храма Кааба бесследно исчез Черный камень?

Мишель Арно покачал головой:

– А в Иерусалиме в Храме Гроба Господня пропал другой камень. Там прямо напротив входных дверей, на расстоянии нескольких шагов, на полу лежала плита из бледно-розового мрамора – камень Помазания, на который для умащения ароматическими составами перед погребением было уложено снятое с креста тело Христа.

Пилигрим чуть опустил глаза.

– Как к вам в руки попал этот клинок, где вы его нашли?

– Три дня назад в Египте я провалился в пещеру… – профессор опустил в ларец руку и, точно факир в предвкушении аплодисментов, выждал паузу. – Кроме того, что Вы уже видели, там я нашел и это.

Мишель Арно вынул из глубин ларца небольшую, размером с карманный разговорник книгу и положил перед пилигримом.

– В ней не меньше загадок. Двести страниц символов, ранее никогда и нигде в истории не встречавшихся. Книга хранилась в таких условиях, что по всем законам она должна была превратиться в труху. Но выглядит так, словно вчера вышла из-под типографского станка. Обложка сшита из кожи буйвола серебряными нитями, и анализ красок ничего не дал. Все буквы, если их можно таковыми назвать, выжжены лазером или чем-то еще. Я не смог расшифровать ни одного символа, и предназначение самой книги мне не понятно, – профессор вздохнул и продолжил: – Эти находки в совокупности чрезвычайно важны, они указывают на настоятельную необходимость основательно пересмотреть наши фундаментальные понятия о природе человека и природе реальности. Что есть время? Что есть прошлое и настоящее. Почему они пересекаются в одной точке? Эти два предмета я нашел в пещере, в которую нога человека не ступала более двух тысячелетий. Но наши находки, в особенности кинжал, относятся ко времени нанотехнологий, которых еще и в помине нет.

– С вашего позволения… – произнес Крепфол Сьюн, наливая из графина воды полный стакан. Из-за пересохшего от волнения горла он выпил его залпом. – Я не верю в простые совпадения. Где-то должен быть третий камень…

– Я не слышал о таком, но именно по этой причине я и вызвал вас. Вы двадцать лет бродите по свету и проповедуете заповеди Божьи. Вы пересекли пешком не один континент, вы в трудную минуту помогали отчаявшимся и словом, и делом. И никому, кроме вас, я не мог бы доверить эту тайну. Мне было предназначено найти, вам – довести дело до конца. Теперь эти два предмета ваши.

– Почему именно я? Почему вы не обратились к представителям официальной церкви?

– Я им не верю. Один такой моего внука развратил. Я вам верю. Вы от Бога! Вы лишены религиозных догм и стереотипов. Вы представитель старого духовенства, а это особая духовная культура, в которой сочетаются воспитанность и мудрость природная.

– Благодарю за признательность, – воскликнул Крепфол Сьюн. – Мне очень горестно осознавать, что дьявол проникает и в наши ряды.

Крепфол Сьюн с трепетом осмотрел клинок и книгу. Затем, крепко прижав к груди, произнес:

– Я доведу это дело до конца. Будьте уверены.

– Благодарю вас, друг мой, Располагайтесь в моем доме. Все, что захотите, к вашим услугам.

В эту ночь сознание пилигрима, внезапно затопленное чувством абсолютного страха и тревоги, заставило его тело проснуться. Тошнотворный запах пережженного марципана сообщил Крепфолу, что в комнате он не один. Не вставая с постели, он протянул руку и включил торшер. У подножия кровати стоял профессор. В его сверкнувших дьявольски зеленым огнем глазах читался недобрый знак. Голубоватая сталь ятагана, что поблескивала в его руках, заставила пилигрима съежиться, а секундой позже, схватив под подушкой крест и фолиант, он скатился с кровати.

О том, что ятаган его зацепил, Крепфол Сьюн понял по стекавшейся по щеке струйке крови. Шок заблокировал боль, нагнетая все усиливающееся чувство страха.

– Тебе не стоило приезжать сюда, пилигрим, – прошептал профессор, обходя кровать.

По телу Крепфола пробежали мурашки. Зверь овладел телом профессора, промелькнуло в его голове. И гораздо раньше, чем эта мысль промелькнула, его рука уже отсекла ножны креста, обнажая тонкое смертоносное жало.

Пилигрим увидел, как дьявольская сущность, завладевшая телом профессора, в двух шагах остановилась и, взмахнув ятаганом, открыла в пространстве зияющую червоточину-воронку. Завихрившийся поток воздуха мгновенно всосал в открывшийся портал подушку и простынь. Покачнувшийся же торшер отбросил зловещую тень Сущности, но устоял на месте.

– Я пощажу тебя, Крепфол, единственного из всех, кто вставал на моем пути, – прошипела Сущность. – Я оставлю тебе жизнь. Брось крест и книгу в эту воронку.

– Изыди, вон, нечистая сила, – закричал пилигрим, интуитивно вытягивая перед собой фолиант. Червоточина-воронка свернулась в пространстве, и по комнате прокатилась энергетическая волна, оттесняя Сущность к окну. Пилигрим вскинул над собой жало клинка.

В сердце. Непременно в сердце.

Одно мгновение в сознании пилигрима происходила внутренняя борьба.

Убив Зверя, я убью друга.

Однако тело его, опережая мысль, рвануло вперед, рассекая клинком воздух.

Уклонившись, Сущность вскочила на подоконник и, увлекая за собой фейерверк разбитого стекла, скрылась в ночи. Ее грозный рык с каждой секундой утопал в глубине сада все глубже и глубже, но до слуха пилигрима успели долететь последние слова:

– Я буду ждать тебя в аду, Крепфол. Непременно.

Крепфол прикоснулся к окровавленной щеке, боль заставила вспомнить, что он еще жив и все это не сон. Он вышел в коридор и, пошатываясь, забрел в ванную комнату. Посмотрел в зеркало. Вдоль правой стороны лица, от уха до подбородка, тянулась ножевая рана.

Крепфол включил воду и, потянувшись к крану, отдернул в ванной занавеску. Оттуда, со дна, облаченная в платье горничной, на него смотрела мумия, обезвоженная и обескровленная. Уже позже, следуя по пятам Зверя, он поймет, что таким образом, заметая следы, тот меняет тела.

Крепфол вернулся в комнату, сел на кровать. Хотелось упасть в нее и заснуть. Забыть и от всего убежать. Ощущение навалившейся вины разрывало ему сердце. Теперь он понимал, что переоценивал свои силы, в первый раз за все время. Было много вопросов, и ответов на них он не знал. Внезапно посетившее чувство апатии заставило его схватить фолиант.

Разорвать и послать все к черту. Бесконечная борьба добра и зла. Зерна от плевел. Пепел от жизни. Плевать, да хоть чума бубонная. Что я могу один сделать, если ничего в этом мире не меняется.